Э, да ведь выУокер Майлс. Простите, что сразу не призналтемновато тут.
Уокер наморщил лоб:
А разве мы знакомы?
Не-ет, нараспев протянул Джонс, но я видел вас в конторе у доктора Сарека неделю назад. Вы-то меня не припоминаете, но я слышал, как он назвал вас по имени, а у меня память на имена отменная, и на лица тоже.
Уокера все еще терзали смутные сомнения. По роду службы он обходил всех докторов в околотке, в том числе и Криса Сарека, но обыкновенно не обращал внимания на лица других посетителей в приемной, будучи сосредоточен на работе. Может, старик болен, потому и ходил к доктору Сареку?
Вы вроде говорили, вам нужна помощь? напомнил Уокер.
Джонс с невинным видом захлопал глазами.
Правда? О ну, подбросьте меня до Фолли. Вы ведь туда едете?
Уокер погасил свет в салоне и тронул машину с места, подозрительно косясь на странного старика.
Да, я еду в Фолли, ответил он, набирая скорость. Куда вас подвезти, есть предпочтения?
В общем, все равно. Никаких предпочтительных предпочтений у меня сегодня нет, весело ответил Джонс и даже хмыкнул, потом заметил, что Уокер в ответ и не улыбнулся. Тогда Джонс попробовал другой прием.
Знаете, однажды я стал свидетелем примечательной сцены. Это было в Чикаго, как сейчас помню. Я видел, как некий мужчина погнался за чьей-то шляпой, которую сдуло ветром на мостовую. И его сшибла машина. Насмерть.
Уокер содрогнулся, неприязненно глянул на старика и спросил:
С какой стати вы мне такое рассказываете?
По-моему, это поразительно, откликнулся Джонс, глядя прямо перед собой, поразительно, что можно потерять все, погнавшись за сущим пустяком.
Минуту-другую и водитель и пассажир безмолвствовали. Яркий свет фар прошивал темноту парка, озаряя деревья и кустарники. Уокер вел машину с сосредоточенным видом, и со стороны могло показаться, будто он всецело занят только поворотами, переключением скоростей и так далее, но на самом деле он никак не мог опомниться от услышанного. Уокер поудобнее перехватил руль и со вздохом ответил:
Да уж, эта формулировка как нельзя лучше подходит ко мне.
Джонс поудобнее устроился на сиденье и прищелкнул языком.
Она кому угодно подходиту каждого бывают такие времена. Но почему вы сказали, будто эта история о вас?
Мысли Уокера путались. Он был неглуп, умел здраво рассуждать, происходил из хорошей почтенной семьи. Он сам не понимал, какой порыв заставил его посадить в машину незнакомого старика, искал и не находил своему поступку рационального объяснения. А теперь он чувствовал, что вот-вот распахнет перед незнакомцем душу и поведает тому самые потаенные мысли. Не хочет, но поведает. У Уокера возникло непривычное ощущениеон как будто смотрел на себя со стороны. Не он, а кто-то другой вел этот разговор с незнакомцем. Рассудок и логика твердили Уокеру: «Молчи, не выдавай свои секреты», но что-то, что было стократ сильнее, внушало ему доверие к незнакомцу. Уокер расслабился и излил Джонсу душу так, словно знал его многие годы.
Уокер рассказал старику о своем детстве, о том, каково быть младшим из троих детей; поведал об отцовском запойном пьянстве. Потом он рассказал Джонсу об обоих своих браках, о том, как менял одну работу на другую, и везде поначалу преуспевал, но в конечном итоге приходил к провалу, потому что не умел быть счастливым. Уокер говорил и говорил, точно с задушевным старым другом.
Когда Уокер закончил свою исповедь, они с Джонсом допивали уже четвертую порцию кофе в «Вафельном кафе». Уокер очнулся и вновь изумился сам себе: как это его угораздило сюда попасть, да еще излить все свои страхи и терзания этому незнакомому старикану? И все же сердце подсказывало: Джонсвсе равно что потерянный и обретенный друг давних лет.
В какой-то степени мне кажется, что я всегда чувствовал себя неудачником именно из-за отцовского алкоголизма, признался Уокер.
Что ж, преспокойно отозвался Джонс, возможно, ваш папаша пил потому, что вы были неудачником. Он рассмеялся и шутливо заслонился руками, будто Уокер мог его стукнуть. Шучу, шучу, сынок, ты уж не сердись, ничего, что я на «ты»?
Уокер не знал, оскорбиться или нет.
