Да брось ты, Агриппина Ивановна абсолютно невозмутимо замечаю я. Тут хоть стой, хоть падай А и жена она, да и мать тоже
Во блво! Нет, ну что же это за жизнь такая, Лизка?!
Форма существования белковых тел.
Чего?!
Как учили, Гаш. Жизнь есть форма существования белковых тел
Ну существуй, существуй. Только не свихнись, как прокурорша Нефедова
Не дождутся.
На веранду заглядывает Кыся. В кожаночке с заклепками. В бандане. Бахилах со стальными носками. Все ясно. Сегодня она играет в крутую рокершу.
Раз она здесь, значит, и вся легкая кавалерия с нею
Я их не звала, но девчонки сползлись сами. Сразу же. В благодарность за дележку женским опытом, что ли?
Гаша сразу же, фыркнув, уносится с веранды. Кыську она не терпит.
Готово, Лизавета Юрьевна? вежливо спрашивает девочка.
Все тут заглядываю я в сумку. Только передай Гришкины шмотки не этой задрыге, а Зиновию.
Кристина долго молчит, глядя в потолок, и потом объявляет:
Я к ним не пойду.
Ты же Григорию Зиновьевичу не то троюродная сестра, не то двоюродная тетка Почему же?
Кыся покрывается багровыми пятнами.
Потому что все этосплошная подлянка. И Зюнька. То без презрения и вспомнить ее не мог, а теперь перед этой сучкой хвостом виляет.
Любовь зла, Кысечка.
Это у них-то любовь? Это вот так-то? Разве ж вот такэто и есть любовь? Вот такая она, да? Ну тогда ничего я больше в жизни не понимаю!
Как там Григорий? Плачет?
Честно? растерянно мнется девчушка.
А ты на это и впрямь способна?
Я сильно постараюсь. Нет, он не плачет, Лизавета Юрьевна. Зюнька его от себя почти что не отпускает. Они же привыкли вместе.
А она?
Ну, обрыдала, облизала Только ей не до него: она же теперь общественная деятельница. Воспитательницу для Гришки хочет нанять. Ну как бы бонну. Чтобы самой не возиться. А вы очень на нас злитесь?
За что?
Ну Заниматься с нами перестали
Я смеюсь. Все-таки дурочки они еще зеленые.
Господи, да я не знаю, на каком свете я теперь живу, Кыся! А что в городе говорят?
Так ведь про вас только и говорят. Всяко-разно
А что именно?
Ну, сплетничать как-то неприлично
Если по чуть-чуть, то можно.
Ну, что все, что про вас в прессе писали, сплошное вранье. Ничем вы там, в Москве, не рулили. В общем, миллионами за вас другие распоряжались
Что ж, это правда. Почти. Поначалу так и было.
Я не про поначалу. Что вы все время там были просто как кукла. Ну такая декорация. Которую ваш крутой ну, этот самый Туманский временно при себе держал. А теперь выпер. Вот и чешут языками. Сплетни!
Ну насчет выперэто слишком. Я всегда ухожу сама. Правда, прихожу тоже! задумываюсь я.
Девчонка по наиву не соображаетэто не просто очередная сплетня про меня умело и продуманно вброшена. Это пущена точная пиаровская «волна». Пожалуй, этот Петровский и кого-нибудь из недовольных мною сотрудников корпорации «Т» в Сомов притащит. Мало ли я кого прижимала?
Ладно, оставим это на потом.
Как насчет сегодняшнего вечера?
Бу сде! оживляется она. Глазки аж вспыхивают от удовольствия.
Твои девы тут?
А куда они от меня денутся?
Дома вам не вломят?
Ха!
Зови!
Они вваливаются, пересмеиваясь и переталкиваясь, шестеро. Десятый мой десантный батальон. Союзницы. Других у меня пока нету
Вообще-то я поначалу решила от них избавиться. Турнуть до лучших времен. Ну и вой они мне устроили
Глупенькие. Для них еще все на светеигра и приключение.
Во втором часу ночи я с моим взрослым штабом все еще торчу в дедовом кабинете. Потому как жутко со своим кандидатством запаздываю. Даже еще документы не подала на регистрацию.
Доктор Лохматов сидит на стремянке возле полок с дедовыми книгами и воткнулся в какой-то фолиант на немецком. Гаша и Нина Ивановна, шушукаясь, подсчитывают каких-то бабокпенсионерок из слободы, которые гипотетически могут голоснуть за меня, а я мучаюсь над налоговой декларацией и списком личного имущества, о котором обязана известить как народ по соседству, так и население на окраинах. Плюс избиркомиссию.
