Первым делом он долго осматривал место «покойного» родника, ведь водаштука коварная: когда ее ищешь, ни за что не найдешь, а когда хочешь остановить ее, она непременно найдет дырочку, чтобы просочиться где-нибудь в другом месте Но каждое утро он убеждался в том, что их затея увенчалась полным успехом: на почве не было следов, свидетельствующих о том, что здесь еще недавно текла вода, на фиговом дереве не выросло ни одного побегаони с Лу-Папе прекрасно справились с задачей.
Затем он спускался к тому месту, где прежде на поверхность выходила вода из канавы: случалось, ему не удавалось отыскать его, и тогда он смеялся от удовольствия и гордости.
Проверив все, он принимался за работу.
Вокруг оливковых деревьев, уже окруженных молодой порослью, он горстями разбрасывал семена чертополоха, ладанника и ломоноса. Затем особым образом подстригал кусты терновника, чтобы еще пуще разрастались их самые красивые стебли. Из срезанных веток он наделал черенков и, усердно поливая их, вырастил у себя дома небольшие кустики, которые затем рассадил в тех редких местах, где еще была возможность пробраться сквозь заросли. Сорняки, эти поганые растения, видимо тронутые его дружеским участием, бросились беспощадно штурмовать хилые миндальные деревья. Дошло даже до того, что он стал делать прививки на шиповнике, и они с первого раза удавались на славу.
Эта весьма необычная работа доставляла ему большое удовольствие.
Я заделываю родники, сажаю ежевику, прививаю шиповник, одним словом, я земледелец от дьявола! разговаривал он сам с собой вполголоса.
Перед тем как вернуться домой, он на свой манер ухаживал за старым домом. Вооружившись столбом от навеса террасы, он протыкал вздувшуюся штукатурку на стенах и срывал ее целыми пластами, забрасывал крышу камнями, чтобы перебить черепицу
После чего, довольный собой, спускался в Массакан, где его ждали обычные домашние дела.
Он пилил дрова для очага, собирал в огороде морковь, цветную капусту, редиску, обрезал свои немногочисленные фруктовые деревья, но делал все это без особого рвения, потому что все его помыслы были направлены только на гвоздики, и он ждал, горя от нетерпения, известий от Цап-Царапки.
* * *
В одно прекрасное декабрьское утро, спустившись из Розмаринов в Массакан, он застал Лу-Папе под смоковницей. Тот сидел под бледным и далеким солнцем, закутавшись в длинный пастуший суконный плащ и курил трубку.
Увидев Уголена, он встал и помахал издалека листом бумаги.
Уголен ускорил шаг.
Ответ пришел?
А что, по-твоему, это может быть?
Уголен первым делом осмотрелся, нет ли кого поблизости, затем, подбоченившись, встал перед своим крестным, который надевал очки, и стал внимательно слушать.
5 декабря, праздник святого Саввы
Дорогой Цезарь,
ты всегда что-нибудь да выкинешь. Прошло, самое меньшее, три десятка рождественских праздников, и вдруг ты спрашиваешь меня про Флоретту. Представь себе, почтальон вручает мне твое письмо как раз в тот день, когда она преставилась, а я снарядила ее в последний путь! Голоса Господни неисповедимы! Ты только подумай! Поэтому я не отвечала тебе раньше. Мне думается, после нее вряд ли осталось много денег, муж-то у нее умер лет пять или шесть назад, а она жила совсем неплохо, ничего не делая. Мясо каждый день и вино из запечатанных бутылок. Но все-таки у нее остались ее красивый дом и три гектара лугов в Жеменос, которые в аренде. Говорят, тот, кому она сдает, не платит.
Есть еще большой участок в Бастид-Бланш в холмах, там ее дед пас коз. Это ложбина Ле-Плантье, на дне есть пещера отшельника с неплохим ключом, которым Господь некогда одарил этого святого человека, потом разбойник Гаспар-де-Бес убил его ни за что, а прадед Флоретты, вместо того чтобы поставить там часовню, обнес это место толстой стеной и устроил овчарню с дверью и окошком, а воду из ключа Господнего вместо святого пили козы, козел и собаки. Меня удивляет, что Господь терпел такое. Но, помимо этого родничка, все остальное ничего не стоит, потому что там пахотной земли и трех метров не наберется
Я же тебе говорил! воскликнул Уголен.
