Трубы горят, Сеня?
Болею, не видишь? Острое респираторное Как там на фирме?
Вспомнил наконец Катится И без тебя
«Катится, катится, голубой вагон» Гришка пел. А куда он катится? Как там дальше?
Не знаю. Ну и срач тут у тебя, Семен. Тетку бы какую позвал Прибраться
Да я тут не люблю бывать. Не ждут-с меня больше тут. Некому-с.
Чичерюкин, конечно, засучивает рукава и начинает мыть посуду. Служивый же, армейская школа, он никакого бардака не переносит. И ничего не стыдится, даже блевотину за Сим-Симом подтирать.
Может, хватит керосинить, Сеня. Да и накладно. Сколько ты уже на ипподроме просадил? А в казино? Сколько тебе Нинка, светлая ей память, говорила: «Не играй!»
Да какая это игра? с презрением фыркает тот. Вшивость одна, а не казино. Вот в Монте-Карло бы Или в Куала-Лумпур! А еще лучше в Лас-Вегас Слушай, а давай-ка я арендую какой-нибудь «боинг»и туда!
Может, покуда без «боингов» обойдемся? Куда-нибудь поближе дунем. Проветрю я тебя. А что? Тачка моя внизу. Может, махнем на пару? Вот так вот, прямо сейчас
Ты опять за свое?
Да не к ней, не к ней. К Гришке! Он же игрушек тут понаоставлял На весь «Детский мир» хватит. Покемоны эти дурацкие. Прихватим и так, знаешь, без шухера Скромненько Ты да я Да мы с тобой Тут езды-то
Туманский бледнеет. Он всегда становится белым, когда заводится:
Эт-та чтобы Туманский Семен к какой-то на коленках пополз? Да их таких на дюжину двенадцать! Вон кубометрами ждут! Шпалерами строятся! Только свистни!
Что-то ты не больно-то свистишь. Тарелки вымыть некому.
Отойду! Все будет окей! Вот была онаи не будет! Это тебе не Нина! Это ту Туманскую никто забыть не может. А эта? Да кто она такая? Кого я подобрал? Какая-то полудеревенская полууголовная полудурочка! Ты хоть понимаешь, из какого дерьма я такую конфетку слепил?!
Чич качает головой:
Из дерьма конфетки не лепят, Сеня. Ну что, едем?
Туманский поднимается в рост, потому как, когда он вспоминает, кто на этом свете хозяин всему, ему обязательно надо водрузить себя повыше, как на Мавзолей:
Много себе позволять стали, Кузьма Михайлович. Свободен!
Я-то свободен! А ты?
К обеду они, конечно, мирятся. И Сим-Сим клянется Кузьме, что с этого вечера он начинает абсолютно новую и чистую жизнь.
А вечером опять втихую смывается от Чичерюкина
Иногда я думаю о том, что, если бы у Сим-Сима хватило ума и совести и он бы и впрямь в те идиотские дни приехал бы покаянно и смиренно за нами с Гришкой в Сомов, я бы сдалась
Может быть
А может быть, и нет
Что теперь талдычить?
Когда этого не случилось
Прошляпил он меня.
Просвистел.
Профукал.
И может быть, даже не в дни, а в какие-то решающие часы и минуты.
Потому как, как у каждой женщины, у меня случались почти мгновенные вспышки непредсказуемости. Когда мозги, расчеты и решения не имеют никакого значения.
Ибо сказаноневедом и невидим путь орла в небе, змеи на скале и, естественно, путь к сердцу женщины. И наоборотот бабьего сердца в самом противоположном направлении
Больше никому ничего я на эти идиотские предложения о гипотетическом мэрстве не отвечаю, Гаша скорбно врет по телефону, что я болею детской оспой, «ветрянкой», что в моем возрасте смертельно опасно и грозит крупными осложнениями. И никого в дому не принимаю, дабы никого не заразить. Держу карантин.
А я по уши влезла в разборку дедова архива и никого в упор не вижу.
Конечно, если бы я была чуть-чуть более любопытна, то заметила бы, что с Зиновием творится что-то неладное.
Парень спал с лица, к Гришке почти не заходит и совсем перестал со мной откровенничать, словно постоянно боится чего-то или кого-то.
Потом-то я узнаю, в какую бетономешалку его засунули лично Захар Кочет и вся его свора и как они ему жить не давали, не разрешая ни шагу ступить, ни дохнуть.
Как-то вытаскивают его из аптеки во время перерыва, старец и и. о. Степан Иваныч и прямо в халате и шапочке тащат попить полуденного пивка в кафе на набережной. Хозяин кафе узбек Шермухамедов давно обложен щеколдинцами мощным оброком и стелется перед ними ковриком, стараясь ублажить.