Ну и хрень с этими декларациями, жалуюсь я. Кажется, осилила. Вроде ничего не ужулила.
Гаша настораживается:
Кобылу не забыла? Ну которая на конюшне в летней резиденции у твоего мухомора стоит
Это она о Сим-Симе.
Ну не такой уж он мухомор. А вот про Аллилуйю я и точно не вспомнила. А сколько она стоит? Хотя это ж дареная. Подарок! Разве подарки считаются? Тем более лошадь.
Еще прицепятся. Запиши как корову, советует Гаша.
А сколько корова стоит?
Я в Плетенихе проконсультируюсь, обещает Агриппина Ивановна. Но скорей будет на базаре.
Нина Васильевна протирает очки и замечает строго:
Я бы попросила вас, Лиза, впредь школьниц к нашей избирательной кампании не привлекать. Что-то они у вас разрезвились.
Да они как-то сами Каникулы же
Каникулы каникулами. Но могут возникнуть ненужные проблемы с родителями. Тем более что девочки несовершеннолетние..
Это неправильно, Васильевна. Стратегически! вдруг возражает ей Гаша.
Лохматов прыскает в кулак на своей стремянке:
Ну если Агриппина Ивановна до стратегии добралась, тогда пусть недруги наши трепещут!
Ты зубы не скаль, клистир. Я наших сосулек знаю. Вон, почти что каждая лет с тринадцати уже за собой целый хвост волочет. Хи-хи да ха-ха! И почти что каждый парнишка при ней уже при праве голоса! После восемнадцати. Крутнет она хвостом: «Петя, уважь меня. Иначе мы с тобой в разлуке!» Ну что он, Лизавету бюллетнем не сподобит? Каждый грибок да в нашу корзиночку.
Ну, Гаша. Снимаю шляпу!
Ладно, господа генеральные штабисты. Подведем первые итоги. Деньги у нас на мою кампанию есть?
Лохматов свешивает свою плешку сверху:
Нет.
Оргтехника?
Нет.
Спецы по пиар-раскрутке?
Нет.
Пресса?
Это ты про наш городской брехунок? Так там только про Зюньку. И еще про этого ихнего подпевалу из порта. И в типографию нас больше не пустят. Райке Кукушкиной уже шею намылили.
Значит, нет.
Потенциальные инвесторы?
Это кто ж такие? пугается Гаша.
Банкиры, торговцы, те, кто деньги в кандидатов вкладывают, объясняет ей Нина Васильевна.
А Это чтобы потом, когда кандидат в начальники вылезет, им назад из казны отслюнил?
Короче таких нет. Лобби в нынешней мэрии? В смысле хотя бы приличных персон
Нет.
Слушай, доктор, заводится Гаша. Что ты все «неткаешь»? Как будто радуешься? Ты с нами? Или без нас?
Лохматов взирает на нас с печалью:
Просто интересно, любезные мои дамы, на сколько вас хватит?.. Я в том смысле когда вам все это осточертеет?.. Ну не бывает вот так. Понимаете? Не бывает!
Когда они расползаются по домам и мы с Агриппиной Ивановной провожаем их до ворот, город уже давно спит.
Я покуриваю на улице, и мне тревожнокак там мои девчонки? Кыська? Не вляпались бы в историю
В сей глухой час горят окна в квартире у Серафимы. Степан Иваныч, заснувший у телика, выключает шипящий ящик, бредет в кухню. Сердитая Серафима считает на калькуляторе и подшивает в папку какие-то квитанции.
А, ты уже дома. Я вот тебя не дождался. Приспнул. Прости уж. А сколько времени, Серафима?
Второй час.
А чего так поздно вернулась-то?
Пиарщик этот достал. Только успевай ему наличку отслюнивать. Да еще и сама ишачь. Колбасу благотворительно в дом престарелых отперла Плюс халаты теплые тапочки. Обслюнявили всю: «Деточка, деточка»
Я бы на вашем месте не торопился не без скрытой подковырки советует ей муж. Бабкам стоит выдать только по одной тапке. Вторуюв день выборов! Я этих кочерыжек знаю! Они тапочки на халяву обуют, а голоснут, как всегда, против всех!
Что-то ты у меня разрезвился. Помог бы лучше!
Не имею законного права, Сима. Как председатель избирательной комиссии обязан держать полный нейтралитет. Население может голосовать чем угодно. Мозгами, ногами, сердцем. А мое делосторона. Пока. А Кыська что? Спит уже?
