СОСТОЯНИЕ
Скопив денег на строительстве железной дороги, я решил приобрести жильё в Тынде, куда меня пригласили работать журналистом в газету «Мосты магистрали». Денег было много. В то время на них можно было купить две двухкомнатные квартиры. В небольшой чемоданчик они не вмещались, и мне пришлось купить обычный пакет, который порвался от тяжести.
На эти деньги я опять пустился в путешествие по стране. Объездил почти всю Прибалтику и Дальний Восток, жил в самых дорогих гостиницах.
Однажды в одном из кафе Таллина ко мне подошёл моложавый официант и предложил заказать музыку. Я не ожидал, что для меня будет играть небольшой оркестр, и был немного растерян, но после недолгих раздумий заказал «Гори, гори, моя звезда».
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена;
Умру ли я, ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда!
Скрипка играла, словно плакала, и душа моя пела ей в такт. Я испытывал счастье, только не знал от чего. Может, от того, что впервые за много лет я услышал эту песню полностью, посвященную только мне, так как в кафе, кроме меня, никого не было, а может, от того, что, заплутав в жизни, искал я счастье, как свою звезду, которую не смог найти. Впервые слова песни меня так глубоко тронули за душу, что в горле появился ком, а на глазах навернулись слёзы.
С большими деньгами я выглядел как-то странно. Мне было стеснительно, что недалеко от меня находился официант, который старался мне угодить в выборе блюд, названия которых я слышал впервые. Вёл я себя скромно, пил мало, много ел и думал о том, что всё это когда-нибудь закончится и надо наслаждаться этими минутами. А вечером в шикарной гостинице мне предложили девушку лёгкого поведения.
Это было у меня впервые, и я очень волновался. Для смелости я купил бутылку коньяка и гаванские сигары и стал представлять, что сейчас появится девушка моей мечты.
Выпив очередную рюмку дорогого коньяка и закурив сигару, я стал раздумывать о том, как же хорошо жить с большими деньгами и что есть люди, которые так живут всегда.
А ещё я думал о том, как мне придётся общаться с девушкой лёгкого поведения, о чём с ней говорить и как себя вести. Стук в дверь моего номера был неожиданным, и на пороге уже стояли несколько девушек и парень-качок, обритый наголо, который грубовато сказал: «Выбирай». Как будто собирался продавать какой-то недорогой товар. Мне приглянулась молодая блондинка с широко открытыми глазами, и я с волнением показал на неё.
Войдя, девушка сразу осмелела и для начала осмотрела номер. «Может, познакомимся?» спросила она, представилась Светой и свободно стала себя вести, направившись сразу в ванную. Её свободное общение ещё больше напрягло меня, и желание овладеть ею исчезло вместе с очередной выпитой рюмкой коньяка.
Мне захотелось просто поговорить о жизни и узнать, в чём видят путаны своё счастье, зарабатывая на жизнь таким способом. Из нашей беседы я понял то, что для девушки важна самостоятельность. Находясь в данный момент почти вещью, которую покупают все желающие, она мечтала таким способом заработать хорошие деньги и быть независимой. Об этом она говорила с большим волнением, как будто в этом и видела своё будущее счастье.
Сказать, что я испытал счастье от больших денег, это ничего не сказать. Испытываешь счастье не от самих денег, а от ощущения, что они у тебя есть и их можно потратить куда и как угодно. С большими деньгами жизнь приобретает совсем другие ценности. Ты не ставишь перед собой вопрос, где их взять и как сэкономить, и можешь себе позволить всё, что тебе хочется. И от этих мыслей испытываешь счастье.
Может, потому, что я сильно не дорожил деньгами, они быстро от меня ушли. В этот же год в стране произошла денежная реформа, и те деньги, которые остались у меня, уже ничего не стоили, их даже не хватило на покупку однокомнатной квартиры. И меня среди зимы выкинули на улицу из жилья, которое я снимал и не успел купить до реформы.
Так я оказался бомжем и подался к знакомому другу в Новосибирск. Там его брат работал директором завода, мы занялись бизнесом. Но очень скоро я понял, что бизнесмен из меня не получится. Чтобы хоть как-то выжить, пошёл на рынок продавать вещи.
