Умрет карасья не переживу.
Я умруон скорее не заметит.
Некому станет крошить ему в воду хлеб. Зато мой труп быстро начнет разлагаться, прилетят мухи, много мух, усядутся на мертвое тело рядом с тазом. Они будут откладывать яйца, а из тех в свою очередь вылупятся новые мухи. Со временем рыбка научится ловить мух своим хрящеватым ртом и, питаясь ими, будет поедать в какой-то степени мясо своего хозяина. Мой труп спасет тебя от голодной смерти. Это ли не дружба? Это ли не идеальный союз, внеполовой, вневидовой, внеэмоциональный, вечный? Прожить всю жизнь рядом с рыбой в воде, не сказав друг другу ни слова.
Но так ли уж они совсем чужие? Карась, дикий предок жутковатых телескопов и вуалехвостов и бесчешуйный, бездушный, холодно чуждый по духу тем, среди кого он живет, любитель Манго Джерри? На последней странице польского журнала (продали с нагрузкой, за рубль тридцать пять, там было что-то про Блэк Саббат) он обнаружил гороскоп. И коверкая похожие на украинские слова вычитал, что родился под знаком рыб. Каких?!
А вокруг, внизу, под гастрономом, вверху у соседей на балконе, во дворе, за праздничным столом среди дедовых гостей не смолкают разговоры о половом размножении. «Анжелика и король» не сходит с казенных простыней в кинотеатрах. Его не пускают. Он и не рвется. Слова, которые он запомнил, но в отличие от песенки рыболовов Манго Джерри не повторяет, звучат так, словно их торопятся произнести, пока болезнь не пошлет их на хуй, вон. Вот эти слова: «фигурка», «ножки», «личико». К счастью ничего этого нет, у моей рыбки все это отсутствует, моя рыбка никого не любит, мне даже не известно, самец это или самка.
Деду, оправившемуся от инфаркта, икра больше не полагается. Но мальчик, желая вспомнить себя с детской стрижкой, обнаруживает у матери в ящике трюмо одну вещицу. Этот предмет, как ему кажется, лишний раз подтверждает его родство с рыбами. Вещица, он катает ее по столу, точно котенок шерстяной клубок, напоминает ему огромную икринку. Внутрь шара встроено цветное фото первоклассника. Остроухий, чем-то огорченный ребенок с темными кругами вокруг неславянских глаз смотрит на него требовательно и печально. Ребенок пробуждает в себе беса. В мальчике просыпается Чорт. Отныне ему ясно, каким звеном служит рыба в тазу для магической операции. Его задачаснабжение кормом, через хрящеватый рот карася, авторов песни «Свет черной луны». Снующее в посудине бессловесное туловище с плавниками является кондуктором, с помощью него взимают плату-парнус те, кто исполняет неслышную для посторонних мелодию дальнейшей жизни, задает ритм конспиративному танцу жреца-вредителя. Музыкантам, зная их капризные желудки, посылают диковинные закуски и выпивку. Безголовые официанты появляются из-за угла с блюдами, прикрытыми салфетками траурного вида. Нечто подобное он успел прочитать в «Антологии сказочной фантастики». Книгу, чтобы заслужить доверие мальчика, достал ему один молодой человек, дальний родственник. Мальчик спросил у него про Манго Джерри. «Попробовать можно,задумчиво произнес дальний родственник,Если не сам пласт, то по крайне мере, запись с пласта. Сделаем».
Вышло так, что взрослые решили уехать из города на все лето. Подобно герою «Судьбы барабанщика» мальчик до сентября оставался в квартире один. Молодой человек, преподававший вольную борьбу в спортивном лагере, согласился навещать своего подопечного приблизительно раз в неделю, чаще не получится. Да ему и не очень интересно было. Зато он притащил мальчику магнитофон, несколько катушек с лентами, и что особенно радовало, чего он давно требовал от повелителя безголовых официантовчешскую гитару «Татра» с пластмассовым щитком, чтобы не царапал дерево медиатор. Медиаторы продавались по копейке за пару. Он купил жестких и мягких. Они были похожи на ногти, вырванные из пальцев взрослых женщин, но расплющенные под гнетом.
Взрослые исчезают из его жизни, по крайней мере, до конца августа. В квартире остаются только мальчик и его рыбка. Соседние дворы также спешно покидают их привычные обитатели. Дети рабочих отправляются в пионерлагеря, обеспеченные «жиденята», как их называют дети рабочих, разъезжаются по курортам налаживать горизонтальные связи. Лена Белая, например, собирается посетить три местаГурзуф, Анапу и Туапсе. Средний класс в квартале, где жил мальчик, отсутствуетлибо эти, либо те.