Может, и спит. Только неизвестно с кем. Ко мне она и не суется. А от тебя ни в чем ей отказу нет. Это ты ее шалаться отпускаешь. Обожаемый папочка. Знает, лиса, перед кем хвостом вильнуть.
Что значит вильнуть? Сегодня суббота. В Дубне у ученых дискотека. Да она ж не одна, Сима. С ней ее девчонок целая шарага. Они ж тут от скуки на стенки лезут.
А там куда лезут? В кусты?
По себе судишь, что ли? Это тебя сестричка Ритка из-под каждого куста за ноги тащила
Не хами, Степа. Обижусь.
Да пусть потанцует. Куда она денется?
А Кристина и не думает танцевать. На своем скутере она по-ковбойски выносится на площадь перед мэрией.
За ее спиной сидит ее ровесница, Люська-Рыжая, держа на отлете толстую сумку. Кыся, озираясь, делает круг по безлюдной площади вокруг центральной афишной тумбы, заклеенной предвыборными плакатами Зиновия.
Мигает беззвучно желтым светофор, ни для кого. Высится в ночи в стороне над Волгой здоровенный памятник Ленину.
За памятником в темноте укрылся милицейский «жигуль» с погашенными фарами. Возле него стоит, покуривая, сам майор Лыков. За баранкойЛенчик.
Во! И эти не спят, удивляется Ленчик. И с чего это наши пацанки с вечера бегают, носятся? Как взбесились.
Не шалят? лениво осведомляется Серега.
Нет.
Значит, не наше дело.
Но все-таки посматривает на моторизованных писюшек не без любопытства.
Кыся тормозит у центральной тумбы, они разом спрыгивают с Рыжей, раскрывают сумку, уже отработанно Кыся выдергивает баллончик с клеем и обильно заливает им прежние плакаты. Люська выдергивает из сумки пачку свежеотпечатанных черно-белых листовок, и они, торопливо, нервно хихикая, начинают обклеивать ими тумбу.
Что они там лепят, Петрович? тревожится Ленчик. Может, хулиганство какое? С наших станется
Не преувеличивай, Леня. Это просто листовочки. Вот такие
Лыков вынимает из кармана свежую листовку и протягивает патрульному. Тот включает фонарик и освещает плохо пропечатанную листовку с моим портретом и слоганом: «Привет всем! Это я!»
Отпечатано сегодня триста штук в нашей городской типографии. На этом барахле, которое давно пора выкинуть. Райкой Кукушкиной, наборщицей. По срочной просьбе Нины Васильевны Смирновой
Директрисы? Я же у нее учился
И я учился, и Райка-наборщица тоже. И, между прочим, все оплачено. Баба Гаша утром в скупку Лизкину золотую цепочку сдала на которой крестик носят. И на шнурочек его нацепила
Слушай, Петрович, они же всего Зиновия залепят! Может, шугануть?
Лыков думает очень долго.
Ворочает своими тяжелыми шариками.
Потом вздыхает:
Не положено
Почему?
Демократия, Леня. Ну ее в жопу. Демократия
Добром эта дурацкая история с самодеятельными листовками, как и предвидела Нина Васильевна, не кончается.
Утром я обнаруживаю под воротами заплаканную рыжуху Люську, которая мне сообщает, что вернулись они в Кыськину квартиру чайку попить уже под утро. Сидели в кухне, когда к ним ворвалась распатланная, осатаневшая от ярости Серафима и, вопя, начала избивать Кыську.
Лупила, не глядя, по голове, лицу, плечам, по чему попало. Даже ногами. Таскала за волосы, матерясь как грузчик.
Папа Степан вбежал следом, повис на плечах жены, обхватив ее плечи в замок.
Сима! Сима!!
Оказывается, уже кто-то позвонил Серафиме насчет моих листовок и девочек.
Она отпихнула мужа и выкинула Кыську из кухни.
Под замок, дрянь!
Рыжая сползла на пол и притихла за холодильником.
Ну ты зверюга, Серафима сказал Степан.
Заткнись! Вырастили Павлика Морозова. Над нами уже весь город ржет.
Ну и хрен с ними. Сегодня смеютсязавтра забудут.
Смеютсязначит, уже не боятся, дурак! Нас не боятся!
А ты-то чего забоялась?
Привыкли дрыхнуть при Ритке! За ее спиной. Все спите. Жируете. Блаженствуете! А мне васотмазывай?! А я не Господь Бог! Дождетесь, разбудят
Серафима, сплюнув, ушла в ваннуюморду отмывать.
