Ты спишь?
Почему-то запахло цветами. Захотелось промолчать и притвориться спящей, но Анечка ответила:
Не сплю, только свет не включай.
Любовь Петровна села в темноте на стул, слышно было, как он скрипнул.
Сегодня прихожу на работу в офис, а там все цветами заставлено. Розы, орхидеизапах с ума сводит. А директор говорит: «Выбросите все на помойкуу нас должна быть официальная обстановка: мы ведь солидное учреждение».
А чем они занимаются? спросила Аня, продолжая лежать лицом к стене.
Финансовая компания. Большими деньгами крутят. Я вечером прихожу убирать, намою все, а наутро опять прихожуа в офисе пустые бутылки, остатки еды. Иногда
Любовь Петровна перешла на шепот, как будто боялась, что ее может кто-то услышать, кроме дочери.
А иногда даже белье женское. У них же там еще сауна есть и бассейн маленькийсовсем крохотный, как эта комната. Вот, оказывается, какие финансовые компании бывают.
Но Аня уже ничего не отвечала. Любовь Петровна осторожно подошла и накрыла дочь пледом, потом так же на цыпочках вышла в коридор и прошмыгнула в комнаты, которые ей с дочерью оставил Сергей Сергеевич.
Вечер и в самом деле был бесконечным. Уже не было сил спать, лежать и думать о чем-либо кроме как о счастливом прошлом, потому что впереди не было ничего. Казалось, что наступила нескончаемая полярная ночь. Но вдруг зазвонил телефон.
Этоя, донесся строгий голос Филиппа, ты что это делаешь?
Ничего, растерялась Аня, хотела спать лечь, но не получается.
Ты что это делаешь, уже кричал он, натравила на меня проститутку и думаешь, что тебе это сойдет с рук?
О чем это ты?
А ты будто не знаешь, продолжал кричать Филипп, дала мой телефон какой-то потаскухе Судзиловской, заставила ее угрожать мне, шантажировать меня
Ты меня любишь? прошептала Аня.
Филипп вздохнул раздраженно.
Любишь меня? снова шепнула Анечка, чувствуя, как умирает надежда. А ее? С которой был в «Астории»?
Это обычный династический брак, понес какую-то околесицу Филипп, капитал женится на капитале, чтобы родить новый капитал. Я люблю только тебя, ничего не изменится, мы будем так же встречаться и любить друг друга. Мой брак ничего не значит для меня.
А для меня значит. Ты будешь приходить ко мне и возвращаться к жене, потому что там твой дом и твои любимые новорожденные капиталы
Только не надо истерик, холодно прервал ее бывший возлюбленный, если тебя это не устраиваетради Бога: живи как тебе нравится, но без меня. А если захочешь помешать мне или разрушить мой брак, то пеняй на себяраздавлю как букашку и не замечу даже.
Я не букашка, еле сдерживая слезы, вымолвила Аня.
Да ты хуже, холодно и зло выдавил Филипп, тыпиявка, отвратительная, пьющая кровь пиявка. Я еще раз, в последний предупреждаю: если ты или твоя подруга-проститутка позвоните мне или моим родителям, родителям невесты или, упаси Боже, Илонене просто раздавлю, а сделаю так, что ты сама будешь смерти просить! Пока.
И он бросил трубку.
Прощай, любимый, прошептала Аня.
И осталась стоять, прижавшись спиной к стене, держа в опущенной руке телефонную трубку, в которой кто-то, словно издеваясь, противно повторял:
Пи-пи-пи-пи-пи-пи.
Сколько это продолжалось, неизвестно, только прохрипел дверной звонок. Один раззначит, пришли к соседям. В коридоре прошлепали босые ноги Виолетты. Скрипнула входная дверь, и женский голос взвизгнул:
Вернулся-я!
После чего последовали быстрые звонкие поцелуи с причмокиваниями:
Чмок, чмок, родной, чмок, чмок, ненаглядный, чмок, чмок, я ждала, чмок, чмок, не верь никому
Погоди, прозвучал голос Бориса, сперва надо с этими тварями разобраться.
По коридору прогремели шаги народного мстителяуверенные, неторопливые, как неотвратимость наказания за все грехи человечества. Потом последовал мощный удар ногой в дверь комнаты Любови Петровны. Удар был такой силы, что дверь треснула и, влетев в комнату, повисла на одной петле.
Выходи, старая крыса!
Потом Борис обернулся к двери Аниной комнаты. Зная, что эта дверь уже точно на запоре, отошел на два метра, разбежался
Анечка положила трубку на рычаг телефонного аппарата и открыла дверь. В этот момент в комнату влетел с выставленной вперед ногой Борис и упал на спину. Аня включила свет, взяла телефонный аппарат двумя рукамивсе равно уже не нужен и, подняв его над собой, ударила Бориса по голове.
Кого ты назвал старой крысой, уголовник?
Аппаратик в последний раз в жизни звякнул и раскололся.
Ай! вскрикнул Борис и повалился на бок, прикрывая голову руками.
Аня еще раз подняла аппарат, но Любовь Петровна, появившаяся в коридоре, сказала чуть слышно:
Не надо, доченька. Он сам не ведает, что творит.
Борис полз на четвереньках к выходу из комнаты. В коридоре стояла онемевшая от удивления Виолетта. Скорость движения соседа все увеличивалась, словно он собирался бежать стометровку, но споткнулся на низком старте и теперь пытается догнать умчавшихся вперед спринтеров. Борис проскочил мимо жены и, так и не выпрямившись, влетел в свою комнату, открыв головой дверь, при этом опять сказал: «Ай!»
Аня пошла на кухню, по пути сказав Любови Петровне:
Мамочка, ступай спать: больше ничего интересного не будет.
Это, видимо, услышал контуженный телефоном Борис.
Все! заорал он, достали!! Ах, как они меня достали!!!
Зачем она пришла на кухню? Теперь стояла и пыталась вспомнить. Огляделась: два кухонных столаодин маленький и пустой, второй большой, с одиноким стаканом и жестяной консервной пепельницей с черным от сажи нутром, соседская кастрюлька на плите, их же грязное полотенце, которым они вытирают руки, протирают стол и, может быть, даже пол, ведро в углу, опять же соседскоев нем солятся сыроежки под круглой фанеркой, придавленной кирпичом с дырочками.
А-а-а! раздался вопль, и в кухню ворвался Борис с ножом в руках.
Анечка! закричала в коридоре мама.
Ну что ты, приближался сосед, поигрывая ножом, крем-брюле-парле-франсе-туапсе. Сейчас я тебя на кусочки порежу, а потом твою мамашу.
Ему оставалось сделать еще три шага, когда Аня наклонилась и достала из соседского ведра кирпич.
Смелее, урод! спокойно произнесла она, и вдруг кровь прилила к ее лицу, но не от страха или жалости к соседу: она вспомнила мальчика, который бросился с кирпичом на милиционера, чтобы забрать единственную память об отце.
А Борис сделал еще шаг, но теперь он размахивал рукой с выставленным ножом так, словно кистью быстро окрашивал всю плоскость закрывающего путь невидимого шлагбаума.
Только тронь меня, только тронь! повторял он, размахивая ножом.
И сделал еще полшага.
Аня целила в лоб, но кирпич оказался слишком тяжелым. Удар плашмя пришелся в верхнюю часть грудикак раз под подбородок. Борис вылетел из кухни, ударился спиной о стену коридора, после чего повалился лицом вниз.
Убила! прошептала Виолетта.
Аня вышла в коридор, перешагнув через поверженное тело, и увидела, как медленно, держась одной рукой за стену, а другой за сердце, опускается на пол ее мама.
Длинные пронзительные звонки прорезали ночное пространство, они куда-то торопились, догоняя друг друга.
«Неужели это был сон, подумала Аня, не было разбитого телефонного аппарата, ведра с солеными сыроежками, придавленными красным кирпичом, угроз Бориса, сердечного приступа у мамы?»
Она проснулась окончательно: действительно, надрывался искалеченный аппарат. И чтобы остановить этот невероятный трезвон, достаточно было только поднять трубку.
Это кто? услышала Аня бодрый незнакомый голос.
Почти два часа ночи, прошептала девушка.
А у нас еще двенадцати нет, радостно сообщила женщина.
Голос ее показался знакомым, но вспоминать, кому он принадлежит, не было никакого желания.
Это тетя Мира говорит из Израиля! Мне нужна Любовь Петровна.
Аня слушает.
Анечка, деточка! обрадовалась бывшая соседка, какая ты уже большая! Наверное, школу уже заканчиваешь?
Университет в следующем году.
Ах, как время быстро летит, запричитала тетя Мира, а мы здесь в Израиле теперь живем. Скучаем по Родине. Здесь, ты не представляешь, просто невозможно житьодни евреи вокруг и все так дорого. Вчера пошла себе босоножки покупать, а дешевле чем за сто шекелей нет.
«Зачем ей сейчас босоножки, подумала Аня, ведь через месяц зима. Ах, дау них зимы не бывает. И солнце светит всегда, и соседи с ножами не бросаются, если он, конечно, не арабский террорист.»
Представляешь, деточка, сто шекелей за какие-то еврейские босоножки!
Вам выслать? поинтересовалась девушка.
Да не надо, радостно закричала тетя Мира, я себе две пары купила. У нас все есть, но все равно мы по нашей комнатке скучаем: так хочется вернуться.
Возвращайтесь, посоветовала Аня.
Да не: у нас тут дом. Автомастерская тоже, Андрей мой с Денисом целыми днями там пропадают. Чумазые ходят как черти, и рабочиеу нас их тридцать человектоже ходят как черти. А как мама?
Мама ходит чистая, пошутила Аня и вздрогнула.
Что-то продолжала сообщать тетя Мира, а девушка не слушала ее. Только что врачебная бригада увезла хрипящего Бориса. «Скорую помощь» вызвала Аня для мамы, и потом, когда люди в белых халатах вошли в квартиру, девушка торопила их: «Быстрее, быстреетам маме плохо». Виолетта бросилась навстречу медикам: «Куда же вы, ведь мой муж на полу лежит?», врачи посоветовали подстелить что-нибудь или накрыть мужа одеялом. Впрочем, возвращаясь в свой микроавтобус, после того как измерили давление у Любови Петровны и посоветовали принимать лекарства, которые у нее и так есть, погрузили Бориса на носилки и понесли вниз по лестнице.
Что же вы его ногами вперед? завопила Виолетта.
Неопытные в переноске тел медики начали разворачиваться на узкой лестничной площадке и долбанули Бориса головой о дверь, а потом о перила, и теперь были большие сомнения в его дальнейшем пребывании в этой квартире и вообще на этом свете.
Деточка, донесся ласковый голос тети Миры, ты не знаешь, зачем я тебе звоню?
Аня честно призналась, что не догадывается.
Да, вспомнила бывшая соседка, а кто в нашей комнате живет? Хорошие люди попались?
Не очень, вздохнула девушка, но одного я уже убила кирпичом, а вторая, если не сбежит, то исправится. А нет, то и ее тоже прихлопну.
Все-таки была надежда, что вернувшаяся из больницы Виолетта подслушивает по параллельному аппарату. В трубке что-то щелкнуло.
Как там Сергей Сергеевич? вдруг спросила тетя Мира и, не выслушав ответ, вскрикнула:вот почему я звоню! Я же его во сне видела. Иду я по Хайфе, а навстречу мне Сергей Сергеевиччистенький такой, выбритый и в дорогом костюме, галстук шелковый. Я же не знаю, что это сон, обрадовалась, кричу ему:
Сергей Сергеевич, Вы прямо как Ротшильд выглядите.
А он улыбается, довольный такой и отвечает: «Так точно, я даже круче Ротшильда: ведь молодая графиня два раза подряд на зеро поставила». К чему этот сон?
Сергей Сергеевич уже шесть лет как умер.
Ой, тихо произнесла бывшая соседка, тогда мне непонятно, почему
Но разговор неожиданно прервался, не было ни отбойных гудков, а сразу выплыл голос Оленьки Судзиловской.
Прости, что так поздно, но у тебя все время занято. Я только что позвонила твоему Филиппу. Нашла по компьютерной адресной программе телефон этой Илоны Крыщук и накрыла его.
Зачем?
Не перебивай, а слушай.
Трубку сняла сама Крысюк. Я ей говорю: «Девушка, Филиппа пригласите, пожалуйста». Крыса эта как запищит: «Кто его спрашивает?» Я спокойненько отвечаю: «Жена». Илонка-поганка трубку бросила. Но я снова набрала номер. «Девушка, будьте так любезны, передайте, чтобы он домой шелдетки плачут, папу спрашивают.» И захныкала. Я это умеюты знаешь. Тогда Филипп трубку сам схватил: «Что за розыгрыш? Вы ответите за это!», а я ему отвечаю: «Ну ты, герой-любовник, в натуре! Если Анечку обидишь, то жить будешь с Крысюками на помойке, собирать пустые бутылки и сдавать»
Погоди, перебила подругу Аня, ты что, ему уже второй раз звонила?
Ну да, призналась Судзиловская, вечером домой, а сейчас этой Крысючке. Кстати, этот гад меня еще пиявкой назвал и обещал завтра же раздавить.
Зря, конечно, но обижаться на простодушную Оленьку не хотелось, хотя было очень обидно, но не за Филиппа, а за свою собственную разрушенную жизнь. И все же главное сейчасэто здоровье мамы. И, попрощавшись с Судзиловской, Анечка аккуратно положила трубку на рычаг расколотого аппарата и, осторожно ступая, направилась в комнату Любови Петровны.
Глава шестая
К полудню приехала вызванная ранним утром кардиологическая бригада. Долго врачиха не засиделась, а поднявшийся с ней санитар сидел на кухне, попивая предложенный Аней чай. Была сделана кардиограмма, результаты ее сравнили с результатами предыдущейособых изменений не было; врачиха все же посоветовала лечь в больницу на обследование, чему активно стала противиться Любовь Петровна: «Я дочку одну не оставлю». Ближе к вечеру пришел уже знакомый молодой врач из местной поликлиники, он измерил давление больной, предложил сделать то же самое дочери, но тут же смутился и в искупление своей глупости повесил на место дверь, прикрутив петли новыми шурупами. А расколотый телефонный аппарат перетянул скотчем.
Перед самым уходом он, краснея, протянул Ане полиэтиленовый пакет, набитый крупными желтыми яблоками.
Возьмите, пожалуйста, это от моей мамы.
Виолетта целый день не выходила из своей комнаты, а если даже и выбиралась, то делала это незаметно для соседей.
Аня сидела в маминой комнате, и та, время от времени просыпаясь, смотрела на дочь и вздыхала. Только по этому вздоху девушка могла догадаться, что Любовь Петровна не спит.
Завтра обязательно иди в университет, попросила мама, а то я буду думать, что ты пропустишь что-нибудь важное и не сдашь экзамены. Придется волноваться, расстраиваться.
Аня пообещала, но какой может быть университет теперь? Все самое важное и значительное осталось в прошлом: учеба, Филипп, надежды, мечты о счастьеничего хорошего уже не будет. Расколовшуюся жизнь нельзя склеить скотчем. Что бы теперь ни произошло, хуже уже не будет, потому что хуже просто быть не может.
Но оказалось, что может.
Беда никогда не приходит одна. Вечером беда позвонила в дверь. Аня открыла и увидела на лестничной площадке целую толпу: двое мужчин в штатском, но только дурак не догадался бы, что это переодетые милиционеры, за их спинами стояли трое милиционеров, решивших не скрывать свое призвание и потому пришедших к Аниной квартире в форме, с ними проскочила в квартиру старушка, летом обычно сидящая на скамеечке у подъезда, а во все остальные времена года пропадающая неизвестно где, и Жердяй, сделавший вид, что девушку, открывшую дверь, он видит впервые в жизни.
Возглавляющий всю эту толпу плотный мужчина представился:
Заместитель начальника районного управления внутренних дел по уголовному розыску майор милиции Григоров.
И тут же быстрым движением вытащил из кармана удостоверение, махнул им перед Аниным лицом и спрятал в карман. После чего достал согнутый пополам небольшой листок бумаги.
Вот санкция прокурора на проведение обыска на принадлежащей вам жилплощади. Со мною сотрудники милиции и прокуратуры, а также понятые.
Проходите, сказала ничего не понимающая Аня и посторонилась, пропуская всех внутрь квартиры.
На мгновенье показалось, что это какая-то ошибка или розыгрышлюди переоделись и устроили игру, сейчас войдут, достанут из-за пазух цветы и шампанское, потом хором заорут:
С Новым годом!
Хотя при чем тут Новый год, скорее всего, сейчас этот, который притворяется заместителем милицейского начальника, улыбнется и провозгласит:
С первым апреля!
Но теперь осень, и люди, заполнившие коридор и кухню, суровы, даже бабулька, оккупирующая на лето дворовую скамейку, смотрит с нескрываемой ненавистью.
Гражданка Шептало Анна Сергеевна? спросил Григоров.
Спросил, а сам головой кивнул, дескать, признавайся во всем сразу.