Я больше не могу. Не могу,простонал я сквозь сжатые зубы.
Я качнулся назад, прилагая титанические усилия, чтобы не кончить. Она меня отпустила, а затем притянула к себе мою голову и снова принялась целовать, энергично работая языком.
А ведь это хуже, чем порка,промурлыкала она между поцелуями,когда тебя мучают, доставляя удовольствие.
На этот раз мне удалось высвободиться из ее цепких рук, и я начал осыпать ее лицо поцелуями, жадными губами впиваясь в ее щеки и веки. Повернувшись, я вонзил в нее свой членпрямо в белый хлопок ее сорочки. О боже, какое утонченное наслаждениечувствовать ее тело через тонкую материю!
Нет! Не делай этого!воскликнула она со злобным смешком, щелкнув меня по члену правой рукой.И никогда больше так не делай, пока я тебе не разрешу!Она снова и снова шлепала меня по члену.
Ради бога, перестань,прошептал я.
Член пульсировал, с каждым ударом становясь все тверже.
Хочешь, чтобы я заткнула тебе рот?
Да, можешь заткнуть мне рот! Хорошо бы сиськами или языком,ответил я.
Я трясся в лихорадке и непроизвольно сильно рванул наручники, словно желая сделать их посвободнее. Она ответила мне низким, вибрирующим смехом.Ты плохой мальчик.И с этими словами она снова принялась меня шлепать.
Она провела ногтем по головке члена, а затем ущипнула, чтобы она закрылась. «Да-да-да, испорченный ребенок»,хотел было сказать я, но вовремя остановился. Я даже отвернулся от нее, уткнувшись лбом в плечо. Но она взяла мое лицо обеими руками и снова притянула к себе.
Ты ведь хочешь меня? Хочешь?
Да, хочу затрахать тебя до смерти,прошептал я.
Я снова поймал губами ее рот и, не позволив ей увернуться, впился в него, одновременно давя на нее членом.
Отпрыгнув, она опять принялась с размаху бить и шлепать мой напрягшийся член. Потом она оставила меня в покое, молча прошла через всю комнату, подошла к комоду и так и осталась стоять, даже не потрудившись убрать упавшие на лицо пряди волос.
Ее стройное тело было покрыто капельками влаги, лицо раскраснелось, так же как шея и грудь. Мне стало тяжело дышать. Подобной эрекции у меня еще не было ни разу в жизни. По крайней мере, я такого не помню.
Мне казалось, что я ненавижу ее. И тем не менее я просто пожирал ее глазами: эти розовые бедра, изящные ноги, обутые в белые шелковые туфельки на шпильках, эту грудь, просвечивающую под тонким кружевом. А как изящно она вытирала рот тыльной стороной ладони!
Потом она что-то достала из комода. Что-то вроде кожаных рогов телесного цвета. Присмотревшись получше, я понял, что это был искусственный член, но не один, а два члена, соединенных вместе одной мошонкой. И члены эти выглядели весьма правдоподобно: они даже двигались толчками, когда она слегка сжала искусственную мошонку, совсем как ребенок резиновую игрушку.
Она поднесла все это поближе ко мне, словно предлагая в дар. Члены были сделаны мастерски: блестящие, хорошо смазанные, с тщательно вылепленными головками. Насколько мне было известно, в мошонку закачали какую-то жидкость, которая при правильном нажатии поступала в оба члена.
Эллиот, тебя когда-нибудь трахала женщина?еле слышно произнесла она, убирая со лба непослушную прядь. Лицо ее было покрыто капельками лота, а огромные глаза затуманены.
Я, уже не контролируя себя, попытался слабо протестовать:
Не делай этого со мной!
В ответ она только тихо, призывно рассмеялась.
Она снова отошла к комоду и, взяв высокий табурет с мягкой обивкой, установила его за моей спиной. Я повернулся к ней лицом и в ужасе посмотрел на табурет, точно это было опасное оружие.
Не смей меня толкать!воскликнула она, сердито сверкнув глазами, и наотмашь ударила меня по лицу.
Я отвернулся, чтобы оправиться от шока.
Ну что, уже съежился от страха?спросила она.
Не дождешься, крошка,ответил я, за что получил еще одну увесистую пощечину.
Может, мне сперва выпороть тебя? По-настоящему.
Я промолчал, так как мне стало трудно дышать и я никак не мог унять бившую меня дрожь. А потом я вдруг почувствовал ее губы у себя на щеке, прямо там, где еще алел след от удара, и ее нежные пальцы на шее.
