О, как мне это было на руку! Мичико уже отвернулась от меня, воссоединившись с женихом. Итак, теперь мой монолог, обращённый к зрителю с великой японской сцены на великом и могучем, прошу прощения, французском
У самой рампы, обозревая «небеса», я обводила рукой зрительный зал, ведая о том, как очарована городом Нагасаки, его храмами и экзотическими садами, гостеприимством добрых жителей Сзади меня кто-то произнёс «Ви, ви, шери!» Пришлось обернуться. О-о, мой супруг, всю ночь, видимо, размышлявший как бы спекульнуть создавшейся ситуацией и извлечь из неё как можно больше дивидендов и выгоды, вальяжно приближался к рампе и встал впритык к бортику, на полшага впереди меня. Он во всём мне поддакивал «Ви-ви, шери!», наверняка долго репетировал эту реплику ночью у зеркала. Пришлось обращаться не только к зрителям, но и к расчётливому, метящему в ферзи «супругу». Ви-ви, шери
За кулисой я задержалась, наблюдая за Нагао-сан. Один на сцене у лестницы, по которой убежала осрамлённая служанка, он запел о своей всепоглощающей любви к ней. Пел опять же неубедительно, без горения, без одержимости Певец стоял спиной к зрителям. И вот янтарный взгляд упал за кулису, на английскую полуобнажённую леди. В ту же секунду случился загадочный феномен. Его «замученный» голос наполнился обертонами, зазвучал насыщенней и так мощно, что зазвенели хрустальные подвески на люстре и приосанился даже сам режиссёр. Музыканту, как соловью, необходима муза и тогда он исполнит свою самую несравненную песнь.
Леди предположила, что поиск «музы» был не чем иным, как манёвром, шулерством всенародного любимца ради усиления мощности голосовых связок, зрительских оваций и честно заработанных многомиллионных гарантий. Но если уж хозяину Мураниши для сцены это всё нужно, то аристократка не противпусть пользуется! Шоу-бизнес зиждется на жертвах.
С другой стороны сцены у левой кулисы, стояли три наших девушки. Агнесса заворожённо наслаждалась трелями влюблённого «соловья». Татьяна прищурилась, будто что-то важное открылось ей на сцене и за сценой. А Аска расстреливала леди из двустволки, оклеенной двойным рядом фальшивых ресниц. Она целилась в «ананас», потом опускала прицел к животу, но стреляла по мишени с чашечкой С. Пришлось отступить. В укрытие. В зрительный зал.
Перерыв и третье действие моя прекрасная леди просидела, как и подобает буржуйке, в первом ряду партера, на боковом месте, подальше от приёмной комиссии.
Что ли, её бриллианты слепили хозяина, играющего взлёты и падения судьбы? Нагао-сан прилагал, казалось, усилия, чтобы не смотреть на боковое место в партере. Но когда актёру был нужен алмазный «допинг», порция наркотического средства, то янтарный взгляд ложился на «музу» и он удваивал актёрское рвение и метался в муках по сцене, падал на колени, растоптанный капризами судьбы, плакал, бился головой о картонные декорации, показывая непревзойдённую игру мастера. А леди чувствовала, как силы покидают её. Энергоресурсы утекали к хозяину. Опустошённая от перекачки энергии и от неверия в чистосердечность янтарных глаз, она еле досидела до финальной феерии.
Хлопали завершённому шедевру все: пятьдесят человек труппы, приёмная комиссия, администрация и техперсонал. Лишь режиссёр и драматург, потупив очи, скромно ожидали конца оваций.
Сато-сан поздравил всех с грядущей премьерой, заботливо попросил актёров хорошенько отдохнуть после обеда, выспаться, и назавтра, за полтора часа до премьеры, быть, как штык, в зрительном зале для религиозной синтоистской службы. Объявление о такой службе в театре показалось мне более чем странным. Но, как известно, не суйся в калашный ряд с ананасами.
* * *
Таня как-то нехотя вышла со мной из служебного входа в сторону крытой торговой галереи, в ресторанчик «окономияки». Ноги у меня подкашивались, и холодный ветер поддувал под юбку, морозя «низ». Но вновь и вновь мне надлежало актёрствовать, разыгрывая бравую походку и звучный стук каблуков-шпилек. Что-то в личности Татьяны мешало мне быть самой собой, надломленной тяжким горем, не имеющей мужества отвечать на звонки друзей и знакомых, прячущейся в туалетах и на лестничных клетках продуктовых, промтоварных магазинов и аптек, чтобы никто не видел то и дело наворачивающихся, а порой и текущих слёз. Тётя Лика говорила, что после кончины своей мамы целый год она бродила по улицам с глазами побитой собаки, качаясь из стороны в сторону, цепляясь за заборы и изгороди, чтобы не упасть. Целый год! Значит, мне остаётся одиннадцать месяцев двенадцать дней?
