Ты откуда эту песню знаешь? спросила она, когда он открыл глаза и взглянул на неё.
Это ребята привезли. Какой-то парень есть, Александр Кулешов называется. В лагере бесконвойные большие деньги платили за плёнки. Они все заигранные по 1000 раз, мы вечерами слова разбирали и переписывали. Все без ума ходят от песни, а начальство во время шмоновобысков т. е., листочки отбирало. Он вроде где-то сидитКулешов этот, или даже убили его. Хотя не знаю. Много про него болтают. Мне человек десять разные истории рассказывали. Но, наверно, всё врут. А тебе понравилось?
Понравилось, тихо сказала Тамара, спой, Коленька, ещё, попросила она.
Потом! И снова приблизился к ней, отложив гитару, и спросил:Ты, может, всё же поцелуешь меня, Том!?
Она не ответила. Тогда Колька сделал то, что и должен был в подобном случае, отворил он балконную дверь, перекинулся одним махом через перила и угрозил, что разомкнёт пальцы, если его сей же момент не поцелуют в губы страстно и долго, в губы. Попросил он так, чтобы что-нибудь сказать и разрядить, что ли, обстановку, вовсе не рассчитывая, что просьбу его удовлетворят. Но, неожиданно для него и для себя, Тамара подошла к нему, висящему на перилах, и поцеловала так, как он требовал, долго и горячо, может быть, и не страстно, но горячо.
Мгновенно как-то промелькнуло в головевот я ему так и отомщу, Сашке. Вот так. А он уже поднимал на руки, снова перекинул тело своё на балкон и начал целовать её сам, как голодный пёс набрасывается на еду, как человек, которому долго держали зажатыми рот и нос, а потом дали воздух, хватает его жадно, как
Запри дверь, сказала Тамара. Псих! Придут ведь сейчас.
Он поднял её на руки, боясь оставить даже на миг, с ношей своей драгоценной подошёл к двери и запер. Так же тихо понёс её к дивану.
Не сюда, сказала она. В мою комнату.
Она слышала, как колотится и рвется из-под рёбер его сердце, как воздух выходит из груди и дует ей в лицо. И желание тоже пришло к ней. И она обняла его и притянула к себе, и он бормотал как безумный: «Томка! Томка!»и закрывал губы её телом, дышал её запахом, ею всей и проваливался куда-то в густую горячую черноту, на дне которой было блаженство и исполнение всех желаний, плавал в обнимку в терпком и пахучем вареве, называемом наслаждение.
И не помнил он ничего, что случилось, потому что сознание бросало его в эти минуты. Очнулся только, услышав:
А теперь, Коля, правда, уходи, и никогда больше не возвращайся. Слышишь? Я прошу тебя, если любишь.
Сейчас мне надо одной побыть. Не думай, что из-за тебя. Просто одной.
Не уйду я никуда, Тамара! И вернусь обязательно! И ни с кем тебя делить не буду. Ты же знаешь, что Колька Коллега держит мёртвой хваткой. Не вырвешься!
Вырвусь, Коля! Я сейчас сильная, потому что мне очень плохо!
Кто-нибудь обидел? Убью!
Ну вотубью! Другого нечего и ждать от тебя. И если б знал ты, кого убивать собираешься.
Кого же?
Я, Коля, вот уже три года, три с Кулешовым Сашей, которого песню ты мне спел и который сидит или убитвсё сразу. Ни то, ни другое, Коля. Живёт он здесь, в театре работает, а сейчас у меня с ним плохо.
На всё, что угодно, нашёл бы ответ Коллега, на всё, кроме этого, потому что ещё там, в лагере, казалось ему, что знает он этого парня, что встреть он егоузнал бы в толпе, что, появись он только, и стали бы они самыми близкими друзьями, если душа его такая, как песни, не может и быть иначе. Сколько раз мечтал Колька, чтобы привезли его в лагерь, да и не он одинвсе кругом мечтали и хотели бы с ним поговорить хотя бы. Всего ожидал Колька, только не этого. И не зная, что и как ответить и как вести себя не зная, встал Колька и вышел, не дожидаясь даже дружка своего и М.Г.
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ О СЕБЕ И О СВОИХ ПЕСНЯХ
Я предполагал это писать для очень маленькой группы своих близких друзей. Мы жили в Москве много лет тому назад в квартире моего друга Лёвы Кочеряна, в Большом Каретном. Там хорошая компания собиралась, там бывал часто и с нами провёл эти годы и Вася Шукшин, и Тарковский Андрей, и Макаров Артур. (К сожалению, двое из них уже не живут). Тогда выработалась такая манера дружественная, раскованная, непринуждённая, я себя чувствовал свободно, потому что это были мои близкие друзья, и я знал, что всё, что я им буду петь и рассказыватьим интересно. И так же от них получать. В общем, эти песни стали известны именно из-за того, что в них дружеский настрой, желание чего-то рассказать вот так друзьям.
