Он остановился, махнул рукой.
Здорово!
Спускайся, дело есть.
Он сбежал по трапу, подошёл к Артуру, крутившему в руках запечатанный пакет.
Ну, что?
Давай-ка присядем, Артур опустился на ящик с запчастями, стоящий у стены. Давай-давай, садись. Илюха, ты у нас семейный, так? И жена у тебячеловек с культурными запросами.
Илья подавил вздох.
Ну допустим.
Так она, наверное, балет любит? И тебя таскает на него время от времени? Всякие там белые лебеди и воздушные сильфиды.
Откуда ты слово-то такое выкопал, Илья покачал головой, сильфиды Артур, если есть делоговори, а балетные рассказы мне ни к чему, я в каютуспать.
Сильфида, Артур мечтательно улыбнулся, подпер щёку ладонью. Её Эля зовут. Солистка Мурманского театра оперы и балетатак она мне утром сказала.
Ого, Илья покосился на него с любопытством. Ты из-за неё, что ли, на построение опоздал?
Ну! Мы с ней ночью два раза и ещё перед завтракомпришлось кофе на ходу глотать, пока штаны искал! И, между прочим, Артур наклонился к нему, понизил голос, она намекнула, что была бы рада продолжить наше знакомство уже всерьёз. Так что возвращаемся из походая сразу в отпуск и к ней.
Поздравляю, хмыкнул Илья.
За первые дней пять можно не беспокоиться. Даже за первую неделю. Но потом-то нам придётся ещё и разговаривать. А как мне с ней говорить? У неё небось в голове Чайковский, пуанты, все дела, а я ей буду рассказывать, как мы из цистерн дерьмо вычищаем?
А чего сразу про дерьмо? Рассказывай про борьбу за живучестьвон, как пожар в четвертом отсеке тушили.
Когда кок на плиту масло пролил? Артур хохотнул. Ну а что, если правильно подать, очень героическая история получится. Бабыони любят всё героическое, и чтоб красивостей побольше.
Я раньше тоже так думал. А сейчас Лена отмахивается, когда я про службу начинаю. «В отпуск-то когда? Премию опять урезали?»
Ну, это не беда. Вы ж не скандалите десять раз на неделю?
Мы вообще не скандалим, поморщился Илья. Ей, по-моему, со мной скучно. Да ладно, он поднялся, хрень это всё, и балерины твоитоже хрень. Я иду впадать в спячку.
Вот и советуйся с таким Погоди, Артур пихнул ему в руки пакет, соседу своему отдашь.
Одежда?
И дыхательный аппарат. Заодно передай, чтоб после ужина ко мне зашёл.
Учить будешь? Слушай, а ты можешь его во время учёбы закрыть в торпедном аппаратеи чтоб не вылезал суток эдак двое?
Артур присвистнул.
Вы что, уже успели проникнуться друг к другу нелюбовью?
Да я его не видел ещё, Илья махнул рукой. Просто бесит.
Так, Артур встал, пошли. Я просто обязан взглянуть на это чудо, которое умудрилось вывести из себя связиста Илью Холмогорова, ни разу не попавшись ему на глаза.
Значит, прохлаждаемся?
Молодой подводник, чернявый и смуглый, смотрел на него с неодобрением, сложив руки под грудью. Его высокая фигура в синей робе заслоняла собой дверной проём, из-за плеча выглядывала русоволосая голова.
Сашка заморгал, приподнялся на койке, машинально прижимая к груди одеяло.
Ты смотри, чернявый повернулся ко второму, я его час в отсеке жду, а он тут десятый сон видит. Встать!
Гаркнул так, что у Сашки болезненно сжалось горло и он вскочил, вытянулся по струнке.
Извините товарищ офицер а в чём дело? Мне никто ничего не говорил
Не говорил? офицер поднял брови. Да ты сам должен был прибежать ко мне, сверкая пятками. А почему? А потому, что в любой момент что-то случитсяпожар, затопление отсека, выход из строя реактораи что ты будешь делать, не пройдя инструктаж по борьбе за живучесть? Переминаться с ноги на ногу все пять секунд, которые тебе остались?
Сашка сглотнул.
Я слышал, что подводные лодки этого проекта надёжны, тихо, твёрдо произнёс он, не отводя взгляда от злых глаз офицера. И что на «Белуге» опытнейшая команда.
Морщины на смуглом лбу разгладились, офицер вдруг улыбнулсясовершенно по-человечески.
