«Мастеру Мартину помогали такие искусные и прилежные подмастерья, как Меланхтон (главный советчик в греческом языке), Аурогаллус (преподаватель древнееврейского в Виттенбергском унивеситете), Круцигер ( специалист по халдейским парафразам Ветхого завета), Бугенхаген (знаток латинской Вульгаты) и целая группа менее заметных теологов. Законченное издание было оснащено многочисленными комментариями и иллюстрировано Лукасом Кранахом Старшим». Чего стоил этот титанический труд, можно представить, читая предисловие Лютера к Книге Иова: « за четыре дня сумели осилить едва три стиха Читатель не подозревает, какие пни и колоды лежали там, где он нынче шагает, словно по струганным доскам, и как мы потели и трепетали, убирая эти пни и колоды с его пути».
Дабы легко шагалось немецкому читателю, Лютер германизировал библейский текст. Читаем у Эриха Соловьёва:
«Иудея была перенесена в Саксонию, а дорога из Иерихона в Иерусалим проходила тюрингскими лесами. Моисея и Давида вполне можно было спутать с Фридрихом Мудрым и Иоганном Фридрихом».
Да и сам Лютер писал: «Я попытался сделать Моисея до такой степени немцем, чтобы никто и заподозрить не мог, что он еврей». И Лютер сумел вдохнуть в библию германский дух. В другом месте у Лютера: «Первопричина того, что я смог найти ясный и чистый немецкий, в моих помощниках-переводчиках. Часто случалось, что мы по две, три, четыре недели искали одно-единственное слово».
Отзыв восторженного «лютеранина» Генриха Гейне: «Каким образом Лютер дошёл до языка, на который он перевёл свою библию, остаётся для меня по сей час непостижимым».
И Гейне, и Гёте, и Шиллер писали на языке, основы которого заложены в библии Лютера. Но, пожалуй, главная ипостась ЛютераПастырь. Пастырь от Бога, чувствовавший на себе ежеминутно взгляд Христа. Несший ответственность за души и грехи тех, кто доверился ему. И если проповедника судят по словам, но Пастырь складывается делами и поступками его.
Припомним фургон монашек. Другой бы письмо от Катарины выкинул, не дочитав до конца. Попались в монастырь, там и сидите. Лютер же затеял авантюру, которая могла окончиться не столь благополучно. Другой случай. Лютер узнал, что один из преподавателей айзенахской школы остался без средств к существованию. Ну и ладно, можно это известие мимо ушей пропустить. Мало ли кто милостыню просит на старости лет. Лютер же пошёл к курфюрсту и выбил для старика что-то вроде пособия. Мартин не понаслышке знал, что такое просить милостыню в Айзенахе.
Для Пастыря, который от Бога, нет чужого горя. Птенца, выпавшего из гнезда, раненую животинку, тянущего ручонки человеческого детёныша пытается он прижать к себе, вдохнуть силы в живое существо, поставить его на ноги.
В 1527 году в Виттенберг нагрянула чума. Магистрат и университетское начальство сбежали. Лютер остался в городе помогать лекарям. Никакой работы не гнушался, принимал последние исповеди. Своим примером внушал мужество, поддерживал стойкость в беде.
Именно в эти тяжёлые дни им были написаны и слова и музыка известного хорала «Господьнаш надёжный оплот». Хорал в дальнейшем пели все протестанские общины в минуты испытаний.
Господьнаша крепость,
Наш щит и наш меч.
Он избавит нас от страха,
Что терзает нас всечасно
Пусть беснуются демоны,
Алчущие наших душ.
Страх нам неведом,
Мы победим!
Энгельс писал: «Лютер вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка, создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию проникнутого уверенностью в победе хорала, который стал «Марсельезой» XVI века».
И последнее земное дело Лютера. Зимой, уже хворый, поехал в Айслебен примирять братьёв-графьёв. И ведь не «Мерседес» за ним прислали, дорога зимняя, тяжкая. Кончилось тем, что заболел и навсегда закрыл глаза там, где впервые увидел Божий свет.
Незадолго до этого сделал свою последнюю запись:
«Чтобы понять буколики и георгики Вергилия, надо пять лет прожить пастухом или поселянином; чтобы по достоинству оценить письма Цицерона, надо двадцать лет быть чиновником крупного государства. Священное же писание не может в должной мере оценить тот, кто в течение ста лет не правил церковью пророков Мы нищие. Воистину это так!»