Японской пиццы мне не хотелось. И разговор с Татьяной шёл вяло, пока парень из ресторанчика шлёпал на горячий противень, вделанный в стол, ингредиенты для пиццы.
Съев деликатес Кансая и дежурно похвалив его, я оплатила свою часть счёта и мы пошли по улочке мимо служебного входа в театр. И даже не удивились, увидев лысину Кейширо-сан, выглядывающего из приоткрытой двери и изучающего ландшафт на наличие в нем противникапоклонников и поклонниц, досаждающих кумиру своим обожанием, наседающих на него и тычущих блокноты для автографов.
Кейширо-сан не нашёл вражеских точек. Зато нас усёк. Обрадовавшись, он задал очередной праздный вопрос:
Ну что, подружки, в отель возвращаемся?
Ага, в отель, закивали мы с Татьяной.
Отдыхайте! Высыпайтесь! И никаких свиданий с бойфрендами! по-отечески напутствовал шпик.
Да что вы, Кейширо-сан! У нас их нет!
Ну и правильно! лысина исчезла.
Татьяна показала на бутик с развешанными у входа леггинсами и ушла.
* * *
Мам, вот эти хоть и без начёса, но тёплые На этикетке написано: body heater, утеплённые. Пойдём-ка примерим Ну как? Не увеличивают в бёдрах? Нет? Цвет серый, не подойдёт к сапогам А эти? Чёрные, утеплённые, да ещё и slim Нравятся? В таких уж наверняка не заболеть «по-женски» И ноги делают стройней Жаль, что не было таких раньше, когда мы конфликтовали с тобой из-за моего подросткового упрямства, модничанья, как говорил папа
* * *
Ночью я проснулась от отвратительных мужских голосов в комнате. Мне было жутко. Включатель ночника находился совсем рядом, но я не могла пошевелиться от страха.
Держи её! гремел зверский голос.
Я напрягала мышцы. Ночник! Мне нужно дотянуться! Зажечь свет! Но огромная глыба завалила меня, вдавливая в матрац. Я даже пальцем не могла шевельнуть. Нет, я не сплю! Я в своём уме, всё чувствую, понимаю! Но не владею своим телом, не контролирую волю. Мама! Тымоя крепость! Как и тот, Альфа и Омега, с кем ты сейчас! Помогите! Мне страшно! Защитите меня, раздавленную глыбой, распластанную под её свинцовым гнётом
Глава 4
У служебного входа собралась внушительная толпа, которая не навязчиво расступилась, не прося у меня автографов.
В гримёрной и Аска, и остальные девушки смотрели именинницами и обрадовались мне, как дорогой гостье. Перебрасываясь шутливыми фразами, все семеро мы навели марафет и облачились в реквизит, чтобы в девять двадцать пять прибыть в зрительный зал и сесть в качестве омегаучастниц на последний ряд партера, рядом с американцами и танцорами.
На первых рядах альфа-статусы и бета-персоны вкушали комфорт мягких кресел. Между ними и нами пролёг вакуум иерархии и пустых рядов. И в этой опустошённости, будто в «Чёрном квадрате» Малевича, витала память о житейских страстях, калечащих капля по капле людские души, а затем приводящих к восприятию одиночества как блаженства.
Нагао-сан был на месте. А Фуджи-сан, как и положено приме, опоздала на тридцать секунд. Она вбежала поступью юной шалуньи и робко опустилась на сиденье.
У открытого занавеса, на фоне судна «Faith» был установлен алтарь с подношениями синтоистским божествам: апельсины, бананы, яблоки, листья капусты и разной зелени, японская белая репа дайкон. Священнослужитель, одетый в зелёное кимоно и с высоким головным убором «пирожком» стоял у алтаря в ожидании начала молитвенной церемонии инаугурации театрального представления.
Первым выступили, очень кратко, Накамура-сан и режиссёр. Затем дали слово госпоже Фуджи. Та, милая, озорная, обернулась к сидящим сзади. Как назло, я была крайней. То есть сидела хоть и в последнем ряду, но на том же месте, что и примадонна, и ни одна из голов не заслоняла меня от её милости. Глядя прямёхонько на меня, Фуджи-сан нарочно или не нарочно произнесла почти ту же реплику, которую отобрала у меня на балу:
Ну что же вы расположились так далеко? Сядьте поближе, мы ведь всеодно целое! Ну давайте же!
