От счастья, что все обошлось благополучно, меня бил озноб. Я очень волновалась, так как мне впервые пришлось самостоятельно выполнять обязанности акушерки, но все прошло гладко. Отец поступил мудроон полностью доверился мне и не беспокоил нас до самого рассвета. Он появился, когда солнце уже встало. Увидев меня с Пегасом на руках, прелестный мягкий комок с тонкими сложенными ножками, отец одобрительно кивнул головой.
Отличная работа, похвалил он, и я зарделась от удовольствия. Я видела, что он не решается войти в загон, чтобы не спугнуть мою радость, не уничтожить то ощущение великого свершения, которое я ощущала в этот момент.
Что ж, ты приняла его, онтвой, решил отец.
Мой?! Я не поверила собственным ушам. У меня никогда не было ничего своего, да и откуда? Годами я была счастлива ухаживать за отцовскими лошадьми, кормить их, беспокоиться о них. А теперь это чудесное, волшебное животное, воплощение красоты и грации, принадлежало мне? Я не смела и мечтать об этом и на какое-то мгновение вместе с радостью ощутила отчаяние.
Завершив скачку, мы с Пегасом возвращались домой долгим путем, огибая равнину с севера. Я слышала, что в этих местах недавно появился новый поселенец. Подъехав, я сразу заметила, что так и естьна соседнем участке красовались высоченные стойки для забора, а вокругголая пустынная земля. Проехав вдоль шестов, я вскоре обнаружила и самого фермера. Он стоял без шляпы, широкоплечий и коренастый, держа на плече моток проволоки. Он натягивал проволоку на шесты, закрепляя ее при помощи молотка. Мышцы на загорелых руках рельефно выступали, когда он старательно набрасывал проволоку на шест и прибивал ее. Я подъехала совсем близко, остановившись футах в пяти от него, а он продолжал работать, делая вид, что не замечает меня. Затем наконец обернулся и улыбнулся, взглянув на меня.
Вы топчете мои угодья, сказал шутливо. Я заметила, что воротник его рубашки потемнел от пота. Я вполне разделяла его юмор. Какие угодьявокруг ничего не было. Но, судя по тому, как он аккуратно выставил столбы, можно было уверенно сказать, что однажды тут все будет чудесно.
Мне кажется, ваш домик не совсем подходящий для этих мест, кивнула я. Действительно, строение больше было бы уместно в городе, чем в саванне, с крышей, покрытой тонкими деревянными планками вместо соломы и настоящим стеклом в окнах.
Да, это все не похоже на поместье вашего отца, сказал он, и я поняла, что он догадался, кто я такая и откуда приехала. Прикрыв глаза рукой от солнца, он украдкой рассматривал меня.
Я познакомился с вашим отцом, когда служил в полку добровольцев из Мадраса. Оказался в госпитале.
Вы были ранены? удивилась я.
Нет, банальная дизентерия, ухмыльнулся он. Весь полк болел ею. Многие умерли.
О, это ужасно, согласилась я.
Да, верно. Он кивнул. В его речи явно слышался легкий шотландский акцент. Однажды мы отправились поохотиться в долину Ронгаи, продолжил он. Я помню, видел вас там. С вами был еще такой смазливый местный мальчишка. Вы оба неплохо стреляли из лука. Вы меня не помните? Он снова улыбнулся.
Я внимательно посмотрела на негоквадратная, чуть выступающая вперед челюсть, сильный волевой подбородок, и при всем этом ярко-голубые глаза. Да, что-то знакомое показалось мне в его внешности.
Извините, я пожала плечами, тут бывало много солдат.
Вы выросли, заметил он.
Отец говорит, что я никогда не перестану расти, отшутилась я. Я уже его переросла.
Он опять заулыбался и продолжал смотреть на меня снизу вверх так, что я даже почувствовала неловкость. Он словно ожидал от меня, что я еще скажу или сделаю. А что, собственно? Мне было не так уж много известно о мужчинах и их жизни за пределами фермы. Ночью порой меня посещали смутные мечты о ласках, объятиях, и меня бросало в жар от этих мыслей, хотя я находилась одна в своей хижине.
Что ж, буду рад увидеться с вами снова. Он потянулся за мотком проволоки, не отрывая взгляда от моего лица.