Люська уже собралась сматываться, когда в кухню заползла Кристина, с черным от синяков лицом, поднялась на ноги, села к столу. Из разбитой губы текло. Отец смочил полотенце над раковиной, стал утирать кровь.
Ну и оно тебе надо? Что тебе-то не хватает? С чего?!
Сволочи вы, пап. Все, убежденно сказала девочка.
В общем, моя Кристинка посажена под замок без права выхода на волю и общения с подружками.
Срок покуда Серафимой не определен.
В полдень мы торжественно выходим в город.
Для моральной поддержки к нам присоединился и Артур Адамыч, в концертном черном сюртуке с аккуратно залатанными локтями. Седую гриву развевает ветерок.
Я возглавляю шествие, держа под мышкой старый дедов портфель с документацией. Слева и справа топают Гаша и Нина Васильевна со своим зонтом-тростью.
Площадь раскалена солнцем, перед салоном красоты напротив мэрии сидят в очереди на ступеньках несколько женщин, обмахиваются газетками. Парикмахерская у насобычная стекляшка, где все напросвет, как в аквариуме. Да и окна нараспашку. И хотя завша Эльвира загородилась от улицы горшками с домашними цветами и плющом, с площади все видно.
Эльвира и ее куаферши хором суетятся вокруг кресла, в котором восседает закутанная в покрывало Ираида Горохова.
Для меня все ясноИрка уже чует себя хозяйкой города и наслаждается тем, что ее обрабатывают без очереди.
Сквозь стекло я вижу эту стерву хорошо. Да и она меня тоже.
Ей красят волосы под голубой «блонд».
Остальные кресла почтительно пусты. Ираида курит длинную сигарету, сбрасывая пепел в пепельницу, которую держит куаферша помоложе. Вторая одновременно готовит ее ногти к маникюру. Третья взбивает какую-то массу для маски.
Парикмахерши липнут к окнам, разговор явно идет обо мне.
Представляю, что она там несет по моему адресу.
Задастая Эльвира явно делает вид, что не узнает меня.
Девоньки Это кто там чапает? Неужто сама Туманская?
Не отвлекайтесь! небрежно бросает Ирка.
Мы топаем дальше.
Делаем снимочек, дамы? оживляется фотограф возле картонного Зюньки.
Отвали! огрызается Гаша.
Зиновий, уже не картонный, а в полной натуре, топчется перед парадным входом в мэрию, над которым свисает триколор. Он в новеньком светлом костюме при галстуке, тоже державной расцветки.
Увидев нас, багровеет, уходит за милицейский «жигуль», в котором, открыв дверцу от жары, сидит и ест сливы из фуражки майор Лыков.
Похоже, что мы совпадаем с визитом на регистрацию со щеколдинскими.
Сливку хошь, Зюнь? явно развлекаясь, спрашивает Серега.
У меня от твоих слив уже оскомина, бормочет, сосредоточенно завязывая шнурок на новом башмаке, Щеколдин. Вот черт. Долго она там марафет наводить будет?
Иди без нее.
Да нет. Просила, чтобы без нее не начинали
На твоем месте я бы поторопился. Здорово, Лизавета. А Зюнька уже с час тут торчит.
Только тут Зиновий как бы впервые замечает меня:
Здрасте, Лизавета Юрьевна
Я его в упор не вижу.
Лыков! Где тут этот самый избирком?
А в кабинете у Федоровны.
Чего ж так? Вроде не положено.
Так он все одно пустой Сливку хошь?
Не лезь ты к ней. Не видишь, у насакт! Торжественный! фыркает на него брезгливо Гаша.
Давненько я не бывала в кабинете Маргариты Федоровны. Со знаменем города в стояке, гербом Сомова и портретом Щеколдиной с траурной лентой на уголке. Сейчас он приспособлен под избирательную комиссию. То есть перегорожен длинным столом под зеленой скатертью, на котором стоит табличка с надписью «Избирком». За столом сидит официальный Степан Иваныч и две чиновного вида женщины. Степан просматривает бумаги в папке. Из женщин я знаю только сухую тощую даму из БТИ. Ее фамилия, кажется, Котикова.
Я смиренно стою перед столом, сложив ручки и глядя в потолок.
Вдоль стены за моей спиной расположилась на стульях моя напряженная команда.
Ну что ж, товарищи Степан Иваныч заканчивает листать мои бумаги. Инициативная группа горожан во главе с Ниной Васильевной, выдвинувших кандидатуру Лизаветы Юрьевны, поработала энергично. Проблема судимости по сроку давности и закону об амнистииснята. Налоговая декларация. Справки о доходах, о наличии имущества заполнены грамотно