Господи, прости меня, грешную!
Как же я буду клясть себя потом за то, что ничто меня не подтолкнуло в те минутыхотя бы догадаться, что там творится
Табачная линия заторможена, почти все освещение выключено. Взбудораженные гастарбайтеры, уже с узлами и чемоданами, орут по-молдавски, обступив Чуню, и размахивают рублевыми деньгами и контрактами.
Девушка, плюнув на деньги, бросает их под ноги Чуне, который держит бешено лающего пса в наморднике.
Назад! орет Чуня. Все назад! Тихо! Тихо! Я же ничего не понимаю! Чего вы взбесились? Мать вашу Вам плочено? Плочено! Куда поперли? Чего орете?! Ну ладно, ладно, щас спрошу!
Когда охранник Чугунов входит в кабинет Серафимы, дед Щеколдин пересчитывает деньги, перекладывая их из сейфа в чемоданчик.
Табачок горит в котельной?
Обозленный Чуня швыряет ему мятый бланк контракта.
Какой, на хрен, табачок? Что будем с этими работягами делать, Фрол Максимыч? Я их, конечно, собачками пугнул и в подвале запер. Но долго их там хрен удержишь!
Что такое? Ты им заплатил?
Да не берут они денег Не берут! Даже долларами швыряются. В гробу они видели твои деньги!
Так что им еще надо?
А ты ихние контракты видел? Которые с ними еще Маргарита Федоровна в ихней Молдавии подписывала. Там что им было обещано? Чем она их от имени своей фамилии и должности купила?
Старец надевает очки и перечитывает бланк.
Вот идиотка Гарантирует по окончании работ российские паспорта, прописку и проживание в Сомове. Господи, что же это она наворотила? Да еще с городской печатью.
Вот и они считают Работа кончена? Кончена. А их кинули! И мы их в три шеи Гляди Они совсем озверели Еще подожгут чего внизу Пожарка припрется
Думаешь, и поджечь могут?
А не пожгут, так в город двинут! В ту же мэрию! За своим С бумажками этими Они нам такой шухер с воем на людях устроят! Вот черт Я «Газель» пригнал Думал, погружу всех, и как всегда до Истры А там на электричку И с приветом
М-да Дела Пацанов твоих на территории нету?
Я всех отшил, а то пойдут трепать.
Ну что ж, Чугунов, тогда придется тебе самому
Чтосамому?
А все самому. Автоматик у тебя где припрятан? Тут где-то? В котельной, да? Там же и глушитель имеется А?
Ты что, Фрол Максимыч! Ты что это?!
А что поделаешь, Чугунов? Я старенький, а ты вон какой! Шварценеггер! Ну небось Голливудов насмотрелся, вот и делай, как у них. Это ж проще пареной репы Пора тебе жизнь по-настоящему начинать Что ты все в шестерках?
Нет, я на такое не пойду.
Хорошо, Чунечка, я пойду! Только ты рядом с ними ляжешь! Да и мама у тебя есть Кажется Есть мама, Чуня?
Мама? Мама есть.
Ты же хороший сынок? Ты же не хочешь, чтобы маму обидели?
А мы там в клубе ни сном ни духом
Занимаемся черт знает чем. Артур Адамыч уже почти в экстазе, кричит мне в зал со сцены повелительно:
Лизавета Юрьевна! Ленту Ленту не забудьте надеть Все должно быть абсолютно достоверно По секундам Такой день! Такой день! А может быть, все-таки? Он запевает марсельезно:«Аллон зан фан де ля патри!» Эгалите! Фратернитэ! И барабаны! Барабаны! Лизавета Юрьевна?!
Все.
Он меня достал.
Все они меня достали.
И Гришка заснул.
Я уношу его на руках по проходу. И уже от дверей оборачиваюсь:
Прости, Адамыч. Все простите. Что-то мне не по себе Мутно как-то сегодня Плохо Увольте
Я ухожу.
Артур Адамыч бьется в истерике:
Но я так не могу. Зачем же мы ленту готовили? Гладили? У меня никогда не было такого! Мы не привыкли! Мои такого наворотят Да еще и при губернаторе Агриппина Ивановна, мне же просто необходимо, чтобы она лично сделала как надо Темп! Ритм! Мизансцены!
Не трепыхайся, Адамыч. Куда идти? Туда и туда? Да ты не боись, я все запомнила. Ну, я за нее, чтобы твои не наколбасили! Тебе мало?
