В помойку, значит Ничего. Рано ликует. У нас тоже помоек на всех хватит, подумав, усмехается Серафима.
Вообще-то я, как ты советовала, к ней подмылилась. Дура она, конечно. Долго не просидит.
Почему?
Доверчивая слишком. Все еще людям верит Серафима Федоровна!
Ну?
Чего «ну»? Я же на вас стараюсь. Риск жизни, опять же
Михей, машет грузчику Серафима. Отруби там ей. Из отморозки
И без костей чтобы. И без костей
Значит, языков подкинь. Они как раз по ее характерубез костей, с явной пренебрежительной издевкой замечает хозяйка и генеральная директриса.
И бужениночки. И сарделечек, сарделечек Уж больно у тебя сарделечки хороши.
Не перестарайся, а то в лавки отправлять нечего будет.
Грузчик, прихватив сумку визитерши, уходит в разделочную.
А что это вы? С месяц вроде стояли. Ничего не фурычило. А нынче опять колбасня задымила
Чинились. Ремонтировались
Ну ладно. Раз ты мне, так и я тебе. Только не хотела неприятности говорить
Меня больше неприятностями не испугаешь. Выкладывай.
Это насчет Гоги, уклончиво сообщает Алевтина. У него сегодня вечерочком в «Рионях» как бы большой сбор авторитетных мужиков. Дам тоже
Меня не приглашали.
Так не про вас речь, пожимает плечами та. Про папашу базар назначен. Про Фрола Максимыча.
Вот как? настораживается Серафима.
Так что вы учтите.
Учту, дорогая, учту.
Моросит мелкий дождь. У входа в ресторан с яркой вывеской «Риони» выстроились несколько дорогих иномарок. Из ресторана доносится бешеная музыка. В стороне стоит милицейский «жигуль», возле которого топчется Лыков в накидке с капюшоном. Дверца приоткрыта. Патрульный Ленчик за баранкой. К ресторану подъезжает «жигуль», но из него никто не выходит. Лыков, приглядевшись, направляется к машине. Серафима опускает стекло. Она угрюма и нервно курит.
Что тут у вас, Лыков?
Это не у нас, Серафима. Это у Гоги. Спецобслуживание! Сам готовит. Запах чуешь? Это не шашлык, а обоняние небес.
Ну и кто там сегодня обоняет?
А весь бизнес универмаг, пекарня, авторемонт, молокозавод, обе бензоколонки, гаражи. ЗАО, ТОО, ООО
И Прасковья здесь? Шкаликова?
Это ты про рынок? А как же!
Она собирается, озлев, выйти из машины, но он придерживает дверцу, не выпуская ее.
Тпрусеньки, Сима. Про папашу-то ничего нового?
Отстань! Я тебе уже все в твоей сраной ментовке изложила. Под протокол. Не знаю я, куда его унесло из Сомова! И с чего! Он нам с Риткой никогда не докладывался. Ничего не знаю! Честное слово! Ничего. Пусти!
Гремит мощный музыкальный радиоблок на стойке у улыбающегося Гоги. Это не банкет, а нормальная провинциальная пьянка. Четверо местных бизнес-мужиков и три задастые расфуфыренные женщины со смехом и криками, с бокалами в руках изображают нечто танцевальное под древний рок-н-ролл.
Неспешно входит, развевая шубой, Серафима, выключает музыку.
Что, мышки? Кота хороните? усмехается она бледно.
Мужики, да откуда взялась эта фря? Кто ее звал? деланно изумляется сверкающая цацками как елка мордасто-румяная Шкаликова.
Ай-я-яй, Прасковья. Вчера, значит, «Симочка», сегодня, значит, «фря»?
А с вами все кончено, мстительно кривится рыночница. Мы не крепостные, чтобы и дальше нас за вашу поганую крышу оброком обкладывать. Сколько лет этот вонючий дед нас доил? С Риткой? А? Почти досуха. И пошла ты отсюда, Симка.
Вот этоправильно, кивает кто-то из мужиков.
Что-то вы слишком рано возникаете, мышки. А как вернется котик?
Э! Серафима, некрасиво, примирительно смеется Гоги. Вернетсявстретим. У нас теперьЛизавета.
Вот именно! взбодряется проникновенно Шкаликова. Наша Лизонька. Как вы ее? А? Даже в тюряге гноили! Ободрали как липку. Из родного дома выперли! Почти что с земли стерли! А как она вас? А?
Но ведь и мы с нею, осторожно замечает начальник порта.
