Припев
Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьбагляди и не тужи
Мы здесь подохли, вот он, тот распадок,
Нас выгребли бульдозеров ножи.
Здесь мы прошли за так, на четвертак, за ради Бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу.
К каким порогам привела дорога,
В какую ж пропасть напоследок прокричу?
АХ, КАКИЕ У МЕНЯ ГРУБЫЕ ЗАМАШКИ...
Ах, какие у меня грубые замашки,
Походи с моё, даже не пешком,
Меня мама родила в сахарной рубашке,
Подпоясала меня красным кушаком.
Так откуда у меня хмурое надбровье,
От каких таких причин белые вихры,
Мне папаша подарил бычье здоровье,
И в головушку вложил ни хухры-мухры.
Начинал мытьё своё с сандуновских баней я,
Вместе с потом выгонял злое недобро,
Годен в смысле чистоты и образованья,
Тут и голос должен быть чист, как серебро.
Пел бы ясно я тогда про луга и дали,
Пел бы про красивое приятное для всех,
Все б со мной здоровкались, прощались,
Но не дал Бог голосанет, так нет.
Но допеть-то хочется, лишь бы не мешали,
Хоть бы раз про главное, хоть бы раз и то...
И кричал со схрипом я, люди не дышали,
И никто не морщился, право же никто.
МНЕ СУДЬБА - ДО ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ...
Мне судьбадо последней черты, до креста,
Спорить до хрипоты, а за нейнемота.
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не «то» это вовсе, не «тот», и не «та».
Что лабазники врут про ошибки Христа,
Что пока ещё в грунт не влежалась плита,
Что под властью татар жил Иван Калита
И что был не один против ста.
Триста лет под татарамижизнь ещё та,
Маета трехсотлетняя и нищета.
И намерений добрых, и бунтов тщета,
Пугачёвщина, кровь и опятьнищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,
Повторю, даже в образе злого шута...
Но не стоит предмет, да и тема не та:
«Суета всех сует, всё равно суета».
Только чашу испитьне успеть на бегу,
Даже если разлитьвсё равно не смогу
Или выплеснуть в наглую рожу врагу?
Не ломаюсь, не лгуне могу. Не могу!
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с ношею делатьразбить? Не могу!
Потерплю и достойного подстерегу.
Передам, и не надо держаться в кругу,
И в кромешную тьму, и в неясную згу,
Другу передоверивши чашу, сбегу...
Смог ли он её выпитьузнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гу-гу,
Никому не скажу, при себе сберегу.
А сказатьи затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за всех хлопочу,
Может, кто-то когда-то поставит свечу,
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
За весёлый манер, на котором шучу.
Даже если сулят золотую парчу
Или пбрчу грозят напуститьне хочу!..
На ослабленном нерве я не зазвучу,
Лучше свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу!
Всё, что за ночь кропаю, в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу,
Чем скользить и вихлять, словно пыль по лучу.
Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу даже с пеной у рта,
Я уйду и скажу, что не всё суета.
В.Высоцкий в одном из первых спектаклей «Гамлете»
Публикуется впервые. Из архива Б.Береста
МОЙ ГАМЛЕТ
Я только малость объясню в стихе
На всё я не имею полномочий...
Я был зачат, как нужно, во грехе,
В поту и в нервах первой брачной ночи.
Я знал, что отрываясь от земли,
Чем выше мытем жёстче и суровей.
Я шёл спокойно прямо в короли
И вёл себя наследным принцем крови.
Я знал, всё будет так, как я хочу,
Я не бывал в накладе и в уроне.
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцыкороне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слов& бросал на ветер.
Мне верили, как бандаглаварю,
Все высокопоставленные дети.
Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.
Я знал, мне будет сказано: «Царуй!»
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег,
И я пьянел среди чеканных сбруй,
Был терпелив к насилью слов и книжек.
Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и черен,
Умел скрывать, воспитанный шутом.
Шут мёртв теперь: «Аминь! Бедняга Йорик!»
Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий:
Вдруг стало жаль мне мёртвого пажа...
Я объезжал зелёные побеги.
Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых, и гончих.
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих.
Я видел: наши игры с каждым днём
Всё больше походили на бесчинства.
В проточных водах, по ночам, тайком
Я отмывался, от дневного свинства.
Я прозревал, глупея с каждым днём,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век и люди в нём
Не нравились. И я зарылся в книги.
Мой мозг, до знаний жадный как паук,
Всё постигал: недвижность и движенье,
Но толку нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.
С друзьями детства перетёрлась нить,
Нить Арианды оказалась схемой.
Я бился над словами: «бытьне быть»,
Как над неразрешимою дилеммой.
Но вечно, вечно плещет море бед,
В него мы стрелы мечемв сито просо,
Отсеивая призрачный ответ
От вычурного этого вопроса.
Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошёл на зов, сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
В непрочный сплав меня спаяли дни,
Едва застыв, он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все. И, как они,
Я не сумел от мести отказаться.
