«Служит ли надежной защитой от снаряда раскрытая над головой газета?» «Нет!»
«Служит ли надежной защитой от снаряда раскрытый зонтик?» «Нет!»
«Служит ли надежной защитой от снарядов автомобильный кузов?» «Да! Но при этом следует опустить боковые стекла и усадить всех пассажиров как можно ближе к середине. При первом сигнале воздушной тревоги машину с погашенными огнями надлежит остановить у тротуара».
И вот наступила историческая ночь. Генерал Мабильян в полной походной форме, в каске с ремешком, вонзившимся в его отвисший подбородок, поднялся на холм, защищенный зенитной батареей, дабы приступить к роли Главного Режиссера и Постановщика Военных учений. Сигналы! Сирены! Полное затемнение! Напряженные минуты ожидания. «Слышится шум вражеских самолетов!» Но из-за привычного коварства тропиков все в этот Великий День пошло кувырком: несмотря на ясную, безоблачную погоду, с гор, опоясывающих город, внезапно спустился густой туман. «Вражеские самолеты» ровным счетом ничего не увидели под собой, кроме густой пепельной пелены. А зенитчики ровным счетом ничего не увидели с земли, кроме слоново-серых туч, затянувших небо. «Огонь!» не своим голосом заорал генерал Мабильян. Полчаса длилось настоящее светопреставление. Самолеты заходили снова и снова, понятия не имея об учебных снарядах, которые, конечно, летели туда, где их не было. В конце концов самолеты возвратились на базу. Когда все кончилось, генерал Мабильян вернулся к себе в самом дурном расположении духа. «Взять под арест метеоролога!» рявкнул он. «В рабочих кварталах очень много жертв вследствие «случайного попадания», тихо доложил адъютант. Удивляться тут нечему, ведь их дома что спичечные коробки. По предварительным подсчетам семнадцать убитых да еще несколько раненых детей Информацию не давать?» «Разумеется, и предупредите газеты: если что-нибудь просочится, я введу цензуру! Введу!»
Поскольку Пограничный Конфликт обострялся день ото дня, мне пришла в голову мысль хоть чем-то помочь Сеньору Послу, о котором его красавица жена не далее как вчера изволила сказать, что он полнейший кретин. Не зная толком, что меня ждет, я начал изучать историю Соседней Страны, открытой Христофором Колумбом во время его четвертого по счету путешествия. И если Колумб нигде не упомянул об этом открытии теперь мы все знаем о нем благодаря изданию записок одного мавра-математика, а в Колумбову пору обыкновенного юнги адмиральского парусника, юнги из рода Ибрахима Аль Заркали, прославившегося трактатом об астролябии, если, повторяю, Колумб нигде не упомянул об этом открытии, то лишь потому, что в этот знаменательный день занемог и не пожелал со штандартом в руках сойти на землю Зеленого Бархата, чтобы «вступить во владение землей именем» и т. д. и т. п. Колумб не захотел послать вместо себя никого другого, ибо он знал, что штандарт католических королей может вскружить голову любому посланцу и растревожить душу одним легким прикосновением золоченой кожи, победно трепещущей на ветру. Словом, штандарт остался на своем прежнем месте, указывая путь всей флотилии. А Соседняя Страна не только лишилась законной даты своего открытия, но и была ввергнута в пучину неубывающих академических распрей между сторонниками «да, сошел» и «нет, не сошел», длившихся до тех пор, пока некий научный фонд, созданный в целях изучения арабских языков, не опубликовал текст Аль Заркали, сразу разъяснивший причины исторической путаницы.
После официального открытия Соседней Страны туда незамедлительно прибыла партия цивилизаторов первой выпечки разномастные энкомендеро, губернаторы, разоренные идальго, темные личности из севильского сброда, великие махинаторы, набившие руку на взятках, пьяницы и похотливые насильники. Вслед за ними появилась партия цивилизаторов второй выпечки законники, крючкотворы, магистры, аудиторы, фискалы. Милостью тех и других колония превратилась в огромный скотный двор с выгонами и полями, засеянными маисом, среди которых изредка кудрявились фруктовые сады, посаженные на испанский манер Но поди знай, откуда и как объявился в этой стране затрепанный экземпляр трактата «Об общественном договоре» Жан-Жака Руссо, гражданина Женевы. И его же «Эмиль»! Тот самый, что позволил воспитанникам руссоистской школы забросить учебники и увлечься плотницким делом, тот самый, что превратил их в страстных натуралистов, а вернее, в бесстрастных палачей стрекоз и потрошителей ящериц, ибо они бросали их прямо в гнезда тарантулов. Деятельные падре задыхались от ярости, а наивные простаки ломали голову над тем, когда и на каком судне прибыл на их землю Савойский викарий? В довершение всего появились французские энциклопедисты, а за ними и того хуже вольтерианцы в сутанах.
