Эйити снял трубку внутреннего телефона, висевшего на стене в конце коридора.
Одзу у телефона.
Вам звонят, услышал он голос дежурной на телефоне.
Кто?
Сестра Кэйко Имаи из терапевтического отделения. Одзу почувствовал замешательство и колебание в голосе дежурной. Она говорит ей срочно надо поговорить с вами.
Пожалуйста, соедините. Одзу сжал трубку, подавляя неприятное чувство.
Это я, тут же послышался голос Кэйко.
Что тебе? холодно спросил Эйити. Я сейчас занят.
Сэнсэй, давайте встретимся сегодня вечером.
Вечером? Я не смогу вырваться.
Всего на десять минут.
После пререканий Эйити пообещал увидеться с Кэйко в пять вечера и повесил трубку.
«Вот коза навязчивая!»
Одзу представил плачущее лицо Кэйко. Когда она плакала, она становилась похожа на обезьяну. Противное зрелище. Он больше не чувствовал к медсестре ни малейшей привязанности. «А теперь еще вечер на нее тратить».
Не заходя больше в клиническое отделение, он направился на пост медсестры во второй корпус.
Одзу просматривал результаты анализов своих пациентов, когда появился Утида.
Поди сюда на минутку, вызвал он Одзу из комнаты. Вот ведь удружил Тахара! И себе тоже! Старик по-настоящему вышел из себя.
Я с ним говорил сейчас в кафетерии.
Ну и что он?
Поколебавшись секунду, Эйити ответил:
Как сказать он, конечно, упрямый.
Это правда. За такими глаз да глаз нужен.
Мне очень жаль.
Это я не про тебя. Криво улыбнувшись, завотделением хлопнул Эйити по плечу. Тебе нечего беспокоиться. Старик, похоже, в тебя верит. И мы на тебя очень надеемся.
Спасибо. Эйити наклонил голову и проводил взглядом Утиду, который стал спускаться по лестнице.
С часа до трех у пациентов был тихий час. В здании больницы стало тихо.
Сидя в библиотеке за раскрытой книгой, Одзу с тяжестью в душе думал о Кэйко Имаи, которая навязалась на этот вечер.
Отношения с Кэйко продолжались полгода. До нее у него случались интрижки с другими сестрами, но ни одна при расставании не причиняла ему столько проблем, как эта липучая Кэйко.
После библиотеки он снова зашел во второй корпус и обошел своих пациентов. Тихий час закончился, и в коридоры и палаты вернулась беспорядочная шумная суета.
Из пяти пациентов, за которых отвечал Эйити, у трех был туберкулез легкихдвое мужчин ожидали операции, еще один готовился выписываться.
Эйити, сказать по правде, уже мало интересовали туберкулезные больные. Из-за антибиотиков и ранней диагностики число пациентов сокращалось, курс лечения был строго определен. Перспектив у этой области не было.
Поэтому он выбрал своей дальнейшей целью лечение рака в свете теории Кребса. В университете в ближайшем будущем планировалось создать онкологический центр. Одзу и его коллеги с нетерпением ждали, когда он будет построен. В будущем хирургия сосредоточится на онкологии, заболеваниях сердца и мозга.
Одним из его нынешних пациентов был пожилой мужчина с раком легкого. Топ-менеджер крупной компании. В скором времени ему, видимо, предстояла операция. Врачи, конечно, говорили пациенту, что у него туберкулез, хотя и знали, что все равно придется сказать его семье правду.
Эйити поднялся на третий этаж и вошел в угловую палату. Молодая женщина, дочь пациента, старательно устанавливала в вазу большой букет.
Добрый день! Эйити улыбнулся и обвел взглядом палату. Как самочувствие?
Пациент, превозмогая вялость, попытался встать с кровати.
Лежите, лежите.
Да так. Без изменений. Хотя после обеда закашлялсяи с кровью получилось.
Эйити приставил стетоскоп к груди старика. Стоявшая у него за спиной дочь сдерживала себя, сложив руки.
Доктор! Он жалуется, что руки болят, с тревогой в голосе проговорила она.
Это может быть невралгия. Одзу изобразил наигранную улыбку и тряхнул головой. Для беспокойства нет оснований. Долго боль не продлится.
Да?.. А это не рак? Лежавший на спине старик внимательно посмотрел на Эйити. У меня приятель умер от рака легких Вот он жаловался на боли в груди и руках
Ну, при раке болевые ощущение куда серьезнее, отвечал Эйити, все так же улыбаясь. Не надо себя тревожить без нужды. Положитесь на нас.
