Знаете, сэр, не выпуская Джин из крепких объятий, сказал Барри Джонсу, я очень ее люблю. Умру за нее.
Отлично, отлично, Джонс довольно улыбнулся, но помните: ей вовсе не надо, чтобы вы умерли за нее. Ей надо, чтобы вы просто подстригли тот куст остролиста у крылечка.
Джин и Барри готовы были говорить с Джонсом хоть весь день напролет, но он явно сказал все, что собирался. Джонс вежливо отклонил все предложения об оплате, в том числе и натурой (едой и жильем), затем, извинившись, сообщил, что ему пора, и зашагал дальше по пляжу. Хансоны проводили его взглядами, и в этот миг особенно отчетливо поняли, как мало знают о загадочном седовласом старце. Откуда он? Увидят ли они его еще?
Вот черт! Чемодан-то пробормотал Барри, когда фигура Джонса исчезла вдали.
А что чемодан? спросила Джин.
Надо было хотя бы предложить ему донести его чемодан.
Глава третья
Солнце заливало пирс яркими лучами. Когда Джонс появился, я ожидал его за одним из столиков для отдыхающих. Устроился я с удобством: ноги положил на скамью, прихлебывал прохладительный напиток и наблюдал за рыбаками.
Мы еще раз поздоровались, и разговор потек своим чередом. В основном говорили обо мне, о том, как я жил и что делал после разлуки с Джонсом двадцать пять лет назад. Собственно, я не хотел говорить исключительно о себе, но Джонс уклонялся от моих расспросов. Я спросил, где он был все это время. «Путешествовал там и сям», неопределенно ответил старик. Чем занимался? «Да так, разными делами», был ответ. Конечно, мне не понравилось, что он напустил такого тумана, но настаивать и расспрашивать дальше я не решился.
Я пригласил Джонса погостить у меняон вежливо отказался, но от души поздравил меня с тем, что теперь у меня есть дом. Джонс указал куда-то под пирс и с напускной серьезностью спросил:
Иметь дом, верно, куда как приятнее, чем жить в норе?
Потом он рассказал мне про Джин и Барри. «Сынок, никаких личных тайн я не выдаю, заверил меня Джонс, ты все равно должен узнать эту историю, без нее мы дальше не двинемся. Да к тому же не пройдет и дня, как Барри с Джин сами начнут рассказывать каждому встречному и поперечному, что узнали».
Когда он изложил мне идею о любви, которую можно выражать на двух диалектах, я спросил:
А диалектов всего два, или их больше, а два только у Хансонов?
Больше. Ответил Джонс. Общим счетом их, как я понимаю, четыре. Да, мы все общаемся и выражаем свою любовь четырьмя диалектами. Конечно, есть еще комбинации и подвиды, но это уже частности, а основныхчетыре.
Хорошо, я уже знаю, что любовь можно выражать на языке слов и на языке поступков, подытожил я. А два других как называются?
Третий язык или диалект, это язык физического контакта, объяснил Джонс. Спектр тут широк: от простого похлопывания по спине до любовного акта. Слова в этом диалектеприкосновения, поцелуи, пожатия, все такое. Те, кто изъясняется на телесном наречии, как правило, ощущают себя любимыми, если любовь к ним выражается на языке прикосновений. Иногда для них это единственный способ ощутить любовь. Любовь на словах они попросту не понимают.
И показывают свою любовь они тоже посредством телесного контакта? уточнил я.
Именно так, кивнул Джонс. Это не хорошо и не плохо, просто другого наречия они не понимают. А потому, чтобы общение получилось, считай любого, кто изъясняется на наречии телесного контакта, кошкой.
Как таккошкой? удивился я.
Кошки практически полностью общаются на наречии телесного контакта, растолковал Джонс, ухмыляясь от уха до уха как Чеширский кот. Кошке, по сути дела, не так важно, что ты говоришь или делаешь. Она может пойти на зов, может не пойти, все зависит не от слов. Кошке надо, чтобы ее гладили, за ухом чесали, так она поймет, что ее любят. А как кошка выражает любовь? Трется об тебя спинкой или мордочкой, тычется носом, задевает хвостом. Она как бы говорит «потрогай меня». Вот и люди такие бывают, совсем как кошки.
А ведь и верно! восхищенно воскликнул я. Потрясающе. Каков же четвертый диалект, он же наречие?