Правда. Но готовым надо быть ко всему, не забывай. Артур Караян, он протянул Сашке шершавую тёплую руку, командир дивизиона живучести. Отвечаю за то, чтобы из ста пятидесяти человек, выбравшихся в море на этой скорлупке, домой вернулись все сто пятьдесят.
И за то, чтобы гальюн вовремя продували, подал голос парень за его спиной. Артур сердито обернулся:
А тебя никто не спрашивал. Связист на подлодкеэто вообще ошибка природы, тупиковая ветвь эволюции. Ох и не повезло тебе, Вершинин, с соседом, он повернулся к Сашке, подталкивая второго вперёд, и тот возмущённо обернулся:
Это мне с ним не повезло! Я думал, ты мне поможешь его как-нибудь по-тихому извести.
Видал, Вершинин, как у нас обращаются с журналистами? Знакомься: Илья Холмогоров, связист, лентяй, душитель свободной прессы. Но ты его не бойся, в душе-то он добрейшее создание. Бойся меня, он вновь сложил руки, я из тебя все кишки выну и на буй-вьюшку намотаю. Давай, одевайся, он кинул на кровать пакет. Бери с собой пэдэашку и дуй ко мне в девятый отсек. Чего до ужина ждатьначнём прямо сейчас делать из тебя подводника.
Ладно, Сашка с сомнением покосился на пакет. А пэдэашкаэто что?
Портативный дыхательный аппарат, Артур наклонился, рванул пакет, извлёк оттуда красную коробочку на ремнетакую же, какая висела на бедре у него самого. Вот он, приоткрыл, изнутри торчал длинный хобот. Без него из каюты ни ногой.
Да без толку, Илья закинул ногу на перекладину, влез наверх. Он хорошо если к концу автономки им пользоваться научится.
Почему вы так думаете? тихо спросил Сашка. В горле заскреблась обида.
Да потому что на тебя один раз посмотришьсразу всё понятно, Илья вытянул ноги, повернулся на бок к нему спиной. Будешь выходитьдверью не хлопай, я сплю.
Ладонь Артура ощутимо пихнула Сашку в спину.
Ещё не родился такой дебил, которого я не мог бы научить включаться в дыхательный аппарат. Так что меньше слушай этого соню и больше занимайся делом. Сам доберёшься до отсека или мне над тобой стоять, как наседке?
Нет-нет, Сашка поспешно потянулся за пакетом, вытряхнул на койку синюю робу из плотной ткани, такие же штаны, прорезиненные тапки. Сейчас переоденусь и приду.
Давай.
Артур повернулся и вышел.
Сашка сел на койку, обхватил голову ладонями. В висках стучало.
Ну как? сонно, сипло донеслось сверху. Дошло, что это тебе не прогулочка по Неве на катере? Надумаешь плакатьотсек не затопи.
Сашка промолчал. Посидел ещё немного, бросил быстрый взгляд вверх и принялся торопливо стаскивать пижамную рубашку.
Лучше не задерживаться.
Глава 4
Огурец, говоришь?
Доктор, долговязый паренёк с тонкой длинной шеей, поглядывал на Пашу Карцева с видом мудрого аксакала, тонкой струйкой наливая прозрачную жидкость из банки в стакан. На лодку его прислали меньше месяца назад, это была его первая автономка, но экономить спирт он уже научился, как научился гонять матросов из трюма к себе в лазарет и обратно с ящиками, не кашлять в курилке, насквозь пропитанной копотью, и отзываться «так точно!» в ответ на любое слово начальства. Паша доктора уважали к кому, как не к нему, было прийти с тяжестью в голове и на душе?
Значит, огурец, повторил доктор, поставил стакан перед Пашей. Тот жахнул его одним махом, жадно глотнул воздухавнутренности обожгло, в висках застучало гульче. И что ты с ним делал?
В том-то и дело, Гриш, Паша придвинулся к столу, я его резал. Взял нож и вспорол ему бокот сих до сих, он рубанул рукой, и доктор осторожно отодвинул от него банку. И хотел его есть, посыпал солью. Тут сигнал на вахту подалия и проснулся.
Ну, прекрасно, доктор закинул ногу на ногу, плеснул себе. Чего ты всполошился-то? Не успел во сне похрустеть огурцом и теперь страдаешь?
Паша помотал головой.
Гриш, ты не понял, он положил локоть на стол. Что, если это был не огурец? То есть огурец, конечно, но значил он совсем другое.
Да наверняка, отозвался доктор. Ты Фрейда почитай, там тебе будет и про огурец, и про банан, и про всякую прочую колбасу. Это нормально, Паш, он хлопнул Пашу по плечу. В автономке и не такое может сниться.