И опять нечто невероятно сильное пронзило меня, отдавшись сладкой болью в члене.
Мягкое прикосновение шелковистых губи член стал еще больше, а в голове будто что-то взорвалось.
Эллиот, ты любишь меня?
Похоже, какой-то защитный клапан вышел из строя.
Мой разум уже не справлялся со всем этим. По щекам потекли слезы.
Открой глаза и посмотри на меня!приказала она. Она забралась на табурет, оказавшись всего в паре дюймов от меня. В левой руке она держала сдвоенный фаллос, а правой подняла кружевной подол сорочки. Я увидел темные вьющиеся волосы на лобке, сквозь которые просвечивала розовая кожа и маленькие нежные половые губы, которые обычно скромно прикрыты волосами. Она слегка наклонила фаллос и вставила его одним концом прямо в себя. Ее тело грациозно двигалось взад и вперед, чтобы принять его. При этом второй конец изгибался наружу, так что со стороны она казалась женщиной с восставшим членом.
Потрясающее зрелище: ее изящное тело и этот блестящий член, устремляющийся вверх прямо из жестких кудрявых волос. Впечатление еще больше усиливало ее тонкое лицо и пунцовые губы. Потом она наклонилась ко мне, при этом надавив большим пальцем куда-то в область подмышечной впадины, и сказала:
А теперь повернись ко мне спиной.
Я беспомощно хрипел и сипел, но ничего не мог поделать, кроме как следовать ее приказаниям. Я почувствовал, как в меня входит искусственный член, и весь напрягся, сделав попытку отодвинуться.
Стой спокойно, Эллиот,прошептала она.Не вынуждай меня насиловать тебя.
А потом это непередаваемое чувство, когда смазанный член, расширяя задний проход, стал проникать внутрь. И когда он вошел до самого основания, я испытал острое наслаждение от горячей, нежной головки внутри себя. Господи, если бы она просто прессовала меня, грубо насиловала! Нет, она на самом деле трахала меня! Что было еще хуже. Эта теплая резиновая мошонка словно была частью ее тела, так же как ее обнаженный живот и узкие бедра.
Я непроизвольно раздвинул ноги. Терпеть эту сладкую муку стало уже невозможно. Оказаться насаженным на продолжающий входить и выходить резиновый член, наполняющий меня своим содержимым,более острого ощущения мне еще не доводилось испытывать! Я ненавидел ее, но мне нравилось то, что она со мной вытворяла. Тут я ничего не мог с собой поделать! Она прильнула ко мне всем телом, а руки ее требовательно искали мои соски.
Ненавижу тебя,прошептал я.Ты, маленькая сучка!
Конечно ненавидишь, Эллиот!ответила она. Она знала, что оседлала меня, управляла процессом.
Еще немножкои я кончу! Я осыпал ее всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями. Тогда, обхватив меня бедрами, она стала работать резиновым членом еще активнее, проталкивая его все глубже и глубже, одновременно целуя взасос мне шею и дергая за соски.
И так до бесконечности. От толчков резинового члена я дергался, как тряпичная кукла. Я с трудом сдерживал стон наслаждения, но кончить так и не мог; при этом мне казалось, что и она вряд ли испытает оргазм в таком вот положении, сзади. Но нет, она вдруг напряглась, застыла, а потом издала протяжный стон наслаждения. Ее горячие груди вжались мне в спину, ее волосы упали мне на плечи, а сама она вцепилась в меня так, словно боялась упасть.
Желание и ярость парализовали меня. Она защелкнула меня и крепко держала в себе. Потом фаллос неожиданно выскользнул, и я с некоторым облегчением понял, что больше не чувствую на себе горячей, мягкой тяжести ее тела.
И все же она была где-то рядом. Я ощутил ее пальцы на наручниках. Она медленно расстегнула их, освободив мои запястья, и заставила меня опустить руки.
Оглянувшись через плечо, я увидел, что она уже отошла от меня и стоит около кровати. Она успела избавиться от резинового фаллоса, и ее бедра были прикрыты коротенькой сорочкой. Она вся раскраснелась, лямка сорочки сползла с плеча, волосы очаровательно растрепались. На фоне белоснежного убранства глаза ее блестели особенно ярко.
Я уже представил, как срываю с нее сорочку, крепко хватаю ее за волосы и
Она повернулась ко мне и, отодвинув белоснежный полог, забралась на кровать, продемонстрировав голую попку и нежные розовые половые губы. Затем она перекатилась на бок, с деланой стыдливостью поджав колени, и тихо позвала:
Иди ко мне!