Дожимают Зюньку они не впервой.
Для них даже отдельный столик выставлен, над водами. Зюнька угрюмо утыкивается носом в кружку, Степан Иваныч помалкивает, и только старец вьет словесные петли вокруг Зиновия, разливаясь соловушкой. Добренький такой.
Да чего особенного-то, Зиновий? журчит он с улыбчивой укоризной. Горододно название. Ты же тут, внучек, каждый дом в лицо знаешь. И каждого. Через твою аптеку весь город прошел. Значит, уже привычка есть К тебе У пожилых. Я правильно понимаю, Степа?
И у молодняка он свой: не один мотоцикл вместе с ними бил
Во-во! Опять жепродолжатель дела матери.
Ох, дед. Как будто ты не знаешь ее дел?
Тем более. Все силы положишь на исправление допущенных ею ошибок. В светлую память о ней. А Степан тебе поможет По первости Он же Ритку покуда замещает. Поможешь, Степа?
Угу
Мы все тебе поможем, Зиновий. Тем более не чужой. Свойэто главное. В семье. А семья не выдастсвинья не съест.
Вон. Дядя Степан тоже в семье. Тем более он из этой мэрии и не вылезает. Дед! Вот онсамое то.
Не вариант, Зиновий.
Степан Иваныч интересуется без обиды:
Просто так, Фрол Максимыч. Из интереса? Почемуне вариант?
Ты извиняй, Степа, но давай без церемоний. Кто ж тебе доверится? Когда все знаютты подкаблучный. Об тебя Серафима только что ноги не вытирает. А глава городаэто как железный гвоздь!
Тогда это ты, дед! убежденно бросает Зюня.
Балбес. Какая у меня перспектива жизни? У меня одна перспективапожарный оркестр с похоронным маршем.
Зиновий пробует выкрутиться:
А почему бы не начальник порта. Татенко Владимир Семеныч? При нем даже грузчики не матерятся. Боятся.
Жаден. Все под себя гребет. Он же весь город разворует, Зиновий! Людей же жалко.
Ну а что они про меня знают-то, люди? «Зиновий, дай аспирин», «Зиновий, чего от прострела?». Только что клистиры не ставлю. Сплошной геморрой. Ничего выдающегося.
Господи, выдающегося из тебя нужно сделать? Героическую фигуру? Да хоть завтра!
Как это? любопытствует Степан Иваныч.
А пусть он у нас на вокзале при публике из-под электрички выхватит неизвестного ребенка! И спасет его! Весь город от одного удивления на рога встанет! Ребенка я достану, с машинистом договорюсь! Ящик водкивсего делов! Еще по пивку, Зюнечка?
Перерыв окончен. Мне аптеку открывать. И хватит с меня этой вашей муры! Все!
Зиновий, взглянув на часы, освобожденно лупит прочь от них по набережной. Степан Иваныч допивает Зюнькину кружку. Он всегда за щеколдинскими допивает недопитое. Привык.
По-моему, он ничего так и не понял.
А нам и нужен такой, чтобы ничего не понимал.
Сияя как ташкентское солнце, к ним подкрадывается хозяин кафе, держа лапу под грязным передником, подсовывает под руку старику пачечку таких же грязных купюр. Максимыч, как бы и не замечая его, приподнимает крышку, узбек кладет деньги в его постоянный чемоданчик.
За две недели, почтенный.
Иди с миром, дорогой. Ты к нам с миром, и мы к тебе миром.
Узбек, почтительно кланяясь, пятится.
Фрол Максимыч, ну ты бы не так в открытую. Неудобно же. Да и потомнужна тебе его мелочевка? Все мало тебе.
Не в деньгах счастье, Степа. В уважении.
Дурота все это. С Зюнькой.
Дожмем. Кого ж еще? разморенно зевает старец.
Они расползаются.
Но через пару часов Максимыч галопом влетает в мэрию и выдергивает Степана из-за мэрского стола, за которым тот круглые дни играет сам с собой в шахматы.
Просыпайся, Степа. Захарий звонил. Прямо каркал: пиар! пиар! Ты знаешь, кто на нас пахать будет? Этот самый крутой московский. Ну, знаменитый, который только что на северах в губернаторы мужика пропихнул. На нем штампа ставить негде! А он егов губернаторы. Пошли в гостиницу.
Зачем?
Так он уже здесь. В лучшем люксе!
Кто?!
Да пиар этот долбаный! Пиар!!