Перед этим откровениям постоим молча, как перед величественной вершиной А теперь дерзнём его дополнить: чтобы вполне понять и по достоинству оценить гётевского «Фауста», нужно не только в совершенстве знать немецкий язык, нужно с рождения жить в Германии и быть немцем
Через несколько месяцев после смерти Лютера нагрянул с войском
Карл V. Ранее всё ему было недосуг: воевал то с султаном турецким, то с королём французским. Франциска I как раз в год женитьбы Лютера Карл V разбил в битве при Павии и взял в плен. Позор закончился выплатой двух миллионов золотых экю и четырёхлетним пленом двух принцев. Одним из которых, как мы с Вами уже знаем, был будущий король Генрих II, за любовными утехами которого подглядывала в дырочку его законная жена Екатерина Медичи, которая была внучатой племянницей папы Климента VII, который прилежно склонял свой слух к щебету воробушка Фиренцуола, который был соотечественником Франческо Гвичччардини, который родился в один год с Мартином Лютером, который женился на Катарине фон Бора.
И раз уж мы пришли к жене Лютера таким исторически-извращённым образом, скажу Вам, что одной жилось ей тяжело, и прожила она без мужа недолго. Умерла в результате несчастного случая, а перед смертью сказала: «Я приникну ко Христу, словно иголка, которую втыкают в пальто».
Явление в Саксонию Карла V многого католикам не дало, хотя мечом помахал император изрядно и страху нагнал. «Добрые» католики предлагали императору откопать прах архиеретика Лютера и сжёчь хотя бы кости. Но Карл сказал: «Я воюю с живыми, но не беспокою покой мёртвых».
Закончим так: ни огонь, ни меч уже не могли победить идеи Реформации. Лютеранская церковь в Германии была вскоре признана наравне с католической. И это ещё одна победа Лютера, за которую великому Реформатору положен орден (посмертно).
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-25-
Приветствую Вас, Серкидон!
Дёрнул меня чёрт выпить кофе, сознание накренилось, и выплеснулась следующая мысль: а ведь можно было продолжить брачно-благостное писание парой «Абеляр-Элоиза» и занырнуть аж в двенадцатый век. К тому же национальный ассортимент обогатился бы французской парой, а то всёнемцы да русские Ну, это кабы не погорячился Ваш письмоштампователь и не предъявил этих супругов ранее
Ныне, когда сознание прояснилось, понятно стало: кофе мне вреден. Во-первых, что сделано, то сделано, что отправлено, того не вернуть; во-вторых, писать о столь набожных и благочестивых людях под шапкой «Муж и женаодна сатана» есть форменное кощунство; в-третьих, результативная часть жизни каждого из супругов (возьми что Абеляра, что Элоизу) прошла без помощи и влияния второго участника брачных отношений. А мы с Вами, Серкидон, речь вели о людях, которые долго жили вместе, которые терпеливо рука об руку шли по жизни и терпеливо выстраивали здание брачного союза. Супруга кирпичик подавала, а муженёк его укладывал.
О ком хотелось бы ещё? Да о многих, но поскольку запал у меня уже не тот, поскольку мне эти женатики поднадоели, позволю себе лишь «накернить» некоторые пары, а глубокой разработкой при желании Вы займётесь сами.
1. Габриэль Гарсия Маркес и его Мерседес. Но не «Бенц».
Они встретились на танцплощадке. Габи, преодолев робость, пригласил девушку на танец. Во время второго танца, уже окончательно влюбившись, юноша сделал предложение руки и сердца. Скромно и скудно, просто взял и брякнул: «Будь моей женой». Девушка ответила: «Папа говорит, что ещё не родился человек, которому я отвечу да». Потом выяснилось, что «невесте» тринадцать лет и ей неплохо бы для начала окончить школу. «Жениху», что пятью годами старше, должно было по жизни определиться, материально опериться и хотя бы немного окрепнуть разумом. Долгой была их помолвка, долго они жили порознь. Это было не «сто лет одиночества», но гораздо дольше, чем хотелось Габриэлю. Он-то хотел раз-дваи в дамки. Но раз-дваи в мамки не хотела Мерседес. И папа невесты так и не свыкся с мыслью, что жених уже народился и что это журналист-голодранец Сладилось кое-как, роман, начавшийся на танцплощадке, закончился свадьбой.
Теперь о другом романе, о том, который Маркес носил в себе с детства. Но одно дело просто носить в себе, другое делоизвлечь. Воплотить на бумаге. Напряжённая работа длилась восемнадцать месяцев. Всё это время Мерседес была и кормильцем, и поильцем, и вдохновителем, и восхитителем. Она поняла, что присутствует, мало тогоучаствует, в рождении чуда. Когда чудо было оформлено в рукопись, супруги пошли на почту. Чтобы отправить бандероль в издательство, не хватило денег. Пришлось заложить фен, утюг и ещё какие-то мелочи. Ныне роман «Сто лет одиночества» уступает в популярности только Библии
Мерседес не по-женски молчалива. Она молчит обо всём, в том числе и о своём браке. Однажды проговорилась. Один из друзей спросил: «Что может помочь прожить многие годы вместе». Мерседес ответила: «Биологическая совместимость, это очень важно. Вы так не считаете?»
Брачное резюме от Маркеса: «За годы семейной жизни у нас не было ни одной серьёзной размолвки. Наверное, потому, что мы смотрим на вещи так же, как и до брака. Семейная жизньдьявольски трудное дело, которое каждый день начинаешь сначала. И так всю жизнь. Живёшь в постоянном напряжении, и порой это так утомительно но тем не менее это стоит того!»
2. Николай и Елена Рерихи.
Они исполнили земное супружество с космической мотивацией поступков. Рерихилюди вселенского мировоззрения. Не случайна запись в бортжурнале Юрия Гагарина: «Неописуемая цветовая гамма! Как на полотнах художника Николая Рериха». Это о Земле из Космоса
Николай Константинович: художник, путешественник, мистик, мыслитель, учёный, просветитель, видный общественный деятель, умница. Свой Путь он знал с детства. У людей обычныхземных и приземлённыхдуша только к середине жизни, где-то сорока годам, кое-как прозревает и начинает озираться по сторонам. Рерих к сорока годам сделал столько, что на несколько жизней хватит.
Елена Ивановна: писатель-мистик, философ, общественный деятель, жена, мать двоих детей, путешественник. Елена Рерих сопровождала мужа во всех экспедициях, в том числе и в тибетскойна лошадях, пешком, в холодных палатках. Болела, нони стона, ни жалобы. «Пульс сто сорок пять, испуганно говорил врач, это пульс птицы». Но она и была райской птичкой, неведомо как залетевшей в наши края. Свои книги Николай Константинович посвящал«Елене, жене, другине, спутнице, вдохновительнице». Писал: «Творили вместе, и недаром сказано, что произведения должны бы носить два имениженское и мужское».
Такое вот сплетение двух имён друг с другом и с Истиной. Когда Николай Рерих ушёл из жизни, Елена Ивановна сказала: «Дух Истины осиротел». О том, как осиротела онапромолчала.
3. АксаковыСергей Тимофеевич и Ольга Семёновна.
Личное отступление. Помню, читала бабушка «Аленький цветочек», потом показала мне фотографию, как она сказала, сказочника. Содрогнулось во мне детское сердце: «зверь не зверь, человек не человек, чудище страшное и мохнатое».
Много лет прошло, прежде чем понятно стало: душу этого человека смело можно уподобить алому цветку, краше которого на свете нет. Теперь, смотря на фотографии Сергея Тимофеевича, всякий раз вижу благородного красавца, потому что смотрю на писателя через призму его произведений. Удивительный, пожалуй, единственный русский писатель, который из родительской колыбели сразу попал в колыбель матери-природы. Взыскательный читатель Иван Сергеевич Тургенев писал: «Если бы тетерев мог рассказать о себе, он бы, я в этом уверен, ни слова не прибавил к тому, что о нём поведал Аксаков»
Да только ли тетерев?! И грач, и жаворонок, и каждая божья коровка, и бабочка крапивница, и жёлтая бабочка, и шмель, и пчела, и все рыбы.
«Так как же пара создалась?» спросите Вы, нетерпеливый. Рассказываю. Суворовский генерал Семён Григорьевич Заплатин при осаде Очакова отбил красавицу- турчанку Игель-Сюмь и женился на ней. В польском походе родилась у них дочь Ольга, которая повзрослев, в свой срок превратилась в красавицу, которую отбил у боевого генерала молодой восторженный поэт. Сначала молодые люди перебрасывались робкими взглядами. Потом держались за руки, глядя друг другу в глаза. Потом он нёсся домой на крыльях любви и по ночам писал Оле стихи. Летом 1816 года молодые люди обвенчались в храме Самсона Столпника за Яузой. Семья получилась крепкой, многодетнойдесять детей родила Ольга Семёновна, не обходилось без потерь, бытовых неурядиц тоже хватало, и денег порой не хватало, но жили в согласии.
Биографы в один голос отмечают: « семья эта, имеющая полное право на название образцовой, была создана больше всего любящим и замечательным характером Ольги Семёновны, её редким тактом, её умом и сердцем, а между тем она достигала этого незаметно, не только не выдвигая себя на первый план, но даже не имея притязаний ни на какое нравственное преобладание, но совершенно естественно, скромно и не заметно исполняя свой долг. Её назначение было сохранять в семье внешний порядок и внутреннюю гармонию. Она вносила в неё тёплый ровный свет»
Примолвим к Сергею Тимофеевичу. Он не только писатель, вдобавок к сему: литературный и театральный критик, видный общественный деятель середины девятнадцатого века. А дети! Константин Аксаков, Иван Аксаков, Веры Аксакова. Звучные имена! Вклад семьи Аксаковых в культурную жизнь России девятнадцатого века ох как весом!
4. Аввакум Петров и жена его Анастасия Марковна, дочь кузнеца.
Если первая книга из серии «ЖЗЛ» Библия, то вторая«Житие протопопа Аввакума, им самим писанное». Писал он, словно просеку в тайге рубилгрозно, шершаво, но с удовольствием: «Занеже люблю свой русский природный язык, виршами философскими не обыкл речи красить»
И стыдно мне стало, Серкидон, я-то при письме зело обыкл приукрасить природный язык то виршами самодельными, то вкраплениями философскими, то мудростями учёными, то инородностями кручёными.
Анастасия Марковна. Ей, как и шекспировской Джульетте, на момент венчания было четырнадцать лет от роду, её Ромео был тремя годами старше. Но если Джульетта отмучалась быстро, то наша Настенька середины семнадцатого века мыкалась долго и сурово. Сказками её не баловали, на пути её были только чудища, только страдания и ни одного аленького цветочка.
Пробуем прочёсть отрывок из «Жития»:
«Таже с Нерчи реки паки назад возвратилися к Русе. Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, кользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на неё набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: «матушка-государыня, прости!» А протопопица кричит: «что ты, батько, меня задавил?» Я пришел, на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: добро, Петровичь, ино еще побредем».
Умел Аввакум жену утешить, ох умел А задуматься: ей-то за что? Не всё ли равно ей, неграмотной, как имя Христа писать? Сколькими перстами креститься? Но так уж вышло: претерпевала заодно с мужем, сражались за веру мужеву.
Аввакум сражался за правоту старой церкви, врагов он своих не победил, но и не сдался им. Не сумев сломить, сожгли его по царёву приказу. Сожгли его палачи за то, что реформы патриарха не признал, двумя пальцами крестился и сына Божьего звал коротко«Исус». Помянём память протопопа-мученика минутой молчанья, и всё на сегодня.
Крепко жму Вашу руку, и до следующих пар.
-26-
Приветствую Вас, Серкидон!
Доложу Вашему Высокопресеркидонству, что по части браков, где супруги жили в возделанной обеими сторонами гармонии, Ваш смиренный письмоподатель иссяк. Остались у меня на заметке только браки не вполне удачные и вовсе неудачные. Ну так этим-то кого удивишь?! Такого добра в любом углу понавалено, поэтому и писать о таком не стану.
А вот о чём подмывает написать, так это о моих обманутых надеждах. Вот это, думал я, пара! Вот это, раскатывал я губу, супербрак! А копнёшь его, э-э-э Дисгармонияво весь рост! Мелочные придирки, непонимание, супружеские кондерплёнсы, брачные импедансы! Про истерики, про ругань умолчу, поскольку это дело нужное, пар выпускающее.