Вернувшись домой, сержант обнаружил, что тазик, ведро и другая посуда, подставленная под капли, успела заполниться до самого верха и вода, обрадовавшись неожиданной удаче, перебралась через край и хлынула на пол. Сняв форму, бережно повесив ее в шкаф, Степан Ильич слил талую воду, мутную от штукатурки, в канализацию, протер пол и поставил емкости на место. После достал пачку "Беломора" и вновь закурил. Вторую папиросу за день! Давно он так много не курил, давно
Другой, наверно, успокоился бы после визита к главе поселковой администрации. Махнул бы на все рукой. Течет-то не все время. Когда снаружи сухововсе и не течет.
Но не Захаров. Возраст согнул спину и окрасил волосы белым, но характер остался все тот же. Боевой. Упорный. Живучий. Вот уж чего, а стойкости воину не занимать. До Берлина дошел и до райсовета дойдет! Тем более, что до районного центра несомненно ближевсего пара остановок на электричке.
Поутру старик направился на станцию. Ночью прихватил морозец и протечка остановилась, но это не означало, что можно ждать, сложа руки, когда солнце пригреет вновь и с потолка опять побежит. А там и май не за горами. С ливнями и грозами.
Тропинки, хлюпавшие вчера талым снегом, сегодня покрылись льдом, превратившись в скользкую гребенку, серьезно затрудняя передвижение. Даже молодежь ступала очень осторожно, рискуя навернуться, а для пенсионера с больной ногой улицы поселка превратились в почти непреодолимое препятствие.
В вагоне электрички Степан Ильич ехал в гордом одиночестве. Этот вид транспорта в последние годы не пользовался особым спросом. Кому, куда ехать в середине весны? Дачный сезон еще не начался, за покупками в городтоже не время. Кто может себе позволить скататься в большие магазинытот сейчас на работе, поедет на выходных. И, скорее всего, не на поезде, а на персональном автомобиле. Машин развелось
Аварии в райцентре на каждом углу. Казалось бы, городоктьфу. Пешком из конца в конец за полчаса пересечь можнонет, все на машинах едут. Раньше, когда на лошадях ездилии аварий-то не было. Все оттого, что две головы лучше, чем одна.
Ветеран в районном центре давно не был. Лет двадцать. Да и зачем? Все, что было нужно для жизни, он покупал в сельмаге. С тем, что нужно не было, он поступал еще прощевовсе не покупал. Многое изменилось в городе. Но многое и осталось прежним. В здании ЗАГСа лишь деревянные окна сменили на пластиковые. Трещина на парапете с прутьями ласточкиного гнездавсе та же.
Старик, сбавив шаг возле Дворца Бракосочетания, смахнул невидимую слезу. Здесь он расписался со своей Елизаветой Петровной в 1947-м. Одной из тех бесчисленных девушек, что стреляли глазками в молодого сержанта. И единственной, кто поразил сердце воина снайперским выстрелом.
Здесь же получал свидетельство о смерти своей супруги и Мишкисына, погибшего в восьмидесятых "за речкой". Только бумажка. Тела так и не было. Хоронили пустой гроб.
Захаров хотел верить, что это всечудовищная ошибка. Что Мишкатам, живой. Улыбается, в тельняшке и голубом берете. И вот-вот вернется.
Сколько раз такое было? Похоронки на сержанта мать получала раза три. Четвертую, на себя же, парень получил уже сам, летом 1945-го. Война всякое бывает.
Вера угасала. С каждым годом.
Степан Ильич потянулся к сердцу, которое кольнула игла внезапной боли, сердце, несмотря на все жизненные передряги, еще живое и горячее, не утратившее способности чувствовать, но рука наткнулась на холодный металл орденов. Награды напомнили ветерану, что есть нечто, дороже жизни отдельного человекаДолг. Долг перед Родиной. Потому он сам сбежал на фронт шестнадцатилетним пацаном, приписав себе пару лишних лет, и потому Михаил не мог поступить иначе. Родинаэто не кусок земли от границы до границы, и даже не люди. Родинаэто право жить по-своему, жить, сохраняя веру в свои идеалы, не позволяя кому-то там, с чужой стороны, и неважно, что это за сторонаФатерланд или Хоумланд, диктовать свою волю свободному советскому человеку.
Папаша, куреха есть?
А? Что?
Погруженный в свои мысли, сержант не заметил, как к нему подошел парень. Среднего роста, в кожаной куртке с меховым воротником, с упитанной красной ряхой, поросшей трехдневной щетиной, бритой наголо головой. От незнакомца сильно пахло перегаром.