Ну а дальше дело было за созданием Либеральной Патриотической Хунты Друзей страны гнезда либералов. И потом в один прекрасный день раздался гордый клич: «Свобода или смерть!» Под эгидой героев пройдет целое поколение и столетие государственных переворотов и военных мятежей, заговоров, восстаний, маршей в столицу, личного соперничества, каудильо-просветителей Найдутся и такие, что попытаются утихомирить разбушевавшиеся страсти, возлагая надежды на своего кумира Огюста Конта, воздвигая ему храмы, усердно распространяя его «Катехизис позитивизма». (Однако попытка создать культ, лишенный осязаемых святых, потерпит провал точно так, как и сам «Позитивистский календарь», где фигурировали Колумелла, Кант, теократы Тибета, трубадуры у них тоже были даты рождения и смерти и даже парагвайский тиран доктор Франсиа. Этот календарь не прижился там, где поклонялись святому Хосе, святому Николаю, святому Исидору-Землепашцу, который останавливал дожди и выводил на небо солнце, и, конечно, несравненной Деве Марии из Кататуче: она была смуглолица, красива, добра, щедра на чудеса и нравилась всем без исключения)
Вот так разоренная страна, растерявшая и погубившая весь свой скот в нескончаемых войнах и мятежах, запустившая все поля и пашни, пришла к тем дням 1907 года, когда впервые был поставлен вопрос о ее Государственных границах.
Однако, судя по всему, ученые мужи запамятовали о том, что в свое время обе заинтересованные стороны при участии немецкой комиссии, которая обязалась оказать им необходимую техническую помощь, пришли к отличному решению. Ведь речь и тогда шла о пятистах километрах девственной сельвы, на которые претендовали и по-прежнему претендуют мои соотечественники. В этой девственной сельве днем с огнем не найдешь ни одного арендатора из нашей страны, так как сельские жители бегут оттуда в город. Однако на тех же землях есть жители Соседней Страны, и таких насчитывается порядком, Отсюда решение: объявить Ирипарте рекой совместного пользования. Линию границы, скорее теоретическую, чем реальную, оставить там, где она есть. Нашим колонистам, выразившим желание поселиться на оспариваемой полосе а таких не предвидится, предоставить за счет противной стороны всевозможные льготы по части сельскохозяйственного оборудования и прочее и прочее, отнестись к ним по-братски, ибо невозможно разобраться, какой стране принадлежит земля, отданная колонисту, пока он разъезжает по ней на своем коне. Помимо этого, Соседняя Страна предоставляет также право свободного проезда в пограничной сельве и освобождает от пошлин всех, кто пожелает приобрести земли на территории, значащейся пограничной
«Потрясающе! Ну просто потрясающе! восклицает Сеньор Посол, ознакомившись с решением. Генерал Мабильян предстанет перед всеми дальновидным и деловым человеком. Все будет улажено без официального изменения границы. После провала учений по противовоздушной обороне наш генерал вполне может заявить о том, что войны не будет. Он вернет матерям сыновей, а женам мужей. И честь моей страны будет спасена!» «Но к этому решению ты должен был прийти сам, своим умом», говорит Супруга Сеньора Посла. В этот вечер она смотрит на меня каким-то настойчивым странным взглядом.