Четвертое наречиенаречие времени. Для тех, кто изъясняется на нем, любовь измеряется в совместно проведенном времени. Подобным людям неважно, касаешься их или нет, говоришь с ними или нет, делаешь что-то для них или нет. Им важно лишь, проводишь ли с ними время.
Ну, ты-то не из таких, Энди, добавил Джонс, однако у меня к тебе вопрос. Жена никогда не говорила тебе ничего вроде: «Жаль, что мы так мало времени проводим вместе» или «Ты так мало уделяешь мне времени»?
Я неуверенно кивнул. Кажется, я начинал понимать, к чему клонит Джонс.
Да, вообще-то она так говорит. Между прочим, работаю я на дому, и всегда на подобные претензии думал: «Ну какого черта, что значитты мало бываешь со мной, я же целый день дома, чего тебе еще? Я тут, под боком, разве я мало уделяю тебе времени?»
О да, ты весь день тут, под боком, дома, подтвердил Джонс и назидательно поднял палец:Но! Сынок, ты дома, однако не с женой. Ты погружен в работу. А жена твоя подразумевает время, которое ты проводишь с ней, посвящаешь ей все свое внимание безраздельно. Улавливаешь разницу? То-то же. Ей требуется твое безраздельное внимание, потому что именно в нем твоя жена измеряет любовь. Только когда вы вместе и ни на что не отвлекаетесь, она получает возможность выразить тебе любовь на своем наречиинаречии времени и внимания. И если ты хочешь, чтобы жена была с тобой счастлива и чувствовала себя нужной и любимой, ты просто обязан научиться ее наречию любви. А именнобудь любезен, научись выкраивать время, когда ты будешь заниматься только ею, ни на что не отвлекаясь. Слушать, как она делится с тобой своими мечтами, заботами и соображениями.
Скажу откровенно, я чувствую себя идиотом, что никогда не понимал эти тонкости, признался я.
Не надо, Джонс умиротворяюще махнул рукой, не казнись и не убивайся. Откуда бы тебе их знать и понимать? Нас же как воспитывают? Приучают к мысли, будто все люди одинаковы, такие же, как мы. А люди-то все разные. Но теперь, когда ты знаешь секрет четырех наречий любви
Теперь я смогу принять меры! я умолк, переваривая услышанное, и вдруг меня осенило:Послушайте, вы сказали, будто люди, которые понимают язык прикосновений, они вроде кошек, я лукаво улыбнулся. А с каким животным ассоциируются те, кто ценит время и внимание, которое им уделяют? Можете сказать?
Джонс склонил голову набок.
Могу, сынок, ответил он. Тех, кто измеряет любовь во времени и внимании, я всегда уподоблял канарейкам. Канарейке надо, чтобы хозяин был с ней и не отвлекался. Птичка, по сути дела, даже не замечает, кто ее кормит и меняет ей воду. Канарейке неважно, что ей говорят, потому что человеческий язык она не понимает. Физической ласки и вообще касаний ей совершенно не надо. Зато птица счастлива, если ты просто сидишь и слушаешь, как она распевает. А если на канарейку не обращать внимания, она зачахнет. Не от голода и жажды, а от недостатка внимания и любви.
А кто тогда я, а? спросил я, пристально глядя в лицо старика.
Ты, мой милый, не кто иной, как щенок, с ласковой и мудрой улыбкой ответил Джонс. Уверен, что ты чувствуешь себя любимым, когда тебя хвалят и говорят тебе ласковые слова.
В точку! расхохотался я. Но почему именно щенок, а не взрослая собака?
А ты подумай, поразмысли хорошенько, посоветовал Джонс. Вспомни, как ведет себя щенок, если сказать ему «ах ты, хороший пес, умница, молодец!» Он не просто виляет хвостомон виляет всем телом и улыбается до ушей и повизгивает от счастья. А как лучше всего обучить щенка командам? Конечно, похвалой! Но должен предупредить любого, кто воспитывает щенка или имеет дело с человеком, понимающим любовь как похвалу и доброе слово. Для щенков или для таких людей нет ничего ужаснее и убийственнее, чем резкие слова и осуждающий тон! Когда щенка ругаешь, он прижимает уши и стелется брюхом по земле и поджимает хвост. И люди, для которых любовь измеряется в ласковых словах, не выносят брани и повышенных тонов, сарказма и ледяного голоса.
Так, так, понял, значит, люди делятся на щенков, канареек и кошек, это уже три вида наречий любви, я загибал пальцы. А какое животное соответствует четвертому, ценителям практических действий? Таким, как Джин, для которой признаться в любвизначит вовремя подстричь куст остролиста у крыльца?