Лу-Папе продолжил читать:
Наконец, есть еще та ферма, что она получила в наследство от брата, ужасного убийцы Пико-Буфиго, который совершил преступление и исповедовался всей деревне, кроме господина кюре. Глупость несусветная! Теперь ему надо добиться, чтобы на небесах ему отпустили этот грех. Что ж, милосердие Господне беспредельно, а возможно, он и покаялся в самый последний момент, но, честно говоря, если уж он не в аду, то интересно, тогда для кого же ад предназначен? Во всяком случае, не для меня
Разумеется, все это получит ее сын. Его зовут Жан Кадоре. Ему лет тридцать пять, он служит налоговым инспектором, а гдене знаю. Нотариус наверняка разыщет его, налоговый инспектор не иголка. Он женат, но, к сожалению, по Божьей воле, горбун. Господин кюре говорит, что он все свои земли продаст, потому что не захочет становиться крестьянином. Как только он сюда прибудет, я тебе сообщу. Кстати, надеюсь, ты теперь чаще ходишь в церковь. Самое время, Цезарь. В наши годы мы на пороге смерти, а она подкрадывается ночью, как тать. Мне было бы так радостно, если бы ты написал мне, что в этом году, как полагается, говел на Страстной неделе. Так ты бы очистился изнутри. Флоретта преставилась вполне по-христиански, чем доставила нам удовольствие.
Передай мой дружеский привет Финетте и Клэр из Бускарль, и проч. и проч. Как только горбун появится, я тебя предупрежу.
Ну вот, я считаю, мы не зря писали, сказал Лу-Папе, этот человек никогда здесь не поселится. Слушай меня внимательно! Во-первых, он налоговый инспектор, а они, налоговые инспектора, далеко не дураки. Им прекрасно известно, что намного легче зарабатывать деньги переводом их из чужого кармана в свой, чем корячась в поле. Чтобы достать до земли, приходится нагибаться, а окошки налоговой службы высокосгибаться в три погибели не требуется. Да и пером наживешь меньше волдырей, чем киркой. Во-вторых, он горбун: крестьянин часто становится горбуном, а вот чтобы горбун стал крестьянином, что-то не слыхал.
Это верно. Все складывается как нельзя лучше. Тут нам повезло. Что ты станешь делать? поинтересовался Уголен.
Ждать.
Ты не боишься, что он продаст все и сразу кому-нибудь из Жеменос или Роквер?
Это вполне возможно, но, если и найдется кто-то, кто купит все имущество, он оставит себе только то, что имеет цену, и будет очень рад перепродать эту ферму, притом недорого Если это будет крестьянин, то, увидев ферму в том состоянии, в которое ты ее привел, он зальется горючими слезами.
И это верно, согласился Уголен с гордостью истого творца, а через месяц будет еще лучше, потому что кустарник в день вырастает на пять сантиметров
К тому же нет воды! Воды-то нет! Разве что в небольшой ржавой насквозь цистерне! с чисто дьявольским азартом воскликнул Лу-Папе.
Есть у меня небольшое опасение. Этой ночью сообразил
Чего ты боишься?
Боюсь, как бы в бумагах нотариуса не был помечен родник
Мне это тоже пришло в голову, задумавшись, отвечал Лу-Папе. В моих документах на дом колодец помечен
Они погрузились в размышления, было слышно, как в тишине отбивают время высокие напольные часы.
Слушай, Куренок, этот ключ не такой давний Я еще ребенком слышал, будто это Камуэн Кривой, отец Камуэна-Толстяка, нашел его.
Выходит, ему почти сто лет? сказал Уголен.
Почти. Но у нотариуса документы гораздо старше. И раз ферма никогда не продавалась, по-моему, в бумагах ключа не должно быть.
А если его указали, когда передавали наследство от отца к сыну?
С какой стати они стали бы указывать? Неразумно ставить власти в известность о том, чего они не знают! Они обязательно воспользуются случаем, чтобы взять с тебя побольше налогов! Нет, по-моему, в бумагах родника нет.
А если горбун приедет и кто-нибудь из деревни скажет ему про родник?
Вряд ли. Молодые о нем не знают, потому что этот дурак Пико-Буфиго уже лет двадцать, как забросил его, да ты сам знаешь: он поставил забор только для того, чтобы никто к нему не совался Знают о ключе лишь те, кто говорил о нем там, в клубе, но им прекрасно известно, что в чужие дела лучше не лезть. Нет, если хорошенько все взвесить, дело должно выгореть. Нужно просто ждать, пока все сбудется, это как с дичьюсиди и жди. Скоро Мария опять мне напишет, как только увидит горбуна Он обязательно должен приехать в Креспенвступать в наследство. Тогда, возможно, мы с ним и поговорим. Тщательно свернув письмо, Лу-Папе сунул его в карман. Потом долго молчал, раскуривая трубку, и наконец печально добавил:И кто бы мог подумать, что у Флоретты родится горбун? Она была высокая, красивая, свежая, как утренняя роса.