Курить, говорю, есть?
Пенсионер рассеяно похлопал по карманам, вынул пачку "Беломора" и протянул ее лысому. Тот, завидев угощение, скривился, показав золотую фиксу.
Не, такие не курю. Дед, дай денег на опохмел? А то трубы горят!
Молодой еще, возразил Захаров. Пойди, сам заработай.
Так я вместо работы, оскалился парень. Не будь жмотярой, пенс. Такое богатство носишь! Почем сейчас медальки, если продать?
Незнакомец ткнул пальцем в награды ветерана, блестящие в разрезе воротника расстегнутого пальто. Старик еле устоял от мощного тычка огромной лапы тунеядца. Как? Продать? Награды? От одной мысли о том, чтобы продать ордена и медали, заслуженные кровью, неимоверными усилиями и лишениями, его обуяло бешенство.
Где ему, этому сытому молодому подонку, живущему в мирное время, понять, что такоеспать в окопе в тридцатиградусный мороз, согреваясь лишь деревом приклада ППШ, или лежать на муравейнике, обливаясь потом, пока в кожу впиваются желваки насекомых, и не сметь не то что пикнутьдаже пошевелиться, чтобы не выдать себя патрулю гитлеровцев, и выполнить поставленную боевую задачуподорвать склад с топливом для танков захватчиков. Или, попав в окружение, обедать банкой тушенки и черствым сухарем на четверых.
Есть ли этому цена? Нет, цена, конечно, былажизни миллионов людей, трудящихся в тылу, уповающих на отвагу и выносливость фронтовиков. Но разве можно измерить эту цену деньгами?
Ветеран покрепче перехватил тростьединственное оружие. Орденоносный сержант понимал, что этот бой, скорее всего, станет последним для него. Но отступать Степан Ильич мог исключительно по приказу. Сейчас приказа не было. Бежатьтак вовсе не приучен.
Ишь, чего удумал, сволота! взорвал напряженную тишину звонкий голос.
Незнакомец согнулся пополам, получив сумкой по лысине. Женщина, лет пятидесяти, полноватая, розовощекая, мутузила негодяя своей сумкой, нанося удары со скоростью автоматного затвора.
Ветерана грабить, падлюка! не унималась спасительница. Креста на тебе нет, отморозь!
С сумочкой она управлялась очень умело. Видимо, инструмент был многофункциональным. Как нож разведчика НР-40. И кровь фашисту пустить, и хлеба нарезать. Так и женщина использовала свою сумку и для транспортировки вещей, и для самообороны.
Парень, выкрикивая ругательства, едва успевал уворачиваться от необычного оружия, закрыв голову руками, пропуская удар за ударом.
Ты чего, бабка? прошипел он. Крыша протекла?
А ну брысь отсюда, мерзота!
Лысый капитулировал. Окончательно и бесповоротно, покинув поле боя, оглядываясь и возмущенно тявкая. Пенсионер поднял выроненную пачку папирос, в которую набился снег, протер картон от налипших ледяных кристалликов и убрал во внутренний карман. Женщина, тяжело дыша после схватки, сдула локон волос, выбившийся из-под шапки и улыбнулась.
У вас все хорошо? заботливо поинтересовалась она.
Да-да, спасибо, сухо поблагодарил Степан Ильич.
Фронтовику было немного стыдно своей старческой немощи. В 1944 году сержант голыми руками капутировал троих фрицев. Даже лет тридцать назад скрутил бы этого ублюдка в бараний рог! Но что вы хотите? Годы! Идет десятый десяток! Конечно, сила в руках давно не та
Вы далеко собрались?
В райсовет, ответил Захаров.
В райсовет? удивилась спасительница. А! В районную администрацию? Может, проводить вас?
Нет, что вы, не надо, смутился пенсионер.
Да, ладно, бросьте это, тут недалеко
Женщина, не слушая возражений, взяла старика под руку, и пошла вместе с ним к зданию, еще сталинской постройки, с белыми колоннами и высокими, узкими окнами.
Глава администрации был занят. Как раз принимал журналистку местной газеты, которой рассказывал о концепции шаговой доступности, о том, какие удобства для населения повлечет новый план развития города. Особенно для престарелых жителей. Хорошо же, когда все рядом! Вот родильный дом, вот садик, вот школа, вот крематорийвсе близко! И ходить далеко никуда не надо! Можно вообще, экономии ради, из роддома сразу в крематорий.