Я начал писать свои песни из-за того, что услышал песни Окуджавы. И действительно, я считаю его своим крестным отцом, он меня подтолкнул, я к тому времени много написал стихов и вдруг увидел, что возможно, взяв инструмент, написав ритмическую основу к этим стихам, ещё больше усилить воздействие этих стихов на зал. Вот так я взял некоторые вещи под рояль, под аккордеон, потом всё как-то выкристаллизовалось и упростилось до гитары.
Когда говорят об авторской и эстрадной песне, я, естественно, отдаю предпочтение авторской песне, я сам ею занимаюсь. Но, если говорить объективно, это два разных жанра, совсем разных, которые имеют свои избытки и свои недостатки. Вот эстрадная песняэто всегда оркестр, который мощно звучит, сопровождая певца, хорошие оркестровки, часто голоса поставлены, потому что они учатся в консерваториях и т. д. Я к некоторым из них отношусь с уважением и не всё огульно охаиваю на эстраде, но есть один сброс, который по нынешним временам отрицательно сказывается на всём этом искусстве, потому что теперь, из-за того, что так искушён зритель и так хочется услышать информацию ещё и со сцены и поглядеть и послушать личность и индивидуальность, а не не пойми что, и он всё меньше и меньше находит это среди людей, поющих на эстраде. Потому что появляются «Алло, мы ищем таланты», и находят, потому что талантов много, они приходят, подражая тем талантам, что были прежде, выбирают себе каких-то кумиров и почти никогда не следят за тем, о чём они поют. Иногда просто уши вянут. Вы вспомните вот это знаменитое: «На тебе сошёлся клином белый свет». Это же просто поразительно, какой это бред. А наверху два автора, причём довольно серьёзных человека. Значит, один не справилсяочень сложная песнявторого подключили Или ещё бывают песни иногда с таким глубокомыслием ложным, вроде «Как провожают пароходы», тоже вроде ты что-то должен иметь ввиду, что-то за этим прочесть, хотя там ничего нет.
Или песни, которые не несут никакой информации и даже нет в них поэзии, образа нет поэтического. Вот Бернес, он тоже работал на эстраде, он никогда не позволял себе петь плохие тексты, или никакие. Сейчас вотсколько он уже не живёта вы включите радио и прильнёте его слушать, потому что он пел, безусловно, либо хорошую поэзию, либо какие-то содержательные стихи, всегда.
Ну, и даже вот это, навязшее в ушах «Яблони в цветукакое чудо». Помните? Ну, и тополя в пухукакое чудо и масса ещё вещейвсё чудо, а если рядом в этим вспомнить стихи есенинские «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охвачен, я не буду больше молодым»и сразу понятно, что почём.
Авторская песня, которой мы занимаемся, у неё масса недостатковбедность сопровождения и почти всегда упрощённый ритм и т. д., но одно я могу сказать наверняка и убеждён, что вы со мной согласитесьэта песня более подвижна, она допускает импровизацию, т. к. это есть манера разговаривать с людьми; каждый раз приходят новые люди в зрительный зал, и я, например, иногда мне кажется, я попал в десятку на выступлениитак точно спел, что выше не прыгнешь, и я всегда думаю, я следующий раз повторю, будет точно таки никогда не получается, потому что другие люди, это невозможно. Устанавливается какая-то атмосфера здесь, в помещении, и тебя несёт совсем по-другому, ты воспринимаешь какими-то локаторами эту обстановку и поёшь, хуже, лучшенеизвестно, но по-другомуобязательно. То есть, эта задача допускает импровизацию, она более подвижна, можно поменять слова, она более живая и живучая. Из-за этого люди хотят принести её домой, услышать, что за этим стоит, что там человек ещё имел в виду. Я даже написал одну песню, хотел ответить на все письма, и там был такой припев: «Спасибо вам, мои корреспонденты, что вы неверно поняли меня». Люди часто видят в них то, что им ближе и, наверно, я конкретно не имел это в виду, но это там есть, если они увидели.
Я для своих песен стараюсь выбирать людей, которые находятся в самой крайней ситуации, в момент риска, которые могут заглянуть в лицо смерти каждую следующую секунду; тех, кто нервничает, беспокоится, а не тех, кто жуёт или отдыхает в данный момент. Поэтому я нахожу их там, в тех временах. Но вы не считайте это песнями-ретроспекциями. Это песни-ассоциации, написаны они человеком, который никогда не воевал, для людей, большинство из которых этого не помнит, значит, в них обязательно содержится что-то, из-за чего я их написал теперь.