V. Пятница в понедельник или четверг в ближайший вторник
С того самого дня, когда был объявлен одобренный вариант решения Пограничного Конфликта, а прошло уже несколько месяцев, Бывший Начальник Президентской Канцелярии стал незаменимым сотрудником посольства, предоставившего ему политическое убежище. Его усилиями был налажен выгодный обмен хлопка на табак, его усилиями развивалась торговля вещами, вчера еще не имевшими цены на внешнем рынке, такими, к примеру, как индейское пончо национальная одежда, которую, как правило, ткали в Лондоне. Со складов Соседней Страны на здешние прилавки завезли петушков из жженого сахара, медовые коврижки в виде забавных зверьков, повидло в глиняных бочонках. В магазинах появились ворсистые войлочные шляпы, широкие расшитые пояса, кофточки с квадратным вырезом деревенской работы. А заодно с ними глиняные церквушки хранительницы семейных очагов, гитары, сделанные народными мастерами, скрипки из селения Петаче, где каждый второй luthier. Все это, вместе взятое, придавало стране, лишенной фольклорных примет в тканях, посуде и безделушках, экзотический характер, который так привлекает иностранных туристов Но и это еще не все! Бывший Начальник Президентской Канцелярии, уставший от безделья, погруженный во время без времени, где понедельник мог быть вторником, а вторник четвергом, добровольно взялся за посольскую работу. И пока Сеньор Посол зачитывался очередными томами Сименона, воображая себя инспектором Мегрэ, Бывший Начальник Президентской Канцелярии редактировал дипломатические ноты, конфиденциальные письма, сообщения в министерство иностранных дел, доклады, меморандумы и т. д. и т. п. «По-моему, посол моей страны это вы», усмехался Сеньор Консул, который любил наведываться в посольство без звонка. «Чтобы шпионить и доносить», говорил Сеньор Посол, лютой ненавистью ненавидевший злое лошадиное лицо Консула. В один из дней Бывший Начальник Президентской Канцелярии изъявил желание принять подданство Соседней Страны. «Он с ума сошел!» удивился Сеньор Посол. «В вашей превосходной конституции сказано ты берешь в руки том, листаешь страницы и тычешь пальцем в нужную тебе статью, что любой иностранец, пробывший свыше двух лет на территории страны, может возбудить ходатайство о предоставлении ему подданства. Я нахожусь на территории вашей страны и подчиняюсь законам вашего государства. Если бы я совершил в вашем доме преступление, меня бы судил только ваш суд». «А ты намерен провести в этом доме целых два года?» «Я здесь уже несколько месяцев. И хочу напомнить, что один знаменитый политический деятель Латинской Америки прятался в посольстве братской страны семь лет подряд. Срок более внушительный, чем у Ионы, просидевшего во чреве китовом, и не менее длительный, чем у Сильвио Пеллико». «Вот проживешь здесь два года, тогда и посмотрим!» «Проживет, проживет!» сказала Супруга Сеньора Посла с такой убежденностью в голосе, что я невольно подумал о том, сколько месяцев сколько еще? мне суждено жить в этом мире, затерянном между Вечностью Бога и Вечностью Утенка Дональда.
Сегодня Сеньор Посол, надев парадный сюртук, ушел из дому очень рано, чтобы присутствовать на Военном параде, который проводится ежегодно в День Отчизны. Мы завтракали вдвоем: Супруга Посла и я. Потом мы перешли в маленькую библиотеку, которая осталась от прежнего посла. «Здесь нет ничего интересного, сказала Супруга Посла, этому сеньору хотелось показать, что конкистадоры Америки обнаружили на наших землях все те чудеса, которыми напичканы рыцарские романы. Отсюда и эта библиотека (выразительный жест): «Амадис Гальский» кирпич, «Пальмерин из Тиркании» еще один кирпич, «Рыцарь Сифар» сразу два кирпича!» Я взял томик «Белого Тиранта». «А этот?» «Три кирпича. Ты, должно быть, никогда не представлял себе мира героини, названной Услада Моей Жизни, той, что спрятала рыцаря в полуприкрытом сундуке, и он увидел все прелести обнаженной принцессы Вот что она говорит (Супруга Сеньора Посла театральным жестом раскрыла книгу):
О Тирант, мой господин! Где ты теперь?
Отчего ты не рядом со мной?
Отчего не любуешься тем, что
Дороже всего тебе в жизни?
О Тирант, мой господин, ты взгляни поскорей,
Что за дивные волосы у прекрасной принцессы моей.
Я от имени твоего их целую,
Лучший из лучших рыцарей в мире!
Что за рот и глаза:
Я от имени твоего их целую.
Что за груди хрустальные!
До чего они хороши и упруги, белы и гладки!
А живот ее, бедра, потайной уголок!
Горе мне, не мужчиной я рождена»
Супруга Сеньора Посла заразительно смеялась над забавными оборотами речи и недвусмысленными намеками. Еще заразительнее она смеялась, когда мы дошли до главы, повествующей о сне Услады Моей Жизни, особенно там, где принцесса говорит: «Не трогай меня, Тирант! Не трогай!» Именно в этот момент я, успевший прослыть страшным педантом, сказал: «Не будем читать до конца!» Потом, когда мы спохватились и увидели, что солдаты и офицеры, смешав строй, уже возвращаются с парада, организованного в честь Дня Отчизны, нам ничего не оставалось, как одеться и поспешить в салон, чтобы встретить Сеньора Посла. Супруга Сеньора Посла взяла записную книжечку и сказала: «Главное все учесть. День Отчизны подарил нам восемь часов полной свободы. День Героев подарит верных шесть, потому что после возложения венков устраивают коктейль. От столетней годовщины со Дня Провозглашения Независимости мы получим целых девять, стало быть, сумеем и пообедать. Дни Национального Траура а их шесть дают по четыре часа с лишним: там говорят подолгу. (Чтобы не ходить на эти действа, я распустила слух, что страдаю печенью.) Есть еще и Новогодний Прием во дворце Мирамонтес пять часов; День Вооруженных Сил куда больше восьми, потому что после парада в офицерском клубе дают обед. Прибавим к этому карнавалы с коронацией Королевы красоты, приемы в посольствах, хотя туда я все-таки хожу, чтобы не было кривотолков. Зато все потерянное время нам возместят церемонии открытия памятников национальным героям, а в вашей стране их хватает! И это еще не все! Приложение к руке нунция его Святейшества раз! Посещение дома, где родился какой-нибудь просветитель прошлого века, два! Торжества по случаю открытия плотин, шлюзов, мостов и т. д. и т. п. Словом, каждый день мы можем рассчитывать на праздник!» В эту самую минуту в салон вошел Сеньор Посол, весь взмокший, с мягкими катышками крахмала на воротничке; и уже в дверях, тяжело отдуваясь, начал жаловаться на все сразу: на страшную жару, на трибуну, которую догадались поставить прямо против солнца
Военные атташе США тотчас распознали в моторизованных частях весь утиль второй мировой войны! А тут еще страшная пылища от пехоты, с ее дурацким утиным шагом, на который вдруг завели моду
VI. Любой день
Согласно решению Панамериканской Конференции от 1928 года (статья вторая, параграф второй), дипломатический представитель, предоставивший политическое убежище какому-либо лицу, должен в обязательном порядке уведомить об этом министерство иностранных дел той страны, чье подданство имеет данное лицо. Поскольку Сеньор Посол незамедлительно выполнил это обязательство, у посольства с первого же дня встали часовые, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, смущая тех редких просителей, чьи дела оказывались за пределами консульских полномочий Вот почему торопливая суматошная стрельба отзывалась в то утро в глубине твоего живота противным холодком. Рядом с тобой, между церковью Девы-Чудотворицы и витриной детского магазина, полиция расстреливала демонстрацию студентов, которые совсем недавно играли в игрушки и вот теперь выступили против конституционной реформы, затеянной генералом Мабильяном с тем, чтобы обеспечить себе восьмилетнее пребывание у власти, а заодно, если понадобится, и переизбрание на второй срок, конечно, путем всенародного плебисцита. Мне очень бы хотелось оказаться на улице вместе со студентами, кричать, швырять камнями, булыжниками, стаскивать полицейских с лошадей. Но, замурованный в стенах этого дома, да еще при двух часовых, приросших к дверям, я был бессилен. А кроме того, я знал во всех деталях, какие меры наказания, да еще с какой злобной яростью, будут применены к первой группе схваченных студентов; я знал, что такое переполненные тюрьмы (арестованные в последнюю очередь и посему попавшие в ближайшие гостиницы даже и не подозревают о том, какие они счастливчики!); я знал, что такое пытки и унижения из классического набора гестапо и американского ФБР; что это такое, когда человека заставляют стоять часов двенадцать подряд на старой автомобильной шине. Но теперь у нас объявились особые специалисты, не преследуемые законом педерасты, разного рода садисты и насильники во главе со своим заправилой Ястребом, у которого на указательных пальцах и мизинцах невероятно длинные и твердые ногти, оставляющие глубокие рваные раны на человеческой глотке. А помимо них извращенцы и дебилы, которые в нужный момент предъявляют документы о том, что они являются агентами политической полиции правительства.
Ты влюблен, и теперь тебе кажется, что любовь эта чуть ли не преступление. Ведь люди, прошитые пулеметной очередью, те же (хотя принадлежат другому поколению), что еще совсем недавно с твоего благословения проникали в мир философии. Те самые, которые любили повторять в шутку: «Миром правят секс и прибавочная стоимость». Те самые, которые пытались понять, отчего философы-материалисты придают такое значение досократовским текстам, таким покалеченным и разрозненным, что нет никакой возможности проследить четкое развитие мысли Ты высовываешься из окна: на мостовой лежат несколько раненых «из твоих». Одни неподвижные, другие, истекая кровью, из последних сил стараются доползти до колонн, о которые еще ударяются пули. Ты спешишь к Супруге Сеньора Посла и заливаешься слезами, уткнувшись в ее колени. «Ужасно! Ужасно, говорит она. Полицейские настоящие звери в вашей стране!» «Особенно теперь, при американских инструкторах». Ты рыдаешь. Но она знает, как тебя утешить. И тебе хорошо. Она лежит рядом с тобой, а ты зарываешься в ее мягкое тело, и становится темно, как ночью.
Какой сегодня день? Не знаешь. А число? Понятия не имеешь! Какая разница? А год? Единственный зримый год указан на фасаде магазина скобяных товаров: «Основан в 1912 году». «Возможно, он должен служить точкой отсчета?» усмехаешься ты с горечью. А теперь снова любовь. Любовь, у которой нет ни времени, ни чисел. Как в песне, которую поет одна французская певица: «Наступи вдруг конец света, мы его не заметим!» Любовь в этом заточении, в этом обособленном мире, в этом времени без времени делала меня похожим на человека, который накурился опиума в незнакомом доме; очнувшись, он бы не понял, где находится, и, подобно несчастному Ельпенору, сорвался бы в пустоту. Тем не менее ты действительно любишь Супругу Сеньора Посла ее зовут Сесилия. Ее руки белые, глубокие тебе необходимы. Сейчас, когда ты так несчастлив, Сесилия дарит тебе и нежность матери, и заботливость няньки, и жаркий пыл любовницы. Вместе вы обдумываете план самых решительных действий, направленный на уничтожение Сеньора Посла. Быть может, мышьяк?.. Но как его раздобыть, не вызвав ничьих подозрений? Цианистый калий? Вот где началась бы захватывающая игра, которая продлилась бы до «физического уничтожения» Сеньора Посла: яд надо положить в одну из таблеток, которые Сеньор Посол принимает перед сном, и перемешать все таблетки, как игральные карты. И набраться терпения. Сегодня не вышло выйдет завтра. Осталось три таблетки, а когда останется две, можно готовиться к похоронам. Подумать, какие ленты и ордена должен унести в иной мир покойник! Когда же останется одна-единственная? Ночь волнений, не поддающихся описанию Но кто пойдет за цианистым калием? Продают ли его в аптеке? Лучше всего кураре: он не оставляет никаких следов в организме. Один укол отравленной иглой и полный паралич: человек падает замертво. Чтобы заполучить кураре, который индейцы хранят в выдолбленных тыквочках, надо добраться до тех мест, где они живут. Попасть туда можно только на лодках и каноэ уйдет целый месяц, не меньше! Вы оба плачете от сознания собственного бессилия, от общего горя. Какими вы были бы счастливыми у гроба Сеньора Посла Ты подходишь к окну. Стрельба прекратилась. С мостовой убрали раненых а может, убитых, пуля пробила стекло в витрине и сбросила с пьедестала Утенка Дональда: в его картонной груди темнеет маленькое отверстие. Поскольку события пришлись на День Героев, в лавке не было ни души, и никто не мог поставить новую игрушку. Утенок лежал на спине оранжевыми лапками кверху.