Сергей Борисович отдельно выделил тот факт, что сожжение тел, вместо традиционного захоронения, способствует сохранению площадей для застройки, кроме тогоблаготворно сказывается на окружающей среде. Крематорийстильно, модно, молодежно! И экологично!
Еще добавил, что строительство крематория частично субсидировано из бюджетных средств. Правда, забыл сказать, что собственником крематория станет его собственный, родной племянник. Чистой воды совпадение! Но кого волнуют такие мелочи?
А, может, и не забыл вовсе. Может, как раз собирался рассказать, но общение с прессой прервала секретарша.
Рита, я же предупреждал, что меня не для кого нет! раздраженно произнес в трубку чиновник.
Я все помню, но вы хотели какого-нибудь ветерана для фото. Тут как раз пришел один, оповестила девушка.
Глава администрации смахнул мышкой заставку на экране компьютера и, закрыв кулаком зевок, переключился на камеры в приемной.
Слушай, ветеран какой-то дряхленькийзаметил Сергей Борисович. -Медалькиконечно, хорошо, но он даже не офицер! Я не настаиваю на генерале, но полковника-то, хотя бы, можно было найти? Ну, в крайнем случаемайоришку какого-нибудь
Берите, что есть, скоро и таких не будет, вмешалась журналистка.
Да?.. задумался чиновник. Ладно, давай этого, распорядился мужчина. И скажи Виталику, пусть метнется по-быстрому и гвоздичек парочку купит. Чтобы все красиво было!
Едва орденоносец вошел в кабинет, газетчица защелкала фотоаппаратом, стремясь запечатлеть старика с разных ракурсов. Степан Ильич зажмурился, попытался закрыть глаза рукой от вспышки. Глава администрации не растерялся. Перехватив ладонь ветерана, горячо затряс ее, позируя перед камерой.
Рад, безмерно рад вас видеть! проговорил Сергей Борисович, улыбаясь. Что вам привело? Родина в неоплатном долгу перед вами! Можете рассчитывать на любое содействие!
Крыша у меня течетначал излагать проблему старик.
Так а как вы хотели? удивился чиновник. Весна же! У всех с крыш течет!
Только у меня-то внутрь течет! В квартиру! пояснил пенсионер. Мне бы пару кусков толи бросить
А адрес у вас какой?
Захаров назвал адрес. Глава района вернулся в свое кресло и сосредоточился на мониторе, клацая клавиатурой.
Ага! Это же немецкий барак в поселке?
Так точно, обрадовался фронтовик.
Ну, помилуйте, уважаемый! Какие пару кусков толи? Для такого человека, как вы, в память о ваших заслугахвсе только самое лучшее! Чтобы на века! Вот, у меня тут в графике стоитремонт кровли в 2050 году. Тогда и отремонтируем! Все будет, как в лучших домах Парижа и Ландонарубероид, парапеты, трубы водосточные.
Так это, мил человеквздохнул Степан Ильич. До 2050 году я вряд ли доживу-то
Ой, да что вы, рассмеялся Сергей Борисович. Вон вы какой, крепкий еще! Рука просто каменная! Но, на всякий случай
Чиновник щелкнул замками портфеля и достал красивую, разноцветную бумажку в рамке. Специально приготовил к завтрашнему днютам состоится мероприятие по случаю выхода на пенсию главврача местной поликлиники, но раз такое дело да и бумажка от конторы племянниказа сутки еще одну сделает, с него не убудет.
Вот! торжественно произнес глава администрации. Сертификат на бесплатный гроб! Так что, если не доживетето без крыши над головой точно не останетесь! Только ты, дед, это ты не подумай, что я тебя тороплюупаси Бог! Но срок действия сертификата пять лет, так что ты постарайся успетьа то пропадет!
Фронтовик от столь неслыханной щедрости просто потерял дар речи что тут сказать-то? Пообещать не обмануть ожиданий?
К счастью, неловкое молчание прервал водитель чиновника, вошедший в кабинет с двумя красными гвоздиками.
Зачем две-то, балбес? прошипел Сергей Борисович.
Так вы сами приказалипарочку, попытался реабилитироваться Виталик.
Так я фигурально выражаясь! Эх, ладно
Мужчина на секунду задумался. Вручить ветерану один цветоктак потом в этих ваших Интернетах комментаторы напишутмол, зажали денег на цветы герою. Ладно, пусть будет две.
