Ага! Как положено поддерживает меня Гаша.
Котикова морщится:
У меня вопрос. Вы ведь Басаргина. А подаете документы как Туманская. Разве развод еще не случился?
Отложен, сообщает Нина Васильевна. По неявке противоположной стороны. Там тоже справка из суда есть. На всякий случай
Но такие дамы, как эта самая Котикова, вцепляются как клещи:
Я бы хотела уточнить ваш социальный статус, Лизавета Юрьевна. Род занятий
Безработная Пока
Что означает «пока»?
Приду сюда и будем работать, товарищи! радостно сообщаю я им.
Они молчат очумело. Только переглядываются. Степан Иваныч сдерживает ухмылочку:
М-да. Ну что, завершаем регистрацию?
Котикова не соглашается:
Минуточку Меня интересует одна странная вещь: в анкете отсутствуют фамилия, имя и отчество отца Лизаветы Юрьевны.
Мне это никогда не мешало жить. Я его просто не знаю. Мама знала, то есть Вероника Иннокентьевна, но не успела мне сообщить. Фамилию мне отдал дед. А отчествооткуда отчество, Гаша?
Панкратыч вроде Гагарина уважал.
Странная история А куда же делась ваша мама?
Она меня изучает, как блоху под микроскопом. И мне абсолютно яснода все она про меня знает, просто ковыряет побольнее.
Некогда ей было, ворчит Гаша. Соскочила с поездаи в родилку, родилаи на поезд!
У нее были срочные гастроли симфонического оркестра Оставила меня Агриппине Ивановне на кормление Уехала
О, да! с гордостью оживляется Артур Адамыч. Единственная консерваторка из нашего города По классу флейты Я ее учил
А где же она сейчас? не унимается эта вобла сушеная.
Ну, последнюю открытку я получила лет десять назад. Из Грузии. Но, кажется, она звонила деду и из Литвы. Она очень любит выходить замуж. И вам, по-моему, это прекрасно известно. Степан Иваныч, может, хватит полоскать наши семейные трусики?
Степан Иваныч поднимается:
Ну что ж. Позвольте мне как председателю комиссии
Минуточку. Ваша комиссия по закону должна немедленно выплатить мне на избирательные расходы какие-то копейки. Я еще раз спрашиваю: я могу их получить здесь, сейчас?
Пока потерпите, Лизавета Юрьевна, сконфуженно чешет репу муж Серафимы. Город в очень сложном финансовом положении. Маргарита Федоровна оставила ряд проблем. Но в ближайшем же будущем
Я поняла. Бабок не будет. А может, вы у меня машину купите, Степан Иваныч? Классная тачка Я недорого возьму
Гражданочка! Здесь не торгуются! срывается на визг Котикова.
Ну будет вам выходит из-за стола Степан Иваныч с красной книжечкой в руках. Примите мои официальные поздравления. Позвольте вручить вам удостоверение кандидата на пост главы нашего замечательного города и пожелать вам победы на выборах в честной борьбе!
Я делаю коровьи глаза. Изумляюсь, значит:
А цветы? Цветы-то? Я же все-таки дама, Степан Иваныч? Это мне, да? Ну вы настоящий мужчина! Вот спасибо!
Женщины балдеют от моей наглости, но Степан Иваныч неожиданно оказывается на высоте. Он снимает со стола роскошный громадный букет в «золотой» фольге, перевитый державной лентой, явно приготовленный для Зиновия, и отдает мне. И даже целует руку.
Есть претензии?
Ну что вы? Какие претензии? Мне еще позволено по городу ходить, не спотыкаясь Уже счастье
Мы вываливаемся из мэрии, облегченно вздыхая, и нос к носу нарываемся на Ирку, которая перевязывает галстук сопящему Зюньке.
И проходим мимо них как мимо столбов.
Ирка охает потрясенно за моей спиной:
Нет! Ты ты видел?! Это же мой мой букет Я же его для тебя приготовила! С Москвы тащила! Для тебя!!
В три шага Горохова настигает меня, хватает за шиворот и вопит так, что город Сомов немедленно просыпается от полуденного сна, по крайней мере в районе мэрии:
Ах ты, гадина! Мало тебе моего сыночка, так ты и тут все мое себе гребешь! Твое это? Твое, да?! Отдай!
Она дергает букет из моих рук.
Я прикидываю, с какой стороны мне ловчее съездить по ее распаленной морде, хлещу сначала слева, потом добавляю справа.
Швыряю растрепанные цветочки ей под копыта.