Да нет же, буркнул Паша, ты вообще куда-то не туда сворачиваешь. Огурецон же похож на нашу лодку!
А, ну да. На неё тоже.
И я ей во сне вроде как брюхо вспорол. Понимаешь? Так-то сонэто ерунда, конечно, он запустил пятерню в волосы на затылке. Но вдруг я и вправду где-нибудь накосячу и из-за меня мы все в жопу угодим?
Доктор хмыкнул себе под нос.
Слушай, Карцев, он выпрямился на стуле, я, конечно, понимаю, что у вас, механиков, самомнение до небес. Но поверь мне, вспороть лодку от носа до кормы у тебя не выйдет, что бы ты там ни наворочал.
Паша беззвучно вздохнул.
Так необязательно ж от носа до кормы, вздохнул он. Лодкас ней нежно надо, аккуратно, чтобы не вздрогнула лишний раз. А у нас столько народу без мозговникак не могут это понять. Вон, иду с вахты, мне замполит навстречуиз четвертого отсека. Переборку за собой закрываетхерак! Скрежет на весь отсек.
Доктор иронически покачал головой.
Какая беспардонность.
Я ему вежливо так: «Товарищ заместитель командира по воспитательной работе, вы бы чуть-чуть поаккуратнее. Нам ещё три месяца в море болтаться». А онподбородок задрал, глаза сверкают: «Да ты да я как ты со старшим по званию разговариваешь»
Ну и правильно, доктор пожал плечами. Это ж замполит, что толку его переучивать.
Конечно, все думают, что железу без разницы, ебашь его как хочешь, Паша сердито шмыгнул носом. А потом удивляются, почему корабли всё время ремонта требуют. Гриш, дай мне, что ли, каких-нибудь капель для носа. Ивашов мне свои давал, да что-то ни хрена не помогают.
А что у тебясопли текут? Или нос не дышит?
Не дышит, Паша шмыгнул ещё раз.
Ладно, доктор привстал, полез в ящик, сейчас что-нибудь найдём.
Дверь приоткрылась, и в лазарет заглянула светловолосая голова.
Драсьте, прошелестело тихонько, а можно мне давление померить?
Клапаны срывает? гоготнул Паша. Доктор выпрямился, глянул на него осуждающе. Повернулся к гостю:
Садитесь Александр Дмитриевич, да? Какие жалобы: слабость, голова кружится?
Есть немного, журналист вымученно улыбнулся, опускаясь на койку. Мы отрабатывали надевание спасательного гидрокостюма с командиром дивизиона живучести. На время, он приложил ладонь ко лбу. Пальцы подрагивали.
Да, Артур может, хмыкнул Паша. В норматив, конечно, не укладываешься?
Журналист передёрнул узкими плечами:
Да я вообще не представляю, как это чудище можно на себя надеть за пять минут! Вот честно, отчаянный взгляд скользнул с Паши на доктора, у кого-нибудь получается?
Они переглянулись, и доктор печально развёл руками.
Пять минутни у кого на корабле нет такого времени. Полторы, максимум две. Давайте руку, он разложил на столе тонометр. Посмотрим, что Артур умудрился сделать с вашим организмом.
Гриш, я тогда пойду? Паша привстал. Доктор махнул рукой:
Погоди, я щас.
«Груша» зашипела, липучка зашуршала, натягиваясь. Журналист сидел неподвижно, лишний раз опасаясь вдохнуть. Наконец доктор вынул трубки из ушей, поморщился:
Сто двадцать на семьдесят.
То есть всё в порядке? на бледных губах дрогнула робкая улыбка. Я, честно говоря, боялся
«Те, кто боится, дома сидят», явственно прочитал Паша во взгляде доктора. Но доктор, надо отдать ему должное, не забывал о своей клятве Гиппократа и промолчал. Кремень. Он, Паша, наверное, не сдержался бы.
Александр Дмитриевич, вежливо произнёс доктор, если у вас всё, вы можете пойти к себе и отдохнуть.
Журналист растерянно взглянул на него:
Извините у вас, наверное, пациенты, я вам мешаю?
Да нет, никого, кроме вот этого бедолаги, доктор с усмешкой кивнул на Пашу. Мне нужно в кают-компанию. Это мой первый поход, так что нас с ребятами должны посвятить в подводники.
Вот как? гладкая, ровная шея вздрогнула. И вам заранее сказали, когда вас будут посвящать?
Ну да, старпом ещё с утра всем объявил.