Удачи, бросила я, разворачивая Пегаса. Я была счастлива наконец-то отделаться от этого типа, оставив его заниматься забором. Бодрой рысью мы с Пегасом направились домой, чувствуя, как поднимавшееся солнце все сильнее палит спину.
Знаете, я сегодня встретила нашего нового соседа, сообщила я за ужином отцу и Эмме, разделывая ножом отлично прожаренный кусок мяса газели Томсона.
Первс, догадался отец. Он там неплохо поработал на своем участке.
Это тот отставной капитан, о котором ты мне рассказывал, Чарльз? поинтересовалась Эмма, подавшись вперед на другом конце стола. Он вообще симпатичный малый. Я встретила его как-то в городе.
Да, упорный малый, работает много, я так скажу, подтвердил отец.
А как он тебе показался, Берил? поинтересовалась Эмма.
Да, ничего, нормальный. Я неопределенно пожала плечами.
Я думаю, для тебя не будет ничего смертельного в том, чтобы отнестись к нему с вниманием, наладить связи, продолжила она. Тебе надо иметь свой круг. Много ли ты знаешь людей своего возраста?
Моего возраста?! изумилась я. Да ему лет тридцать, не меньше.
Жизнь на ферме быстро огрубляет и старит, возразила Эмма. Ты полагаешь, что будешь вечно юной и красивой? И у тебя будет множество шансов устроить свою жизнь? Увы, это не так.
Но ей только шестнадцать, Эм, вступился за меня отец. У нее еще куча времени впереди.
Ты так думаешь? Она едва скрывала раздражение. Мы вовсе не помогаем ей, позволяя сидеть здесь в полной изоляции. В школе у нее не заладилосьтак это оттого, что она не старалась, да и пробыла там недолго. Она же дикарка. Она же не знает, как просто вести разговор с человеком.
Что мы всё обсуждаем манеры и какую-то жизнь в обществе, когда у нас проблемы посерьезней. Я с негодованием оттолкнула от себя тарелку.
Однажды тебе самой захочется, чтобы мужчины обращали на тебя внимание, настаивала Эмма, глядя на меня многозначительно. Мы с отцом должны подготовить тебя к будущей жизни.
Эмма полагает, тебе нужно устроить первый выход в свет, чтобы общество познакомилось с тобой, объяснил отец, согревая в руке бокал с виски.
Вы шутите? изумилась я. Выход куда?
Берил, ты прекрасно знаешь, как и для чего это делается. Даже здесь, в этой глуши, ты должна была об этом слышать, возразила Эмма. Очень важно вращаться в обществе, обрести лоск, манеры. Тебе кажется, что все это не важно, но на самом деле это не так.
Все мое общество, в котором я нуждаюсь, здесь, ответила я резко, имея в виду лошадей и дорогого Буллера.
Берил, но это только один вечер, уговаривал меня отец.
И новое красивое платье, добавила Эмма, нелепо полагая, что это может меня соблазнить.
Мы уже договорились насчет гостиницы, сообщил наконец отец и опустил голову. Я понялаони все решили заранее и без меня.
Глава 10
Я удивиласьНайроби здорово изменился с тех пор, как я покинула школу и вернулась на ферму. С десяток тысяч человек расположилось здесь на захудалой обочине равнины Атхиточно огромная стая неугомонных птиц уселась на насест. Повсюду магазинчики с поблескивающими на солнце медными крышами, кабачки, таверны, трактиры. А рядомшумный, цветастый базар. Просто поражало, как быстро пустила здесь корни цивилизация. Сказать по правде, город возник случайно, в 1899 году, когда строили железную дорогу между Момбасой и озером Виктории. Небольшой палаточный бивак вначале сменили хижины работников, чей основной рацион составляли консервированные анчоусы. Они увеличили число станционных служащих вдвое. Затем стали появляться еще хижины и еще палатки. И когда наконец железная дорога заработала и поезда двинулисьгород остался на месте. Тогда никто, собственно, не отдавал себе отчета, как на самом деле будет важна для Британской империи, да и для всего континента, железная дорога. Строить рельсовые пути было дорого, а содержать их еще дороже. Колониальным властям пришла в голову идея продавать участки земли вдоль дороги белым поселенцампо бросовой цене, практически даром. Отставные военные вроде лорда Ди и моего отца получали такой надел как добавку к пенсии. Так население колонии постепенно увеличилось, люди приезжали, семьями и по одиночке. Они осваивали земли, строили фермы, а Найроби становился центром этой новой жизни, ее никогда не затихающим сердцем.