В то время в стране перестала работать идеология коммунистов, многие люди потеряли веру в будущее. В их душе оказалась пустота, которую нужно было чем-то заполнить. Люди стали больше пить, среди молодёжи начала процветать наркомания. Появились различные религиозные общества и лидеры, за которыми люди готовы были пойти куда угодно.
Прочитав много литературы об индуизме, чуть не стал кришнаитом и я. В Новосибирске посещал их кружки, а потом вместе с ними ходил по улицам города и кричал: «Харе Кришна!»
Наголо выбритые кришнаиты были вежливы в общении и в своих разукрашенных одеждах всегда привлекали к себе внимание. Но, пообщавшись с ними поближе и побеседовав с их духовным учителем, я понял, что то счастье, которое испытывают они от этой религии, мне непонятно. С бизнесом в чужом городе у меня не получилось, и я вновь оказался на вокзале.
ИЗГОИ ОБЩЕСТВАНИЩИЕ И БЕЗДОМНЫЕ
Мне нравилось смотреть на вокзальную суету, на молодые пары, особенно с детьми, которые куда-то уезжали, приезжали и чего-то ждали. На вокзале была другая жизнь, какой-то неизведанный и непознанный мир, который постоянно менялся.
Когда мне было голодно, я покупал дешёвый стаканчик кофе, а если хватало денег, то и бутерброд. Тогда я чувствовал себя немного важным и думал о том, что когда-нибудь стану одним из этих пассажиров, которые куда-то постоянно спешили. От этого на душе моей становилось веселее. Чтобы продлить удовольствие, кофе я пил небольшими глотками, перемещаясь с одного на другое место шумного и многолюдного вокзала.
Свободные днём места на вокзале в ночное время были часто заняты. А если и удавалось их найти, то спать приходилось недолго. По ночам меня выгоняли со своих мест такие же бездомные, как и я, милиция бесконечно проверяла документы. Но сон набирал силы, и я, несмотря ни на что, в невероятных позах засыпал на вокзальных скамейках.
Приноровиться спать в таких условиях ещё не проблема. Сложнее всего было бороться с голодом, который стал моим постоянным спутником. Чтобы забыть про него, пил много воды, и тогда на какое-то время чувство голода пропадало, но довольно скоро возвращалось с новой силой.
Побираться было стыдно, и я шёл разгружать вагоны. Работать грузчиком было тяжело, особенно если выгружать приходилось цемент, который постоянно сыпался за воротник, летел в уши и глаза, и после него было тяжело отмыться. Зато это была самая высокооплачиваемая работа.
Мужики здесь постоянно матерились, а когда после работы делили деньги, часто ругались и дрались. Однажды я, чтобы не ударить лицом в грязь, попытался плеваться, как они. Но у меня, как у них, не получалось, и тогда один из грузчиков ехидно сказал: «Ты даже плеваться не умеешь!» Его слова меня сильно обидели, и я всё больше пытался подражать им, но со временем понял, что школа мне эта не нужна, и продолжил вести себя как обычно.
Однажды они выкрали у меня паспорт и последние заработанные деньги. Но когда я попытался обвинить их в этом, они чуть было меня не избили и заявили, что надо отвечать за свои слова. Как отвечать за свои слова, я не знал, но в одном был уверен: паспорт и деньги украли они.
Так я стал настоящим бомжем, и когда об этом думал, то меня одолевал страх за будущее.
Теперь даже при желании устроиться на работу сделать этого я не мог: меня просто не брали. А на восстановление паспорта требовались деньги и время.
От грузчиков я теперь держался на расстоянии, а их ряды постоянно пополняли какие-то неприятные типы, вечно пьяные и неопрятного вида, которые матерились почти через каждое слово. Особенно мне не нравился их бригадиррыжий и громадного роста с наколками на волосатых руках.
Его мужики побаивались больше всего. Как я понял из их разговоров, он долго сидел в тюрьме и был у них в авторитете. И вот однажды, когда его понесло, он долго и смачно меня материл. Я, не вытерпев, сказал ему культурно и вежливо: «Не материте меня, пожалуйста». В один миг глаза его округлились, как будто он услышал от меня то, что никогда не слышал. «Да я не то что материться, я тебя раздавлю и на ровном месте закопаю», говорил он, через слово вставляя мат, и я не на шутку перепугался.