Адамыч оторопело смотрит на Гашу. А та невозмутимо надевает через плечо и оглаживает триколорную ленту. Встрепенувшись, он согласно кивает:
Ага! Внимание! Репетиция продолжается! Всем приготовиться! Он включает секундомер. Свет!
Вспыхивают все софиты, заливая сцену светом.
Дробь!
Бьют радиобарабаны.
Знамя города!
Из-за кулис, чеканя шаг, выходит Лыков со знаменем, он параден, в белых перчатках, справа и слева от него в ассистентах его рядовые, естественно тоже в парадной форме, занимают позицию позади пульта и замирают.
Фанфары!
Звучат радиофанфары.
Мэр! Вперед!
Гаша начинает свое восхождение на сцену.
Хор!
Хор и оркестр народных инструментов с усиленным восторгом исполняют «Славься!» Артур Адамыч уже не сдерживает таких же восторженных слез.
Пьяный, чумазый от сварочной копоти Чуня, положив голову на стол рядом с отстрелянным десантным АКа, спит в слезливой полной отключке. Рядом с его головойщиток сварщика.
Серафима в яростном ужасе трясет Максимыча, крича шепотом:
Господи! Ты что натворил, старый дурак?! Кто тебя просил? Зачем? Это же кровь Кровь
Не вопи! Свет я ему вырубил. Они тоже ни хрена не видели, когда оттуда полезли. Он их всех в морозилке посреди туш уложил аккуратненько. Одного рожка на всех хватило. И в топку. Что не сгорело из барахла, в самый низ, в бомбоубежище, спустил. Двери автогеном заварил. Завтра пригонишь миксер с бетоном. Там вентиляция есть сверху Труба Зальешь в дырку Дел-то? Кто туда сунется?
А дальше что? Что теперь будет?!
Тихо ты Ничего особенного уже не будет. Все особенное уже было. Что было, то и будет.
Ты что? Совсем сдвинулся?! Эта стерва вот-вот отыграет у нас все. Город выиграет! Уже выиграла.
Это не она его выиграла. Это мы его просрали. Эй, Чунька, отоспался?
А это вы А мне показалось мне все это как бы снится
Шланг возьми, подмой там в холодильнике Накапало И в котельную глянь, чтобы и золы не осталося! И золы!..
А я несу спящего теплого Гришку на руках домой, смотрю, как в темном небе сворачивается и разворачивается в медленные завитки этот самый белый дым, и мне еще надо долго прожить и пережить немало, чтобы по-настоящему понять, что это было такое
Это сейчас я задним умом крепка.
Когда собрала по ниточке, по лоскутку, по словечку и шью мою историю тех дней. Когда мои сомовские спасители и защитнички вытрясли из деда Щеколдина все, что могли, когда свое сказала и Карловна, и наш Чич, отдоилась даже всезнающая Долли, и, как говорится, все собралось «до кучи» и прояснились какие-то абсолютно темные для меня, тогдашней, события. Иногда мне кажется, что я знаю все или почти все. И все-таки о многом я могу только догадываться.
Ну почему Фрола Максимыча Щеколдина понесло в ночь той бойни на могилу дочерия понимаю. Но зачем он поволок с собой этого дурковатого Чуньку?
Как так вышло, что он прикончил этого недоумка именно там? Его-то и нашли через несколько дней.
Сегодня мне этого никто не скажет. И все-равно я точно знаюэто из-за меня, все из-за меня
И еще я точно помню, что, возвращаясь из клуба домой, я больше всего опасалась, что Долли никуда не уехала, и ждет меня, и опять станет донимать меня своими вопросиками.
Но ее уже не было.
Все ответики она уже увезла с собой.
И выкладывает их не без удовольствия вместе со своими фото, на которых я в страстном объятии с Лазаревым. Туманскому, конечно.
Кому же еще?
В модном ресторанчике «Савельич», который для олигархов или хотя бы полу.
Может, не стоит вам это рассматривать, Семен Семеныч? прихлебывая супервинцо, сочувственно вздыхает Долорес.
Как раз этостоит
Представляете репортаж! «Лямур на высшем административном уровне Губернатор пал жертвой чар роковой красавицы Бывшая бизнес-леди, бывшая Туманская, гипотетическая градоначальница провинциального городка на Волге Лизавета Басаргина отдает свое сердце самому симпатичному губернатору России!»
Ты считаешьон симпатичный?
О-го-го! «Дорогие читательницы! Подруги! Где проведут медовый месяц молодые? На Багамах, на Большом рифе в Австралии?.. Или в его охотничьем домике в России?..»
У него есть охотничий домик?
Ха!
Откуда ты знаешь? Ты же провела там всего лишь сутки.
