Было одиннадцать утра. Славица только вернулась, завезенная Вильямом. Она не напилась вечером, нет. Но выпить утром, опохмелиться, стало уже для нее каким-то обязательным делом. Без этого было как-то не по себе. Ночью она вставала и сидела на кухне «сумасшедшего дома» Вильяма. Курила, пила коньяк, найденный в ливинг, в заставленном хрусталем баре, и, глядя за окно, на бассейн, думала: «Как было бы хорошо здесь жить, да, с этим вот парнем. С не совсем американцем, лучше, конечно, чем с безумным сербом Все действительно стали безумцами со своими национальностями. А я, что же, выродок?»
Ну, обратят на меня внимание. Тут-то я им скажу, что я о них думаю!
Может быть, эти АА митинги кому-то из них помогают
Конечно. Многие все дни проводят в разъездах по церквям, клубам. В одной встреча в восемь утра, в другой в полдень, то есть в полдень по всему городу встречи, обязательно. В четыре часа еще где-нибудь, в клубе женском. Самое ужасноеэто вечер. Потому что последняя встреча в восемь тридцать. Кончается около десяти. Ну, можно протянуть до одиннадцати. А потом? Что потом делать? Снотворное принимать, чтобы до утра протянуть? Так это тоже тогдазависимость. Ты идешь на АА митинги, чтобы не думать, отвлечься, забыть алкоголь. А если ты и думаешь о нем, там ведь только об алкоголе и говорят, ты не можешь выпить. Я только всегда удивляюсьна что же люди живут, если проводят все дни в разъездах по митингам, то есть не работают
Может, они на социальном обеспечении? Если алкоголизм приравнен к болезни, к инвалидности Как трансвеститы, они же получают пособия от государства. Может, так и алкоголики? И наркоманы, наверное. Джо мне звонил, Славочка. Он решил бросить драгз. Поедет куда-то к матери своей, совсем деревня. Меня зовет, а то ему одному тяжело Может, ему тоже ходить на АА митинги стоило бы?..
Наверняка для наркоманов есть специальные. Для всех есть. Для психов, для алкашей, для наркоманов, для сексуальных перевертышей И это называется независимое общество, свободное! И кстати, безволие поощряется, зависимость поддерживаетсявсе безвольные знают, что они инвалиды и общество за них в ответе! Слава взяла из папки розовую карточку, на которой отмечали посещаемость; карточку она должна была принести в полицию после окончания посещений Алкогольно-Анонимных встреч.
Ой, Славочка! Я забыла! Кошка-то беременна! Представляешь? У нее теперь будут маленькие котятки. Вау! Подпрыгнув, Раечка захлопала в ладоши.
Какой ужас. Кошмар! Что же мы будем с ними делать?! Ты должна срочно найти людей, чтобы отдать кошек! Слышишь, Раиса? Сумасшедшая, чему ты радуешься?..
Ой, да, правильно Надо найти людей Ой, я позвоню Кому же их отдать?
Славица с ужасом посмотрела на Кошку, действительно «пополневшую». Она взяла ключи от машины«Пластинка «Би Джиз» под диваном, Речел!»сообщила она Раечке, уже стоя у дверей. Та хихикнула, поняв трюк Славицы, но не обиделась, а сделала рукой жест «пока, счастливо!» Слава вышла, подумав: «Что-нибудь эту девушку может обидеть, вывести из себя, оскорбить? Нет, наверное. Она всегда улыбнется и засмеется. Вот какой хороший характер, сказала бы моя бабушка А я думаю, что в этом есть что-то ненормальное!»
В зале при церкви на Якка стрит давали крепкий кофе. Но не было таких вкусных кукиз, как в женском клубе на Оксфорд. На Якка под конец встречи всегда демонстрировали кекс, принесенный кем-то из «именинников»10, 15, 20 и т. д. дней трезвости. Но кто и когда его съедал, оставалось загадкой.
В большом зале с длинными скамьями вдоль стен, с длинными столами, сдвинутыми в центре, с неразобранными пирамидами стульев, как всегда, было полно людей. Они, видимо, приходили сюда задолго до начала митинга, как и оставались многие, долго после. Сегодня здесь была уйма балетных. В шароварах на веревочках, в шортах и высоких шерстяных гольфахони будто пришли на репетицию мюзиклабалетные толпились вокруг одного, сидящего на столе: он показывал какие-то движения рук. Некоторые повторяли в сторонке. То есть, может, многие собирались на пробу после митинга. Слава села на скамью вдоль стены. Рядом сел толстяк с бананом.