Но перепугался я ещё больше после того, когда он почему-то полностью изменил ко мне отношение, стал называть только на «вы» и больше никогда не повышал на меня голос. Наоборот, учил, как жить и справляться с тяжёлыми мешками. «Ты не дрейфь, пацан, говорил он. Главноенадо как младенцу в жизни сделать первые правильные шаги, так и здесь, чтобы мешок не завалил тебя в сторону. А потом пойдёт всё как по маслу».
Я так и делал, но всё равно с моим маленьким ростом огромные мешки с цементом казались неподъемными великанами. Под вечер спина разламывалась на куски, и на следующий день я с трудом шёл на работу. Платили нам немного. Но я радовался даже тем деньгам.
После этого я гордо заходил в первую попавшуюся столовую, брал салат, первое, второе блюда и компот с булочкой. Живот мой наполнялся, и я радовался, поскольку на некоторое время забывал о еде и ко мне приходили хорошие мысли и настроение.
Когда моя жизнь теряла всякий смысл, в поисках счастья я брёл по селениям и весям. Брёл туда, куда тянула душа. Однажды я очутился на берегу красивой речушки во Владимире, где стояла небольшая церквушка Покрова-на-Нерли.
Ее колокольный звон привлёк мою одинокую и заплутавшую душу, ноги сами повели в храм. При входе в церковь я заметил таких же бездомных и нищих, как я. Одни стояли, другие сидели, но все они ждали милостыню от прихожан. Один из нищих протянул ко мне руку в надежде, что я смогу ему что-либо дать. Но дать ему мне было нечего, и я для чего-то поздоровался с ним и встал рядом у входа в церковь, не решаясь в неё войти.
Я смотрел на то, как в церковь входили прихожане, которые все по-разному относились к нищим. Кто-то с пренебрежением и сочувствием смотрел на них, таких было большинство, единицы бросали в их грязные ладони копейки. Меня это радовало. Потому что сегодня на эти деньги они купят себе хлеб или похлёбку в дешёвой столовой.
Немного осмелев, я вошёл в божий храм. В церкви было многолюдно. Встав при входе, я засомневался, но обратно решил не выходить. Около иконостаса горели свечи, бабушки крестились и читали молитвы, священник о чём-то беседовал с прихожанами. На меня никто не обращал внимания.
Окружающая обстановка вселяла в меня веру в лучшее. Было здесь тепло и уютно, уходить не хотелось. Я был атеистом, но крещёным (в детстве в наш дом приходила какая-то женщина, называли её крёстной).
Я смотрел на прихожан и размышлял, что они могут обо мне подумать, ведь в то время молодёжь не ходила в церкви. Это был мой первый храм, где я на последние копейки купил свечу, помолился и поставил её у святого образа. Впервые я смог глубоко заглянуть в свою душу, мне стало жалко себя, но легче, и все проблемы остались где-то позади, хотя бы ненадолго, но я обрёл душевное спокойствие.
***
На железнодорожный вокзал Владимира я возвратился поздно вечером, так как всю вторую половину дня искал работу. На этот раз мне не повезло, вагоны на станцию не пришли, и денег заработать было негде. Так что голодать пришлось три дня.
На утро четвертого я решил податься в близлежащее селение в надежде найти там работу и временное жильё. Я брёл, отчаявшись, по большаку, и душа моя надрывалась от безысходности, голода и одиночества. Недалеко от села я увидел деревенских мужиков, которые пасли скот и косили траву. Стояла сильная жара, и мужики часто утирали рукавами пот, было видно, что они порядком устали. Неподалёку от них дымил костёр, в котором виднелась печёная картошка. От увиденного мне сильно захотелось пить, и я попросил у них воды.
«Да вон родник, сколько хочешь пей», указали они мне в сторону. Пройдя несколько шагов, я увидел ключевую воду, которая небольшим фонтаном пробивалась из-под земли. Рядом валялась алюминиевая кружка.
Зачерпнув студёную воду, я стал её пить небольшими глотками, так как от холода ломило зубы. «Ну как, напился? Теперь садись, обедать будем», пригласили меня колхозники, разложив на зелёном лугу запечённую картошку, только что вытащенную из костра, сало, деревенский квас и хлеб. Я был очень голоден, и эта появившаяся на лужайке скромная еда и костёр были для меня как пышный обед в московском дорогом ресторане.