Я пишу ночью, пишу так, чтобы сосредоточиться. Не только оттого, что у меня нет времениэто естественно, потому что днём мы снимаем, играем, репетируема ещё потому, чтобы просто никто не мешал. Значит, я от сна у себя отнимаю время, происходит какое-то таинство, никого нет, что-то такое откуда-то спускается, получаются какие-то строчки; пишу я вместе с музыкой, иногда раньше стихи, иногда раньше музыка, иногдапросто ритм. И всегда это дело живое, я даже не знаю, какая будет песнясмешная или ироничная просто, и будет она печальная, и будет трагичная, грустная, и поэтому, когда я её сделаю, я начинаю проверять её на аудитории, и даже мелодия не установлена до конца, и только через 1015 раз получается, выкристаллизовывается, если можно так выразиться, мелодия.
Я вообще, когда начинал писать свои песни, не рассчитывал, что у меня будут в будущем большие аудиториитам, стадионы, или даже вот такие компании больше, как сегодня.
* * *
Я занимаюсь авторской песней. Я считаю, что это другой песенный жанрэто стихи, которые исполняются под гитару или под какой-нибудь другой музыкальный инструмент. Это просто стихи, положенные на ритмическую основу. Это делоавторская песнятребует очень большой работы. Эта песня всё время живёт с тобой, не даёт тебе покоя ни днём, ни ночью, записывается она иногда моментально, но работа на неё тратится очень большая. И если есть впечатление, что это делается легко, то это ложное впечатление. Если на одну чашу весов бросить всё, что я делаю кроме авторской песнидеятельность мою в театре, кино, на радио, телевидении, концерты, а на другуютолько работу над песнями, то, мне кажется, что эта чаша перевесит, потому что, повторяю, песня всё время не даёт покоя, скребёт за душу и требует, чтобы ты вылил её на белый свет и, конечно, в музыку.
* * *
Добрый день. Ну, вы, конечно, все понимаете, что я сегодня буду вам показывать песни, играть ничего не буду. Для того, чтоб мне играть, нужны партнёры, и если у нас сегодня наша встреча пройдёт удачно, для вас и для меня, особенно для вас, то мы сможем встретиться в следующий раз с моими товарищами по театру. Мы можем приехать к вам и поиграть вам сцены из наших спектаклей, читать стихи и так далее. Так что, в общем, я только первый раз (аплодисменты).
Ну, я сразу займусь делом. Если возникнут какие-то вопросы ко мне, а вопросы наверняка возникнут, потому что очень много всяких разговоров ходит странных, я даже не знаю, почему, но, прежде всего, я сразу вам скажу, что я не воевал, не сидел (смех в зале), и громадное количество песен, по которым меня знают, они не мои. Я их не пел никогда. Это кто-толишь бы был хриплый голос, и так далее. Были у меня какие-то вольные песни, шутливые песни, пародийные лет десять тому назад, так называемые блатные песни, я их уже не помню (смех в зале).
На самом деле, дело в том, что я уже в течение десяти лет пишу песни в спектакли, в фильмыбольше тридцати вещей у меня поётся в картинах, в спектаклях нашего театра и других театров. Многие из них я вам сегодня покажу.
Я начну с военных песен, потому что у меня очень много военных песен, я даже сделал программу военных песен, хочу на телевидении сделать выступление. Вот несколько из них я вам покажу. А все собрались здесь, конечно, для того, чтоб услышать новые песни, и я очень беспокоюсь о том, что я буду повторяться. Но я прошу вас, вы особенно не взыщите, я постараюсь спеть много новых вещей, но если будут кое-какие повторыто особенно не обижайтесь.
Теперь, значит, за отчётный период, который я с вами не виделся (движение в зале), я хотел [рассказать], что произошло в нашем театре. Так как у нас встреча, то обязательно должна быть какая-то беседа. Значит Я Несколько слов просто о том, что произошло в театре Ну Последние премьеры Пожалуйста, успокаивайтесь Последние премьеры театраэто спектакль «А зори здесь тихие». Вы знаете, что мы больше всего играем не драматургию, в связи с тем, что драматургия в нашей литературе, она, мягко говоря, не на первом месте, и поэтому всегда лучше играть хорошую поэзию или хорошую прозу. И поэтому, вы знаете, у нас в театре очень много поэтических представлений, много стихов, мы играем прекрасных поэтов. Вот и сейчас в плане у нас Евгений Евтушенко «Под кожей статуи Свободы». Мы делаем по его поэме спектакль, и по произведениям Пушкина. Это инсценировка, сделанная Любимовым по письмам, воспоминаниям и на поэзии Пушкина. Так что поэтическая линия в театре всё равно будет продолжаться. Но одновременно с этим мы играем прозу, а именно, взяли повесть Васильева, которая называется «А зори здесь тихие» и сделали инсценировку (театр сам всегда делает инсценировки) и сделали спектакль, который называется «А зори здесь тихие». Этот спектакль, как-то неожиданно даже и для нас, и для автора, вырос до размеров большой трагедии. И если кто-нибудь бывал в театре и видел спектакль «А зори здесь тихие», вы, наверное, в этом сами могли убедиться, до какой степени, особенно к концу, в конце спектакля захватывает, особенно перехватывает горло и вызывает те чувства, которые должна вызывать высокая трагедия.
После того, как это было сыграно, и спектакль даже сейчас представлен на соискание государственной премии, после этого, приобретя такой опыт на этом материале, играя трагедию, мы взяли хорошую пьесу под названием «Гамлет». Написал её Шекспир. Премьера состоялась недавно, буквально две недели тому назад, 29 числа состоялась премьера спектакля «Гамлет». В этом спектакле я играю роль Гамлета. Сейчас только немножечко от неё отошёл, а то я всё время не улыбался и не острил, а такой ходил мрачный. Но, должен вам сказать, что спектакль наш, в отличие от многих даже, которые я видел, смотрится, ну что-ли, если можно так сказать, недолго, с интересом. Очень динамичный спектакль. Рассказывать о нём очень трудно, я вам только могу сказать, что, судя по всем рецензиям, (две пока, которые появились), вы, наверное, можете судить о том, что такой постановки ещё не было, и самым главным завоеванием театра, и может быть, больше всего главного режиссёра нашего театраэто то, что вдруг Гамлет зазвучал, наверное, так, как когда его написал Шекспир. Ведь когда он писал «Гамлета» и вообще писал свои произведенияэто же не звучал ни выспренный язык, ни казалось, что нужно говорить, завывая, и так далее. Нормально играли. И так же мне кажется, что наш спектакль звучит сейчас так, как он звучал тогда. Мы играем перевод Пастернака, прекрасного поэта, играем двух гениев, и все как-то стараются дотягиваться до этого уровня. О спектакле рассказывать сложно, и поэтому мне даже не хотелось бы останавливаться на этом. Если вас заинтересует или будут какие-то вопросы, я с удовольствием отвечу на эти вопросы и о постановке, и о том, как это играется, и, как говорится, когда приходят люди, говорят: а какая концепция? И одно время я бегал по театру и искал концепцию в кабинете у главного режиссёра, у директора. Но, оказывается, концепция есть, её искать не надо, всё это в спектакле существует. Так что милости просим, пожалуйста, приходите, мы с удовольствием его покажем вам (смех в зале). Ну, не сейчас, не сейчас, конечно, но позже.
Спектакль начинается так: Гамлет (Это, значит, я, который играю роль Гамлета) в чёрном костюмеГамлет, он в отличие от других всех участников этого спектакля, долго помнит об отце и поэтому носит траур довольно долго и весь спектакль траур этот не снимает. Я одет в чёрное, все остальныенемножечко посветлее, но так как всё-такиДаниятюрьма, и в общем там мрачно, погода плохая, всё на исходе дня и ночи, такой серый свет, и один Гамлет как чёрная фигура. И вот перед началом спектакля я сижу сзади у стены и играю на гитаре. Играю всякие всевозможные песни. И когда входят в зрительный зал люди, рассаживаются, гаснет свет, выходят актёры нашего театра (у нас же всегда, вы знаете, перед каждым спектаклем, есть такой ввод в спектакль: вы не приходите, и сразу начинается, а или действие в фойе, или ещё что-то), у них чёрные повязки. Они готовятся сейчас играть трагедию «Гамлет». Они одевают чёрные повязки, королевский траур. Впереди могила, могильщики закапывают туда черепа, приготавливают реквизит, потом все расходятся по своим местам, потом, значит, я выхожу вперёд с гитарой и пою на стихи Пастернака, прекрасные стихи, пою такой зонг, музыку для которого я сделал от себя лично, а потом это дело кончается, и начинается «Гамлет». Вот этот зонг, называется «Гамлет», на стихи Пастернака я написал музыку, я вам сейчас покажу. (Поёт: «Гул затих, я вышел на подмостки»).