Послушай, юноша, посерьезнев, продолжал Джонс. Твой отец и все его проблемыэто уже в прошлом. Он скончался, его уже нет, а ты все еще тащишь его за собой, волочешь на себе этот груз «мой-папа-алкоголик»! Сбрось балласт! Хватит! Не позволяй твоей жизненной истории управлять твоей судьбой! Прошлое не должно влиять на настоящее и будущее!
Знаю, знаю, прикрыв глаза, сдавленно ответил Уокер. Все это я знаю. И прекрасно понимаю, что мне не следует столько думать о прошлом. И беспокоиться стольконездорово и неправильно, понимаю. Больше скажу, я знаю, что, по сути дела, у меня и серьезных поводов для депрессии-то нет Уокер открыл глаза и вперил взгляд в Джонса, и на лице у него было написано, что весь гнев, обида и тоска, которые накопились за полвека, вот-вот выплеснутся наружу. Он весь кипел. Ему хотелось заорать в полный голос, но он обуздал себя и негромко сказал:Я все осознаю и все понимаю. Но мне просто не перестать. Эти чувства разрушили мою жизнь. Он с трудом сглотнул, потом хриплым шепотом закончил:Я я не знаю, как жить дальше. Не знаю, что делать.
Джонс протянул руку и ласково потрепал Уокера по плечу. Тот мгновенно расслабился, и его прерывистое дыхание стало глубоким и спокойным.
Погляди-ка мне в глаза, сынок, сказал Джонс, и Уокер повиновался.
Тебе вовсе нет нужды принимать какие-то решительные меры, раз тебе так худо, сказал Джонс. Ты делаешь муху из слона, поверь. На самом деле, как и многие другие проблемы, твоявовсе не так велика, как тебе кажется. Ясно?
Уокер послушно кивнул.
Джонс глубоко вздохнул и заговорил дальше, уже не с таким нажимом.
Сынок, тебе всего и надо, что понять два важных момента насчет своих чувств. И уяснить один важный момент насчет того, что предпринять дальше. Один, два, трине так уж и много, да? Итак, пункт первый, про чувства. Запомни: тревожишься и изводишься и боишься ты потому, что ты умен.
Уокер удивленно приоткрыл рот и откинулся на спинку диванчика. Такого он не ожидал.
Погоди возражать, мягко предупредил его порыв старик, будто прочитав мысли Уокера как открытую книгу. Я ничего не преувеличиваю и не придумываю. И не пытаюсь тебе польстить. Я просто помогаю тебе взглянуть на положение дел свежим взглядом, под другим углом. Ты же прекрасно соображаешь и умеешь логически мыслить, сынок. Так что посиди спокойно и послушай, что тебе скажет старый Джонс. Потом еще рад будешь.
Джонс улыбнулся, отпил кофе и продолжал с новыми силами:
Как я уже сказал, ты тревожишься и изводишься, потому что ты умен, голова у тебя отлично варит. Джонс оглянулся вокруг, будто опасался, что кто-то подслушает важный секрет, и, понизив голос, добавил:Те, кто поглупее, они и тревожатся меньше. И ничего не боятся.
Уокер в недоумении наморщил лоб, и Джонс поспешно объяснил:
Вот в чем штука, сынок: те, кто поумнее, они обычно изобретательнее, у них больше творческих способностей, и воображение у них работает бурно. А если кто не ведает страхатак он просто тупица без воображения. Согласен?
Уокер все еще не понимал, к чему клонит Джонс.
Ну, пожалуй, да, неопределенно откликнулся он.
Именно поэтому умники всегда попадаются в ловушки, которые расставляют им страх и тревога. Страх и тревогатьфу, что за пустая трата драгоценных сил воображения! И ведь так получается у многих. Если ты умен и фантазия у тебя работает будь здоров, то ты легко можешь вообразить все те ужасы, которые могут стрястись, беды, неприятности и прочее. Обдумываешь любой вариант развития событий, заглядываешь в будущееи запросто воображаешь худшее. Ты понял, о чем я?
Уокер сосредоточенно закивал в такт словам Джонса, и на усталом измученном лице его впервые проступило слабое подобие улыбки.
Точно, это про меня. Не про умника, а про фантазию и худшие варианты. Всегда их себе рисую в красках, вижу как наяву, а остановитьсяне могу!
Джонс замахал на него руками:
Я понял, понял. В любом случае, глупцам живется легче. Человек без воображения ничего не боится, потому что ему не представить себе беду, напасть, неприятность. Он ни о чем не беспокоится! А все потому, что глуп как пуп! Ты же сам наверняка видел разные там телепередачи, где участников берут «на слабо». Один выкидывает какой-нибудь рискованный трюк и говорит: «Ну, полюбуйтесь-ка на меня!» А второй, дурак набитый, страха не знающий, говорит: «Ого! Да ведь и я так могу!» И ему не представить себе ужасные последствия. Оба идиота хороши, но второйглупее, потому что у него воображение не работает.