Да брось ты. «Мы», вновь обращается к Серафиме Шкаликова. Думаешь, твой папонька от ментов смылся? Он от нее ноги унес. Только не унесет. От неене унесет! Это вам всем кара божья. И вечное наказание! И в гробу я тебя видела!
Шкаликова врубает музыку и начинает отплясывать, все оживляются и демонстративно включаются в танец. С хохотом и воплями. Гоги протягивает Серафиме бокал с вином:
Пришла в гостислушай хозяина. Выпей! Пусть Фролу Максимовичу будет хорошо, но чтобы мы его больше никогда не видели. Даже во сне
Ну, ты, гнида жидовская! Под грузина работаешь? Гляди у меня. Мне есть что про тебя вспомнить. Папке тоже!
Серафима небрежно выплескивает вино в лицо Гоги и быстро уходит. Гоги, смеясь, выключает рок и заводит по-грузински застольную
Ее охотно подхватывают
А я в этот час впервые в городской радиостудии. Раньше меня сюда и на порог не пускали. Диктор, она жевсе остальное, перепугана до смерти. Все поводит острой, почти крысиной мордочкой и абсолютно не знает, как ей со мной себя вести. Мы сидим с нею рядом в стеклянной будке с микрофонами и молча терпим друг друга.
Пикают радиочасы. Радиокрыса включает микрофон, голосок у нее карамельный, тягуче-томный, будто она всех сомовцев облизывает:
Добрый вечер, город! Сегодня мы возобновляем наши пятничные передачи, прерванные ранее в связи с изменениями в руководстве города. У нашего микрофона мэр Басаргина. Прошу вас, Лизавета Юрьевна
Я хриплю насморочно:
Добрый вечер всем, кто меня слышит. Сегодня мой первый рабочий день, и вряд ли я вам скажу что-то толковое. Поздравляю школяров, хотя и с опозданием, с началом учебного года Теперь о малоприятном. Кто-то уже усиленно пускает слухи, что я намерена тратить городские деньги на музей деда, академика Басаргина. Это полная ерунда. Сейчас нам не до музеев. И долго еще будетдо музеев. По первой моей прикидке по-прежнему восемьдесят процентов трудоспособного населения по утрам направляется на работу чуть ли не на кудыкину гору, в Москву и Подмосковье. Так что у нас тут все еще не тот город, который был когда-то, а общая спальня, с огородами. Отдыхаем, значит. Далее. По вашим жалобам и письмам. Бытовой газ, который в этом году должны были провести в слободу, в этом году проведен не будет. Погодите орать! И вспомните, что еще весной в слободу были завезены газовые трубы, которые вы сами же благополучно растащили по участкам, присобачили к ним насосы и все лето поливали из них свои капусты. Далее. Эльвира Семеновна, я не собираюсь вмешиваться в законы свободной коммерции. Но у вас совесть есть?
В парикмахерской оживление. Сидящие в креслах женщины с интересом слушают настенный динамик, уставившись на Эльвиру, которая застыла с ножницами в руках:
Ха! Это она меня спрашивает о совести?
Дай дослушать! шипят на нее.
А я звучу: «За последние три недели вы задрали цены на все. Начиная от маникюра и кончая мытьем головы»
Ну и что?! А шампунь нынче почем? орет на динамик Эльвира.
«А шампунь нынче почем?»скажете вы.
Женщины, давясь от смеха, дергаются в креслах.
Так вот, предупреждаю. Мною уже сегодня проведены переговоры с московским салоном красоты «Афродита», блистательные мастера коего просят предоставить им в аренду площадь для открытия своего отделения здесь, у нас. Так что подумайте о последствиях совершенно свободной конкуренции»
Эльвира выдергивает штепсель динамика, затыкая мне рот.
Вот засранка! И я еще за нее на всех углах орала! Кого мы выбрали, а? Нашла чем пугать
А что? У них небось и красочки в ассортименте, и в Москву переть не надо. Нет. «Афродита»это звучит!
Эльвира сникает:
Да вы что, женщины? Я вам позвучу! Я же своя а они же чужие! Ну ладно, ладно. Может, увлеклась. Перебрала. А вы что рты раззявили, девки?!
Из радиостудии меня отвозят домой на своей машине ментыЛыков и Ленчик за баранкой. Серега странно смутен и необычно молчалив. Трещит в основном сержантик. Из криминальных новостейодна. В тот день, когда разбился Алексей, на кладбище нашли охранника серафимовской фирмы Чугунова.
Совершенно мертвый труп тела, Лизавета Юрьевна. Первый у нас за последние два года. А сделали его классно: загнали под ухо колющий предмет неизвестного происхождения. Вроде шила. И мотоциклет его угнали«Урал». Почти что новый. Пацаны клянутся, что Чуню не трогали.