Кое-кто несколько раз звал Нэнси, которая вот-вот должна была прийти, как отвечали из другого конца зала, или которая еще на кастинг, или которая получила роль, как кричали другие. Все, казалось, знали Нэнси. Слава тоже ее зналаэто была проститутка из спектакля «Сумасшедший Винсен». Сам «Винсен» сидел в углу, в кожаном кресле. С полузакрытыми глазами, он тем не менее увидел вошедшую Нэнси и показал ей на стул рядом. Нэнси послушно села.
Встречи на Якка можно было бы назвать актерскими классами. Здесь была вся труппа из спектакля, на пробы которого и Славица, и Раечка ходили когда-то. Потом они ходили на премьеру «Сумасшедшего Винсена», а труппа тем временем, видимо, спивалась и вся становилась «сумасшедшей». Режиссер и он же исполнитель Ван Гога получал колоссальный кайф от проводимых им проб. Хотя вся труппа была уже набрана! Слава точно помнила, что все занятые в спектакле были уже там, с ним, вокруг него: на пробах! Зачем же он проводил набор актеров?! «Может, для запугивания, так сказать, своих актеров, чтобы те стали более зависимыми от него, режиссера! так разглагольствовала Славица после премьеры, объясняя Раечке, что их обманули. Раз этоттип себе такое позволяет, то где же гарантия, что другие так не делают?» Раечка была как в столбняке и только моргала глазками: «Какой ужас! А мы-то старались Я еще, помню, спиной выходила на сцену Помнишь, Славочка? Чтобы как-то выделиться, отличиться Вотдурочки-то»
Толстяк предложил Славице банан, достав его из-за пазухи гавайской рубахи. Шкурка банана поблескивалавидимо, толстяк потел, это был его пот Слава отказалась от банана.
Председатель митинга просил собравшихся рассаживаться. Председательский стол стоял под сценой с опущенным занавесом. По обе стороны сцены были укреплены флагиамериканский и калифорнийский, с медведем. Вот председатель объявил сегодняшнюю ведущую, и к столу выбежала тоненькая старушка.
Герлз энд гайз, хай!
И весь зал закричал «Хай! Хай!» Толстяк сказал шепотом, а Слава прошевелила губами свое «хай!»
На опаздывающих, разбирающих пирамиды со стульями, шикали. Зал был полон. Громадный зал, человек на двести, был полон добровольными алкоголиками и алкоголиками, привлеченными судом.
Старушка тем временем рассказывала, что уже пятнадцать лет ходит на АА митинги, что видела она приходящих и уходящих, но потом опять возвращающихся, как в свою семью, людей. И что поженила она не одну пару посещающих АА и не на одном крещении детей этих пар была. Она не села за стол, а, взяв микрофон с подставкой в руки, прыгала вокруг и потом села на стол. Она сказала, что упустила свое личное счастье, то есть никогда не вышла замуж, а все ходила на митинги. Но что она все равно счастлива и что все присутствующие это ее большая семья. Она забыла уже, как алкоголь выглядит, не то что пахнет, но встречи АА никогда-никогда не бросит.
Она назвала несколько таких же, как и она, членов АА, помахала им рукойони были в залеи пригласила первого выступающего. Все зааплодировали, а к столу уже пробивался здоровый мужик в костюме тройка. Старушка спрыгнула со стола и, еле дотягиваясь до плеча мужика, стукнула его кулачком: «Ты, я вижу, проказник!»засмеялась она. Мужик сел за стол и обеими руками схватился за микрофон, поставленный перед ним. За секунды он покраснел и заблестел выступившим на лбу потом.
Меня зовут Майкл, и я алкоголик!
Все зааплодировали. «Ну и что, что я алкаш? Я тебе мешаю? А, я вам мешаю?»вспомнила Славица приятеля Богдана, действительно алкаша. И ничего ему не стоило сказать, что он алкаш. Да и многим ее соотечественникам ничего не стоило, наоборот! Они соревновались, кто больше выпьет. Она если и не соревновалась, то старалась всегда выпить много. Еще больше! Чтобы опьянеть. Да, быть пьяной! Иначезачем пить?! «Мы не можем быть социальными поддавальщиками. Для нас пить, значит, выпить все, чтобы быть пьяным, чтобы забыться; от чего?., от горя? Но не все ведь несчастны!»