Уокер громко засмеялся, вторя смеху Джонса.
Да, пожалуй, вы правы! воскликнул он.
Конечно, я прав, твердо сказал Джонс. Умные люди, такие, как ты, постоянно тратят могучую силу своего воображения попустурастранжиривают ее на тревоги и страхи, а ведь не затем эта сила им дана. А умники кричат «пожар!», когда даже дыма, и то не видать. Тревожатся сверх всякой меры, себя изводят и других изводят.
Скажите, так как же мне отключить эти страхи? заинтересовался Уокер. Как заставить воображение работать в правильную сторону? Тут ведь в чем закавыка: я опасаюсь таких бед, которые, рассуждая логически, со мной и приключиться не могут, да и мыслям о них в моей голове вроде бы неоткуда взяться.
Сынок, если ты логически понимаешь, что этим сомнениям и страхам в твоей голове не место и взяться им неоткуда, то и победить их легче всего именно логикой, назидательно сказал Джонс.
Уокер выслушал этот совет очень внимательно, но потом замотал головой.
Не понимаю! печально сказал он.
Со временем поймешь, заверил его Джонс. Пока что запомни два важных пункта, которые тебе надо знать о своих чувствах. Первый: ты подвержен повышенной тревожности, потому что умен и обладаешь живым воображением. Второй: эти тревожные мысли можно победить только силой логики.
Джонс устроился поудобнее, облокотился на стол и, пристально глядя в лицо собеседника, продолжал:
Когда наше сознание затапливают страхи и тревоги, мы начинаем бессознательно вычислять и прикидывать возможные варианты развития событий. «Это может случиться на самом деле!»говорим мы себе. Или: «А что, если стрясется то-то и то-то?». Джонс подался еще ближе к Уокеру. И вскоре мы доводим себя до того, что катастрофа кажется нам неизбежной, а нашу волю и разум парализует страхом и ужасом. Тогда мы перестаем соображать, не можем толком работать, да и отношения с людьми рушатся. Мы сами вообразили свой путь к саморазрушению. Знай, сынок, это происходит с множеством умных людей, наделенных живым воображением. Это произошло и с тобой. Теперь тебе надо всего лишь одолеть отрицательную логику положительной логикой, отучить свой разум и воображение, чтобы они перестали рисовать возможные катастрофы и несчастья. Перенастрой, перенаправь свой рассудок, чтобы он подсчитывал шансы, а не живописал тебе возможные кошмары. Приучившись подсчитывать шансы, ты в скором времени убедишься, что можешь достаточно точно вычислить вероятность того или иного события. И многие ужасы и беды, которых ты страшился и которыми изводил себя, окажутся маловероятны: ничтожен шанс, что они тебя постигнут, а значит, и бояться их нечего!
Джонс окликнул проходившую мимо официантку, попросил у нее ручку и сказал Уокеру:
Давай попробуем кое-что подсчитать по части разных бед, которых ты боишься. Он написал что-то на салфетке и показал ее Уокеру. Там значилось: «40%». Видишь, Джонс посмотрел на Уокера, сорок процентов тех бед, которые ты воображаешь, с тобой случиться не могут.
Джонс написал на салфетке следующую цифру: «30%», и пояснил:
Тридцать процентов того, что внушает тебе ужас, с тобой уже случилось, эти беды остались в прошлом. И, сколько бы ты ни тревожился, твое беспокойство никак не изменит того, что уже случилось. Потому что прошлое неизменно, верно?
Уокер серьезно кивнул.
На салфетке возникла новая цифра: «12%».
Двенадцать процентов приходятся на долю ненужных тревог о здоровье, растолковал Джонс. Незачем без нужды воображать самое худшее, как только у тебя заныл зуб или заболела нога. Мы же как привыкли думать? «Что-то голова болитой, не иначе у меня опухоль мозга, кошмар, спасите-помогите, жизнь кончена». Или: «Ой, что-то сердце кольнуло. Все, инфаркт, мне крышка, я покойник, ведь мой папа умер от сердечного приступа в 60, а мне уже 59!»передразнил Джонс, потом глянул в лицо Уокеру:Ты меня понял, сынок?
Да.