А ты что молчишь, Сергей Петрович?
А служба у меня такаямолчать да слушать, косится он. Теперь вот тебя. Вообще-то у меня к тебе имеются вопросы, Лизавета.
Излагай.
Не к спеху. Да ты на себя посмотриеле на ногах держишься. Краше в гроб кладут.
Спасибо, Серега, утешил.
Когда расстаемся у ворот, Лыков сообщает еще одну новость. Теперь ко мне будет приставлен постоянно кто-то из его служивых. Охрана, значит.
Да кому я нужна? Брось чушь пороть, Лыков.
А это уже не твое дело. Ты теперь власть. Мне тебя беречь положено.
Так думаешь?
А вот думать мне не положено. Это ты теперь за меня думай, а мое дело такое: смотреть в нужном направлении и исполнять. Ладно, с вступлением тебя на пост, Басаргина. Будем жить!
Это как выйдет, Лыков.
Гаша меня усадила в ванну как маленькую, кряхтит, шуруя мочалой по ребрам, и вздыхает, что без бани в Плетенихе, с ее травками, мне полный абзац.
Гришка уже спит, ждал-ждал меня и свалился.
Так что впервые после лазарета я вижу его в кроватке.
Батареи парового отопления наши растяпы еще не включили, но Агриппина Ивановна раскочегарила все дровяные печи в доме и разожгла камин в кабинете.
Так что в доме тепло и тихо. Только в кафельных голландках потрескивает.
Я натянула на лысую голову шерстяную лыжную шапочку, напялила теплый спортивный костюм, мягкий, с начесом, в носках-самовязах как в валенках, но все равно мне зябко.
Я присела, открыв топку, перед печкой в коридоре, покуриваю, бездумно следя, как синеватый дымок съедается жаркими угольями, и стараюсь согреть руки. Они у меня тощенькие. И нефритовое колечко все время съезжает с пальца.
Гаша с подойником уходит в гараждоить Красулю. Потом я слышу, как она возится в кухне, переливая из ведра и процеживая молоко, потом она появляется рядом с литровой кружкой.
Молочка хлебнешь, Лиза? Парное же.
Спасибо, Гаш. Не полезет. Ты вон Карловне снесиона его обожает.
В распахнутую в кабинет Панкратыча дверь мне видно, как Элга, кутаясь в платок, клюет, как птичка, пальцем по клавишам компа и листает какие-то папки. В сильных ее очках поблескивают отсветы камина.
Она уже врубилась, тянет свою «веревочку».
Гаша ставит кружку перед нею.
О! Это то, что имеет смысл.
Карловна смакует молоко, слизывая капельки с полных губ розовым язычком как кошка.
Мне хорошо слышно, о чем они толкуют.
А что это ты натыкиваешь на своих пяльцах? интересуется Гаша.
Анализирую по налоговым и прочим документам имущественное положение Фрола Максимовича Щеколдина.
Лизавета приказала?
Я имею большое любопытство и сама. Мой бывший Кузьма Михайлович учил меня видеть, как это за бревнами растительность
Лес за деревьями, голова. Ну и что ты увидела?
Это потрясающе. Оказывается, самый значительный из Щеколдиных официально не имеет никакого имущества. В этом городе он ничем не владеет. Он просто нищий. Просто пенсионер. По старости
Да что он, дурак, что ли, выставляться? Это молодые балбесы себя показывают. Не успеет хапнуть, «голду» на шею, коттедж с бассейном до небес, «мерседес» к подъезду и негритянку в койку.
Ну, это действительно очень примитивные господа.
Вот-вот. По хитрожопости он всех на свете обставит. Сколько я его помню, серенький такой, ласковый, чуть ли не в драных штанах с палочкой своей по городу «хруп-хруп», а у самого, все говорят, миллионные суммы. За границами нашей родины. Как бывшей, так и настоящей
Майор Лыков утверждает, что его непременно разыщут. По подозрению в покушении на какого-то молодого человека.
Ха! Станет он дожидаться, пока его за шкирку. Да его теперь и с собаками не сыщешь, может, только с кенгуру.
Какими еще кенгуру?
Австралийскими. Австралияэто ж самое дальнее от нас место. Верно? Дальше-то на глобусе что только? Пингвины. Вот дед туда и дует, на лайнере. И все денежки уже давно там. Может, он там себе уже какой-никакой небоскреб купил. Как в кино про наших жуликов показывают.
Небоскребы нынче в цене, Гаша. Не потянет
А ты его монету считала?
Господи, о чем они говорят?
И о ком?
Какое это теперь имеет значение?
