Похоже, тут все упились, сказала одна личность.
Да, местечко тут ничего, освещение хорошее, ответствовала другая.
Если быть справедливым по отношению к Уолтеру, то следует отметить, что его непривлекательная, чтобы не сказать больше, внешность совсем не означала того, что и внутренний его мир был столь же непригляден; если бы заглянуть к нему вовнутрь, то там можно было бы найти и умилостивление, и киот завета, и Шекину, и его душу, облаченную в сверкающую броню, и раны его, омываемые и перевязываемые Альбой-Моргеной, глядящей на солнце, так неудачно заходящее в голубое мелководье... Вздрогнув, Уолтер вернулся от своих грез к реальности и, сбросив с себя уныние, внезапно накрывшее его, словно плащом, произнес первое, что пришло ему в голову:
Semper ibi juvenis cum virgine, nulla senectus
Nullaque vis morbi, nullus dolor...
Госпожа ббоггс, уже успевшая содрогнуться от запоздавшего смешка Отто Олафа, напряженно следила за его продвижением по направлению к горке пудингов на стойке, и когда Отто, добравшись к заветной цели, неожиданно открыл по своему врагу беглый огонь пудингами, то это никого особенно не удивило. Уолтер, однако, легко защитился от этих снарядов, не способных нанести серьезного вреда; один из них он даже изловчился перехватить в полете и тут же съесть, а силы и вместе с ними ярость престарелого Отто Олафа быстро иссякли. Уже к тому времени его кровеносные сосуды были весьма изношены, а вспышка неистовства на свадьбе Тельмы положила начало их быстрого дальнейшего распада, приведшего, как упоминалось ранее, к роковой развязке в результате закупорки одного из сосудов тромбом.
Я поднимаю сей бокал, торжественно произнес Уолтер, отнюдь не пострадавший во время обстрела, но тем не менее ради предосторожности выставивший перед собой руку с бокалом как щит, я поднимаю сию чашу, наполненную до краев великолепным шампанским, от имени и по поручению всех тех, кто здесь присутствует, и всех, кто хотел бы здесь присутствовать, но не смог по причине преклонного возраста, тяжкой болезни или делового свидания, которое уже нельзя было отменить, за тебя, драгоценная Тельма, милая сердцу всех нас, и за вас, господин Шуа, столь любимого Тельмой, а от нашей любви к ней, любимого, как я это чувствую, и нами, и желаю вам, стоящим на пороге блаженства, всех тех свершенийтелесных, земных и всех прочих, которые вы сами себе желаете!
Уолтер бурно поболтал метелочкой в бокале, изгоняя пузырьки, резким движением, словно нанося себе апперкот, поднес бокал к губами и осушил его на две трети.
Я закрываю очи свои, продолжил Уолтер, вперив взгляд этих очей в госпожу ббоггс и ставя бокал зуда, откуда он его взял, и вижу я наших новобрачных на одном из островов блаженных: то ли на Авалоне, то ли у Гесперид, то ли в Атлантиде, не все ли равно, на каком из них, блаженствующих в объятиях совершенной любви, соединенных как Сиамские близнецы, наслаждающихся счастьем пребывания на лоне райской природы. О, пусть та звезда, то светило, та суть их желаний и устремленийне моя звезда, друзья мои, и не ваша, ибо, как говорил Апостол Павел, звезда от звезды разнится в славе, приносит им нескончаемые законные радости!
Уолтер одним махом допил то, что оставалось в бокале.
Да порадует их Гименей своими славными дарами, да поможем мы сохранить счастливые плоды их, отныне и во веки веков! Слонте, как мы говорим по-ирландски!
На этом завершилась речь Уолтера, и окончание ее все собравшиеся признали вполне достойным, учитывая то, какой плохой оказалась сама речь, но поскольку Уолтер оставался стоять на оттоманке в позе оратора, довольного своим выступлением и упивающегося аплодисментами, которыми егоиз вежливостинаградили, Белаква решил, что вот-вот воспоследует продолжение, и даже вздрогнул, когда услышал капризный голос Уны, которую даже малейшее промедление в чем бы то ни было ввергало в страшный гнев и которая явно обращалась к нему с призывом сделать то, что от него требуется, а именно произнести речь, положенную жениху.
Ну, а теперь, попросим господина Шуа... Господин Шуа! Мы ждем! Господин Шуа!
Это гадкое подстегивание привело к тому, что Белаква принял приглашение сказать свое слово со значительно меньшей сердечностью, чем ему хотелось бы. И произнес он свою речь с того места, на котором стоял, и таким голосом, которым он особо хорошо владел.