Когда я впервые увидела столичного пиаровского звездуна, сверхмощного спеца по политтехнологиям, профессора и даже члена какой-то новомодной академии, особу, сильно приближенную к администрации прежнего президента, Юлия Леонидыча Петровского, я поняла, что Малый театр, а возможно, даже и сам МХАТ потеряли великого актера. Юлий Леонидыч потрясно изображал вельможу, этакого лениво-царственного моложавого барина, ухоженного до последнего волоска холеной рыжеватой бородки, с лобешником, переходящим в лысину мощной покатой головы (что сразу говорило о том, что череп такой величины должен быть заполнен уникальным и драгоценным содержимым), брезгливо-ироничного, роняющего слова как бы устало-безразлично и нехотя снисходящего к малым мира сего
Представляю, как его развеселил лучший так называемый «генеральский» номер нашего отеля «Большая Волга», забитый фальшивой пальмой, коврами, картинами в золоченых багетинах, мебелью из мореного дуба и ароматами клопомора.
На полу стояли кофры и чемоданы с этикетками «хилтонов».
Петровский нехотя распаковывал на столе свою кино-фотомотоаппаратуру, прикидывал, куда бы ему воткнуть свой «ноутбук», а малые мира сего почтительно присели у дверей, разглядывая мага и спасителя, которого бы без милостей Захара Кочета никто бы в Сомове сроду бы не увидел. О чем Юлий Леонидыч не замедлил им напомнить.
Первый втык обслуге он уже успел сделатьборжоми в холодильнике оказался теплым. Дед Щеколдин только мигнулиз ресторана была мгновенно доставлена бутылка минералки со льда.
Как представитель местных властей, хотя бы и временный, Степан Иваныч растерянно бормочет:
Ну просто сплошное «ай-я-яй». Вы хотя бы предупредили, Юлий Леонидыч.
А зачем? Предпочитаю осмотреться на месте так не афишируясь Для начала.
Вообще-то не ждали. Чего там. Такой человек. Не ждали, поддерживает его и Максимыч, который уже включил свой черепной компьютер и оценивает могуче-грузную фигуру, для которой даже этот номер кажется тесноватым.
Я и сам еще вчера не ждал. Не тот, извините, масштаб. Только из моей глубокой личной приязни к Захару Ильичу Кочету уговорил.
И на сколько эта приязнь потянет?
Дед Щеколдин берет быка за рога сразу.
Извините это информация закрытая. Тем же Захаром Ильичем. И вообщевсе основные расчеты по завершении акции после победы
Значит, так, Иваныч. Волоки-ка сюда Зиновия.
Минуточку, властно вскидывает ладонь пиарщик. И прошу впредь запомнить, все, что мне нужно, я решаю сам. Зиновийэто ваш кандидат?
Да Щеколдин Зиновий Семеныч. Двадцати шести лет, кивает Степан Иваныч с готовностью.
Он мне не нужен. Пока.
Как это не нужен? не понимает дед.
Вы недопонимаете, господа. Когда за дело берусь яличность не имеет никакого значения. Ну, конечно, имеются технологические ограничения. Кандидат на любой пост не должен быть явным клиническим идиотом, заикой, горбатым, уродом, в общем. Впрочем, и это преодолимо. Он как в этом плане?
В этом плане девки за ним бегают
Уже хорошо. Но, в общем-то, и это неважно. У меня проколов не бывает. Ну, почти. В принципе техника освоена.
Вот так вот. Век жививек учись, Степанушка. И какая же?
На какие мозговые кнопки и в какой момент нажимать. Вы полагаете, что люди доверяются реальному человеку? Чушь! Выбирают надежду, миф, сказку, фантом личину представление о персоне! Которое формирую я!
Чего ж ты, милок, Захара не сформировал? Он же спит и видитв губернаторы.
Будет. В свое время. А вы лучше подключите меня к Интернету.
Степан?
Сделаем.
Петровский извлекает из кейса карту-план Сомова армейского образца и, сбросив бархатную скатерть, расстилает ее на голой столешнице.
А теперь прошу ко мне. Мне нужно точно знать, как ваше поселение разбивается поквартально и порайонно. Публичные узлы, где проводит отдых население, основные магистрали, на которые будем ставить рекламные растяжки. В общем, вопросы задаю я!
Ну, блин, изумленно балдеет Максимыч. Это же карта города. Да еще и новейшая. Где же ты ее взял, милый? В Генштабе?
Не отвлекайтесь. Отсчет пошел. У меня всего тридцать дней на эту бодягу.
Ну прямо поле сражения. Вот только противник не обозначен.
По противникам у меня отработана своя рецептура. Вот здесь у вас что?
Покуда они там толкуют, Гришка ловит удочкой окуньков с мостков под обрывом, а я изображаю из себя полусмертельно полухворую, Агриппина Ивановна, а вместе с нею и пол-Сомова засекают на базаре приезжую даму с блокнотиком и диктофончиком. Чуть-чуть старше молодежного возраста, она стремительно передвигается по рядам, что удивительно при ее габаритах. Классный сарафанчик мощно распирает обильная сдобная плоть. Она вся в почти младенческих «перевязочках» и выпуклостях, как будто сложена из надувных подушечек.