Понятно, журналист нахмурился. Ну удачи.
Он вышел, аккуратно прикрыв дверь, и Паша с нетерпением повернулся к доктору:
Ну, капли-то где?
На третьи сутки веки уже наливались свинцом, спина делалась ватной и тяжёлой, стоило посидеть в одной позе несколько минут. Хотелось спать.
Судя по красным глазам матросов, им хотелось спать ничуть не меньше, но они стояли, подтянувшись, и с любопытством косились на плафон в его руках. Плафон был полон воды, и ещё на столе стояла целая банкачтобы хватило всем: троим матросам, доктору и ракетчику.
Кочетов прочистил горло. Он говорил негромко, но, как всегда, чувствовал, что его слушают.
Товарищи подводники! Поздравляю вас с первым погружением. Хлебнув воды из глубины, вы сразу прочувствуете, что жизнь у нас несладкая. Но раз уж вы почему-то выбрали еёжелаю вам отдать ей всё, что только в ваших силах, и получить от неё всё, что только можете. И главноепусть количество ваших погружений будет равно количеству всплытий!
Ура! первым гаркнул старпом, и возгласы эхом раскатились по кают-компании.
Замполит Константин Иваныч с пухлой красной папкой в руках колобком выкатился вперёд:
Товарищи! Наша великая Родина возложила на вас огромную ответственность, огромное доверие
Кочетов качнул головой, глядя в круглое розовое лицо. Замполит, пересекшись с ним взглядом, сник на полуслове. Скороговоркой закончил:
И ваша задачане подвести её.
Так-то. Договаривались же: на посвященииникаких речей о боевом духе, моральном облике и международном положении. Пусть потом хоть по три часа всех мурыжит на собраниях, но сегодня обойдёмся.
Кочетов подошёл к первому матросу, протянул ему на вытянутых руках плафон. Тот осторожно принял, поднёс ко рту. От резких глотков на шее заходил ходуном кадык.
Как же его Свистунов, да. Трюмный.
Он вернул Кочетову опустевший плафон, поёжился:
Холодная, бля ой, виноват, тащ командир! вытянулся, прижал руки к бокам.
Кочетов улыбнулся.
Конечно, холодная. А вы думали, матрос, мы тут в тепле задницу греем?
По рядам пронёсся негромкий смех. Старпом уже наливал воды следующему.
Рядовые пили почти залпом, и доктор Агеев от них не отставал, ракетчик вот замешкался, подождал, переводя дыхание. Казалось, он вовсе хотел поставить плафон на стол, но под взглядами Кочетова и старпома допил своё до конца.
Забрав у него плафон, Кочетов уже хотел поблагодарить всех и отпуститьи наконец идти спать, у него сейчас веки слипнутся и он заснёт прямо стоя перед строемно перед ним мелькнула фигурка в штатской белой рубашке:
Товарищ командир, а я?
Огромные глаза распахнуты, скулы белые. Куда тебе в подводники, тебе в школу на линейку
Палыч, Кочетов повернулся к старпому. Налей.
Тот наклонил банку, но рука замерла:
Роман Кириллыч, а гражданскому разве положено?
Палыч, Кочетов вздохнул, на этой подводной лодке я решаю, что и кому положено. И если я говорю «налей»
Готово, тащ командир.
Кочетов взял плафон, опустил его в подставленные руки журналиста.
Ну, пейте.
Тот наклонил пушистую светловолосую голову, с усилием поднёс плафон ко рту.
Горько так, что жжёт горло. Щиплет в носу, в глазах, кажется, он вот-вот чихнёт, но от холода всё внутри сжимает спазмом. Глотнуть удаётся с трудом. Вот сейчас подавится, закашляется, и все они засмеются. Все будут смотреть на него, как как, собственно, они уже смотрят, только особо не показывают. Чужой, ненужный, слабый да какое ему, собственно, дело, что о нём думают эти солдафоны? Плавание закончится, он вернётся в Питер, плюнет и разотрёт, они так и останутся гнить на Севере, а он а он Господи, что ж так щиплет в глазах, и слёзы текут, он захлёбывается морской водой вперемешку со своими слезами
как он сидел в углу спортзала, уткнувшись в свои колени, и плакал, потому что все побежали по домам, он остался один, а дома пахло потом и спиртом, на градуснике было тридцать девять и пять, в ящике валялось пятнадцать рублейдаже на аспирин не хватит
он слизал капли из уголка губ и поставил плафон на стол.
Синие глаза командира Кочетова отстранённо рассматривали его лицо.