Набравшись сил и немного ободрившись, я спросил, как им живётся в деревне. «Да разве это жизнь? Колбасы у нас нет, хотя мы скотину выращиваем, а мясо увозят в большие города. Наш колхоз когда-то миллионером был, жаловались мужики, а теперь вот совсем развалился. Перестройка во всём виновата. Кому теперь мы нужны, вот только земля-кормилица нас и выручает».
Увидев длинный кожаный кнутпомощник любого пастуха, я вспомнил детство и колхозных коров, которых также когда-то пас во время летних школьных каникул. Я попросил у них кнут и, словно ковбой, показал им своё мастерство. На минуту обомлев, они спросили меня: «Ты что, из деревни, что ли?» Я почему-то с гордостью ответил: «Да!» Увидев во мне своего человека, колхозники разговорились.
Узнав, что я из Москвы, стали расспрашивать, как там живёт столица, когда в их деревню проведут газ.
«Это было бы для нашей деревни настоящим счастьем, а то надоело нам заготавливать каждый год дрова, сетовали они. А ещё мечтаем мы, чтобы провели в нашу деревню водопровод. А то жёны заставляют нас много воды таскать, особенно когда у них стирка». И от этой беседы стало у меня на душе веселее и радостнее. Я тоже вспомнил свою полуголодную деревню, где питались мы в основном картошкой и молоком, и тем, что сажали на огородах, так как свой скот, особенно коров, в деревне резали редко. Корова была нам кормилицей.
***
Ночевать я вновь вернулся на железнодорожный вокзал. В буфетах толстые тётеньки продавали бутерброды, чай и кофе. Проглотив слюну, я купил бутерброд и моментально его съел, запивая обжигающим кофе. Осматривая вокзал, я выискивал себе место для ночлега. Но вокруг всё было занято.
Простояв несколько часов, я наконец-то заметил свободное место. Свободным оно было из-за того, что рядом расположился не совсем опрятный и доброжелательный гражданин, который изредка бранно и громко выражался. Но мне было всё равно.
Устав за день, я готов был расположиться где угодно, уж очень сильно хотелось спать. Но уснуть мне пришлось не сразу. Увидев во мне своего соратника-бомжа, мой сосед попытался заговорить. Осмотрев меня внимательно и немного задумавшись, пытливо спросил:
А ты что, такой же, как и я? Наверное, и тебе жизнь не в радость? Ничего, не падай духом, брат! Вот мы с тобой сейчас бездомные, для нас главное поесть бы вкусно и переспать, чтобы тепло и мягко было. Нам многого от жизни и не надо, поэтому у нас меньше желаний и разочарований.
А представь, что ты богатый человек, ты уже будешь мечтать о том, как купить ещё круче машину и лучше отдохнуть. И нет предела нашим потребностям, и не будет счастлив до конца человек, потому что оно измеряется материальными мерками.
Счастьеэто состояние души, даже при тех проблемах, которые нас волнуют. Счастливы духовные люди, которым не нужны материальные ценности.
Мы тоже далеки от материального благополучия, но мы почему-то счастливыми себя не считаем, перебил я его. Смотря кто, я вот себя считаю вполне счастливым, потому что я так думаю, а не оттого, как думают обо мне другие. А если я представлю себя униженным и несчастным, то так оно и будет. А я не хочу быть таким. Я знал много своих бывших друзей, кто имел хорошую семью, должность, но они пили и потеряли почти всё. А отчего, ты спроси у них. Скажут, жизнь такая. А какая у них жизнь? Да хорошая жизнь, посмотри они со стороны на нашу, будут нам сочувствовать.
Так оно в жизни и бывает, мы не хотим задуматься о том, в чём состоит наше счастье. А кто задумывается, тот и становится счастливым. Ценить надо каждую мелочь, которую тебе преподносит судьба, тогда она даст тебе больше, философствовал бездомный, раскладывая на вокзальной скамейке свой вечерний ужин, состоящий из добытого где-то куска сыра, несвежего вида колбасы и уже полузасохшей корочки чёрствого хлеба.
Устроившись поудобнее на вокзальной скамейке, голодный и пытающийся понять услышанное, я пытался заснуть. Но сон долгое время не приходил ко мне.
Мимо постоянно сновали пассажиры. Кто-то встречал своих близких, кто-то с грустью провожал своих любимых. Вокзал был полон неожиданностей. Лишь только моя жизнь проходила однообразно и неизменно, не предвещая ничего интересного.