А мой подъём пред смертьюесть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял
С тем, с кем я лёг в одну и ту же землю.
Я Гамлет, я насилье презирал,
Я наплевал на Датскую корону,
Но в их глазахза трон я глотку рвал
И убивал соперника по трону.
Но гениальный всплеск похож на бред.
В рожденье смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
В.Высоцкий в спектакле «Гамлет»
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ СЕЙЧАС
Люблю тебя сейчас не тайнонапоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошломне хочу, а в будущемне знаю.
В прошедшем «Я любил» печальнее могил.
Всё нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
Я вас любил, любовь ещё быть может...
Так говорят о брошенном, отцветшем
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю,
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленье, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «Я люблю».
Люблю тебя теперь без обещаний: «Верь!»
Мой век стоит сейчася вен не перережу!
Во времяв продолжении «теперь»
Я прошлым не дышу и будущим не грежу.
Приду и вброд и вплавь к тебехоть обезглавь!
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».
Есть в этом «буду» горечь, как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступления в запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана,
И словно настоящему пощёчина,
Сомненье в том, что я люблю сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времён,
Где в будущемне так и в прошломпо-другому.
К позорному столбу я пригвождён,
К барьеру вызван я языковому.
Ах, разность в языках! Не положеньекрах!
Но выход мы вдвоём поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах
И в будущем, и в прошлом настоящем!
Я ВСЕ ВОПРОСЫ ОСВЕЩУ СПОЛНА...
Я все вопросы освещу сполна,
Дам любопытству удовлетворенье.
Да! У меня француженка жена,
Но русского она происхожденья.
Нет! У меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
Припев
Да нет! Живу не возле «Сокола».
В Париж пока что не проник...
Да что вы всё вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
Я все вопросы освещу сполна,
Как на духу попу в исповедальне.
В блокноты ваши капает слюна
Вопросы будут, видимо, о спальне?
Да, так и есть! Вот густо покраснел
Интервьюер: «Вы изменяли жёнам?»
Как будто за портьеру посмотрел
Иль под кровать залёг с магнитофоном.
Припев
Теперь я к основному перейду.
Один, стоявший скромно в уголочке,
Спросил: «А что имели вы в виду
В такой-то песне и такой-то строчке?»
Ответ: «Во мне Эзоп не воскресал,
В кармане фиги нет, не суетитесь!
А что имел в видуто написал:
Вот, вывернул карманыубедитесь!»
Припев
Я БОДРСТВУЮ...
Я бодрствую, но вещий сон мне снится,
Пилюли пью, надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну:
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Чтоб доказатья в колесе не спица,
За то, что мне неймется и не спится,
За то, что в передачах «заграница»
Передаёт мою блатную «старину»,
Считая своим долгом извиниться:
Мы сами, без согласья...Ну и ну!
За что ещё? Быть может за жену:
Что, мол, не мог на нашей поданной жениться?!
Что, мол, упрямо лезу в капстрану
И очень не хочу идти ко дну,
Что песню написал, и не одну,
Про то, как мы когда-то били фрицев,
Про рядового, что на дзот валится,
А самни сном, ни духом про войну...
Кричат, что я у них украл луну
И что-нибудь еще украсть не премину.
И небылицу догоняет небылица...
Не спится мне... Ну, как же мне не спиться?!
Нет, не сопьюсь! Я руку протяну
И завещание крестом перечеркну,
И сам я не забуду осениться,
И песню напишу, и не одну,
И в песне той кого-то прокляну,
Но в пояс не забуду поклониться
Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться!
Пусть чаша горькаяя их не обману...
ЧЁРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Мой чёрный человек в костюме сером,
Он был министром, домуправом, офицером...
Как злобный клоун, он менял личины
И бил поддых, внезапно, без причины.
И улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья,
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».
Я суеверен был, искал приметы,
Что, мол, пройдёт, терпи, всё ерунда...
Я даже порывался в кабинеты
И зарекался: больше никогда!
Вокруг меня кликуши голосили:
В Париж катает, словно мы в Тюмень!..
Пора такого выгнать из России!..
Давно пора... Видать, начальству лень.
Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорвапо ночам кую...
Я всё отдам!берите без доплаты
Трёхкомнатную камеру мою.
И мне давали добрые советы,
Чуть свысока, похлопав по плечу,
Мои друзьяизвестные поэты:
Не стоит рифмовать «кричу-торчу».
И лопнула во мне терпенья жила,
И я со смертью перешёл на «ты».
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.
Я от суда скрываться не намерен:
Коль призовутотвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
И, худо-бедно, а тащил свой воз.
Но знаю я, что лживо, а что свято
Я понял это все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята,
Мне выбора, по счастью, не дано!
ДУРАЦКИЙ СОН...