Дворы опустели. Пришло типичное ненужное лето начала семидесятых. Тогда-то в округе и начали пропадать «котики» и «сабли». Пропадают «сабли», пропадают «котики» в основном из тех семей, где детей оставили на попечение бабушек. Так кому-то вздумалось окрестить две возрастные категории малых ребят: «сабля»это малыш, который все обо всем знает, «котик»это полуподросток, который всем и всему верит. «Сабли» и «котики» почти не общаются друг с другом. Судьба ихперерастать свои заблуждения под присмотром бабушек. Здоровые пацаны тоже не желают их замечать. Впрочем, не все. За пропажу некоторых «котиков» и «сабель», испарившихся в то роковое лето, пришлось отвечать легендарному Аркаше.
Энергичный брюнет Аркадий Николаевич Кумачев захаживал и в класс, где учился мальчик-бес. Иногда с ним приходила шумная дама, похожая на актрису Раневскую. Они уговаривали детей вступать в танцевальный коллектив при Дворце пионеров. Сулили поездки в Болгарию, к чехам. Кое-кто соглашался. Аркаша был свой человек в элитном лагере «Артек», там он разгуливал в тесных шортах, в пилотке-испанке с кисточкой. И все-таки далеко не все дети в те душные дни провалились сквозь землю по вине расстрелянного через год Аркаши.
Мальчик хорошо знал, что надо им говорить. Его язык легко принимал форму ключа к сердцам и «котиков», и «сабель». Ведь он совсем еще недавно успел побывать в шкуре детишек обоих разрядов.
У тебя какие солдатики? Капроновые? Зелененькие, одинаковые? Двадцать две копейки наборчик? А у меня из ЦУМа, оловянные!
Оловъянные?
Пошли, покажу. Там такой раскрашенный суворовец!
Что видела рыбка
Да брось ты свой мел. Вымазался весь, как чушка. Бросай мелок, пойдем я научу тебя рисовать красками, гуашью.
Гу-вашь-ю?
Что видела рыбка
Возвращаются родители. Полный чулан скелетов. Жирный монстр не умещался в большой миске, он едва дышал, свесив плавники. Под ваннойцелый склад детской одежды. Многое удалось скрыть, замять. Многое забылось. Кое-кто из пущенных в снедь малышей был в тягость их родителям. Кто-то был многократно проклят задолго до появления на свет.
Суд. Спецлечение до совершеннолетия.
Другая жизнь
Один малыш бредил летучими мышами. В сентябре он упрашивал бабушку не уводить его с игровой площадки до темноты, где взобравшись на горку он терпеливо всматривался в синечерное небо, ожидая, когда начнут чертить знакомые бесшумные силуэты. Сколько мог он старался разглядеть их хорошенько.
Дома он с радостью говорил:
Мы видели летучих мышев.
Никто его не поправлял, пока он сам к пяти годам не выучился говорить правильно: «Мышей». По утрам за манной кашей, днем в тарелке с борщом, съедая перед сном чашку клюквенного киселя, он видел черные фигурки своих любимцев. Иногда крохотные, с фруктовую муху, иногда большие, кожаные крылья расплескивали борщ, брызгали мальчику на нос, и он блаженно усмехался в бисерные глазки химер.
Никто не хотел ему рассказывать про летучих мышей. Поэтому однажды, преодолев неприязнь к имуществу взрослых, мальчик стащил с этажерки черную энциклопедию и, шевеля губами, отыскал нужную страницу. Знаете, что он напевал: «В каждой строчке только точки после буквы эль» Вот! Летучие мыши. Вот. Ад раскрылся. Казалось, они были там все. Вожделенные обитатели смотрели с листа сталинского фолианта: Ушан обыкновенный. Кожан обыкновенный. Большой нетопырь. Большой вампир. Летучая собака. Собакповторил ребенок, от удовольствия уши порозовели. Не без усилий он заставил себя одолеть короткую заметку: 15 семейств, около 800 видов! Некоторые питаются кровью млекопитающих. Он видел, немец в кино требует: млеко, млеко. Так, так Летучие мыши, распространенные в СССР приносят большую пользу истреблением вредных насекомых. На той же странице он обнаружил летучих собак, что принадлежат к подотряду крыланов. Энциклопедия подтолкнула мальчика к двум полезным вещам. Тяжесть черного тома показалась ему приятной, и он просто так, не ко дню рождения, выхлопотал себе первые гантели. А легкость, с какой он узнал так много интересного, убедила его: пора. Отныне он будет читать все подряд.