Горохова бросается к Лыкову, который почему-то влез по задницу под капот своего «жигуля». Зюнька просто сидит на бордюре, уткнувшись лицом в ладони.
Ираида тормошит Лыкова, задыхаясь:
Ты видел, Лыков?! Нет, ты это видел, Лыков?! А ну оформляй, Лыков! Телесные! Ну что ты на меня пялишься, Лыков?
Серега утирает масляные руки вехоткой и как бы ничего не понимает:
Ты про что, Ираида? Свечи менять надо. Вот это я вижу. А ты-то про что?
Завилял? Уже? Ну и сволочь же ты, Лыков! шепчет Горохова.
Сливку хошь?
Во второй половине дня Артур Адамыч закладывает в городском ломбарде фамильные золотые часы, карманные, марки «Павел Буре», на потертом ремешке, с фарфоровым циферблатом.
Доктор Лохматов приносит какую-то заначку из своего врачебного содержания, которую он откладывал на турпоездку в Испанию.
Нина Васильевна стыдливо признается, что на сберкнижке давным-давно вольные ветры свистят.
Я прикидываю, что бы можно толкнуть из дедушкиного наследства. Ничего приличного не осталось, кроме лабораторного микроскопа времен Очакова и покоренья Крыма.
Гаша покуда загадочно молчит.
Я пишу Гришкиными красками на большом листе объявление и бодро командую доктору:
Лохматик! Присобачишь на воротах, когда уходить будешь. Часы приема избирателей по личным вопросам. Ну прямо как у дантиста.
К дантисту как взвоешьтак и побежишь, вздыхает Гаша. А к тебе-то кто пойдет? С чего? Вон даже листовочки наши с заборов Ираидка лично посдирала. Обиделась. Нет, как ты ее цветочками, а?
Вообще-то санитарки мне говорили, что это было не очень прилично, фыркает Лохматов.
Чихать. Еще не то будет бодро заявляю я.
Что будет? Ничего больше не будет, вздыхает он. Вы только не обижайтесь, Лизавета. Но ерунда все это. Так не бывает. Главный вопрос всех времен и народовденьги, деньги и деньги
Я завожусь и срываю трубку стационарного телефона.
А В конце концов. Что я имподзаборная? Сами меня в это дело втравили. Пусть отстегивают!
Все настороженно следят за тем, как я набираю номер губернаторской канцелярии:
Алло Это приемная? С вами говорит Ах, вы меня уже узнаете по голосу, Аркадий? Пустячок, а приятно Соедините меня с Алексеем Палычем. Вот как? И надолго? Да нет Это мои проблемы
Ну и чего? интересуется Гаша, уже поняв, что дела у меня высшей степени дохлости.
Губернатор изволили отбыть в Китай. Служебная командировка. Вот мерзавец. Он там себе в Китае. А ты тут сиди и кукуй!
Ну а если бы и был пожимает плечами Лохматов. Вы думаете, вы у него одна такая на свете? Город выбираетгород и платит!
Ладно! Что есть, то и есть. Пусть копейки! Господа штабисты! Мы стартуем! Как у нас с листовками? Остались?
Глава восьмаяСТРАСТИ-МОРДАСТИ
Я принимаю стратегическое решениеоповестить трудовое население Сомова о своем существовании немедленно. То есть этой же ночью. Обе электрички вечером приходят из Москвы к полуночи, отстаиваются в тупиках на нашей станции и с интервалами в двадцать минут с шести утра увозят трудоспособных сомовцев пахать в столицу.
После первой расклейки у нас осталось сотни полторы листовок.
Кристина под домашним арестом, но девчонки ее остались. И полыхают жаждой мести и почти молодогвардейским героизмом. Кстати, о чем Нине Васильевне я предпочитаю не сообщать.
Оснастившись клеем и листовками, я вывожу девок на операцию. Мы засели у семафоров и ждем, когда опустевшие составы загонят на отстой.
В вагонах выключают электричество.
Машинисты со своими чемоданчиками отправляются в гостиницу при дистанции путиотсыпаться. Электрический фонарик есть только у меня.
Мы разжимаем пневматические двери и забираемся в первый состав. В вагонах как в бане, за день на солнце они раскалились, дышать нечем.
Через пять минут мы с макушек до пяток в поту и клею.
Но зато мой светлый лик смотрит со всех стен и окон.
Я обещаю девчонкам роскошное купание в Волге с наших мостков и Гашин кулеш, который она готовит в общем котле на костре прямо в саду. Когда девчонки, хихикая, сигают за мной из последнего обработанного вагона на насыпь, над Сомовым стоит глухая тишина.
Ночь безлунная, вода в Волге чернее туши, и кажется, что прямо в нее сыплются и сыплются, как из сита, с почти осенних небес яркие прочерки падающих звезд.
На всех нападает смехун, девчонки выделывают на песке под нашим обрывом черт-те что, орут песни, кувыркаются, и мы сигаем в воду, простирнув клейкое барахлишко, голышом
Я и не догадываюсь, что личная «Волга» Кузьмы Михайловича Чичерюкина в эти минуты уже со страшной скоростью приближается по трассе со стороны Москвы к моему родному городу.
Чич гонит как на «Формуле-один».
Рядом с ним дрыхнет в полной отключке незабвенный мой супруг Семен Семеныч Туманский. На пластроне его крахмалки пятна соусов и закусок, по которым можно точно установить меню кабаков, которые он посетил в этот вечер. Светлый пыльник с прожженной сигаретой дыркой на поле тоже изгваздан.
Сим-Сим пытается устроиться поудобнее и глухо стонет.
Чич свистит ему негромко:
Эй, на полубаке! Не очухался еще?
Туманский приходит в себя, недоуменно озираясь, сильно трет опухшее лицо, будто умывается.
А где я был, Кузя?
Ну, судя по твоему роскошному смокингу, в каком-то шикарном кабаке.
Угу. А где охрана?
Ты ее разогнал.
А куда мы едем?
Куда приказал, туда и едем.
Сим-Сим надолго задумывается, пытаясь вспомнить.
А куда я приказал?
К Лизавете Куда же еще?
Туманский умолкает надолго.
Не передумал?
Черт Давай добивай меня. Ты что, меня из кабака изъял?
Если бы. Ты просто вломился среди ночи в квартиру Элгочки. Напугал нас до смерти.
Тебя тоже? Не свисти.
Ну ее. Черт! В самый сон вломился. Кажется, Карловна успела закинуть термос с кофейком. Посмотри там сзади.
Туманский, перегнувшись, извлекает из-под заднего сиденья роскошный термос, отвинчивает серебряную крышку-чашку, наливает кофе и протягивает Кузьме.
Не узнаешь термосок? усмехается тот. Это мне еще Нинель, Нина Викентьевна, на пятилетие моей службы дарила. От вашего, между прочим, общего имени.
Не помню.
Сколько тебе было, когда ты у дружка своего, Кена, ее увел? Двадцать? Двадцать пять?
Я не увел Нина сама ко мне пришла
А ты ни при чем?
Да нет Япри всем
Чего же ты теперь хочешь? Тыу него Кто-то у тебя Кстати, почему ты так уверен, что у Лизаветы появилась тебе замена? Помимо губернатора
А я уверен?
Ты же собираешься кому-то там морду бить.
Это не смешно, Кузьма. Я я просто чувствую понимаешь? Ну не может она столько молчать и не замечать меня. Значит, уже есть он Есть Она же женщина Живая Даже слишком
Ну вот и тебя наконец достало.
Что ты несешь? Что достало?
Я давно заметил, Семен. Это как весы Сотворишь кому-нибудь подлянку Даже по служебной нужде. Так она все одно к тебе вернется. И долбанет!
Может, тебе поменять службу? На церковную У тебя бы проповеди хорошо пошли.
Завелся? Что ж ты раньше так не заводился, а? Я же тебе предлагал, просил дажемахнем к Лизавете. Ну хотя бы для приличия. Ну хотя бы и как бы не к ней, а к Гришке. Цацки-кубики его закинуть.
Ну да У меня больше дел нет, кроме кубиков.
Ты бы хоть перед собой не вилял, Семен. Все же просто. Как же так? Это же мое! В моей конюшне стояло, из моих рук ело, под моим седлом ходило. И вдруг не просто взбрыкнуло да ушло Это бы ты еще стерпел. Ноуводят, отбирают! Уже клеймо ставят! На твое! Да еще неизвестно кто! И что я тебя тащу к ней? Зачем?!
Ты ты зачем свернул?
Заправиться надо: бак сухой.
Через час на абсолютно безлюдную площадь у мэрии из боковой улицы выползает «Волга» Чичерюкина. Из нее выбирается, озираясь, Туманский, конспиративно поднимает ворот плаща, надевает темные очки. Оглядывается на Чичерюкина, который неподвижно сидит за баранкой.
А ты чего расселся, Кузьма?