К 1919 году в городе на холме воздвигли Дом правительства с бальным залом. В Найроби был ипподром и три неплохих отеля. Чтобы добраться до города, надо было всего лишь сесть в поезд, правда, еще трястись в вагоне сто тринадцать миль среди бесконечного, покрытого пылью кустарника, потрескавшихся от солнца и покрытых выбоинами красноватых пролысин и поросших тростником болот. Целый день пришлось провести в железной коробке, называемой вагоном, душной и раскачивающейся из стороны в сторону, и вот я уже в нашем номере в отеле «Нью-Стенли», наряжена в платье цвета хорошенько взбитого яичного желтка. Спору нет, платье было хорошенькое. Эмма тщательно выбирала его и убеждала меня, что оно великолепно. Но я в нем чувствовала себя неуютно. Жесткий кружевной воротник казался мне слишком высоким для моей шеи, у меня немедленно образовалось раздражение, и все время хотелось чесаться. Кроме того, был еще венок из розторчащих в разные стороны желто-розовых бутонов, который давил на виски. Я прошлась по комнате и посмотрела на себя в зеркало, втайне надеясь, что я выгляжу приличнолучше не надо.
Как тебе? Только скажи правду.
Я повернулась к своей школьной подруге Дос. Она стояла за моей спиной в одной комбинации и вытаскивала шпильки из закрученной в пучок на затылке темной массы волос.
Да ты хорошенькая, ответила она. Только перестань чесаться, а то подумают, что у тебя блохи.
Дос исправно посещала учебное заведениетеперь она училась в школе мисс Секкомб. Между нами, надо сказать, было мало общего. Она была очаровательная, темноволосая. Очень аккуратная, уютная и крохотная в своем голубом кружевном платье. Она умела завести разговор и наговорить любезностей, легко сходилась с людьми, вызывая их симпатию. Я же была высокая и тонкая, как жердь, на голову выше Дос даже без каблуков. И мне куда легче удавалось общаться с лошадьми и собаками, чем с людьми. Мы были полными противоположностями, и казалось, совсем не подходим друг другу. Но я обожала Дос и была рада, что она со мной.
Ровно в 10 часов вечера, как положено по глупой британской традиции, я взяла под руку отца, и мы спустились по лестнице в зал. Все детство я видела отца в запыленной одежде цвета хаки и в шлеме для верховой езды. Сейчас же он смотрелся безукоризненно, в смокинге и белоснежной рубашке с высоким воротником. Это напомнило мне, что когда-то в Англии мы вели совсем другую жизнь. Там, на моей родине, меня бы обязательно представили ко двору и я бы стояла в длинной очереди прелестных благородных молодых женщин в жемчужных ожерельях, перчатках до локтя, обмахивающихся веерами из перьев страуса, и дожидалась возможности сделать реверанс перед венценосной особой. Здесь же, в далекой колонии, где о присутствии Британской империи напоминали только флаг и изредка исполняемый гимн «Боже, храни короля», меня выставили напоказ в обычном городском отеле, заполненном фермерами, бывшими солдатами и заезжими потомками голландских переселенцев в Южной Африке. Все возбужденные и напомаженные по случаю. Оркестр из пяти участников сыграл первые аккорды композиции «Если бы ты была единственной девушкой на свете» из популярного мюзикла. Под эту музыку мы с отцом спустились в зал и начали танцевать.
Берегись, я отдавлю тебе ноги, шепотом предупредила я.
Не волнуйся, легко ответил он. Я не убегу и не стану строить гримасы.
Он танцевал восхитительноя же изо всех сил старалась соответствовать. Упершись взглядом в лацкан его смокинга, я повторяла па. От запаха смолы, исходящего от его одежды, смокинг достали из комода всего за день до мероприятия, у меня слегка кружилась голова. Я старалась даже как-то ссутулиться, чтобы не возвышаться над ним башней, и от этого еще больше смущалась.
Знаешь, у жизни нет учебников, никто не даст совета, как действовать в трудную минуту, неожиданно сказал отец, когда оркестр заиграл тише. Я никогда точно не знал, что должен делать хороший отец, но как-то само собой все вышло неплохо.