Ну что ж, правда, вот так, сразу, экспромтом... Прежде всего я хотел бы выразить благодарность госпоже Уне ббоггс, да позволительно мне будет так к ней обратиться, за напоминание, как всегда очень своевременное; господину Драффину за потоки добрых пожеланий, выраженных изящным мейозисом; господину и госпоже, фамилия которых так мило начинается с двух маленьких "бэ", за их щедрость и изобилие угощения; всем подружкам невесты и особо их главе, за столь умелое выполнение всех тех хлопотных обязанностей, которые на них были сегодня возложены; Скырму и Нойцше, которые, как мне радостно видеть, не воспользовались представившейся возможностью, как они это вполне могли сделать; моему другу, шаферу, и вообще отличнейшему человеку, Кэпперу Квину, известному также под прозвищами Малютка и Волосатик, который денно и нощно поддерживал и меня, и многих других, и оформление духовного тела которых, я полагаю, с достаточной долей уверенности можно считать fait accompli; всем служителям церкви, где сегодня имела место быть наша торжественная церемония; аббату Габриэлю особо; и всем тем, кто был столь любезен и нашел время прибыть на церемонию, поприветствовать, засвидетельствовать и прочее, и прочее, и позволить себя вовлечь в круговерть сегодняшних событий. Эле-лё! Жу-жу!
В толпе гостей исследователь Плутарха оказался рядом с физиком, исповедующим самые последние достижения физической науки.
Если кратко подсуммировать, этим он открыл свою глубинную сущность, заявил первый.
Да, этот симметричный двустворчатый мир, глубокомысленно проговорил второй.
Взгляды их встретились, и глаза наполнились слезами.
Если и был какой-то малый шанс того, что речь Белаквы принесет некоторое удовлетворение слушающим, то он, шанс то есть, начисто улетучился оттого, что, как тут же было подмечено, Белаква загибал очередной палец при упоминании очередного человека, которому следовало выразить благодарность. Никто вслух никаких замечаний не высказал, однако же все своим видом и вздохом облегчения, когда он закончил, дали по нять, что они думают по этому поводу. Тельма демонстративно прошествовала к двери в сгустившейся атмосфере молчания и легкого шока, от крыла дверь и закрыла ее за собой, хотя и без стука. Такое независимое проявление неудовольствия выдернуло почву из-под ног Уны, которая вознамеривалась с максимально возможным шумом усесться на свой пуфик как раз в тот момент, когда в ее услугах возникла особо острая нужда, и тем самым проявить свое пренебрежение к невесте.
А вот Квин, напротив, будучи до конца верным своим обязанностям шафера, подскочил к Белакве, готовый исполнять Белаквовы просьбы.
Незаметно выйди из дому, шепнул ему на ушко Белаква, и подгони машину к черному входу, ну к тому, что выходит на проулок Датский.
А тем временем гости, явно чувствуя себя неловко, уже выходили из столовой в гостиную. Уолтер и Отто Олаф, выступая как противники, затеяли какую-то дурацкую игру, вроде пятнашек, вокруг личности Альбы, причем Олаф сразу оказался явно более слабым соперником. Замыкали исходящую процессию Гермиона, расползшаяся в глубоком, как могила, кресле на колесиках, и Джеймс, который толкал кресло сзади. Этот гротескный экипаж затормозил, а потом и вовсе остановился в узком коридоре по причине того, что пассажирка выставила одну ногу и уперлась ею в пол, сделав это по кокетству или потому, что ногу свело, мы этого точно не знаем и предоставляем решать эту загадку самим читателям.
Джим, мои костыли остались в столовой, уведомила Гермиона Скырма.
Джим отправился назад за костылями. Уолтер отступил под прикрытие Гермионы, но Альба отправила Отто Олафа от себя куда подальше. Джим вернулся с костылями, Гермионе, хоть и с трудом, но все же удалось выбраться из могильно-глубокого кресла и взгромоздиться на костыли, а Уолтер тем временем присоединился к Альбе. Так они и стояли в коридоре, все четверо, обсуждая то да сё, способы и пути, поначалу раздельно, а потом, когда невольно услышав, что тема обсуждения совпадает, стали обсуждать все вместе. Четыре головы лучше, чем две, а восемь голов лучше, чем четыре, ну и так далее.
По истечении весьма продолжительного промежутка времени, достаточного, по мнению Белаквы, для соблюдения приличий, он извинился и, сказав, что ему нужно отлучиться на минутку (подобный же трюк, если читатель помнит, он как-то раз проделал с Поэтом в баре "Гросвенор"), выскочил из комнаты, взлетел по ступеням вверх, нашел свою невесту, ухватил ее за руку, как лихой казак, и потащил по нехоженым лестницам черного хода вниз в сад, который примыкал к задней стороне дома. Отворив замок калитки в заборе ключиком, который ему в свое время вручила Тельма, наивно полагая, что это облегчит ему ухаживание на ранних стадиях их знакомства, Белаква вывел Тельму на узкую улицу. Он уже собирался закрыть за собой калитку и отряхнуть с ног своих пыль места, к которому он питал такое отвращение, когда какой-то сдавленный оклик, прилетевший из глубины сада, остановил его. Приглядевшись, Белаква увидел, что оклик издавала неугомонная и необузданная четверка: Гермион, Альба, Уолтер и Джеймс, которые, обливаясь потом и умоляя подождать их, тоже совершали побег.
Белаква в полном замешательстве замер на месте, неподвижный, как деревянный чурбан. Он оказался охваченным странным чувством, что нечто подобное с ним снова произойдет во сне или в иной, чем нынешняя, жизни. Выйдя из своего кратковременного оцепенения, Белаква, чтобы не загораживать проход, отступил в одну сторону от калитки, а Тельма в другую. Глядя на то, как беглецы рвутся в проем распахнутой калитки, словно штурмуют двери переполненного трамвая, Белаква молча, про себя повторял одну и ту же фразу: "Любимые по праву должны жить..." Именно с того момента он, глядя из будущего в прошлое, отсчитывал резкую и почти полную потерю интереса к самому себе, глядя на себя так, как лисица из басни глядела на гроздь винограда, находившегося вне пределов ее досягаемости.
А в доме уже был подан сигнал тревоги: Уна верещала так, что, казалось, она вот-вот лопнет от собственного визга, в окнах, как чертики на пружинках, стали появляться головы любопытствующих, любители пообщатьсяи полицейский в штатскомвыскочили в сад. Белаква, краем глаза заметив Квина, спешившего к нему, надо думать, с сообщением о выполнении задания, неожиданно схватил его и швырнул навстречу преследователям так, как когда-то китобои для отвлечения внимания разъяренного кита швыряли в море старую пустую лодку, потом тут же захлопнул калитку и закрыл ее на замок с внешней стороны. Вглядевшись, он увидел совсем рядом стоявшего у бровки "моргана" и, подхватив жену под руку, повлек ее к машине. Им удалось усесться в ней достаточно быстро, хотя и произвели они при этом очень много шуму.
Четверо же других, спасшихся из дому ббоггсов, не чувствовали себя в безопасности, пока не добрались до проулка Капелла, где была расположена отличная кенотека. Там уж их никто не стал бы разыскивать.
Atra cura Люси незримо присутствовала на заднем откидном сиденье машины большую часть пути в Гэлвэй.
По пути остановились, чтобы чего-нибудь выпить. Тельма, оказавшаяся как всегда не с той стороны Белаквы, с которой ему бы хотелось, чтоб она находилась, стала объявлять во всеуслышание, что вот теперь она "госпожа Белаква" и к ней посторонние должны обращаться именно так, и сердечко Белаквы нехорошо защемило. Он повернул к ней голову, и на лице у него было такое выражение, какого ей никогда еще не приходилось видеть.
Ты что-нибудь слышала о бабилане?спросил Белаква.
Я не понялао чем о чем?несмотря на странное выражение на лице Белаквы смело переспросила Тельма. О, она была храброй девочкой.
Белаква принялся старательно называть это слово по буквам.
Нет, никогда ничего такого не слышала. Не знаю, что это такое. Это что, еда какая-то?
Нет, это к бабе, ромовой например, не имеет никакого отношения.
Белаква ощутил резь в глазах и, закрыв их, увидел под веками видение, которое являлось его мысленному взору и раньше, но теперь оно выглядело четче и реальнее, чем когда-либо раньше: мул, стоящий по колени в топкой грязи, а на спине его сидит бородатый карлик, похожий на бобра, и лупит мула по бокам деревянным мечом.
А Тельма, которая была не только храброй девочкой, но еще и скромной и созерцательной, спросила:
У тебя в петлице был цветочек, вероника, я так хотела его сохранить. Где он?
Белаква хлопнул себя рукой по тому месту, где должен был находиться вдетый в петлицу цветок. Увы, увы, в какой-то момент, в какой именноосталось неизвестным, кисточка цветка поникла, стебелек червячком выскользнул из петельки, упал на землю и был безжалостно, хоть и не преднамеренно, растоптан.
Переместился в мир иной, сказал Белаква.
И они отправились дальше.