Она встала, призывно помахивая рукой и мне подумалось, что она вот-вот подбежит и потянет меня за рукав в свой обманчивый альфа-мир. Сато-сан тоже призвал нас сесть ближе. Наш ряд, как по команде, потупил очи и опустил головы, что по-японски значило: «Мы дико извиняемся, но нам и здесь хорошо!»
Фуджи-сан разыграла на лице досаду за нашу стеснительность, нужную ей как собаке «здрасьте» и тоном молодости и непорочности рассыпалась в благодарностях всему чудесному коллективу, в том числе и иностранным коллегам, с которыми ей так легко и уютно.
Нагао-сан был приглашён к алтарю. Он встал, преклонив голову. То же самое сделали все находящиеся в зале, молясь об успехе начинания.
Священнослужитель читал молитвы и совершал обряд подношения урожая божеству, чтобы тот оберёг нас от эксцессов во время спектаклей и принёс гастролям всего в избытке: и зрителей, и триумфа, и доходов.
За полчаса до запуска зрителей мы освободили зал. А без десяти одиннадцать битком набитый лифт опорожнил нас за кулисы. Нагао-сан смотрел в зрительный зал через крошечное отверстие в чёрном маскировочном занавесе. За ним, поочерёдно, приложили глаз к дырочке и мы. Ни одного свободного места! Аншлаг на премьеру.
Третий звонок. Полилась сердцещипательная вступительная мелодия под крики чаек и плеск морских волн. Кейширо-сан, в сильном волнении, совершал, как тот синтоистский священнослужитель, обряд сдувания пылинок с пальто хозяина и контроля его накладных усов. Таня встала за спиной Нагао-сан и, на мой взгляд, очень даже чувственно дышала ему в затылок.
Маэстро поднялся по закулисной лестнице на площадку для спуска на сцену по трапу, показал нам с Таней фигуру из пальцев, ну ту, «ОК!», и вышел к зрителям. Тут начались бурные аплодисменты, и пока народ горячо приветствовал любимца, а господин Нагао наслаждался овациями, спектакль не начался.
Наконец публика притихла. На сцене были слышны голоса Марка и Джонни, обсуждавшие по-английски вопросы бизнеса с только что прибывшим из Англии хозяином Мураниши. Гото-сан помог Тане, а затем и мне, преодолеть десять ступеней к большой сцене, почитанию зрителей, к славе.
Выйдя на трап, я забыла саму себя! Под софитами я была как сардина в воде. Никакой робости из-за множества глаз, следящих за победным спуском на японскую землю взбалмошной английской дамы с беспечальной жизнью и крупным капиталом, раздающей направо и налево счастливые буржуйские улыбки.
Я не сразу заметила, что зрители первых рядов и, естественно, весь сидящий за ними зал лишь мельком глянули на возню с коробками и картонками, а также пререкания дамочки с носильщиком. Все глаза были прикованы к хозяину Мураниши, прекрасно говорящему по-английски с Джонни. И Джун что-то быстрее обычного зашептал «Уходим!» За кулисой приветливый Кен вновь встретил меня доброй улыбкой, и я в благодарность погладила его по кителю. Оказавшись в закулисном полумраке, я разочарованно сорвала с головы сдавливающую виски ненавистную шляпу-колокол. И это всё?! Полторы минуты магии и огромный кукис с маком славы? «Это потому, что выход без слов, мэм, уговаривала я себя. Пойду-ка лучше тщательно подготовлюсь к фурору на приёме у хозяина»
Из лифта выходил господин Кунинава. Он чрезвычайно обрадовался «землячке» и, как рыбак, показывающий, какую здоровенную рыбу он выловил, спросил:
Ну что? Сегодня саба? Сардина? Или китище?
Не-е, у меня сегодня пескарь! я большим и указательным пальцами изобразила «пескаря».
А что так?
Выход коротковат
Не бери в голову! Все начинают с коротких выходов! Будешь блистать на помолвке
* * *
Девушек в гримёрной не было. Переодевшись в джинсы и спортивную куртку, я уставилась на Думку. А рядом с ним вдоль зеркала разлёгся барином мой накладной хвост. На всякий пожарный я решила каждый день, перед уходом из театра, забирать его домой. А вдруг он нечаянно пропадёт, как в том страшном сне? Исчез же алый отрез шёлка из сундука Татьяны? И напялят на меня куделя
Пришли девушки, шумные, жизнерадостные, разговорчивые. Аска достала из сумки большой термос, и в комнате запахло кофе. Запаслась она также и семью пластмассовыми стаканчиками, наливая всем напиток домашнего приготовления. В репродуктор послышался голос помощника режиссёра, вызывавший к себе Рену, Каори и Татьяну.
