Отступление1
Между тем напиток этот, прозванный косорыловкой весьма достойной женщиной, женой близкого друга Виталия Иосифовича, стоит того, чтобы написать чуть подробнее о его (напитка, не друга) происхождении и благотворных свойствах.
Родилась kosorylovka тщанием Елены Ивановны, супруги Виталия Иосифовича, по причине неромантическойРоссия еще не успела встать с колен, и средств на ежедневное средство (просьба к редактору стиснуть зубы и оставить это «средств на средство» нетронутым) преодоления жизненных тягот катастрофически не хватало. Напряженность росла, раздражение на несовершенство мироздания еп mass и неустроенность быта en particulier принимало болезненные формы. И тогда Елена Ивановна взяла дело семейного мира в свои руки с намерением отстаивать его до конца.
Начала она с того, что раздобыла а) двадцатилитровую бутыль и б) скромный самогонный аппаратик из нержавейки. А затем, критически рассмотрев различные технологии и рецепты, добилась стабильного производства напитка, снискавшего вскорости благосклонность всех (двух) членов семьи, а также друзей и родственников разной степени удаленности. Вот как это делалось, делается и, надеюсь, будет делаться впредь.
В бутыль помещается 4,5 кг сахара, 450 г дрожжей и 16 л воды, и эта смесь бродит под водяным затвором от месяца до полутора. Жидкость активно булькает пару недель, после чего ведет себя тихо. Критерием готовности браги служит ее прозрачность.
Далее жидкость сливается в любую тару через трубочку (на манер того, как во дни нашей молодости сливали бензин, отсасывая его из бака), а осадок остается в бутыли для последующего уничтожения.
Полученная брага подвергается перегонке, в результате чего образуется чуть меньше 5 л пятидесятиградусной жидкости, которую следует разлить в две трехлитровые банки поровну.
Для следующего этапа понадобится активированный уголь (circa 100 г на банку), получаемый в летний сезон сжиганием в печке деревенского дома с гордым названием Merry Leech Manor березовых дров. Красные угли выгребают в ведро, плотно закрывают крышкой и дают остыть. Образовавшиеся угольки в упомянутом количестве насыпают в банки с пятидесятиградусным полуфабрикатом, и эти банки оставляют еще примерно на месяц, причем в первую треть этого срока рекомендуется их дважды в день энергично встряхивать.
По прошествии месяца (критерием завершения этапа является осаждение всех углей на дно) жидкость отсасывается через трубочку (опять вспомним слив бензина) в чистые банки, а уголь с выражением крайней брезгливости на лице выбрасывается к чертовой матери.
Добавляя воду (желательно отфильтрованную) и контролируя спиртометром крепость напитка, доводим ее до сорока градусов. В результате, получаются две банки по 2,5 л очищенного пойла в каждой.
Завершающий этап связан с приданием продукту того неповторимого вкуса и аромата, которым kosorylovka отличается от любого другого бухла аналогичной крепости. С этой целью в каждую банку добавляются чай (листовой, использование пакетиков категорически запрещено), корица, гвоздика и 14 (четырнадцать) сухих трав, название и количество которых составляют тайну производителя. Открыть эту тайну, да и то лишь отчасти, Елена Ивановна обещала тем жаждущим, которые обратятся к ней через издателя этого рецепта.
Настаиваться на этих травах и специях ординарная kosorylovka должна от двух недель до месяца, а в премиум-вариантахдо года и более.
Хранить при комнатной температуре. Таковой, в отличие от водки, и подавать к столу, непременно в стекле, предпочтительно в хрусталелюбая керамика отвергается. Закуска классическая: грибочки, огурцы соленые (маринованные ни в коем случае), селедка (лососина, семга, осетринаБоже упаси, об икре не может быть речи). Неплохо идет огненный борщ с порубленными чесноком и петрушкой. Именно в таком сочетаниирюмка косорыловки и исходящая паром миска борщаони частенько мне снились.
Снились мне и цифры,
вот, к примеру, всю прошлую ночь.
Началось с такого:
9x9+7 = 88
98x9+6 = 888
987x9+5 = 8888
9876x9+4 = 88888
98765x9+3 = 888888
987654x9+2 = 8888888
9876543x9+1 = 88888888
98765432x9+0 = 888888888
Красиво.
Потом нарисовалось:
1x1 = 1
11x11 = 121
111x111 = 12321
1111x1111 = 1234321
11111x11111 = 123454321
111111x111111 = 12345654321
1111111x1111111 = 1234567654321
11111111x11111111 = 123456787654321
111111111x111111111 = 12345678987654321
Это ж надо!
Божий промысел?
Или само сложилось?
Если первое, то и впрямь со смертью все не заканчивается, и надпись на могиле БродскогоLetum поп omnia finitне просто красивая фраза. А если второе?
Потом явился черт и расхохотался:
Да я в математику всю вашу слюнявую любовь закатаю! Что такое сердце, знаешь? Кардиоида это, частный случай улитки Паскаля. Если в полярных координатах, то просто-напросто r = 2a (1 cos φ).
М-да, что только не приснится старику! Вот третьего дня, скажем, старику снилисьнет, не львы, а зеленые, желтые и темно-красные шарики в круглой железной коробке. Куда-то они подевались в последнее время. Но исчезновение леденцов мало меня заботило, а вот как их название связано со знакомой мне по Дюма герцогиней Монпансьеэто не давало покоя с юных лет: тогда ведь и монпансье было в кондитерских, и Дюма то и дело открывался наугад, на любой странице. Я даже порылся в библиотеках, чтобы при случае, как бы невзначай, посасывая леденец, сказать свое любимое кстати:
Кстати, французы вовсе не называют эти карамельки именем фрондерки Анны Марии Луизы, принцессы Орлеанской и по совместительству герцогини Монпансье, которая вроде бы их любила и поглощала в неприлично больших количествах. У них вообще прижилось другое название (для образованныхэпоним)берленго, от Berlingot, известной вам по «Синей птице». Что, не помните? Ну как же, как же. Соседка Берленго, которая во сне явилась Тильтилю и Митиль как волшебница Берилюна. Это ее хворающей внучке Тильтиль подарил свою горлицу... Ну да ладно, об этом в другой раз. А в России такие леденцы еще в середине девятнадцатого века делал на своей кондитерской фабрике Федор Матвеевич Ландрин (ударение, естественно, на первом слоге). И полюбил их народ, и нарек фамилией фабриканта, нона французский ладперетащив ударение на конец. Отсюда и пошел ландрин, наше российское монпансье...
Да уж, эта Берленго-Берилюна хоть детишкам шапочку с камушком подарила, чтоб те души вещей постигали, да отправила птичку искатьблагостный такой сон... А тут сладкой слюны полон рот. Тьфу... Зубы, зубы чистить...
Ну да ладно. Пора написать тебе, дорогой старый друг.
Дорогой друг!
Надеюсь, старина, письмо мое застанет тебя в добром здравии, чего и себе желаю. Далее, по правилам, мне следует задать тебе несколько ритуальных вопросов касательно функционирования твоего организма, душевного состояния и каких-либо мне пока неизвестных событий в жизни твоей семьи, каковые (вопросы) могут быть упакованы в один немногословный: что нового? Предваряя столь же обязательный вопрос с твоей стороны, отвечаю: ничего себе. Жизньчто в городе, что в «Веселой пиявке»как раз и хороша совершенным отсутствием чего-либо нового. Тем временем у меня к тебе необычная просьба. Прошу тебя разместить прилагаемый к сему текст на доступном тебе клочке интернетного пространства, куда может, пусть и случайно, забрести сведущий в Библии человек. Сам я, как ты знаешь, давно выпал из времени, мой прогресс в освоениипрости за бранное словогаджетов застрял на самых простых манипуляциях с мобильным телефоном, а сетевая жизнь вызывает у меня страх и раздражение, а то и злобу. Такая мрачная картина: спешу тебя предупредить, что я аккаунт от логина, увы, не в силах отличить. Ты же, насколько понимаю, продвинутый (тьфу) юзер (тьфу, тьфу), и тебе по силам оказать мне такую услугу. Гаджет, кстати, за который я извинился, мой друг, тезка, умница и большой знаток этимологии Виталий Бабенко тоже не шибко жалуетслово это означает что-то вроде хреновины, фиговины, штуковины, использовалось еще лет двести тому назад английскими моряками для обозначения бесчисленных предметов парусного такелажа и произведено было от французского gâchette, крючокну кто ж не помнит, на что там нажимал, скажем, Мересьев, прошивая очередью фашистский самолет,естественно, на гашетку. Ноrevenons à nos moutons. То есть к моей просьбе.
Суть дела в следующем.
Как тебе известно, я с общего нашего детства предпочитал занятия, не сопряженные с умственным напряжением, но требующие аккуратности и методичности. Потом уж я наткнулся на замечание Сергея Донатовича Довлатова о том, что точностьлучший заменитель таланта, и немного огорчился. Однако привязанности своей не преодолел. А рождению своему такая привязанность отчасти была обязана то ли фильму, то ли спектаклю, увиденному в нежном возрасте по телевизору: там арестант (опрятный старичок, отравивший все свое семейство), сидя в камере, любовно, с великим тщанием, клеил конверты, и я уже тогда ощутил подобие зависти к его безмятежному существованию и тихой уверенности в будущем. Неслучайно позже, в аспирантуре, я на какое-то время увлекся статистическими методами в языкознании: немалую долю в таких исследованиях занимал механический подсчет определенных слов и грамматических форм, то есть все та же туповатая работа. Вот и теперь, принужденный оставаться в городе по причине множества мелких дел и томясь тоскою по возлюбленной супруге, покинувшей меня для ради кур и помидоров, я, погруженный в печаль, а то и роняя слезу-другую, решил пересчитать, сколько раз встречаются слова «плакать» и «рыдать» в различных книгах Библии (началось-то с забредших в голову и осевших там нескольких трогательно-красивых фраз, вроде «и отошед, заплакал» или «при реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе»). Казалось бы, зачем? Ну, во-первых, авось почувствую себя при деле, а ещевдруг откроется мне в величайшем творении этом какая ни то неожиданная новая прелесть.
И вот что выяснилось. (Отсюда и начинается текст, о котором я толковал в начале письма.)
Хотя по объему канон Ветхого Завета всего в три раза превосходит Новый, количество стихов со словами «плакать» и «рыдать» в различных грамматических формах там больше в целых 13 раз. Точнее, таких стихов в Ветхом Завете около 230, а в Новомвсего 18. Если же учесть, что стихи 11:17 у Матфея и 7:32 у Луки, а также 26:75 у Матфея и 14:72 у Марка, по сути, повторяют друг друга, а стих 2:18 у Матфея есть цитата из Иеремии (31:15), это число уменьшается до 15.
Покончив с общими цифрами, я нырнул вглубь.
Первым делом стал внимательно читать эти 15 стихов Нового Завета и выяснил, что только в двух речь идет о проявлении чувств живых людей: Петр горько плачет после троекратного отречения от Иисуса (Матфей, 26:75), и родные оплакивают дочь начальника синагоги, впоследствии Иисусом воскрешенной (Лука, 8:52). Еще в двух местах говорится о «великом множестве народа и женщин» (ах ты, незадача какая, женщин-то из народа изъяли), которые «плакали и рыдали», идя за ведомым на казнь Иисусом (Лука, 23:27), и о том, как Мария Магдалина возвестила о воскресении Иисуса «бывшим с Ним, плачущим и рыдающим» (Марк, 16:10). Прочие упоминания плача в Евангелиях, Посланиях и, более всего, в Откровении Иоанна Богослова (в Деяниях их вообще не нашлось)это некие условные, лишенные personal touch и сострадательности, иногда угрожающие формулы, приметы ораторского стиля: апостол Иаков грозит завистникам, прелюбодеям, богачам («Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте: смех ваш да обратится в плачь»), Павел выражает опасение, что ему придется «оплакивать многих, которые согрешили прежде и не покаялись в непотребстве», а в Откровении чуть ли не целая глава описывает рыдания нечестивцев по поводу падения великой блудницыВавилона.
Фразы «и отошед, заплакал» я не нашел. Мне-то казалось, что так поступил богатый юноша, услышав наказ Иисуса продать имение свое и раздать нищим, но у Матфея тот просто «отошел с печалью». Зато у того же Матфея нашлось похожее место о Петре: он вспомнил о предсказании Иисусом его отречения «и, вышед вон, плакал горько».
А что же в Ветхом Завете? Там слезы льются куда обильнее, и примерно треть из нихживые, человеческие слезы, вызывающие сострадание. Правда, распределены они неравномерно. В Иисусе Навине, Песни Песней и Книгах пророков Даниила, Авдия, Ионы, Наума, Аввакума и Аггея я их вообще не нашел. Во многих местах вопияли, стенали, рыдали и плакали коллективно, безлично«сын человеческий», «сыны Израилевы», а то и не люди вовсе, а, скажем, земля, небеса, кипарисы, «дубы Васанские», виноградник и сам Иерусалимтаких стихов набралось около полутора сотен.
Впрочем, Ordnung muss sein, и я соблюдал строгий порядок в своих изысканиях и не перескакивал с места на место.
Начал, естественно, с Бытия.
Плачет Агарь, изгнанная по настоянию Сарры с маленьким Измаилом на руках в пустыню (это, по наблюдению Меира Шалева, первый плач в Библии). Не в силах видеть мучительную смерть сына, она оставила его под кустом, отошла в сторонку, «и подняла вопль, и плакала», пока Господь не утешил ее, указав путь к колодцу и пообещав произвести великий народ от Измаила. И, как мы знаем, произвел. Так и тянет сказать: на нашу шею. Кстати, уж не мстят ли арабы евреям за ту жестокость Сарры и покорного ей Авраама?
Горькие, обидные слезы проливает обманутый братом и собственной матерью Исавего предали самые близкие люди. Но суровый охотник не только плачетон грозит смертью Иакову. Впрочем, такие сильные люди не хранят обиду вечно, они отходчивы, и вот, встретив напуганного брата через много лет, он «побежал к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею, и плакали»плакали, как я понял, оба.
Иакову вообще свойственно всплакнуть в минуту душевного волнения, что он и сделал, впервые увидев красавицу Рахиль,чувствительный был юноша, Иаков. Безутешно плакал он, и получив ложное известие о смерти Иосифа, любимого сына.
Иосиф, в свою очередь, оросил слезами не одну страницу Книги Бытия. Он плакал, увидев после разлуки предавших и продавших его братьев, и снова громко рыдал, открывшись им, и еще раз плакал, обнимая младшего брата Вениамина, и тот тоже «плакал на шее его». И само собой не сдержал Иосиф слез радости, встретив наконец престарелого отца. А в последней главе оплакал он смерть Иакова и опять рыдал, когда перепуганные братья сплели рассказ, будто отец, умирая, заклинал Иосифа простить их.
Книга Исход обошлась практически без слез, если не считать плача младенца Моисея«и вот, дитя плачет»,оставленного в тростниковом лукошке на нильском берегу. Та же сухость свойственна Книге Левит. В Числах слезы встречаются, но, скажем так, обезличенные: плачут «сыны Израилевы»кто, мол, накормит их мясом, зачем ушли они из Египта?а «весь дом Израилев» оплакивает Аарона, брата Моисеева. Во Второзаконии Моисей провозглашает: чтобы стать женой «сына Израиля», плененная женщина должна совершить ритуал очищения, непременная часть которогоплач по своим родителям. А в конце этой книги «сыны Израилевы» уже оплакивают самого Моисея.
После Пятикнижия дело пошло быстрее.
Не обнаружив плачей в Книге Иисуса Навина, я взялся за Книгу Судей. Выяснилось, что и там по разным поводам плачут главным образом безымянные «сыны Израилевы» и лишь в двух случаях слезы текут по щекам вполне определенных живых людей: несчастной дочери Иеффая Галаадитянина, которую отец, обезумев от страстного желания разгромить врагов, приносит в жертву Богу за победу над аммонитянами (я-то по невежеству думал, что к тому времени евреи упразднили человеческие жертвоприношения), и хитрой жены Самсонасемь дней лила она притворные слезы, чтобы выведать у мужа разгадку его байки про мед, добытый из мертвого льва.
В коротенькой Книге Руфи «подняли вопль и плакали» обе снохи Ноемини, не желая расставаться со своей свекровью. Зато в Первой книге Царств я снова нашел плаксивого герояДавида.
Книга начинается с того, что Анна, будущая мать пророка Самуила, горько плакала по причине бесплодия«Господь замкнул чрево ее». А далее, с перерывами, идет немалая череда рыданий Давида. Вот он плачет, прощаясь с заветным другом Ионафаном: «...и целовали они друг друга, и плакали оба вместе, но Давид плакал более». А вот Саул, тронутый благородством ставшего врагом Давида, «возвысил... голос свой, и плакал. И сказал Давиду: ты правее меня; ибо ты воздал мне добром, а я воздавал тебе злом». А потом Давид оплакивал вместе со всеми пленение амалекитянами женщин и детей.
Уже во Второй книге Царств Давид оплачет Саула и Ионафана «плачевною песнью», а потом и Авенира, «начальника войска Саулова». Плакал он и о занедужившем сыне, рожденном Вирсавией, плакал, и постился, и молился, но как только узнал, что младенец умер, то умылся, «переменил одежды» и «потребовал, чтобы подали ему хлеба». Объяснил же сию перемену Давид просто: пока ребенок болел, он плакал и молился, надеясь, что «дитя останется живо», а после смерти сына слезы потеряли практический смысл. Такой вот рационалист этот Давид: раз Бог глух к слезам, нечего и время терять.