Облегчение и доверие нарисовались на лице дочери. «А девица очень даже ничего», пробормотал про себя Эйити. Но тут перед ним возникли глаза Кэйко, встреча с которой предстояла вечером, и он быстро опустил взгляд.
Доктор, наверное, придется делать операцию?
Для этого вас и госпитализировали, ведь так?
Если операция пройдет успешно, смогу ли я работать как прежде?
Разумеется. Будет играть в гольф и вообще делать что хотите.
Эйити привык лгать раковым больным. Это тоже часть работы хирурга.
Ну, будьте здоровы! Выйдя из палаты, Эйити выбросил из головы судьбу этого старика. Здесь никто не мог себе позволить сочувствовать судьбе того или иного индивида.
Вечером он встретился с Кэйко Имаи в кафешке, что располагалась напротив входа в клинику. Народу было полновсе как раз расходились после рабочего дня. Кэйко, опустив голову, дожидалась Эйити в углу.
Когда он подошел, она подняла на него глаза и печально улыбнулась.
Извини.
Ничего. Но у меня мало времени. Завотделением вызывает.
Эйити врал, надеясь побыстрее свернуть разговор. Он присел за столик.
Официант уже принял заказ, а Кэйко все молчала.
В белом медицинском халате и шапочке она выглядит очень молодо и свежо, но почему-то стоит ей переодеться в «штатское», как она тут же превращается в серую, усталую тетку, с сожалением думал Эйити. Честно говоря, он потерял к Кэйко всякий интерес и привязанность. У него было лишь одно желаниевырваться из этой кафешки, и чем быстрее, тем лучше.
Ну, о чем ты хотела поговорить?
Почему ты не хочешь меня видеть в последнее время? заговорила Кэйко, укоризненно глядя на чашку с кофе, которую ей принес официант.
Что значит «почему»? Эйити не собирался скрывать своего недовольства. Сколько раз уже я тебе говорил! Я занят на работе, у нас много операций.
Неправда! резко тряхнула головой Кэйко. Сестра Сэкиба из хирургиимоя подруга. На этой неделе была всего одна операция.
Эйити запнулся и тут же продолжал:
Что бы там ни говорила сестра Сэкиба, но в клиническом отделении и кроме операций дел куча. Мы должны писать отчеты, готовиться к научным семинарам.
Семинары и раньше были, но мы же встречались. Кэйко помешивала ложечкой в чашке, по щеке катилась слеза.
Ну как тебе не стыдно! Эйити понизил голос, оглядываясь вокруг. Чего плакать-то?
Почему сразу нельзя сказать, если не хочешь меня видеть?
Эйити, которому не терпелось покончить с этим делом, сказал:
Я думал, с тобой легче будет.
Что ты имеешь в виду, интересно?
Тебе не кажется, что ты малость зациклилась на себе? Названиваешь и совершенно не думаешь о моей ситуации. Ты хоть понимаешь, в какое положение меня ставишь?
Извини, пожалуйста Кэйко, опустив глаза, согласно кивнула и тихо сказала:Но я так несчастна.
Ну я не знаю! С чего тебе быть несчастной? Нам ведь было хорошо вдвоем. Разве нет?
Я такой любви не хочу.
Вот только не надо глупостей. Я не собирался влюбляться, когда стал с тобой встречаться. Все так делают, ты же знаешь.
«Как же мне надоела вся эта мутотень!» Эти слова готовы были сорваться с языка Эйити, но он сдержался. Вообразила, что мы любовники, только потому, что я переспал с ней три или четыре раза!
Так или иначе, я хочу подвести черту под этим делом, чтобы ты меня больше не доставала.
Я знаю! Кэйко, до сих пор сидевшая с опущенной головой, вдруг вскинула на Эйити глаза, пылающие ненавистью. Знаю!
Что ты знаешь?
Что недавно ты стал встречаться с дочкой профессора Ии. В ее словах неожиданно зазвучало грубое кокетство. Скажешь, нет?
Растерявшись, Эйити непроизвольно отвел взгляд.
Что за чепуха?! Кто же распространяет эти слухи?
Это не важно.
Помню, я как-то танцевал с ней на вечеринке в клиническом отделении. Но не я один. С ней все танцевали. Нечего слона из мухи раздувать, торопливо оправдывался Эйити, опустив голову и избегая встречаться взглядом с Кэйко. И самое главноекак можно говорить такие вещи о дочери профессора Ии?