Нет, Семен Нет Это уж ты сам
А где это? Ну, фамильное гнездилище?
Забыл? Мы же его как-то наблюдали. Издали. Когда там еще эта кошмарная руководящая дама пребывала. Эта самая Щеколдиниха еще заборов нагородилапрямо гарнизонных.
И как это Лизавета у них этот фамильный сарай отыграла? Это же я обещал ей, клялся. И не сумел. И тут мне вонзила!
Короче! Направо. Вон в ту улочку. И ниже, к Волге. Тут все к Волге
Туманский, в явной неуверенности, медленно уходит от «Волги». Чичерюкин откидывается, надвигает кепарь на нос и собирается подремать.
Когда Сим-Сим добирается до дедова терема, где-то в глубине подворья глухо бухает ритмичная музыка. Слышны неясно смех и голоса. Ворота на подворье закрыты. У ворот горит уличный фонарь. Туманский, недоуменно прислушиваясь, входит из темени в круг света, снимает темные очки, явно медлит, поправляя галстук-бабочку и обмахивая платком лакировки, поскольку он все еще в смокинго-ресторанном наряде. Снимает плащ и вешает его на плечо, потом, подумав, перевешивает на сгиб руки.
Решительно дергает калитку-дверь. Она заперта.
Он нажимает кнопку звонка. Никакого ответа.
Тогда он стучит в ворота.
Эй, там, на палубе! Есть живые? Госпожа Туманская Сударыня Лизавета Юрьевна Лиза-а-а!!
Не дождавшись ответа, он раздраженно пинает ворота ногой, оглядевшись, уходит в темень. Прямо в кустарники, лопухи и крапивы под оградой.
Чертыхаясь беззвучно, пробирается в темени и зарослях вдоль сплошного деревянного забора, прислушиваясь к становящейся громче музыке, наконец находит узкую щель, заглядывает в нее. Видно плохо, и он опускается на колени. И балдеет:
Та-а-ак
У местных нимф тут шабаш.
Между деревьями на бельевой веревке сушатся мокрые после купания трусики, бюсики и купальники девчонок. На траве содрогается в бешеном ритме мощный музыкальный центр. На полянке полыхает костер, над которым висит котел с варевом, а над ним колдует, тоже пританцовывая под музыку, Гаша. А вокруг костраотчаянно веселый пляс вопящих юных ведьм. Девчонки извиваются, ухватившись за руки, с мокрыми волосами, в венках и набедренных повязках из травы и кувшинок. Но главноезабыв обо всем на свете, в ту ночь отплясываю среди них, хохоча, и я. Тоже с мокрыми распущенными волосами, картинно задрапированная банной простынкой.
Гаша у костра с котлом вскидывает половник:
Девки! Хлёбово готово!
Ликующий общий визг с воплями встречает это сообщение. Музыка меняется на нечто очень томное и притихает.
Кто-то включает фонарик над головой стоящего на коленях Туманского и освещает его сверху. Это Лыков. Туманский садится и заслоняет глаза от света. Лыков заглядывает в щель.
Какого черта?! злится Сим-Сим.
Неприлично в вашем возрасте подзаборно втихую за особами без ничего почти что подглядывать. И вроде солидный мужчина.
Туманский поднимается и отряхивает грязные коленки платком.
Вы тоже мужчина.
Я не мужчина, я сотрудник милиции при исполнении.
Ну и что ты тут исполняешь, служба?
Восемь звонков от соседей от этого балдежа документики попрошу.
Сим-Сим фыркает:
Зачем? Я Туманский.
Ого! Тот самый?
Очевидно, тот.
Тогда извините. Как бы имеете право. А что же это вы тут, вот так вот. А Лизавета Юрьевна там? Вот так вот
Слушай Ну не в службу, а в дружбу Не видел ты меня Не было меня здесь Ну ты же сам мужик Понимаешь?
Понимаю.
Туманский, похлопав его по плечу, быстро уходит, почти убегает, проламываясь сквозь заросли и волоча за собой по земле плащ.
Ну, блин Да ни хрена я уже не понимаю.
Между прочим, про посещение меня Сим-Симом я ни фига не ведала с полгода. И только потом раскололся Серега Лыков, и кое-что я выковыряла из Кузьмы.
Уже светает, когда сонный Чичерюкин пьет кофе, стоя с термосом в руках близ «Волги», и разглядывает, как, держась слишком прямо, к нему тащит себя помятый, хорошо выпивший Туманский, без «бабочки», в расстегнутой манишке.