Ты ее хорошо знал, Папе?
О да! Очень хорошо. Может быть, даже слишком
Уголен собирался задать еще кучу вопросов, но Лу-Папе с большим трудом поднялся и оборвал разговор:
Ну, пока! У меня дела в винограднике. Пойду обрезать снова, потому как маловато срезал в тот раз. Виноградник-то старый, как и я, боялся, что ему будет тяжело Старики должны помогать друг другу До вечера, Куренок. Роза приготовила нам поленту, а Клавдий дал мне целый метр кровяной колбасы.
Целый месяц прошел без вестей, Уголен совсем исхудал. Он по-прежнему ходил в Розмарины, но там уже нечего было разрушать и портить.
«Почему же Цап-Царапка не пишет? раздумывал он. Может, не смеет сообщить, что все продано Не сегодня завтра родник всплывет в документах, его приведут в порядок, и если они из Антиба, то будут выращивать гвоздики, а я останусь при своем турецком горохе, которому цена два франка за килограмм, поскольку от него всю ночь портишь воздух
Но однажды утром, окучивая салат, он увидел поднимающегося к нему по крутой тропинке Лу-Папе и бросился ему навстречу.
Не беги! Все в порядке! крикнул Лу-Папе издалека.
Он остановился, дождался его, и они молча сели под шелковицей.
Ну что? спросил Уголен.
Слушай!
Он вполголоса стал читать письмо от Цап-Царапки.
9 января, день святого Марселена.
Дорогой Цезарь,
стучите в дверь, и вам откроют. Пиши, и тебе ответят. Наконец приехал горбун. Красавец, а горб еще краше. Меня такое всегда смешит. Тем более что он такой высокий, так и кажется, будто горб у него поддельныйну прямо контрабандист с мешком на спине. Жена у него рыжая, ходит на таких острых каблуках, что если наступит тебе на ногу, то как пить дать проткнет. С виду что-то в ней не то. Но может быть, женщина она и хорошая. Не судите, да не судимы будете. Они пробыли здесь только день, обедали на постоялом дворе «Белый конь» (форель под белым вином из Кассиса и куропатка под вином из Бордо, не говоря уже о пирожных с кремом и ликерах). Обеду не было конца. Потом они пошли к нотариусу подписывать бумаги, а теперь этот нотариус расклеил объявления о продаже дома в Креспене и луга в Жеменос. Таков зачастую конец родовых поместий. Господин кюре думает, что они наверняка продадут и участок в Розмаринах, о котором ты мне писал. Как только появится объявление, сообщу тебе. Они промотают все деньги в городе, и не останется ровным счетом ничего. Служанка из «Белого коня» рассказала мне, что за столом его жена все время смеялась. Блаженны скорбящие, ибо они будут утешены.
Я попросила господина кюре послать тебе свое благословение. Что он и сделал. А я шлю тебе свой старушечий дружеский поцелуй.
Думаю, на этот раз ты можешь порадоваться. Продажа с аукциона наверняка состоится, и, может быть, не позднее чем через две недели. А мы с тобой пока будем как пауки: они себя не утруждают, затаиваются и ждут.
* * *
Ждать им пришлось больше двух месяцев.
Уголен вконец истерзался, а Лу-Папе уже начал выказывать если не беспокойство, то по крайней мере нетерпение. Было странно, что горбун, который продал родной дом, не решается избавиться от заброшенной фермы. Может быть, он просто забыл о ней? Во всяком случае, Цап-Царапка написала в третий раз: кюре узнал от нотариуса, что дата продажи еще не назначена.
Уголен уже не так часто ходил в Розмарины, поскольку слишком тяжело переживал.
И все же в одно из воскресений утром он поднялся туда с ружьем за плечом, надеясь подстрелить по пути черного дрозда или кролика Но, думая только о своем, не приметил ни того ни другого.
Поле перед фермой превратилось в сплошь заросшую кустарником пустошь, откуда торчало несколько обезумевших от отчаяния деревьев. Глухой стеной стояли заросли ежевики, через которые если и можно было пробраться, то только по узким, как лесные тропинки, проходам; разросшиеся ветки терновника толщиной с ручку граблей образовали трехметровые арки над чащей голубоватых чертополохов, чьи шишки были размером с артишоки.
Уголен углубился в заросли по одному из проходов, размышляя не без некоторой горечи о сверхъестественной живучести никому не нужных растений и малой жизнеспособности тех, что приносят деньги. Воистину Всевышний пожелал понудить нас к труду в поте лица, о чем столь наглядно, с помощью колючек, свидетельствовали кусты ежевики, дерзко набросившейся на чахлое ошеломленное миндальное деревце.
Несмотря на горечь, уверившись в том, что сполна добился желаемого, он был в восторге от своей смекалки, как вдруг на рыхлой земле кротового бугорка посередине тропинки заметил след ноги и нагнулся рассмотреть его.
Отпечаток был неполный, но это был явно след от мужского ботинка: подошва без гвоздей, совершенно гладкая, кожаная Сердце у Уголена забилось сильнее: таким мог быть только городской ботинок!
Пустив в ход свой нюх завзятого браконьера, он принялся осматривать участок перед домом, а потом поле и отыскал другие следы: тут кто-то побывал, без всякого сомнения мужчина, притом одинон несколько раз обошел вокруг фермы, бродил по полю Уголеном овладело огромное беспокойство. Может быть, это был покупатель, явившийся «ознакомиться» с фермой до того, как подписать у нотариуса бумаги? А может быть, сам горбун, пожелавший увидеть свое наследство?
Однако Уголен не заметил, чтобы кто-нибудь проходил мимо его дома в Массакане, поднимаясь в Розмарины. К тому же в деревне на горбуна обратили бы внимание А вдруг он пришел с той стороны, через холмы? Это почти невозможно: «чужакам» в таких ботинках неизвестны тропы, что ведут сюда через шесть-семь километров гарриги. Так откуда же взялись эти следы? Он решил предупредить Лу-Папе, но в тот самый момент, когда он в последний раз оглянулся на ферму, до него долетел, как ему показалось, чей-то голос. Он прислушался. И впрямь кто-то, явно мужчина, понукал мула, щелкая кнутом.
Наверное, дровосеки вполголоса проговорил Уголен.
Только дровосеки отваживались бы рисковать своими мулами на извилистой каменистой дороге Ясно было одноприближается подвода: четко слышалось, как позвякивают на крупных камнях и поскрипывают на мелких кованые ободья колес.
Уголен бросился к склону и спрятался под кустами колючего дрока.
Показалась упряжка.
Два мула с большим трудом тащили за собой подводу, на которой раскачивался, грозя свалиться, укрытый брезентом груз. Возница шел перед мулами задом наперед, таща за повод первого мула, и испускал хриплые крики, разносящиеся по всей ложбине.
За подводой следовал мужчина; издалека и сквозь ветви деревьев он казался огромным и светловолосым. Когда он приблизился, Уголен увидел, что он и впрямь высокого роста, но у него на плечах к тому же сидит девочка с золотистыми кудряшками, сложившая руки на его черноволосой голове.
Чуть поотстав, шла высокая женщина со светло-рыжими волосами. Прижимая к груди охапку цветущих розмаринов, она слегка покачивалась из-за крутого подъема, ее бледное лицо от ходьбы порозовело.
Ошеломленный Уголен подумал было, что это сбившиеся с дороги путники, но мужчина с девочкой на плечах крикнул вознице:
Приехали! Остановитесь на дороге, прямо над домом!
Затем он рысцой побежал по спускавшейся наискосок к ферме тропинке до заброшенной террасы; наездница, уцепившись в его волосы, громко хохотала.
Он остановился, взял девочку под мышки, поднял ее высоко над головой и поставил перед собой в заросли розмарина.
Тут только Уголен в ужасе увидел горб, который служил девочке седлом: это был он, горбун, наследник, владелец Розмаринов!
Он приехал сюда с семьей, и эта поскрипывающая подвода могла означать переезд
Уголен попробовал взять себя в руки.
В конце концов, на свете есть и другие горбуны. Этот, возможно, всего-навсего друг наследника. Горбуны общаются между собой. Возможно, один предоставил другому старый дом на время каникул?
Мужчина обернулся к красивой женщине, которая как раз подходила к дому, и крикнул:
Ну как, тебе нравится?
Она с восторженным выражением на лице разглядывала все вокруг.
Полюбуйся этими гигантскими кустами ежевики. Этими непролазными зарослями розмарина с оливковыми деревьями! восклицал горбун.