И я вмиг оказался на ней, еще даже до конца не поняв что делаю.
Я обхватил ее правой рукой, а потом бросил на гору подушек и стремительно вошел, можно сказать, вонзился в нее, обрушиваясь на нее всей тяжестью, как она до того обрушивалась на меня.
Неожиданно она залилась краской, изменилась в лице: теперь оно выражало страдание и боль. Раскинув руки в сторону в ворохе кружевного белья, она беспомощно билась на кровати.
Ее тело было таким податливым, таким влажным и таким горячим, упругая плоть казалась почти девственной, и это сводило меня с ума. Я порвал на ней сорочку и, лихорадочно стащив ее, отшвырнул в сторону. В какой-то сумасшедший момент мне показалось, что она снова овладела мной: своим упругим, как у девочки, влагалищем, обнаженным животом, грудями, распятыми под моим телом. Я был ее пленником, ее рабом. Но я не собирался так легко сдаваться. Я хотел видеть ее беспомощность, видеть ее страстные содрогания, а потому снова подмял под себя и стал жадно ловить ее губы, осыпать поцелуями, вжимать ее лицо в свое. Попав в капкан моих поцелуев, моего безудержного натиска, она, издав глухой, почти животный стон наслаждения, пережила «эту маленькую смерть». И, уже не владея собой, я продолжал ее трахать, трахал все сильнее и сильнее, как не трахал никого и никогда в жизни, будь то мужчина или женщина, шлюха или бандит, а может, просто плод моего воображения.
13.Эллиот. Кожа и духи
Я изо всех сил боролся со сном, но тщетно. Я то засыпал, то просыпался, испытывая странное беспокойство при виде ее нежного профиля на фоне белоснежного полога. Красивая женщина, без единого изъяна, но даже во сне от нее исходила какая-то незримая опасность.
Как она могла так спокойно спать после всего, что произошло? Почему она была так уверена, что я вдруг не вскочу и не проволоку ее за волосы через всю комнату? Я чувствовал непреодолимое желание снова целовать ее и снова трахать и трахать до бесконечности, но еще больше мне хотелось поскорее убраться из этой спальни. Я прижал ее к себе и уже в полудреме осторожно ласкал ее груди и влажный треугольник между ног, а затем крепко заснул, словно меня вырубили.
Когда я проснулся, в комнате было темно. Она ласково звала меня по имени. В голове тут же загорелся сигнал опасности. Если, черт побери, она меня сейчас прогонит, то я просто сойду с ума.
Лампа, горевшая на комоде, отбрасывала желтоватый свет на руки, на африканские и индейские маски, отсвечивая от медных прутьев кровати. Я лежал распластавшись на гладких хлопковых простынях, покрывало и подушки были убраны, а полог отдернут. Неожиданно я почувствовал знакомое прикосновение кожи к левому запястью и от удивления окончательно проснулся. Она уже успела застегнуть наручник на левой руке и теперь, перегнувшись через меня и упершись в мою грудь коленями, занималась наручником на правой руке.
Я подумал, что она, скорее всего, сейчас будет меня пороть. Она явно еще не закончила со мной. И я опять задрожал, как в лихорадке. А ведь я действительно напросился на неприятности, наговорил массу лишнего, так что пощады ждать не приходилось. И она это сделает даже без моего разрешения. Неужели я решил, что, оттрахав, я смогу ее остановить! Господи, как страшно! Я начал потихоньку закипать.
Я натянул ремни, чтобы попробовать на прочность, и понял, что ослабить их мне вряд ли удастся, к тому же ноги мои оказались прикованными к кровати. То есть все, что было до того,это еще цветочки. Хотя, надо признаться, такой вид поркисамый комфортабельный. Так почему ж я так нервничаю? Потому что это она? Потому что до сих пор ни разу не имел никого из тех, кто меня мучил, по крайней мере не так, как я имел ее. Прекрасно! И вдруг мне на ум пришел кадр не самого удачного фильма о римлянах и первых христианах, где раб говорит своему хозяину-патрицию: «Можешь меня выпороть, но только не отсылай прочь!»
Я начал извиваться, натягивая ремни, даже терся членом о простыню, но тяжелая медная рама даже не шелохнулась.
А моя мучительница была совсем близко и внимательно наблюдала за мной. Она стояла спиной к лампе. И кожа ее светилась в темноте, словно ее внутренний жар перешел в свет.