Я не выдерживаю бессмысленности всей этой трепотни, потихонечку прихватываю кожушок, влезаю в Гашины галоши и выскальзываю из дому.
Из черной ночи хлещет ветрюганом и холодом. Слышно, как волны лупят в мостки под обрывом.
Но в гараже тихо. Без меня усилиями Гаши тут поставили деревянную отгородку, устлали соломой полы, навезли обычного и прессованного в тюки сена, оборудовали ясли для Аллилуйи. Кобылка моя встречает меня тихим ржанием, мотает башкой, фиолетовый глаз отсвечивает в тускло-те лампы под потолком. Отдоенная Красуля лежит рядом. Жует свою жвачку.
От этих подруг несет живым теплом.
И тут меня наконец достает то, что я ношу в себе и таю каждую минуту.
Я падаю лицом в сено и, закусив руку, вою.
Здесь мне стесняться некого.
Алексей Палыч
Леша
Алешенька
Красуля облизывает мое мокрое от слез лицо шершавым языком. Наверное, это оттого, что слезы соленые.
Но мне кажется, что она все понимает.
И кобылка моя тоже подходит и шумно обнюхивает меня, раздувая бархатные ноздри.
А я уже твердо знаю.
Я выгорела.
Дотла.
С меня хватит
Того, что было.
Того, что есть.
Того, что останется.
Никогда.
До самого конца жизни.
У меня больше ничего не будет.
Я в этом просто клянусь.
Ко мне больше не прикоснется ни один мужчина.
Никогда
Никогда
Никогда
Глава шестаяИЗ СВЕТА В ТЕНЬ ПЕРЕЛЕТАЯ
Мы с Элгой трясемся в городском автобусе. Карловна, притиснутая ко мне народом, шепчет в ухо:
Я не понимаю, Лиз. Почему мы не спешим? Они же ждут.
Потерпят.
Карловна почти в шоке. В десять ноль-ноль чиновный народ должен собраться в моем кабинете в мэрии на первое толковище. Чтобы ускорить наше путешествие по Сомову, Карловна собиралась раскочегарить свой автомобильчик. Но я запрещаю ей это делать. Попробуем хотя бы немного побыть в шкуре обычного сомовского обывателя.
Представляю, что они там обо мне говорят, в мэрии. Небось Степан Иваныч за меня отдувается. Дамы наводят марафет, мужики читают газеты и покуривают в окно, благо осень сделала паузу и заметно потеплело.
Однако наша королева изволит опаздывать, замечает одна из чиновниц.
Скажи спасибо, что вообще о нас вспомнила. На работу вышла, а нас как будто и в городе нет. Чем она вообще занимается?
Грузный «водоканальщик» Марчук ухмыляется:
Спроси лучше, чем она не занимается. Носится как ведьма на помеле. Уже всюду нос сунула, а вчера в городскую баню явилась. Правда, говорят, со своим веником.
А что она тамшайки считала?
По-моему, нашему банно-прачечному Никандрычу шею мылила. Было дело, Никандрыч?
Отстань.
Последнее я уже слышу, потому что мы с Элгой как торпеды врываемся в кабинет. Все встают. Еще не сев за стол, я бросаю:
Карловна, все на месте?
Элге хватает нескольких секунд, чтобы пролистать списочек и оглядеть эту шарашку:
О нет. Здесь имеют отсутствие исполняющая обязанности руководителя прокуратуры, начальствующие персоны гороно, горсвязи и электричества, архитектор города, еще ряд призванных лиц. И городского здравоохранения
Она в отпуске. Я за нее, сообщает Лохматов.
Нашла время. Кто еще в отпуске? А кто просто так волынит?
Я произведу уточнение.
Я постукиваю карандашиком по столу.
И справочку ко мне на стол. Ну что? Корифеи вы наши. Отцы города, а также его мамочки. Просто интересно бы знать, о чем вы сейчас в действительности думаете.
Лизавета Юрьевна, извините, но мы к такому тону не привыкли. Ирония в этом кабинете неуместна.
Мат уместнее, да? Как Федоровна? На спектаклях, которые она тут с вами устраивала. И обязательно при открытых окнах, чтобы народ слышал, как она вас беспощадно раскладывает. В его интересах. Могу! Может, с вас и начнем?
Я не совсем это имела в виду.
Я тоже. Ладно, прошу садиться. С громадным удивлением, господа, я обнаружила, что в нашем городе, оказывается, существует даже свой парламент, то есть городская дума. Дабы демократично решать проблемы города и не давать мэру воли. Аж из девяти депутатов. И даже свой спикер есть. И кто же это?