Три ха-ха! Ты просто не представляешь, на какой пилотаж я способна, когда мне интересно. Я уже знаю об этом хмыре все, что знаю о тебе, Семеныч. И даже немножечко больше. Вот это везуха. Журнал бабы рвать будут из рук И тиражи! Тиражи! Тиражи!
Про тиражи забудь, Долли. Тебя там просто не было.
Как это не было? Да вы что, Семеныч? Это что? Накрывается мой репортаж? Вы же меня сами к ней зафуговали! Разведать и доложить! Я там пахала как конь Ине печатаем?
Забудь!
А я только-только собиралась прилично наварить на спецномере.
Я все компенсирую. Заткну все твои дыры.
Финансовые? Я надеялась на большее.
Ты немножечко перебрала, Долли? А?
Есть с чего. Я же художник, Туманский. Писаласама рыдала. Песня любви роковой На фоне зачуханной, почти деревенской России! И кошке под хвост?
Ну хватит об этом! Для меняэто все, Долли. Вот теперь действительно все
Так это же самое то, Туманский. Давай я задвину их лямур на второй план. А тебя, именно тебя, на первый. Богатые тоже плачут понимаешь? И именно ты у меня откроешь номер На роскошной обложке Крупно В сумеречном цвете! Я из тебя такого загадочного сделаю. И грустного-грустного.
Ну куда тебя несет?
Погоди! И вот таким шрифтом: «Глава корпорации «Т» больше не верит женщинам!» Нет, лучше так. «Глава корпорации «Т» презирает женщин!» «Выбор сделан, сказал он нашей корреспондентке. Большеникогда» Сиди. У тебя глаз хороший Как у быка на бойне
Долли хлопочет с фотокамерой. Туманский поднимается и закрывает ладонью объектив.
Я скажу там охране. Тебя проводят, Долли. На этомвсе!
Как? Уже все?
Да, пожалуй, есть еще кое-что. Если ты, хотя бы словом кому-нибудь, даже себе самой, во сне, заикнешься, где была, или, не дай тебе господь, попробуешь толкнуть эту новость на сторону, ты у меня улицы подметать будешь. Возле моргов. В лучшем случае.
Не боись, Туманский. Я ведь себя очень люблю. Живую И покуда еще, хотя бы частично, здоровенькую.
Вот и умница.
Между прочим, мог бы и проводить девушку. Есть же покуда что провожать! Говнюк!
Это в Москве.
А в Сомове на кладбище Максимыч аккуратно протирает платком фотографию на кресте Маргариты Федоровны:
Да Натворила ты дел, дочечка. Подсунула нам эту академическую крысу. Ведь с нее все и пошло, и покатилось
Чуня, сидящий на своем мотоцикле, заводится:
Да хватит тебе нюнить! Лучше скажи: ну и куда мне теперь? Самому повеситься? Или ты поможешь?
Не боись. Мы теперь с тобой родней родного. В Москву двигаем, Чугунов. Вот прямо сейчас. Москва, она как тайгавсех укроет. Только вместо елокофисы.
А что я матери скажу?
А ничего не скажешь. Я теперь тебе и мать, и бог, и царь, и воинский начальник
А что мне там делать-то? В Москве?
Я из тебя человека сделаю. Скажем, по дипломатическому образованию пущу. А что? И будет у меня свой посол. В какой-нибудь Нижней Мамбезии Свой человек, свое убежище Под тропическими пальмами
Это я-то посол?
А почему нет? Я Зиновия на дипломата обучаться три раза пихал. Ни одного экзамена не сдал, мерзавец. Или не хотел сдать? Утруждаться? И так как сыр в масле катался
Да уж голову драл будь здоров. Пацанов в упор не видел. Как же! Тоже Щеколдин!
Вот он мне и поднес фигуру тожеЩеколдин! Ну, земля тебе пухом, Маргарита. Светлая тебе память. И прощай. Когда еще свидимся?
Чудно как-то: сколько себя помню, ты по городу с палочкой. Все с тобой здороваются.
Отздоровался я. Тут мне теперь станция «Уноси ноги». Настоящий «мотай-город».
А может, обойдется?
Была бы живая Ритулька, мы бы, конечно, от всего отбились. А Серафиме мне веры нету: у нее вся жизнь под юбкой. Сдаст она меняне задумается. Когда придут. А ведь придут. У тебя еще в этой штуке патрончики остались?
Запаска есть Рожок
Тогда давай, милый Задами да огородами Еще в одно местечко заскочим.
Какое еще местечко?