Дурацкий сон, как кистенём, избил нещадно,
Невнятно выглядел я в нёми неприглядно.
Во сне я лгал, и предавал, и льстил легко я,
А я и не подозревал в себе такое.
Ещё сжимал я в кулаки и бил с натугой,
Но мягкой кистию руки, а не упругой.
Тускнело сновиденье, но опять являлось.
Смыкались веки, и оно возобновлялось.
Я не шагал, а семенил на ровном брусе,
Ни разу ногу не сменилтрусил и трусил.
Я перед сильным лебезил, пред злобнымгнулся,
И сам себе я мерзок был, но не проснулся.
Да это бред! Я свой же стон слыхал сквозь дрёму,
Но это мне приснился он, а не другому.
Очнулся я и разобрал обрывок стона,
И с болью веки разодрал, но облегчённо.
И сон повис на потолке и распластался,
Сон в руку ли? И вот в руке вопрос остался.
Я вымыл рукион в спине холодной дрожью.
Что было правдою во сне, что было ложью?
Коль это сновиденьемне ещё везенье,
Но если было мне во сне ясновиденье?
Сонотраженье мыслей дня? Нет, быть не может!
Но вспомнюи всего меня перекорёжет.
А вдругв костёр?! И нет во мне шагнуть к костру сил.
Мне будет стыдно, как во сне, в котором струсил.
Иль скажут мне: «Пой в унисон, жми, что есть духу!..»
И я пойму: вот это сон, который в руку.
МЕНЯ ОПЯТЬ УДАРИЛО В ОЗНОБ...
Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень,
Во мне сидит мохнатый, злобный жлоб,
С мозолистыми, цепкими руками.
Когда мою заметив маяту
Друзья бормочут: «Снова загуляет»...
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу,
Он кислород вместо меня глотает!
Он не двойник и не второе «я»,
Все объясненья выглядят дурацки,
Он плоть и кровь, дурная кровь моя,
Такое не приснится и Стругацким.
Он ждёт, когда закончу свой виток,
Моей рукой переведёт он строчку,
И стану я рассчётлив и жесток,
И честь продамгуртом и в одиночку.
Я оправданья вовсе не ищу,
Пусть жизнь уходит, угасает, тает,
Но я себе мгновенья не прощу,
Когда меня он вдруг одолевает.
И я собрал ещё остаток сил,
Теперь его не выведет Кривая,
Я в глотку, в вены яд себе вгоню,
Пусть жрёт, пусть сдохнет, яперехитрил!
ПЕСНЯ О СУДЬБЕ
Куда ни втисну душу я,
Куда себя ни дену,
За мною пёсСудьба моя
Беспомощно больна.
Я гнал её каменьями,
Но жмётся пёс к колену,
Глядит, глаза навыкате
И с языкаслюна.
Морока мне с нею,
Я оком тускнею,
Я ликом грустнею
И чревом урчу.
Нутром коченею,
А горлом немею
И жить не умею,
И петь не хочу.
Должно быть, старею.
Пойти к палачу?
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу!
Я зарекался столько раз,
Что на Судьбу я плюну,
Но жаль её, голодную,
Ласкается, дрожит.
Я стал тогда из жалости
Подкармливать Фортуну:
Она, когда насытится,
Всегда подолгу спит.
Тогда я гуляю,
Петляю, вихляю,
Я ваньку валяю,
И небо копчу.
Но пса охраняю,
Сам вою, сам лаю,
О чём пожелаю,
Когда захочу.
Нет, не постарею.
Пойду к палачу
Пусть вздёрнет скорее,
А я приплачу!
Бывают дни, я голову
В такое пекло всуну,
Что и Судьба попятится,
Испуганно бледна.
Я как-то влил стакан вина
Для храбрости в Фортуну,
С тех пор ни дня без стакан^,
Ещё ворчит она:
Закускини корки!
Мол, я бы в Нью-Йорке
Ходила бы в норке,
Носила б парчу...
Я ноги в опорки,
Судьбуна закорки,
И в гору, и с горки
Пьянчугу влачу.
Когда постарею,
Пойду к палачу
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу!
Однажды пере-перелил
Судьбе я ненароком.
Пошла, родимая вразнос
И изменила лик.
Хамила, безобразила
И обернулась сроком,
И сзади прыгнув на меня,
Схватила за кадык.
Мне тяжко под нею,
Гляди, я синею,
Уже сатанею,
Кричу на бегу:
Не надо за шею,
Не надо за шею,
Не надо за шею
Я петь не смогу!
Судьбу, коль сумею,
Снесу палачу
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу!
УПРЯМО Я СТРЕМЛЮСЬ КО ДНУ...
Упрямо я стремлюсь ко дну,
Дыханье рвётся, давит уши.
Зачем иду на глубину?
Чем плохо было мне на суше?
Там на землеи стол и дом,
Тамя и пел и надрывался...
И плавал всё же, хоть с трудом,