Больше всех ему понравился кожан. Очаровало само звучание слова, несмотря на «обыкновенный». Он увидел два изображения кожана: одно, загадочное, совсем ничего понять нельзя из-за сложенных крыльев. Какой-то старинный светильник! И рядом прекрасный большеголовый кожан на четвереньках. Кто такой Большой вампир, он не имел представления. Рано утром на другой день мальчик выяснил все что мог, с помощью той же энциклопедии. Кожаны вместе с нетопырями живут повсюду, кожаны рядом! Размером невелики. Какие-то семь с половиной сантиметров, достигает длина тела этого рукокры Рукокрылого! А вампиры? Вампирыживые мертвецы, пьющие кровь (О! В отличие от взрослых он тоже будет пить кровь!), в переносном смыслеэксуэксплу-а-тата-ры. Эксплуататоры. Значит, кругом полно кожанов и нетопырей, но они появляются только по ночам.
В субботу утром по телевизору пел Магомаев. В зубчатой пелеринке певец напоминал летучую мышь. Вздымая руки, Муслим, казалось, сейчас взлетит под потолок павильона и повиснет вверх ногами на перекладине. Взрослые делились впечатлениями от новой песни и не желали замечать сходство между артистом и нетопырем. Корпус постылого телевизора дребезжал от «Вдоль по Питерской». Мальчик видел мелькание тонких спиц, и гроб на колесах. Где эта «Питерская» он понятия не имел. Все дело в пелеринке и черно-белом изображении. Теперь он начал вяло интересоваться и музыкой. Пытался заговаривать о Магомаеве со старшими, но выходило сбивчиво, словно он чего-то стыдится, ищет не там где надо. В трудные минуты, «в часы обид, часы потерь» он повторял любимое слово. Даже когда его коварно ударил в живот старшеклассник и он, какой позор, медленно свалился на землю, ребенок не забыл про себя произнести: «КожанКожан обыкновенный». Вернулась способность дышать, высохли слезы и в суженных мыслью зрачках пролегли змеиные стрелы возмездия.
Очень давно, до летучих мышей, он был одержим свастикой. Рисовал ее где только мог, а где не могопять же мысленно чертил ее таких размеров, какие выдерживало воображение. Но с появлением рукокрылых геометрические фигуры совершенно перестали его занимать.
Где-то он узнал, что летучие мыши прячутся от дневного света на чердаках. Дня два не решался, а потом: топ-топ-топ, взбежал у себя в подъезде туда, где ни разу не былна последний этаж. И что же? К люку в потолке вела приставная лестница, а сам люк был заперт на замок, вроде тех, что висят во дворе на дверях гаражей и сараев. Он было поставил ногу в сандалике на стремянку, но тут же вспотел и убрал, боялся высоты.
В доме по соседству жил толстый Флиппер, прозванный не за сходство с американским дельфином, а просто. Вечером во двор привезли кино. Над агитплощадкой, совсем низко, летали его любимые ночные уродцы. Он начал издалека, какая дверь у Флиппера в подъезде ведет на чердак, получив спокойный ответ, он спросил о главном: Правда ли что они там? Неприятный на вид (самый кретинозный, говорили про него) Флиппер тоже спокойно подтвердил: Они там. Спят. И пообещал завтра днем сводить его и все показать.
Они прошли на чердак через обычную дверь без замка. Внутри оказалось светлее, чем он думал. Тут и там сквозь кровлю падал солнечный свет, по углам, в стыках перекладин висели сонные мыши. Ему показалось, что он все это видел много-много лет назад в каком-то другом детстве. Он ничего толком не рассмотрел и не запомнил. Флиппер равнодушно курил, всем видом показывая, что он не против, но детские восторги его не касаются. Флиппер был старше на два года. Интересовался порнографией. Итак, малыш убедилсялетучие мыши живут совсем рядом, но они умудряются сохранить свой фантастический вид. Одно огорчало мальчиканекому было сказать «кожан кожан обыкновенный». Судя по позам, в чердачных сумерках после ночной смены освежались сном только ушаны. Он не увидел вожделенный старинный фонарь. Из-за безответного одиночества он подозревал, что навсегда останется ребенкомзачем расти, если впереди не светит встреча с диковинным созданием. А взрослые уже затягивают в свой мир, оглушают храпом и кашлем. Спрашивают, кем хочешь быть? Какие войска нравятся? Удивительное дело, тут малыш по-взрослому отчаянно развел руками, он даже не может красиво назвать армию черных уродцев, которые носятся по ночному воз духу. Как ни напрягает мозги под панамой, а выходит привычное: «Кожан Кожан обыкновенный». И этим сказано вроде бы все?