К Лизавете Под ихний обрывчик. И через сад. Сад у них здоровенныйкто там тебя увидит? Двери они не запирают, а спит она в кабинете, на диване. Там и Ритка спала. Через веранду и сразу налево. У тебя это славно получается. Прямо сплошной Голливуд. Тырк-тырки нет делов.
Чуня рассматривает свой защитный шлем с волчьей мордой, начищает его рукавом косухи.
Значит, говоришь, в Москву? Ну, смех
Ты чего это, паря?
Да так По дипломатической, значит, части?
Что-то ты мне не нравишься, Чуня.
Ты мне, дед, тоже. И я тебе не Чуня, а Чугунов. Только баб мне мочить в постелях и не хватало. Значит, так: тебеналево, мненаправо. Все. Вали от меня подальше, «родной». А с меня хватит.
Чуня лупит башмаком по пускачу. Мотор чихает.
Ты знаешь, какая у меня с младых годков кликуха, Чугунов? Шило. А почемуне догадываешься?
Нет.
Чуня удивленно следит за тем, как старец ловким движением, закинув руку за воротник, выдергивает из потайного кармана длинное и острое шило. Крикнуть он не успевает. Просто зажимает пробоину под ухом и роняет лохматую башку на руль
В три ночи мне звонит Лазарев.
Он не спит.
Я тоже.
Укорачиваю его подароккитайское платьишко.
Чихала я на эти выборы.
Главноеон прилетает завтра утром.
И я должна быть самая-рассамая
И буду!
И вот оноутро!
Гром победы раздается! То есть на площади под фанфары и литавры исполняет фигурную маршировку тот же мощный военный оркестр во главе с роскошным тамбурмажором. За которым наблюдают праздничные горожане. На ступеньках мэрии прохаживается генерал Чернов, но не в парадном мундире, а боевой камуфле. На велосипеде подъезжает Степан Иваныч, с портфелем, красной повязкой с надписью «Избирком» на рукаве.
Между прочим, Данила Иваныч, делаю вам официальное замечание: в день выборов всякая агитация воспрещена.
А где агитация, Степан Иваныч?
А вон в трубы дует Музыка полковая!
А черт! Говорил же я этому типу. Чего их аж из округа тащить? Так нет же: «Духоподъемно! Духоподъемно!» Камуфлу эту заставил напялить, будто я и не штабной, а на бронике в полевых условиях. Как бы намек на боевые заслуги. Балаган! А самого нету Как смыло с утра Ну и что там, на ваших долбаных участках? Мне хоть что-то светит?
Информация разглашению не подлежит. Тем более еще не вечер.
Да брось ты. Ну хоть намекни. Интересно же! Сколько за меня?
Один из сотни.
Твою мать! Говорил же я им, говорил. Выставился тут Как болван На посмешище Ну я им и вломлю! С их пиаром!
А в номере-люксни Петровского, ни Викули
Только уборщица, женщина неопределенного возраста, потертая в передрягах, нагловато-простецкая, протирает зеркало.
А слиняли эти пиарщики, генерал. Орали, орали друг на дружку, а потом разом собрались и на первую же электричку. Утром еще.
Вот жулики. Могли бы и предупредить. Значит, уже поняли, что мне тут нечего ловить, и смылись.
Что, не принимают тебя наши, служивый?
Да так выходит. Не принимают.
Выходит, даром с области прикатил? Без смыслу?
Да нет, недаром совсем недаром. И смысл, кажется, есть.
Какой же, к чертям, смысл, когда тебя при таких-то погонищах на вороных катают?
Да не в этом дело. Я со своих высот давно не спускался. А тут, у вас, как будто зеркало к моей роже поднесли и сказали: «Гляди, кто ты в действительности»
Ну и кто ты?
Да уже почти отставной козы барабанщик. Не более. А коза, оказывается, не та, да и барабан дырявый. Что-то такое тут ваши про меня поняли, чего я и сам толком не пойму.
А чего тут понимать? Кто-то тебя к кормушке пристраивает На наши шеи. Ты же к скудости не привык? Значит, первым делом пойдешь коттедж себе городить С забором выше крыши резиденцию, под чин. Да мало ли чего.
Да ничего мне городить не придется. Спасибо. Приложили!
Ну и куда ты теперь?
Дослуживать пойду. Куда денешься? Вот только чтобы мордой об стол возили, я, знаешь, не привык.
Эх, повозили бы тебя, как меня жизнь возит!
Самое чудноемне абсолютно до лампочки, выберут меня или не выберут! Я даже против этого портового хмыря ничего не имею. Тем более генерала.