Ох, извините! Я всего лишь медсестра. Куда мне до профессорской дочки!
Прекрати!
На голос Эйити обернулась сидевшая сзади парочка, похоже, любовники. Эйити, чтобы скрыть свое замешательство, зажег сигарету, хотя курить ему не хотелось.
Люди видели, как ты прогуливался с ней в Сибуя.
В Сибуя? Ах, ты про это? Профессор Ии распорядился, чтобы я вместе с ней купил ему чемодан.
И ты всегда рад, как дрессированная собачка, выполнить приказ начальства, да?
Эйити разозлился и встал со стула.
Все! Я ухожу! У меня нет времени здесь рассиживаться. Он взял со стола счет и направился к кассе. Кэйко пошла за ним. Не обращая на нее внимания, Эйити заплатил за кофе и вышел на улицу.
Прости меня! жалобно молила Кэйко. Она часто семенила сзади, не поспевая за его большими шагами. Я не хотела этого говорить.
Уже поздно. Голос Эйити был холоден. Я больше не желаю тебя видеть. Прощай!
Сигнал светофора на пешеходном переходе сменился с красного на зеленый, и толпа двинулась через улицу. Смешавшись с людьми, Эйити понял, что Кэйко больше не идет за ним.
«Ну вот и все! пробормотал он про себя. Однако кто ей разболтал про дочку Старика?»
Он представил лицо дочери профессора Иияркое, броское, с белой кожей. Действительно, они познакомились, когда он помог ей выбрать чемодан для Старика, который собирался в Нью-Йорк на медицинский конгресс. По пути из магазина они зашли выпить чаю. Но тогда
Но тогда, и это тоже правда, Эйити вдруг пришло в голову, что его карьере пойдет на пользу, если он поближе познакомится с дочерью Старика.
Вечером, когда Эйити вернулся домой, родители и сестра уже поужинали и сидели в гостиной за чаем.
Добро пожаловать! Ты ужинал?
Я поел в клинике, резко, как это вошло у него в привычку, бросил Эйити. В ванной он тщательно вымыл руки, прополоскал рот.
Эйити был врачом и поэтому, а скорее из-за того, что у врачей так принято, забота о чистоте приобрела у него почти маниакальный характер.
Отцу на работе подарили сладости. Хочешь? предложила мать, видя, что сын собирается прямиком из ванной в свою комнату на втором этаже. Мать и сестра знали, что Эйити в последнее время как-то избегает отца.
Да, иду.
Эйити вошел в гостиную, и Одзу заметил, что в его волосах еще поблескивают капельки воды. Ему показалось, что сын спал с лица, пока он был в командировке.
Ночные дежурства много сил забирают, наверное? желая как-то подладиться под сына, поинтересовался Одзу. Он еще помнил их недавний спор.
Вот эта штучка очень вкусная. Юми пыталась как-то связать не вязавшийся разговор между отцом и сыном. Сладкое очень хорошо, когда человек устал.
Брат ничего не ответил сестре, только положил в рот конфету из коробки, которую принес отец.
Операции сегодня были?
Нет.
Операции выматывают, наверное.
Зависит от операции, с безразличием отвечал Эйити.
Наверное, у вас много онкологии оперируют.
Не только. Мы же все еще мелкие сошки, поэтому вынуждены заниматься всем подряд.
Сейчас анестезия получила большое развитие, пациентам стало гораздо легче. А когда я был в армии, прошла неделя, как прибыл в часть, у нас был парень, мой одногодок, ему вырезали аппендицит. В армии тогда анестезией не заморачивались, могу представить, как было больно, когда его резали.
Эйити ничего не отвечал, уткнувшись глазами в вечернюю газету. Опять эти беседы про войну? Отец по любому поводу вспоминает «наше время». Как будто кроме того времени у него другой жизни не было. У Эйити эти разговоры всегда вызывали неприязненное чувство.
И вообще, в то время и лекарств-то почти не было, поддакнула Нобуко, пытаясь как-то наладить разговор.
Эйити молчал, и Одзу переключился в своих мыслях на другое. «Да уж, в армии нас били каждый день, и чувство боли со временем как-то притупилось. Нынешняя молодежь не знает, что такое терпеть».
В коридоре зазвонил телефон.
Опять! Юми встревоженно поднялась со своего места. Сколько можно! Снимаю трубкуникто не отвечает. Зачем они это делают?
Значит, ты не представляешь, кто бы это мог быть? с тревогой проговорила мать. Извращенец какой-то
Да уж!
«Может статься, это Кэйко звонит, чтобы мне досадить, подумал Эйити. Навязчивая особа, от нее всего можно ожидать».
Как ни скрывал я
Война охватила Европу, когда Одзу и Хирамэ перешли в десятый класс. Она больше не ограничивалась сражениями между Японией и Китаем.
В классе А многие вдруг собрались держать экзамены в морскую кадетскую школу и пехотное военное училище. По окончании десятого класса можно было поступать в старшую школу.
Конечно, Одзу и Хирамэ не было дела до этих поступлений и суеты, которую разводил класс А.
Мы все равно никуда не поступимни в пехотное, ни в морскую школу.
Они бросили мысль не только о военных училищах, но и о серьезной старшей школе. Учителя тоже не питали особых надежд на то, что из отстающих подопечных выйдет какой-то толк.
Попытайтесь хотя бы перейти в следующий класс. Никто не говорит о том, чтобы вы поступили в первоклассную старшую школу. Даже обычная вряд ли вам по зубам. Идите в частный колледж, соответствующий вашим способностям. Лучше быть клювом петуха, чем хвостом быка, ворчали учителя, в тоне которых смирение с неизбежностью смешивалось с утешением. Особый взгляд на подчиненных был у инструктора по военной подготовке и приписанного к школе офицера.
Сейчас, когда настал критический момент, начал инструктор Бегемот, выстроив в шеренгу Одзу, Хирамэ и других мальчишек из класса С, слюнтяи вроде васэто человеческие отходы! Многие парни из класса А думают о том, чтобы сменить школу, о которой они мечтали, и стать пехотными и морскими офицерами. Вам такое даже в голову не приходит. Вместо этого вы день за днем шатаетесь без дела, валяете дурака. Дармоеды, вот вы кто!
Он часто отпускал в адрес учеников подобные «комплименты».
Старый козел!
Настучать бы ему по башке!
Школьники шепотом вовсю костерили Бегемота, когда строевые занятия закончились и он приказал всем разойтись. Хотя, конечно, не нашлось никого, кому хватило бы смелости настучать по голове отставному фельдфебелю.
Но однажды Хирамэ опять отколол номер. Это произошло, когда в школе завыла сирена, возвещавшая окончание большой перемены на обед.
Хирамэ и Одзу валялись на лужайке около площадки для стрельбы из лука и разговаривали о той девочке по фамилии Адзума. Мальчики давно ее не видели, с того самого дня. Но несмотря на это, а точнее, именно по этой причине, они продолжали мечтать о ней.
На днях я долго околачивался у их дома, но ее так и не увидел.
Ну и липучий же ты Одзу уже устал от настырности Хирамэ, но, как ни странно, ревности не чувствовал. Скорее, он сопереживал своему невзрачному приятелю, с которым они вместе влюбились в одну девчонку.
Пойдем в класс. Одзу поднялся, и мальчики не спеша направились к школьному зданию. Проходя мимо оружейного сарая, они заглянули в приоткрытую дверь, в петлях которой висел замок, и увидели внутри Бегемота, записывавшего что-то в тетрадь. Время от времени он проверял, как содержат оружие ученики.
Бегемот! прошептал Одзу.
Ага! моргая, кивнул Хирамэ, и тут его рука потянулась к двери и закрыла ее. Но этим дело не ограничилось. Та же рука со щелчком повернула ключ в замке.
Эй! в испуге вскричал Одзу. Что ты делаешь?!
Хм! Хирамэ сам удивился. А что я сделал?
Что ты сделал?.. Замок закрыл. Теперь Бегемот оттуда не выйдет. Заперт в оружейной!
Школьное здание уже поглотило почти всех учеников. Так что кроме Одзу никто не видел, что произошло.
Э-э это руки сами сделали. Задвигались сами собой и закрыли замок, сами, машинально.
Ты соображаешь, что говоришь? Бежим отсюда!
Мальчишки понеслись со всех ног. Когда они влетели в здание школы, Одзу так запыхался, что плечи ходили ходуном.
Ну ты и заварил кашу!
А чего такого-то?
Заварил, заварил! Теперь он будет там сидеть, пока его кто-нибудь не выпустит. Тебя ж из школы выгонят, если узнают!