Хорошо, продолжаем наши подсчеты. Десять процентов положим на всякие ерундовые тревоги в духе: «Ах, ох, что люди подумают, что соседи скажут?»Джонс написал на салфетке очередную цифру. Люди могут думать что им заблагорассудится, мы на это повлиять никак не в силах, верно?
Уокер внимательно пересчитал цифры на салфетке, склонив голову набок, потому что видел их перевернутыми.
Если я правильно подсчитал, остается восемь процентов, заметил он. На что идут эти восемь?
Джонс многозначительно поднял палец:
А вот восемь процентов приходится на обоснованные тревоги, почти по слогам сказал он. Смекаешь, сынок? Всего восемь! Но я тебе вот что скажу: и с этими тревогами, которые имеют под собой почву, можно справиться. Главное, чтобы силы были. У большинства людей почему нет сил побороть обоснованные тревоги? А потому, что все силы растрачены на пустопорожние страхи перед напастями, которые с ними случиться не могут или которые не поддаются никакому контролю и от человека не зависят.
Ой, это прямо мой портрет! криво усмехнулся Уокер.
Нет, сынок, это уже больше не про тебя, возразил Джонс. Если ты прекратишь изводиться и терзаться насчет 92% бед и неприятностей (малореальных, не поддающихся контролю, или же связанных с мнением окружающих), у тебя будет предостаточно сил, чтобы одолеть тревоги обоснованные. Уразумел?
Да, кивнул Уокер.
А теперь скажи-ка мне, о чем ты первым делом думаешь, как проснешься поутру? В первые минут десять?
Уокер растерянно развел руками.
Ну какие дела предстоят, кому позвонить, в таком духе.
И это главные задачи, с которыми ты сталкиваешься в течение дня? Главные поводы для переживаний?
Да, именно так.
Понятно, откликнулся Джонс. Я не призываю тебя перестать думать о предстоящих делах. Просто предлагаю разбавить эти мысли кое-какими другими. С сегодняшнего дня положи у постели ручку и блокнот, и впредь всегда держи их у изголовья, сынок. Как проснешься, сразу хватай их и носи с собой первые десять минут после пробуждения, куда бы ты ни пошел. Я хочу, чтобы в этом блокноте ты записывал все, за что благодарен жизни и судьбе. Можешь записывать имена, названия предметов, явлений, чувства что хочешь. Не забудь включить в свой перечень крышу над головой и чистую постель, потому что миллионы людей по всему миру и того не имеют. Будешь завтракать или не пожелаешь завтракатьвспомни о миллионах, которые сидят без куска хлеба и рады бы позавтракать, да нечем. Будешь составлять свой список, прояви широту и изобретательность мысли, сынок, и не забудь ни одного повода для благодарности. И ничего, что ежедневно ты будешь записывать одни и те же пунктыпро крышу над головой и верный кусок хлеба. Пиши, пиши, обязательно все записывай! Только вспомнитьнедостаточно, без записи фокус не сработает. Джонс широко улыбнулся. Но это ты и без меня понимаешь. Ведь, в конце концов, с кем ты сражаешься? С собственным воображением!
Джонс откинулся на спинку диванчика и положил ручку на стол, всем своим видом давая понять, что важное дело окончено и разговор подходит к концу.
С сегодняшнего дня ты заживешь по-новому, сынок, и почувствуешь себя совсем иначе, заверил он Уокера. Многие из тех, кто терзается тревогами и страхами, жалуются, мол, никак им не сосредоточиться, мысли, дескать, блуждают. А поэтому у них и работа из рук валится, и семьи рассыпаются, и отношения с людьми портятся. Но это неверно. Человек, снедаемый тревогой, очень даже может сосредоточиться! Разве не очевидно? Когда он о чем-то тревожится, он еще как сосредоточентолько на своей тревоге, а не на чем-то дельном и положительном. Итак, сынок, Джонс потрепал Уокера по руке, ты теперь во всеоружии. Я тебя научил подсчитывать процентное соотношение и вероятности. И отныне ты будешь сосредоточен только на том, что тебе самому по силам контролировать. И больше не будешь ведать ни печали, ни страха. Живи, благодаря судьбу! Пусть каждый твой день на этой земле будет исполнен благодарности. Я тебе так скажу: ни печаль, ни депрессия в благодарном сердце всходов не дадут, завянут там на корню.
А теперь сходи-ка прогуляйся, сынок, энергично велел Джонс, указав Уокеру на дверь туалета.
Уокер послушно встал и всмотрелся в лицо старика. Потом робко положил руку ему на плечо.
Спасибо вам, Джонс, прерывающимся от волнения голосом произнес Уокер. Если бы я не встретил вас сегодня вечером, меня бы