BILLET DOUX СМЕРАЛЬДИНЫ
Мой возлюбленный Бел, Бел, любов моя, сегодня мой и навеки мой!
Письмо твое всьо намочено сльозками и ниче-во другова как смерть не остаеца. Я сама горька плакала и плакала и плакала! Сльозы, сльозы, сльозы и больше ничево! А потом твойе письмо пришло, а в нем еще сльозы, а после того как я прачла и читала снова и снова, у меня лицо всьо было в чирнилах. И сичас сльозки текут по моему лицу. Сичас рано утром, совсем рано, сонце только встает, поднимайеца за чорными деревами, скоро всьо паминяеца, небо станет голубым, а дерева станут залатистакаричневыми, но одна толька вещ не миняецаэта боль и эти сльозы. Ах Бел, люблю тебя страшно, хочу тебя страшно, хочу тваего мягкаво тела белова тела Nagelnackt!Тело мое хочит твоево тела, страшно хочит, аж кричит всьохачу!!! Руки мои и губы мои и сиськи мои и всьо остальнойе что у миня есть хочут тебя, иногда мне трудно сдержать обищанье но пока обищанья своево не нарушила и не нарушу! Буду ждать тебя и когда мы наканец встретимса я смогу обладать тобой мой Geliebte! Что больше: боль разлуки когда мы далеко друг от друга или боль близкости когда мы вместе и плачим от красоты друг друга? Думаю что второйе больше а то мы оставили бы всякую надежду быть не только нещасными.
Вчера вечером была в кино, смотрела шикарную фильму, в ней не было никаких там обычных обниманий и целований, кажица никогда раньше мне так кино не нравилось как вчирашнее, но и печальная была я тоже от этого кино, "Sturm uber Asien" называеца если эту фильму будут паказывать в Дублине пойди посмотри обязательно, кажица реги та же самая что и в "Der Lebende Leichnam", эта фильма что я смотрела вчера была точно говорю совсем другая чем другие, там была не про любов, ну не про ту любов что между мущиной и женщиной, никаких там не было красивеньких глюпеньких девиц, каторые строят глазки, почти все там пажилые серьозные люди из Азии с замичательными лицами, черные озера и шикарные Landschaften. А когда я шла домой в небе была моладая луна над чорными деревами и это было так шикарно что мне захателас плакать. Я развила руки в стороны и стала воображать что ты лежит у меня на груди и глядит на меня как ты глядел в те луносветные ночки когда мы гуляли под большими каштанавыми деревами а звездочки мигали сквозь ветки.
Я познакомилас с новой знакомой, она моладая очень красивый чорные волосы очень бледная говорит почти только по цыгански или по-египетски, не понятно. Она рассказала мне про мущину катораво она любит сичас но каторый в америке далеко в какомто одиноком месте и не приедет еще четыре года и не может писать ей потомучто там где он живет нет пошты и она получает от него письмо раз в четыре месяца, представляет если б мы получали друг от друга одно письмо раз в четыре месяца в каком мы были бы сечас состаянии, бедная девочка мне так ейе жаль! Мы пошли с ней на танцы в пять часов, было давольно скушно но все равно немножко забавно смотреть на то как люди ни о чем не думают кроме как о том что на них надето а мущины поправляют себе галстухи каждую минуту. А по дороге домой я вдруг попала в страшное состая-ние опечаленной печальности и не могла сказать ни слова и не захатела ничево говорить и все на меня очень сердилис а мне было наплевать а когда я села в автобус я достала мою маленькую книжечку и карандашык и написала сто раз Любимый мой Бел, Бел мой возлюбленый. Мне никогда в жизни не хателас так мущину катораво я люблю и никогда так не хотелос быть с ним с ним с ним, с тобой значит. Я хочу тебя по всякому, по всякому тому что значит хотеть мущину и ждать. Я хочу тебя так сильно, только и только тебя. По-еле того как сошла с автобуса и все время кричала во весь голос ванзиних! ванзиних! ванзиних!Фрау Шланк принесла мне твой носок который ты тут забыл и от этого носка когда я его увидела я еще больше заплакала. Наверно я не пошлю тебе этот носок я спрячу его в ящичек вместе с твоими сладкими письмами. Еще я получила записку от одново мущины который просил меня пойти с ним на танцы в суботу вечерам, думаю я пойду. Я знаю ты мой возлюбленый Бел не будеш против и еще когда ходиш на танцы и в кино время идет быстрее а мущина тот что меня пригласил совсем дурачок но танцует совсем хорошо и к тому же подхадящего для меня роста. Флирт очень развликает но дальше легкого флиртования не должно итти.