Не успела я сообразить, что он имеет в виду, как он отошел в сторону и передал меня лорду Деламеру. Тот подхватил меня со словами:
Вы только посмотрите на нашу Берил! Крепенькая и шустрая, как молодая кобылка!
Ди изменился за последнее времявойна и потеря жены не прошли для него даром. Он словно сразу постарел лет на десять. Вокруг глаз залегли глубокие морщины, а волосы поседели. В госпитале он подхватил лихорадку, и она тоже давала о себе знать. Теперь мы редко с ним встречались. Он по-прежнему владел ранчо «Экватор», но дела вел отдельно, расширяя свои владения на юг и восток к соленым берегам озера Элментейта, где издавна гнездились огромные стаи фламинго и пеликанов.
Жаль, что Флоренс не видит тебя. добавил он негромко. Она бы тобой гордилась. Он произнес ее имя с такой глубокой нежностью, даже с трепетом, что у меня дрогнуло сердце.
Я каждый день вспоминаю ее, призналась я. Это страшная несправедливость, что она ушла так рано..
Ты права. Он поцеловал меня в щеку и передал мою руку следующему кавалеру, дожидавшемуся своей очереди.
Ужасное настроение, охватившее меня вначале, рассеялось только через несколько танцев. Но мои партнеры не замечали этого или делали вид, что не замечают. Больше часа я крутилась, точно веретено, передо мной мелькали разгоряченные, гладко выбритые лица джентльменов, меня подхватывали то сильные, уверенные руки, то влажные, потные и нервные. Прекрасные танцоры чередовались со средненькими и вообще так себе Я едва пригубила шампанское, когда одинокая труба пропела куплет, который был мне хорошо известен:
Сады Эдема созданы для двоих,
И там ничто не омрачило бы нашей радости,
Я говорил бы тебе восторженные слова,
Каждый день был бы наполнен радостью и смехом
Если бы Если бы ты была единственной на свете девушкой.
И сразу после этого появился Джок. На этот раз он приоделся и выглядел элегантнее, чем когда накручивал проволоку на забор. Он сразу пригласил меня танцевать. И когда мы оказались с ним близко нос к носу, он даже показался мне привлекательным. Следуя за ним, я совершила несколько поворотов. Запах джина и мыльного порошка для бритья, исходящий от него, меня взволновал. У меня не было никакого опыта в общении с мужчинами, я не знала, что такое флирт, но, когда мы с Джоком провальсировали мимо столика, за которым сидела Дос, я поймала ее взглядон ясно сказал мне, что это интересный вариант. Таких, как Джок, в наших краях было немало. Отставные военные, получившие землю в колонии за службу, они пытались найти новый смысл существования здесь, начать новую жизнь. Но Джок был красиви этим выделялся. Он был упругий, сильныйточно туго слепленный. Широкие квадратные плечи, упрямый квадратный подбородок. Он мог служить идеалом мужчины, идеалом покорителя новых земель.
Ну, как там ваш забор, стоит? поинтересовалась я вскользь, чтобы начать разговор.
А что с ним сделается?
Ну, мало ли. Я улыбнулась. Ну, например, напало стадо слонов.
Я кажусь вам смешным? спросил он.
Нет, нисколько. Я смутилась, но виду не подала.
Мол, знаем мы этих типов, которые приезжают сюда, в Африку, и строят тут заборы. Вы так думаете?
А что я, собственно, могу знать, парировала я. Мне только шестнадцать лет.
О, ну, вам столько не дашь.
Это была явная лесть, но нельзя сказать, что она мне не понравилась. К тому моменту я уже выпила три бокала шампанскою, и все вокруг казалось мне очаровательным. Мягкая ткань смокинга, скользящая под моей рукой, оркестр в углублении напротив барной стойки. Туба мерцала золотой звездочкой, а музыкант с рожком то и дело подмигивал мне. Мимо нас проплывали парыдевушки в шелковых платьях с прическами, украшенными гардениями.
Интересно, откуда они все взялись? Я пожала плечами в недоумении. Я и с половиной из них не знакома. Просто вижу в первый раз.
Рядом с вами ониничто, вы всех их затмили, уверил меня Джок, оглянувшись.
Я провела жизнь в отрыве от светских раутов. Я не умела общаться, не знала, как завлечь мужчину, как заставить его заинтересоваться собой. Я просто говорила то, что думала, не заботясь о том, какое это произведет впечатление.