В еще одном доме по соседству жил остроухий человек, они ходили в одну школу. Однажды он утром догнал мальчика и не больно, но, как-то противоестественно сдавив пальцами плечо, спросил, чего ему не хватает в этой (он выругался) жизни? Избегая подробностей, малыш забормотал, впервые в жизни, о любви к детям ночи. Острые уши без глумления выслушали, похвалили, но остаток пути поносили все советское (ненавижу чердаки, и мышиговно), расхваливали что-то непонятное с электрическими гитарами, выкрикнули несколько фраз не по-русски. Но самое главноеостроухий и худой подросток, Гарик, был первый, от кого малыш услышал вычитанное в энциклопедии слово «вампир». Уже на школьном дворе остроухий вынул из портфеля книгу, зеленую. Отвел малыша за памятник Шевченко и раскрыл ее. Женский силуэт в черном трико, а внизу «Вампиры».
Я тебя понимаю,торжественно, явно любуясь собой, вымолвил Гарик.
А это кто?малыш указал пальцем на фотокарточку-закладку. Длинноволосые кузнечики сползали задами по флагу США.
Это? Роллинги. Пусть льется кровь?полуспросил Гарик и пошел в школу. Домой они возвращались вместе. После одного-двух разговоров малыш начал интересоваться кино. У него стало получаться разгадывать в людях черты летучих мышей. Гарик говорил, что многое скрывают, не показывают. Но советовал не отчаиваться. Ведь твои любимцы не унывают, вон как летают, так и снуют.
Ты за Гитлера?спросил малыш.
Причем тут он!притворно всполошился ГарикЯ за рукокрылых. Вот эти фотки мы продадим через кое-кого кое-кому и сходим на «Убийцу полнолуния»,в конце фразы Гарик понизил голос и свел пальцы на шее мальчика. Вообще-то фильм называется «Приключения в загородном доме», но там есть и убийца полнолуния.
Годы идут. Время от времени возле одного из подъездов появляется крышка гроба. В каждом черном банте малыш угадывал фигурку летучей мыши. Но жизнь безжалостно рывком распускает банты, и на лентах становятся видны траурные надписи, как всегда преувеличивающие достоинства усопшего. Гарик превратился в большеротого юношу, ушиего гордость, покруглели, он отпустил волосы. Ходил под ручку с неинтересной блондинкой, но все ему завидовали. Малыша он приветствовал издали, и шел своей дорогой. Голос малыша ломался, он даже хрипел немного, и уже чувственно, двусмысленно звучало привычное: «Кожан Кожан обыкновенный».
Малыш хорошо разбирался в музыке и кино. Выписывал чешские, польские журналы. Пару раз в баре ему подавали кофе с коньяком, который нельзя было назвать «Аистом», но чувствовал подросток себя уверенно. В отличие от остроухого товарища, тот, похоже, не выдержал давления окружающих и подобрел, пошел на попятный, мальчик обладал вполне ординарной внешностью. Она-то и спасала его от ненужных объясненийчто в портфеле, что это за неправильная звезда? Жидовская что ли? Сам не знаю,отвечал малыш, и ему верили, перед ним даже извинялись.
Ночные крики взрослых женщин были редкостью в квартале. Некому было кричать по ночам. Ближайший ресторан в двух остановках трамвая. Танцплощадка и того дальше. Долетает смутное бубу-бубу, пока длится сеанс в летнем кинотеатре. К двенадцати заканчивается самый длинный фильм и лишь изредка прорезает ночную тишину сирена далекого тепловоза: ва-вау.
Кричали прямо за дверью. Мальчик узнал голос матери, отложил книгу и вышел в коридор. В кухню влетела летучая мышьона пищала, и ослепленная лампой без абажура, металась по белой стене над плитой. Никогда еще любимый, недосягаемый монстр не был так близко. Летучая мышь в гостях. Прежде чем поймать ее поймать полотенцем и отпустить в темноту, он успел полюбоваться собачьей мордочкой и поросячьими ушами. Дрожа от возбуждения мальчик долго не отходил от подоконника, губы его повторяли заклинание, казалось, он простоял у окна целую вечность. И когда, наконец, он решил, что пора спать и повернулсяэто было лицо юноши. Другой голос, другой взгляд, требовательно сжатые кулаки выразительных рук. От магического детства остались три слова. Помогая летучей мыши, он словно подавал полотенце капризной купальщице на пляже. Рукокрылые давно стали для него подобием третьего пола. Во сне перед ним открывалась дверь чердачного гарема, и евнух Флиппер с подведенными глазами приветствовал его, выбивая ковер, ударяя в него, словно в гонг. Рукокрылые танцовщицы медлительно распахивали перепончатые покровы и нечто ослепительное, труцновообразимое ударяло в голову.