Я знаю, что многим из вас моя история покажется скучной, ординарной Но для меня она ночной кошмар моей жизни. Когда-то я был женат, работал продавцом страховки Мне тяжело рассказывать, для меня это очень трудное решениерассказать. Так что извините, если я буду не очень художественен
Многие засмеялись, подбадривая криками «давай, Майкл! Мы с тобой!» Слава вспомнила фильм с Джаком Леммоном «Вино и Розы», он играл агента страховой компании. Ланч с клиентами«Блади-Мэри»; файв о'клок с клиентамиводка-оравдж; предобеденный аперитив с клиентами, послеобеденный коньяк с клиентами В двенадцати заповедях (шагах) Анонимных Алкоголиков Бог, как мы понимаем Его, должен был устранить все дефекты характера (6-й шаг) для агента страховой компании Богом или, по крайней мере, Ангелом Хранителем был алкогольон помогал продать страховку.
Славица взглянула на толстяка рядомтот с открытым ртом слушал продавца страховок. Он в своей истории подошел к моменту, когда обнаружил себя уснувшим за рулем на обочине дороги. Штаны у него были мокрыми. Он описался первый раз в жизни. Соседка по правую руку от Славы закивала головой: «Смелый человек!»
с мокрыми штанами я шел куда-то по хайвею. Я понимал, что что-то ужасное происходит со мной, но мне нужна была, видимо, последняя капля в чашу моего кошмара.
Продавец страховки вытер лоб скомканным уже клинексомон приближался к кульминационному моменту. К решению. Он уже трижды описывался. Задерживался полицией. И вот идя по хайвеюСлава подумала, что раз он так четко помнит, то не был, видимо, пьян в доску, вся жизнь промелькнула перед ним, как машины, проезжающие мимо. Кто-то зааплодировал на аллегорию. «Винсен» так и сидел с полузакрытыми глазами. Откинув голову назад. Проститутка поглаживала его колено. Они будто медитировали. «Может, он использует эту историю для следующего спектакля, хотя все это, видимо, детские сказочки по сравнению с его собственным опытом». Слава взглянула на другую группу. Среди них был чокнутый парень, пришедший на кастинг в один день с Речел и Славицей. Перед своей пробой он ушел во двор и занюхал хорошую порцию бесцветной, воспламеняющейся жидкости (С2Н5)2Опаперз, как называли эфир, он должен был дать ему ощущение творения нового мира. «Винсен», он же режиссер Кеннеди, сидел тогда в зале, закинув ноги на спинки кресел переднего ряда, он, видимо, уже тогда решил, что сам будет Ван Гогом, и, может быть, искал во всех приходящих на пробы актерах какие-то оригинальные трюки, своеобразные решения ситуаций. Наэфиренный парень долго орал, держа ладонь над воображаемой свечой. Кеннеди его не взял, как не взял никого.
я насрал в штаны и решил покончить с алкоголем.
Все зааплодировали. Продавец страховки откланялся и, скрепив ладони, потрясая ими над головой, вернулся на свое место. Его соседи пожимали ему руки, другие тянулись похлопать по спиневсе, казалось, хотели потрогать его.
Председатель объявил именинников. Сначала недельныхим давали маленькие значки, потом двухнедельныхэтим побольше. И так до месячной именинницыона вышла стортом, утыканным свечами. Председатель зажигал свечки и жег себе пальцы зажигалкой. Именинница не стала брать микрофон.
Мое спасениеэто вы. Встречи с вами. Вот эта книжечка. Она подняла вверх книжку с адресами АА митингов. Я не знаю, сколько в ней адресов кто-то закричал цифры, но все эти тридцать дней, три, а то и четыре раза в день я ездила на встречи. И сегодня, после этой вот встречи, еду. И буду ездить всю жизнь. В этом и в Боге мое спасение.
Все аплодировали. Председатель поднес торт, и под нестройное пение, под хлопки именинница потушила свечи на нем.
Все встали на молитву. Взявшись за руки, неровным кольцом по всему залу, кто-то закрыв глаза, кто-то закинув голову назад«Господи, дай мне безоблачность принять то, что я не могу поменять, силы поменять, что могу, и мудрость познать разницу. Аминь». Соседка справа крепко сжала Славину ладонь: «Спаси и сохрани нас Бог!»с участием прошептала она, глядя Славе в глаза.
В одиннадцатом шаге Анонимных Алкоголиковвсе двенадцать были напечатаны на задней обложке книжечки с адресами, говорилось о том, как «через молитву и медитацию мы продумали об улучшении сознательной связи с Богом, как мы понимаем Его» Последнее это добавление не помогало Славице избавиться от ощущения присутствия именно Бога, Иисуса Христа, от сознания, что все просят Его, Бога, помочь им. И на Него надеются. А у нее не было даже той малюсенькой, но неистребимой искры веры в Бога, остающейся с детства. Нет Было воспоминание, приходящее иногда из черной какой-то глубины памяти, так никогда и не вырисовывающееся четко, а всегда остающееся будто за фильтром, за тонкой сеткой. Воспоминания о доме недалеко, в часе езды, от Титограда. У истоков речки Морачи. В Черногории. И о девочке, местной, учившей верить Богу.