Дама постоянно хохочет, все пробует и треплется без удержу, как бы интересуется, где бы снять комнату для осеннего отдыха, но торговки наши не дуры и сразу просекают, что приезжую интересуют щеколдинские. И тут же догадываются почему.
Так что Гаша, купив на базаре южных абрикосов для Гришки, радостно сообщает мне новость: жалобы сомовцев наверх сработали, из Москвы с большим начальником конспиративно прибыла налоговая инспекторша, которая будет трясти потайные закрома местных дельцов, и хотя она для блезиру купила громадный арбуз и потащила его в гостиницу, вопросики задавалабудь здоров
Так что нашим с Гашей врагам скоро будет полный «кирдык»!
Только такие полные дуры, как мы с Агриппиной Ивановной, могли не просечь того, что война с нами не просто начинается, она уже идет, и меня начинают обкладывать со всех сторон и рыть под мои бастионы минные траншеи и закладывать фугасы, дабы расчистить путь к победеи кому? Моему Зюньке?
Когда дама с арбузом вторгается в люкс пиарщика, тот расхаживает у карты и говорит по своей мобиле:
Нет, эти плакаты мне нужны уже завтра, к утру! Размер стандартный. Тираж триста. Засобачь мне слоган «Волгуволжанам!». Подпись«Зиновий Щеколдин!». Фономкупола, кресты, ладьи. В общем, Стенька Разин за кустом! Второй вариантфон тот же, но слоган «Москваэто уже не Россия, Россияэто еще мы!» Подпись та же Да какая тебе разница. Это в любой провинции работает. Ух ты! Вот это арбуз! Ну и как ощущения, золотце?
Гнусные! Ну и дыра-а-а. Мы же тут от скуки сдохнем, Юлик.
Знакомьтесь, господа. Это моя правая рука Коллега Ассистентка Аналитик и прочее
Виктория Борисовна.
А это Степан э-э-э Иваныч. Исполняющий обязанности мэра. Он же глава избирательной комиссии.
Да, Степушка у нас один за всех. И городской думой рулит. И ветераны, и пенсионеры, и пионеры Все на нем.
Вика, что-то учуяв, приглядывается к деду:
А вы кто?
Максимыч валяет дурака, смиренно помаргивая:
Дедушка я Такой, значит, посторонний старичок. Вы уж меня не гоните. Чем могупомогу. За внучка сильно переживаю.
Ну и что в народе говорят, Вика?
Дама листает блокнотик.
На Волге, на пляже, в основном наезжие москвичи окорока жарят
А улица, базар?
Базар кое-что дал. Тут все схвачено так называемыми щеколдинскими. В сети принадлежащих им продуктовых точек на все поддерживаются совершенно дурацкие цены, а дешевле купить тот же хлеб в городе просто негде.
Пиарщик морщится, глядя на Степана:
Наш кандидат, кажется, тоже Щеколдин?
Степан Иваныч мнется, пожимая плечами.
Старец бросает твердо:
К выборам цены сбросим. Потом доберем.
Фрукты-овощи под контролем лиц известной национальности. Есть проблемы.
Выставим. Потом вернутся, если позволим.
Ладно, это все ерунда! А этот, наш кандидат? Что о нем? Алкоголь? Наркотики? Секс? Как насчет голубизны? От чего его отмывать придется?
Что значит, отмывать? Зиновий у нас приличный юноша, удивляется дед.
Пушистенький? Таких не бывает, пожимает плечами Юлий Леонидыч.
Вика смеется:
Ты знаешь, самое смешное, но почти пушистенький. Есть только одна закавыка. Но серьезная: он официально женат. На некоей Ираиде Анатольевне. В девичестве Гороховой
Дед прыскает в кулак:
Это у Ирки-тодевичество? Смех.
Не мешайте. Дальше что?
Да выгнал он ее. И ее даже в городе нет.
Ничего не выгнал. Сама еще когда смылась. Ей даже деньги были плочены, чтобы она от Зюньки отстала Отступные При чем тут эта лахудра? заводится дед. Но его останавливает жестом дама:
Вас не спрашивают. Решаем сразу, Юлик. По какому варианту работаем?
А это что ж за варианты, мадам?
Дама закуривает. И откровенничать со старцем не собирается.
Да ладно, объясни Темные же разрешает босс.
Вика рассекает дымок пальцем:
Самый верный ход для электората, в основном женщин, дедушка, это глава семьи. Серьезный семейный человек, хранитель очага, добытчик и защитник, вызывающий всеобщее доверие. Прежде всего, чтобы зарплату в зубах жене тащил. И никого на стороне.