Джин и такие, как она, это золотые рыбки, уверенно отчеканил Джонс.
Я рассмеялся.
Вот уж она обрадовалась бы, если бы это услышала! воскликнул я.
А ты, конечно же, ей обязательно расскажешь! поддел меня Джонс, блеснув глазами.
Джонс, все еще смеясь, ответил я, да я всем расскажу!
Что ж, Джонс философски пожал плечами, возможно, людям эти знания пригодятся, и не только семейным парам, а всем вообще будет от них польза. Когда знаешь про четыре диалекта-наречия и умеешь определять, кто на каком изъясняется, тебе становится легче общаться с детьми, друзьями, даже коллегами. Да-да, потому что каждый из нас, независимо от возраста, пола, отношений с другими, обязательно принадлежит к одному из четырех типов и изъясняется на каком-то из диалектов. И если бы мы понимали все четыре диалекта и владели ими, мы бы лучше ладили между собой, и мир стал бы прекраснее.
Я подумал минутку-другую, потом вспомнил, что хотел спросить.
Джонс, скажите, а почему Джинименно золотая рыбка?
Как я уже сказал, «золотыми рыбками» я называю тех, кто понимает любовь, выраженную не словом, а делом, и сам выражает ее не словом, а на деле. Эти люди не реагируют на прикосновения и ласку, не замечают их. Не знаю даже, слышат ли они по-настоящему похвалу и нежные слова или пропускают мимо ушей, но, по-моему, похвалы и нежности им ничего не дают. Что касается внимания и времени, которое им уделяешь, «золотые рыбки» даже не замечают, тут ты или нет. Золотой рыбке нужно лишь, чтобы ты кормил ее и чистил ей аквариум. Ах да, и, раз уж ты здесь, поправь камушки вон в том углу аквариума, а то они что-то криво лежат!
Я захлебнулся от смеха.
Ах, Джонс, как это все точно подмечено!
Ну, я долго наблюдал, многие годы, и у меня было время отточить формулировки, скромно заметил он. Нужно просто посмотреть на человеческие отношения свежим взглядом. Он встал, потянулся и сказал:Ого, дело уже к вечеру. Думаю, тебе пора домойпровести время с прелестной супругой, не отвлекаясь ни на что другое.
Я поспешно поднялся и уже готов был откланяться, но тут меня остановило одно соображение. Я чувствовал, что в неоплатном долгу перед этим удивительным стариком, а ведь я ничегошеньки о нем не знаю. И все-таки я был уверен, что люблю его, а онменя.
Джонс, начал я, вы точно уверены, что не хотите поехать ко мне домой и
Спасибо! прервал меня Джонс. Сынок, я ценю твое предложение, правда же. Но со мной все хорошо. Я не голоден, мне не холодно. Не беспокойся за старика. И вообще у меня уже время поджимаетназначена следующая встреча. Так что беги, дружок, ладно? он улыбнулся, подхватил свой неизменный потертый чемоданчик и зашагал рядом со мной прочь с пирса.
Уже на парковке, подходя к своей машине, я спросил:
Мы еще увидимся? Я хочу сказать, пока вы тут, в наших краях.
Ну конечно же! воскликнул Джонс. Я еще нескоро уеду. Посматривайувидишь меня. Он провел ладонью по своей футболке и джинсам. И по наряду сразу меня признаешь!
Глава четвертая
Джонс миновал пляж и углубился в городской парк. Уже через час спустились сумерки, в потемневшем небе заиграли алые и фиолетовые отсветы заката, оттеняя своей красотой симфонию ночных звуков: хор сверчков и лягушек. Джонс даже остановился на мостике в парке, чтобы послушать, как они распевают в болоте. Потом над головой у него что-то мягко прошумело, он посмотрел вверх и увидел, как мимо пролетела сова, отправляясь на ночную охоту. Джонс двинулся дальше, потом замедлил шаг и услышал, как где-то неподалеку плеснула в водоеме крупная рыбаили же скромных размеров аллигатор.
Он осмотрелся, по некоторым признакам определил знакомое, давно облюбованное место, подошел к старой сосне, положил на землю свой потрепанный чемоданчик и уселся на него, прислонившись к шершавому стволу дерева. Рядом проходила дорога, но движение на ней было не очень оживленное, тут ездили в основном местные жители, когда хотели срезать путь к федеральному шоссе номер 59. Туристы же сюда не заглядывали.