Палец Аны у губтихо А в доме и так тихо. Все ушли в каньон Платие, ловить рыбу на Мораче. И так тихо все в доме, что слышно биение своего собственного испуганного сердца и половицы в старом доме Аны, кирпичного цвета половицы, оказываются такими звучными. Каждый шаг под нестройный их аккомпанемент-скрип. Каждый шаг в угол комнаты бабушки Аны, где висят образа, иконы и где всегда горит огонек лампадки
Почему-то она казалась грязнойикона Святого Георгия. И Божья Матерь с Христом была в сальных пятнах. И на обоях, рядом, было сальное пятно. Это сестра Аны сделала. Она, чтобы хвост себе завязать, затягивала волосы на макушке одной рукой, другой обматывала вокруг них ленту и потом, уже держа два конца ленты, прижимала макушку свою, хвост, к стене и завязывала тогда свободными руками бант. Каждое утро эта церемония проделывалась поэтому и пятно было. Около Божьей Матери. А Святой Димитрий был с луком и стрелами, с мечом А у Аны волосы были заплетены косой. Ее бабушка заплетала. Бабушка ее была всегда в черном, и только платочки менялись, смягчая или все-таки нет, не смягчая, лица беззубой и с мясистым носом старухи. АСлавица ее поэтому и бояласьиз-за ее носа.
Ана шевелила губами, шепча молитву. Славица все хотела ей крикнуть: «Да говори же громче, Ана! Я же ничего не понимаю!», но почему-то никогда, никогдашеньки не крикнула она, ни даже попросила, нет Ана вдруг останавливалась, испуганнаякошка прыгала с печки, с лежанки, глухо на скамью «ууух», на пол «уххх» Они боялись молиться? Они же были в Черногории, в центре веры, в Государстве. Как в Ватикане, наверное. К Владыке приезжали отовсюду, ручку поцеловать Слава запомнила из молитвы только «Отче наш на небеси» и что-то про святого Георгия. Наверное, потому что отца ее звали Георгием. Хотя не было уже отца, Славе уже было лет шесть Ана крестилась, и Слава повторяла за косо глядящей Аной, наклоняя голову. Ей так не хотелось целовать икону за Аной! У нее даже голова тряслась от страха, и дрожь потом переходила на губытолько бы не дотянуться ими, только бы не коснуться, хотя бы на миллиметрик воздушный А Ана хмуро глядела, и глаз ее правый еще больше косил. У Славицы тоже косил, но ее водили на УВЧ и все прошло. А Ану не водили
А потом Ана вставала на постель своей бабушки и тянулась к шкафу. На нем были составлены чемоданы, а между ними хранилась бутыль с черно-коричневой жидкостью. Бутыль была закрыта пробкой, чуть обрезанной со всех краев, иначе не вошла бы в горлышко И еще там был пакетик с печеньем. Специальным. Это все было из церкви бабушкой принесено. Потому что рядом не было церкви и каждый раз надо было просить кого-то везти в церковь. И вот у нее все это было туг, на шкафу освященное в церкви. И была там ужасная ложка. Надо было съесть печенинкупричаститьсяи запить черно-коричневой жидкостью из страшной, как казалось Славице, ложки в руке Аны. И Славица закрывала глаза и ждала прикосновения ложки к губам, и всегда тошнота подступала к горлу, и во рту становилось сладко-пресладко, как перед рвотой, и челюсти сводило будто судорогой. Потому что хоть и закрыты были глаза, внутри, на изнанке века, вырисовывалась эта ложка и беззубый рот бабушки Аны, шамкающий, трясущийся, заглатывающий жадно эту ложку.
Все были атеистами в семье. Это сейчас мать Славицы, на старости лет и будто с разрешения, стала ходить в церковь, молиться и ставить свечи за спасение души Славицы, брата ее Драгослава и всех сербов. Хотя она вот тайно крестила же Драгослава, а? Может, потому что тот родился во время войны и отца рядом, во время рождения сына, не было. Он воевал, был в партизанах, потом на фронте. А когда Славица родилась, он был коммунистом, и ни о каком крещении и речи быть не могло. Речь уже была о разводе, вот о чем.