Агнесса, видимо, вышла в туалет. И Мива куда-то пропала. Аска, меняющая антитранспирантные подкладки в проёмах рукавов бального платья, обратилась ко мне:
Будешь ещё кофе? Наливай себе когда захочешь и сколько захочешь! Термос на полтора литра!
Я благодарно посмотрела в глаза госпожи Аски, тёплые, как и её термос, и из вежливости долила себе полстакана.
Антракт.
Вернулась довольная Татьяна. За ней следом Агнесса и все остальные. Мива только что где-то купила бутерброды и, протерев руки антисептиком, раздала их нам. В дверь постучали. Кейширо-сан поставил на циновки нарядную коробку:
Этовам, девушки! От Нагао-сан!
Все, кроме Татьяны и меня, окружили увесистую коробку и, затаив дыхание, открыли. Крабовые роллы из дорогого ресторана. Их было ровно семь, обёрнутых подарочным целлофаном.
Агнесса положила свой ролл на столик у зеркала и умилённо смотрела на него, будто это была любовная записка от кумира. Я оставила свой в коробке, предложив девушкам разделить его или съесть той, которая захочет добавки. Я не ела крабов и, схитрив, сказала, что у меня на них аллергия.
В ответ на электронное письмо Алекса я писала ему с мобильного длинное послание, состоящее из детских воспоминаний и жалоб на ночные кошмары.
Девушек вокруг не было Ведь я находилась в другой жизни, той, счастливой, несмотря на сложные отношения родителей. Мне было года три-четыре, а помню отчётливо. С подружками постарше мы играли в дочки-матери. Они укладывали меня, то есть дочку, спать, а я плакала и пыталась сползти с кровати. Одна девочка рассердилась:
Сейчас позову Бабайку!
Я ревела:
Бабаек не бываеттак говорит моя мама!
Неправда! Они бывают! Сейчас позовусама увидишь!
И вышла из спальни.
Я стояла в детской кроватке, вцепившись в высокие бортики. И вдруг в комнату вползло что-то мерзкое, похожее на гигантскую чёрную черепаху. В моей маленькой голове промелькнуло: «Бабайка! Настоящий!» И то ли вывалилась из кровати, то ли от испуга со мной случилась истерикабольше ничего не помню.
Опять к нам стучали. Обернулась к двери и в глазах потемнело!
Распластавшись по полу, в гримёрку вползала какая-то огромная чёрная масса. Бабайка! Бесстрашная Аска мгновенно вскочиланаверняка, чтобы сразиться с чудищем. «Вытолкай эту мерзость подушками!» готовилась закричать я. Но вместо сражения Аска, Рена, Каори, Мива и Агнесса пали ниц, кланяясь чёрной массе. В панике я глянула на спокойную, как удав, Татьяну. И вновь увидела неоновый свет закулисной действительности.
У входа на полу почти лежали три человека в чёрном. Прижав ладони к циновкам, они сложили на них буйные головы с густыми шевелюрами. Один мужчина приподнял лоб, и я узнала господина Накамура. Двоих других я ещё не встречала. Все трое били челом о циновки, благодаря нас, пешек, за оказанную им великую честь участия в мюзикле «Камелия на снегу».
Что же делать?! Татьяна сидит сиднем и даже голову не склонит И мне не по нраву «ломать шапку» Если не поклонюсь, ну не отразится же это на французско-японских дипломатических отношениях? А с другой стороны Накамура-сан был всегда так учтив и оказал добрую услугу французскому языку.
Вровень с лежащими вниз лицом девушками я села на пятки и потупила очи долу, рассматривая на циновке узор из бамбуковых стеблей. Лежащие пластом японки тоже били челом, благодарили продюсера Накамура-сан, а также директора театра и третьего солидного господина. Шоу выглядело так: у входа лежали люди в чёрном и симметрично им, как на игральной карте, лежали Мальвины и Дюймовочки в голубых нарядах и с бантами на париках.
Когда высокие гости дали задний ход, Татьяна равнодушно спросила:
А третий-то кто?
Господин Иваки, генеральный директор киноконцерна, отозвалась Аска.
О, Иисусе Христе! Бабайки, мама, не существуют!
Всё ещё находясь в стрессовом состоянии от только что пережитого, я почувствовали головную боль. Из репродуктора слышалась ругань отца служанки. До второго выхода оставалось ровно полчаса.