Все, уважаемый, сейчас сделаем пару фотои не смею вас более задерживать, отвлекать от заслуженного, так сказать, отдыха! вновь улыбнулся глава района. Только цветочки и сертификат, будьте любезны, держите так, чтобы медальки не загораживать
Опять защелкал фотоаппарат, сверкая вспышкой, как осветительная ракета, после чего Виталик вежливо, но настойчиво выпроводил старика в коридор.
Готовьте статью, распорядился чиновник. Так и так, принял заслуженного героя, предпринял ряд мер, направленных на улучшение быта ветерана, вручил ценный подарок. И чтобы вездеи на бумаге, и на сайтевезде было! Фотки там сами выберете, какие получше.
Сделаем, кивнула журналистка, царапая ручкой в блокноте. Материал сейчас пускать?
Зачем сейчас? До 9 мая три недели еще! Давайте там, ближе к празднику, чтоб, как это в вашей среде говорится, информационный повод был. Да и забудут к праздникам, если сейчас пустить
Домой Степан Ильич вернулся в подавленном настроении. В поселковую администрацию он изначально не верил. На районную надежда была побольше. Хотелось верить, что там начальник не просто начальник, но и человек! Однако, здравствуйте
Но ничего! До Берлина дошели до губернатора дойдет! Пусть, не сегодня. И, может, не завтра. Но точно дойдет.
Самым радостным во всей поездке оказался момент возвращения домой. Поселок, хотя и небольшой, неказистый, почти заброшенный старожилами, но он свой, родной. Какой-то по-своему теплый. И тепло исходило не от каменных домов дачников, обнесенных заборами под два метра. Наоборотот этих строений веяло каким-то холодом. Чем-то чуждым. Чем-то пришлым. Тепло зиждилось в покосившихся избах, сложенных из бревен и шпал, обмазанных глиной, в которых оставались немногочисленные старики. Потомки тех, кто тут испокон веков жил. Все их позабыли, все бросили. Только почтальон приходит раз в месяц, приносит пенсию. Другим нет дела.
А старики живут. Ровесники Захаровакто еще Ленина живым помнит. Коптят себе потихоньку. Дрова рубятвон дым из трубы валит. Огороды возделывают, огурцы солят. Жизнь любит сильных. И нет сильнее народа, чем народ-Победитель.
Постукивая тростью по наледи, сковавшей тропинки, фронтовик шел к своему бараку с худой крышей, в котором прожил больше семидесяти лет. Далеко не самая плохая жизньесть, чем гордиться и есть, что вспомнить. Память уже не та, время стерло многие лица и имена. Стойкость осталась. Стойкость, впитанная с молоком матери-крестьянки, стойкость, укрепленная краюхой пахучего советского хлеба, стойкость, закаленная свистом пуль на Войне.
Недалеко от дома ветеран приметил знакомую машинупотрепанный Форд темно-зеленого цвета, стоящий на обочине с открытым капотом и склонившуюся над ним фигуру охранника из сельсовета.
Здрав будь, Валерка, поздоровался сержант.
О, Степан Ильич! Здравья желаю!
Захаров протянул руку, но мужчина показал ладони, черные от отработанного масла, и подал запястье.
Ты, дед, смотрю, каждый день при параде, заметил отставной офицер.
Так крышу-то так и не починили, вздохнул пенсионер. В район ездил
И как?
Вместо ответа старик махнул рукой.
Пустое
Понятно, произнес Валерий.
Ветеран достал из кармана пачку "Беломора", но попавший внутрь при падении снег успел растаять и папиросы превратились в бумажно-табачное месиво. Грустно покачав головой, старик швырнул мокрый комок в мусорку.
Собеседник, заметив этот жест, извлек пачку "Явы" и предложил фронтовику. От сигарет, как и от Валеры, пахло маслом и тем хорошо узнаваемым ароматом, которым пахнут старые автомобили. Чем-то особенным, металлическим. Степан Ильич угостился, отломил фильтр, помял остатки сигареты в руках и прикурил от предложенной отставным офицером спички. Мужчина тоже закурил и уселся на крыло, заставив потрепанный Форд жалобно скрипнуть.
Может, я чем помогу? спросил Валера.
Да нет, отмахнулся Захаров. Завтра в обком тьфу! К губернатору поеду. Там-то уж точно решится.
Ну, дедпокачал головой отставник. Губернаторэто тебе не районный глава. Туда так просто не попадешь не пустят!