Джон не чувствовал усталости. Тем не менее, он прикрыл глаза
Уокер Майлс редко ездил этой дорогой, и нынче вечером тоже вряд ли выбрал бы этот маршрут, если бы на светофоре перед пляжем не загорелся красный свет. Уокер знал, что ждать тут придется долго, поэтому свернул направо и поехал через парк на своем небольшом «седане».
Автомобиль плавно катил по извилистой дороге, а Уокер размышлял о своей жизни. Он работал в фармацевтике, занимался продажами. В пятьдесят три года он вновь стал холостяком, два месяца назад развелся, и это был уже его второй брак. Уокер переехал в приморский городок в надежде начать жизнь с чистого листа. Когда-то раньше он приезжал сюда в отпуск, и ему всегда было здесь хорошо, а потому Уокер рассудил, что и жить здесь постоянно будет приятно, вдруг тут его поджидает шанс на счастье? В конце концов, ему только и оставалось надеяться, что на шанс. Во всяком случае, именно с таким настроем Уокер теперь шел по жизни: думал, что повезти ему может лишь чудом. И в таком настроении он пребывал постоянно, оно стало его мировоззрением. Уокер воспринимал счастье как неуловимую добычу, которая постоянно ускользала у него из рук, стоило подкрасться поближе. Мысли его вечно были заняты разбором собственных ошибок на личном и профессиональном фронте, Уокеру казалось, будто вся его жизнь и есть сплошная ошибка. В последнее время он уже подумывал о самоубийстве.
Первая жена Уокера, Кендра, ушла от него, заявив на прощание, что не может больше жить с человеком, который ведет себя, как ослик Иа-Иа из книжки про Вини-Пуха. Вторая, Дебра, на прощание тоже помянула недобрым словом персонаж из детской книги, но другой: «Уокер! Нельзя на все смотреть так мрачно, как Голлум в темной пещере, и во всех видеть врагов! Надеюсь, когда-нибудь ты это поймешь».
Но сегодня Уокер снова пребывал в депрессии, о, состояние было более чем знакомое, и к тому же очень устал.
Он включил фары и пересек первый парковый мостик. Сразу за мостом Уокер заметил, что в нескольких шагах у дороги под могучей сосной сидит какой-то человек. Похоже, бродяга, подумал Уокер, да какой дряхлый, совсем древний старец. В общем, ничего лестного Уокеру в голову не пришло. Он совершенно не собирался останавливаться и уж тем более тормозить, поэтому, когда неожиданно для себя все-таки остановился, то мысленно спросил: «Что ты делаешь?!»
Минуту-другую Уокер просто сидел в машине. Затем тяжело вздохнул, покачал головой, посмотрел в зеркало заднего вида и дал задний ход, бормоча себе под нос: «Ну ты и идиот!» Когда машина поравнялась со старым бродягой, Уокер опустил стекло и всмотрелся в сумрак.
Старик, приветственно помахав рукой, сказал:
Привет! Как дела?
Вам нужна помощь? Все хорошо? откликнулся Уокер.
Старик не ответил. Поднялся, взял чемоданчик, на котором сидел, и направился к машине.
Уокер поспешно поднял стекло, оставив только маленькую щель. Каждая клеточка так и кричала ему: «Уезжай поскорее! Тут что-то нечисто! Как бы чего не вышло!» Но, сам не зная почему, Уокер не тронулся с места.
Простите, мягко сказал старик, остановившись возле машины. Вы что-то спросили? Я на старости лет стал туговат на ухо.
Я э Уокер посмотрел на старика. Белоснежные седины и ярко-голубые глаза в сумерках как будто светились.
Простите, что? повторил старик.
Гм я просто хотел спросить, не нужна ли вам помощь, выдавил Уокер.
Эх! вздохнул старик и покачал седой головой. А кому она не нужна-то? Всем нужна! Кого ни возьми!
Извините, не понял
Ах, молодой человек, вам не за что извиняться, прервал его старик. Я поеду с вами. С этими словами он распахнул дверцу и уселся в машину к Уокеру, прежде чем тот успел возразить. Чемоданчик старик удобно устроил у себя на коленях.
Уокер растерялся: то ли рассердиться и выставить незваного попутчика вон, то ли выскочить из машины самому? Он был совершенно уверен, что запер все дверцы, но поди ж тыстарик умудрился открыть машину!
Пока Уокер мешкал, старик приветливо протянул руку и представился:
Джонс, просто Джонс, без «мистера».
Потом он широко раскрыл глаза, словно увидел Уокера в первый раз, и сказал: