Я огляделась: ни призраков, ни живых... Постояли, посмотрели и двинулись дальше. Несмотря на прохладную майскую ночь, я чувствовала, как горю. И не только от быстрей, энергичной ходьбы. Вернулись мысли о том, что случилось перед выходом сюда. Я вспоминала Тамаша и думала о том, как какая-то мелочь может порушить всё на свете. Может, я не права? И нужно было взять его с собой?
Из воспоминаний вырвал голос дочери.
- Мам, ты думала, как будешь искать деда?
- Ты забыла? - вопросом на вопрос ответила я. - Найдём призраков - спросим.
- Мам, прости за вопрос, но... Ты уверена, что он ещё жив?
- Дедушке было под пятьдесят, когда мы сбежали от убийц. Сейчас ему под восемьдесят. Мне сказали, что в нашем мире - это нормально, что люди живут дольше обычного земного. Вон - доре Марик. Ровесник дедушки, а как выглядит!
- Мам, ты не забывай, что дедушка Конрад жил уже не в нашем мире, - напомнил Андрей, идущий слева. - Он отрезан от магии. А значит, стареет по законам Земли.
- Но восемьдесят - это не так много, - уже по-настоящему встревожилась я. - Особенно для человека, который занимается целительством, а значит, и сам старается поддерживать собственное здоровье.
- Чего гадать, - проворчала Катя. - Дойдём до места - там всё и узнаем.
Честно говоря, поход от села к соседней деревне дался мне сложно. Я прокляла ботинки, в которых решила идти. Лучше бы надела кроссовки. И всё втихомолку восхищалась детьми: они как пошли ровно и энергично, так и продолжали бы идти, если б не начали отставать из-за меня.
Соседняя деревня тоже сладко посапывала. На нас пару раз гавкнули из-за ворот. Потом прокатилась перекличка петушиного кукареканья - и Андрей встревоженно взглянул на часы, тем более что и горизонт на востоке начал светлеть.
- Начало четвертого, - предупредил он.
- Слушайте, мы как-то не подумали... - вдруг сказала Катя. - А если нам его к себе тащить, как мы будем его транспортировать? Он же так шагать, как мы, не сумеет. А дорога длинная. Что делаем? Просто запоминаем, где он живёт? А потом что? Заказываем такси уже днём и привозим в свою квартиру?
- Если вечером привезти, можно высадить у подъезда. А потом домой не заходить, - предложила уже я, и сама уже обеспокоенная. - Сразу повести его к школе.
- Мам, мы прошли уже два дома. Ты никого не видишь?
Под "никого" Андрея подразумевались, естественно, призраки.
- Нет, никого.
Из-за дворовых ворот нас снова обгавкали, а потом ещё сонно промычала корова. Петухи замолкли, а где-то далеко проехала машина. Деревня оказалась весьма развалистой, благо уселась на нескольких оврагах. Небольших деревенских улиц мы насчитали аж три штуки. Остановились посередине одной, кривенькой и мотающейся узкими тропинками то вниз, то вверх, и растерянно огляделись. Да, горизонт вовсю предупреждал о скором восходе. И, скорее всего, ещё немного - и на улицу выйдут первые коровы в стадо. А в нашем мире тот же восход чуть позже, но ведь тоже не замедлит. И что тогда делать?
- Как вы думаете, - решительно сказала я. - Где тут у них кладбище?
- Прошли мы его минут пять назад, - сказала Катя, оглядываясь. А потом обернулась. - Мам, это ты здорово придумала!
Кто бы видел, как мы рванули на маленькое деревенское кладбище, у виска бы пальцем покрутил. К нашему удивлению, кладбище окружал металлический забор, причём даже недавно покрашенный. Нашли калитку и вошли в царство заросших травой и кустами сирени могил. Остановившись, я машинально тронула пальцами браслет. Дети послушно замерли за мной. Призрак старушки в странной одежде, сидевший на скамье, сразу подлетел ко мне, едва я заглянула ему в глаза. Поздоровавшись с ним, я объяснила, что ищу живого человека. Призрак слабо улыбнулся.
"Не моё дело о живых говорить. С меня зачиналось здешнее упокоение, а за калитку я давно не выходила. Но есть неподалёку и другие, недавние, что не упокоились. Могу провести к ним, а там уж попробуй с ними поговорить".
Тем не менее, призрак старушки оказался весьма любопытным. Пока мы пробирались следом за ним по тропинке, он успел выспросить у меня историю дедушки Конрада. С тревогой поглядывая на небо, я коротко рассказала ему, почему мы здесь. Призрак внезапно остановился, удивлённо вздёрнув бровки.
"А-а, так ты о Конраде говоришь! Это я тебя, милушка, и сама к нему провожу, не беспокойся".
У меня сердце упало. Но... Лучше знать, чем предполагать.
За призраком я почти бежала, с трудом уворачиваясь от ветвей и поневоле дожидаясь бегущих за мной детей, чтобы их не хлестнуло этими ветвями. Кажется, мы проскочили всё кладбище, прежде чем остановились у самой ограды, за которой притулилось странное строение, больше всего напоминающее хлипкий сарай. Но всё моё внимание... Свежая могила - без креста, без венков, только пол-литровая банка с огарком свечи в ней... Неужели мы опоздали?.. Неужели... Слёзы навернулись на глаза...
- ...Кто тут ещё по кладбищу бродит в неурочный час? Кому не спится? - неожиданно по-стариковски ворчливо спросили от забора.
"Ну вот, - весело сказала старушка. - Вот он, ваш Конрад, - сторож наш кладбищенский!"
Тринадцатая глава
Детская память, как и глаза, напрочь отрицала, что передо мной стоит родной или хотя бы знакомый мне человек. Хотя деда я лишь смутно помнила высоким, но это понятно: для пятилетнего ребёнка все взрослые высокие. Сейчас предрассветье позволяло рассмотреть внезапно появившегося перед нами человека почти в подробностях. Сутулый старик, только что прошедший в узкую калитку между прутьями забора и повисший на самодельных костылях, был высоким, но не настолько. Немедленно вставший рядом со мной Андрей, с его метром восемьдесят пять, отчётливо возвышался над ним, даже на расстоянии. Но я пристрастна. А ведь этот похудевший до торчащих скул, бородатый и с давно не стриженными седыми волосами старик, тяжело опиравшийся на костыли, пусть я его не узнавала в целом, обладал всё ещё яркими серыми глазами, цепкий взгляд которых проникал вглубь...
С замиранием сердца я разлепила губы и выдохнула:
- Доре Конрад?
На морщинистом лице не дрогнула ни одна чёрточка. Старик равнодушно помолчал, будто невзначай выставив вперёд один костыль, уже точно не опираясь на него. А потом сказал, но уже не тем энергичным и даже бодрым голосом привычного к бессоннице человека, которым он нас остановил, а усталым, потухшим:
- Я... не понимаю ваших слов.
- Дедушка!
Несколько шагов, разделяющих нас, я пробежала, как будто меня подгоняло ветром. Я обняла старика, несмотря на его палки, служившие ему костылями, и с меня будто сдёрнули все защитные покровы. Слёзы хлынули неостановимо.
- Дедушка, это я - Искандра!
Один костыль упал, и старик обнял меня. От его шёпота я содрогнулась:
- Зачем ты приехала, Искандра? Найдут - убьют! Тридцать лет прошло... Я ж прятался и от них, и от тебя, чтобы не нашла... Девочка моя, внученька... Сил уже не осталось - только умереть... Век свой доживаю, а ты... возьми - да появись... Зачем, Искандра?! Зачем?!
С неожиданной силой он отодвинул меня и вгляделся в глаза.
- Не плачь, девочка. Только на вопрос ответь - зачем?
- Ответ простой, - мгновенно успокоившись, только всё ещё всхлипывая, выговорила я. - Ты нужен мне и твоим правнукам. Это Андрей. Это Катя. Они ходоки. Мы живём в садовом домике нашего поместья и готовы драться со всеми, кому не нравится наше возвращение. Целый город ждёт, что мы найдём убийц наших родителей. Но нам нужен ты, чтобы объяснить то, чего мы пока ещё не знаем или не понимаем. А мы боимся обращаться к тем, кого не знаем. Дедушка, только не отказывайся. Родители открыли мне дом. Но остальные по-прежнему видят на его дверях печать призраков. Ты будешь жить там. Я понимаю, почему ты не мог перебраться отсюда в старый дом. Там не было еды и вообще условий проживания. Но, дедушка, теперь у тебя есть мы! Мы поможем тебе, а ты поможешь нам! Неужели тебе не хочется самому вернуться домой?! Дедушка!
Он сжал мои плечи, замер. Я слышала его вздрагивающее дыхание. Потом он поднял голову - взглянуть на правнуков.
- Ты даже не представляешь, насколько я хочу вернуться... - прошептал он.
- Насколько? - твёрдо спросила я. Правда, всхлип поколебал решимость вопроса.
Дед выпрямился и уже спокойно (руки всё равно вздрагивали) принял из рук Андрея оброненный костыль. Огляделся и попятился к забору, к которому и прислонился.
Чувствуя, как дрожат ноги, как перед глазами время от времени начинает плыть - от бессонницы, от утомления, от усталости, от треволнений этой бесконечной ночи, я шагнула следом, не желая оставлять дедушку. Крепкая рука Кати поддержала меня за локоть, и я вздохнула, понимая: будь я один на один с дедом, в голос ревела бы сейчас, взахлёб и бесконечно, не умея остановиться. Но дети рядом. И я черпала силы уже из одного их присутствия.
- Я не могу вернуться, - тяжело сказал дед Конрад. - Магия полностью покинула меня. Когда я в последний раз попытался войти в дом через личный ход, я попросту его не нашёл. Хотя помню, где он находится. Я стал слишком стар. Без подпитки магией я развалина. - Он с неожиданной теплотой взглянул на Андрея, потом на Катю. - Если даже мои правнуки - сильные ходоки, меня перевести в наш мир не получится. Искандра, ты уверена, что сделала правильно, покинув этот мир?
- Да, уверена. - Я помедлила и снова вздохнула, глядя на него с тревогой: неужели переубедить не удастся? - Несмотря на опасность, я чувствую, что мне там легче.
Он опустил глаза. Но я поняла, что разговорить его сумела. Поэтому задала последний вопрос:
- Почему ты живёшь здесь, на кладбище?
- Одно время я занимался целительством, - неохотно сказал дед Конрад. - Но в последнее время начал сдавать. Слишком много магии уходило на лечение... Когда не сумел помочь последним страждущим, меня выгнали из дома, где квартировал (Я вспомнила про пьянчужку, о которой говорил пасечник). Мне повезло, что однажды помог встать на ноги председателю здешнего сельсовета. Он выбил для меня должность кладбищенского сторожа и эту лачугу. - Дед показал на ту странную, похожую на жалкий сарайчик постройку, которую я заметила раньше. - С тех пор я здесь... Искандра... Мне жаль.
Он угрюмо опустил голову, и я снова вспомнила крепкого и энергичного доре Марика, который был почти ровесником деду. Покосилась на детей, растерянных, смотревших на прадеда с жалостью... А как иначе на него смотреть?
- Андрей, у тебя остались артефакты?
Сын аж вспыхнул надеждой. Повернул рюкзак к себе и вынул два браслета.
- Что это? - прошептал дед, ошеломлённо глядя на артефакты, которые ему протянул мой сын.
Снова упал костыль, только на этот раз никто не кинулся его поднимать.
Я держала деда за руку, чтобы он выстоял на ногах, смотрела, как Андрей помогает ему надевать браслеты, и думала: наплевать на то, в какое время суток мы вернёмся. Ясно же, что с дедом придётся плестись до хода в мир моих родителей слишком долго: сначала эта деревня, потом - вторая, последние шаги по лесу... Наплевать, что нас могут хватиться в Старом городе... В конце концов, все знают, что мы... возвращенцы. Решат, что мы уходили в свою старую квартиру. Если дед сейчас сможет идти без своих костылей, мы пойдём все вместе и будем идти с ним рядом до последнего. Не хочу вернуться к нему в следующий раз, чтобы наткнуться на свежую могилу - уже настоящую, его собственную.
А дед медленно, но выпрямлялся, как будто почуял силу, впитывающуюся в него. Нет, он не выглядел человеком, который сразу приободрился и начал расправлять плечи. Скорее, он прислушивался к себе, время от времени ласково и бережно поглаживая браслеты, надетые на кисти рук.
"Ишь ты... - задумчиво сказали рядом, и я обернулась к старушке, с которой и началось это кладбище. - Родненькие, значитца... Что ж, ежели своего не забываете и не бросаете - уважение вам и доли счастливой! Пойду-ка я далее".
- Спасибо вам, - поклонилась я в её сторону.
- Искандра? - удивлённо позвал дед, который всё ещё сутулился, но на костыли уже не наваливался. - С кем ты? Или... - Он осёкся и облизал губы. - Искандра, ты?..
- Дедушка, да, я эктомант, - кивнула я, отвечая на не заданный им полностью вопрос. - И меня в Старом городе уже учат всем особенностям этой профессии. Ты как? Можешь теперь передвигаться сам?
- Наверное, смогу. - Он с сомнением посмотрел вниз, на ноги, как я поняла. А потом с досадой закончил: - Могу без костылей, но не быстро.
Артефакты подействовали, но слишком слабо для сегодняшнего состояния деда. Шагать он мог, но медленно. Но я уже настроилась, что буду идти рядом с ним до победного. Поэтому напомнила:
- Дедушка, у тебя есть какие-нибудь вещи, которые ты бы хотел забрать с собой?
Он оглянулся на лачугу и усмехнулся.
- Разве что книги. - И, уже глядя на Андрея, добавил: - Как войдёшь, слева полка будет. Вот там и возьмёшь.
- Лучше я, - предложила Катя и подёрнула ремень сумки, с которой вышла из дома. - Андрей пусть на всякий случай будет с вами.
Промолчав, я решила, что книги наверняка по эзотерике - такие же, какие мои дети покупали для магов Старого города по их заказам.
- Искандра, - снова позвал дед Конрад, глядя на меня уже тревожно. - У тебя дети, но ты ничего не говоришь о муже. Ты... сбежала от него?
- Нет, дедушка, я вдова. Муж умер - и давно, - отозвалась я. - Ещё до того, как мы оказались... там, в старом поместье.
- Вот как... Жаль, - протянул дедушка.
И я снова промолчала. О своей прошлой жизни здесь говорить пока не хотелось, хотя она закончилась всего несколько дней назад. Не то место и не то время. Торопливый и сумбурный разговор о самом главном, что хотел знать дед Конрад, - вот и всё пока, что ему понадобится... Не хочу даже думать о прошлом. Всем душой и сердцем я уже в своём поместье, в старом доме и в садовом домике. Ох, как там Факс? Если проснулся, плачет, небось, что одного оставили? А если Рем ни свет ни заря прибежит и не сможет поиграть со своим щенком? А коты? Полными ли мы им оставили их личные тарелки? Они, конечно, отличные крысоловы, что вчера утром мне доказали, но... А странные мои грядки? Их ведь каждый день поливать надо...
Между тем дед Конрад оживился так, что даже начал тоже думать о будущем.
- А что дальше? - обеспокоенно спросил он, когда вернулась Катя с отяжелевшей сумкой. - Вы пришли или приехали?
- Пришли, - сказал Андрей. - Через ваш ход из детской. Через лес и деревни.
- Тогда... - задумался дед и поднял голову. - Нам надо выйти с кладбища и найти седьмой дом справа. Там живёт Егорка. Хороший человек. Он нас и отвезёт. Ещё и до рассвета успеем попасть домой.
- Куда? - вырвалось у меня.
- До леса. А может, и до избы пасечника, дяди Вани.
- Но ведь и время ещё раннее...
- Егорка - такой человек, что ни о чём не спросит, если его попросить. Правда, - смущённо добавил дед Конрад, - ещё и потому, что я дочку его вылечил.
Опираясь на руку Андрея, дед Конрад поначалу неуверенно, а потом всё более твёрдо зашагал впереди нашей маленькой компании.
Нам и правда поразительно повезло. Стоило нажать плоскую кнопку в воротах небольшого кирпичного дома, как минуту спустя мы услышали стук открываемой двери и шаги, приближающиеся к нам. Наконец открылась дверь справа от ворот. Дед Конрад попросил высоченного, выше Андрея, и худощавого Егорку, всего какого-то тёмного (может, из-за щетины), отвезти нас к старой лесной пасеке. Егорка промолчал на наше приветствие, промолчал и на просьбу деда. Ушёл, закрыв за собой дверь, а потом открыл ворота и выкатил на улицу тако-ой древний драндулет, в котором Андрей с трудом, но с азартом опознал "москвичонка", что я с трудом скрыла невольную улыбку жалости к этой машине-развалюхе. Краска с корпуса немилосердно сыпалась, колёса примялись так, словно из них вот-вот выйдут остатки воздуха... Егорка закрыл ворота и тихим голосом велел садиться в машину.
Мне стыдно, но тут я втихомолку порадовалась, что дед Конрад тоже худущий. На заднем сиденье он с правнуками уместился с трудом. Очень уж там было тесное сиденье. А потом машина затарахтела так, что я обмерла от нервного грохота: а вот не дай Бог, сейчас все деревенские собаки лаем изойдут!
Егорка невозмутимо вывернул на уличную, и мы затряслись по кривобокой дороге, чьи колеи местами оказались такими глубокими, что мы, замерев от ужаса, слушали, как по сухой отвердевшей земле скрежещут боковые бамперы "москвичонка". Собачий лай мы благополучно слышали сквозь всё то же тарахтенье. Поскольку Егорка был всё так же невозмутим при этом, то и мы решили не обращать внимания на собак. Тем более что приходилось испытывать довольно неприятные... впрочем, лучше напрямую - кошмарные ощущения при тряске.
В общем, это было счастье - когда это чудо гороховое под названием "машина" остановилась у опушки. Егорка оказался реалистом. Скучным голосом, без единой интонации, он сказал деду Конраду, что дальше не поедет, потому что машина застрянет в лесу и выбраться у него не будет возможности.