Тут я снова вспомнил, как она лежала подо мной, вспомнил ее крепкое и одновременно мягкое тело. И, подумав о предстоящей порке, я стал закипать еще больше. Я хотел что-то сказать, просто чтобы снять напряжение. Но не решился. А еще я не знал, чего она от меня хочет. В руке у нее был черный кожаный хлыст, и это ничего хорошего мне не сулило.
Теперь она была вся в черномуниформа инструкторов,за исключением белой кружевной блузки. Пикантная штучка, просто шикарная. Узкий черный кожаный пиджак и короткая юбка плотно облегали ее тело, сапоги до колен ладно сидели на ноге. Встреть я такую где-нибудь в уличном кафе, то, клянусь, кончил бы прямо в штаны.
А пока я вот-вот кончу на хлопковую простыню.
Она медленно подошла ко мне, помахивая хлыстом.
И вот теперь пришел час расплаты: я расплачиваюсь даже не за то, что слишком умный, а за то, что поимел ее. Вот такие дела. Я уже был готов сдаться. Тем более что поркамалоприятная вещь. Неважно, получаете вы от этого удовольствие или нет, это всегда очень больно. А она мастер своего дела. Ведь она босс.
Она была уже совсем рядом. Наклонившись и легонько мазнув меня по плечу оборками блузки, она поцеловала меня в щеку. Духи и шелковые волосы. Я попробовал сменить положение, так как боялся, что вот-вот кончу, прямо как школьник, от ее поцелуя. Бред какой-то!
А ты у нас самоуверенный наглец. Так ведь?спросила она почти ласково.И у тебя слишком острый язык. Ты не можешь мне подчиниться, но и с собой явно не в ладу.
Я уже открыл было рот, чтобы сказать: «Да, мэм. Это так. Я готов тебе ноги целовать, лишь бы ты меня отпустила», но сдержался.
Она снова нежно поцеловала меня. Вкус ее губ сводил с ума. А еще аромат духов!
Сегодня я дам тебе несколько уроков,сказала она.Как в нашем Клубе должен говорить и отвечать раб.
Я быстро учусь,ответил я, отвернувшись.
Чего я, черт возьми, добиваюсь?! Очень плохо. Но я ничего не мог поделать: так на меня действовала ее внешность: ее узкая юбка, ее блузка с глубоким вырезом.
Очень надеюсь. Иначе я из тебя всю душу вытрясу,мягко рассмеялась она, впившись губами мне в шею.А это что такое? Уже боишься? Смотри не кончи на простыню во время порки! А то знаешь, что я с тобой сделаю? Угадай с трех раз!
Я не стал отвечать.
Теперь я буду тебя наказывать,произнесла она, нежно убирая упавшую прядь у меня со лба,а ты будешь отвечать, как положено, если я к тебе обращусь. Ты должен держать в узде свою гордость, даже если я буду тебя провоцировать. Все понял?
Да, мэм,ответил я и, подавшись вперед, поцеловал ее, не дав увернуться.
Вся ее жесткость куда-то исчезла, она опустилась на колени и поцеловала меня.
У мена в голове словно бомба разорвалась.
Лиза,прошептал я, не понимая, зачем это говорю.
Она замерлa. Просто стояла и смотрели на меня. И я неожиданно понял почему так испугался. Ведь раньше все онимужчины или женщины, которые меня пороли или подчиняли себе,были в масках, по крайней мере в моем воображении. И мне было глубоко наплевать, кем они являлись на самом деле: пока они говорили ритуальные слова, все было в порядке. Нo она не носила маски. Она не была закутана в флер фантазий.
Я до смерти боюсь тебя,прошептал я, сам того не ожидая, и так тихо, что нельзя было понять, слышит ли она меня.Я хочу сказать что трудно, это
И тут выражение ее лица внезапно изменилось. Совсем как моментальный снимок. Господи, как она прекрасна! мне казалось, что лицо ее словно осветилось изнутри, и я увидел ее совсем вс такой, какой она представала в глазах остального мира.
Хорошо,ответила она, сложив губы для поцелуя, но слегка отстранившись от меня.Ты готов к порке?
Я с тихим вздохом кивнул.
Нет, этого недостаточно.
Да, мэм.
Она покачала головой, явно изучая меня. Я облизал губы, ожидая, что будет дальше. Она нахмурилась, опустив глаза, обрамленные длинными ресницами, а потом задумчиво на меня посмотрела: