И уж совсем запрещено было появляться на площадке рабочей техники, на которой размещались современные в то время тракторы, комбайны, сеялки, плуги и прочие механизмы. Но это когда на этой площадке никого из механиков не было. А если кто был, что-то делал с техникой (готовил её для работы, ремонтировал), то можно было и покрутиться рядом, а то и помочь в чём-нибудь мелком. Это было очень интересно для мальчишек, не только для тех, у которых отцы работали комбайнерами или трактористами. Тем-то сам бог велел рядом с отцом находиться в такое время
В нашем отделении совхоза устроили полевую кухню, которая находилась в начале деревни, почти напротив дома Вилковых, рядом с площадкой для старой техники. Вилковы, дядя Егор и тётя Даша, и были на ней поварами. Готовили только обеды для механизаторов в страдную пору. Но это было уже в совхозное время, при управляющем Мясине Андрее Константиновиче. Мясо для обедов и прочие продукты давал совхоз. Обеды были, по-моему, даже бесплатные для рабочих либо бралась какая-то символическая плата. Питание было организовано непосредственно на кухне, а также развозилось в термосах по полям. Целью этого была, конечно, экономия рабочего времени. Ведь в страдную пору работа на полях велась практически круглосуточно, если позволяла погода. Во всяком случае, весенняя и осенняя пахота точно проводилась круглосуточно, ночьюс включёнными фарами. Идёшь, бывало, поздно вечером, а то и ночью, домой, а по полям ползают огонькитрактористы пашут под зиму какое-нибудь поле.
Это, конечно, хорошо и давно известный анекдот, но, поскольку я это сам слышал, то и воспроизведу. Приходит на кухню управляющий нашим отделением Андрей Константинович, спрашивает дядю Егора, Тараща:
Егор Тарасович, а ты лист-то лавровый кладёшь в супы?
Да ложил я его сначала-то, Андрей Константинч, тока не едять они этот лист, чего же напрасно добро-то переводить! Так ведь?
Андрей Константинович говорил именно «Тарасович», в отличие от наших всех деревенских. Вообще он довольно отчётливо выговаривал все слова, очень следил за своей речью.
И ещё немного про кухню, вернеепро Тараща. В наших краях часто, насколько я помню, появлялась, вдруг, весть, что из тюрьмы сбежал очередной преступник, который где-то в наших краях и обретается. Тем более, что обретаться было где, особенно летом, вокруг нас заросли кукурузы.
Да иногда и действительно, такое случалось. Мама работала в магазине. Как-то, уже ближе к вечеру, заходят двое незнакомых мужчин. Походили по магазину, посмотрели. Но ничего не берут. Одеты они были одинаково, в какую-то рабочую одежду. Она и подумала про беглых заключённых. Насыпала им в кулёк каких-то продуктов, печенья, пряников, конфет. Они сказали спасибо и с тем и удалились. В этот вечер мама и выручку с собой домой не брала, припрятала в магазине.
Лето 1965 г. В начале лета к нам приехала в гости тётя Тоня, сестра отца. Она нам, взрослым почти детям, привезла какие-то игрушки, среди которых была маска. Вы знаете такую: пластмассовый нос с очками и усами. Словомкавказец, грузин, например. Вот брат Фёдор надел эту маску и пошёл в деревню. Как раз в подтверждение очередного слуха о скрывающемся преступнике. Первым домом от нас в это время был дом Объедкиных, потомПоздновых, а за нимдом Вилковых, тёти Даши и Егора Тарасовича. Фёдор подходит к дому Вилковых, стучится. Выходит дядя Егор с папироской-самокруткой в зубах, посмотрел на Федю, неожиданно понял, что это и есть тот самый убежавший преступник, про которого в деревне шёл разговор. А зачем преступнику в деревню? Конечно, поесть. Дядя Егор и говорит жене:
Дарья! Налей человеку щей!
Ещё чего! возмутилась тётя Даша. Всякие ходють тута, всем и наливай! А нам ещё михинизатиров кормить.
Дарья! Кому говорят, налей щей! Дядя Егор даже ногой притопнул.
Брат видит, что дело принимает довольно сложный и серьёзный оборот, чуть ли не придётся пообедать. Он приподнимает пластмассовый грузинский нос и говорит:
Дядя Егор, это я, Федька.
Эк, ты! А я тебя и не признал!
Брат пошёл дальше. Ну а мы, ребятишки, впереди по деревне слух разносим, что тюремщик, мол, идёт. Фёдор подходит к дому бабушки Маши (дом её в это время уже пустовал). А рядом дом Панюхина Егора Фёдоровича. Он с женой, тётей Аришей, в это время собирал стог сена. Он наверху с граблями, а тётя Ариша внизу. Видит Фёдора, не Фёдора, а, понятно, беглеца из тюрьмы. Кричит жене: «Ариша! Дай-ка мне вилы!»
А по деревне уж шум пошёл. Мужики стали собираться бока наломать этому бандиту. Больше всего об этом заботился Филипп Степанович, наш сват, сосед бабушки Маши через два дома, человек сам по себе добрый, но задиристый, особенно когда выпьет. От греха подальше Федя огородом бабушки Маши убежал к пруду, перебежал на другую его сторону через Панюхинскую плотину идомой, по другой стороне лощины.
Это отца не было дома. Он в это время находился в отъезде, уехал искать место для работы и житья. Вряд ли Фёдор решился бы на такое безобразие, если бы был дома отец
В этот же год, в августе месяце, мы пошли на совхозное поле за горохом. Мыэто от Зайцевых я и сестра Света, другиетётя Сима с детьми (она приехала в гости с моими двоюродными братьями Юрой и Володей), Саша Силин. Уже возвращаемся, подходим к нашему дому, а к нам со всех ног бежит Сашина сестра, Галя, со странным довольно упрёком: «Что же вы тут идёте, а там Егор Фёдрыч умер!»
Скорее всегоинфаркт. А тут и машина мимо дома промчалась, наверху сын Егора Фёдоровича Панюхина, Иван, а в кузове его умерший отец. Поехал в больницу к врачу. Похороны Егора Фёдоровича проходили мимо односельчан: прямо из морга больницы в церковь, а потом на Новосельцевское кладбище. В этот же год Иван с мамой переехали из Куста к каким-то своим родственникам.
Егор Фёдорович, о котором я писал в рассказе «Ау, Детство!», как он не успел посмотреть на летящий «спутник», работал тарханщиком, как мы его тогда называли. Он ездил по деревням и собирал всякий хлам: старое тряпьё, металлолом, бумагу, старую кожу, обувь, кости и др. За эти товары он либо расплачивался деньгами (сколько сам даст, не сговариваясь), либо нам, ребятишкам, давал за сданный хлам воздушный шарик, глиняный свисток или ещё какую незатейливую мелочь, которая, несомненно, была намного дешевле, чем сданный хлам. Но хламесть хлам, от него тоже надо избавляться, а свисток или шарикэто уже забава, как не приобрести, чтобы поиграть.
Такое значение слова «тарханить» употреблялось только местно, в Тамбовской, Саратовской и Пензенской губерниях (областях). На самом деле значение этого слова совсем другое, не связанное со сбором всяких ненужных вещей. Тарханэто человек, свободный от податей, так, кажется, это слово определяется в словарях. Оно настолько устарело и вышло из употребления, что даже в словаре С.И.Ожегова его нет
Третье излюбленное наше место на колхозном двореэто ток, на который с поля привозили зерно, сушили его, провеивали, грузили в машины и отправляли в Плотниково на элеватор. Первоначально веялки были ручные, а со строительством электростанции перешли на механические, что, конечно, было большим прогрессом в работе.
Веялка предназначена для удаления различного сора, попавшего в зерно в результате его обмолота. По весу этот сор был, в основном, легче зерна, поэтому при обдувании воздухом потока зерна лёгкий сор выносился из общей массы. Веялка состояла из системы сит, на которые и попадало зерно с сором, и которые обдувались потоком воздуха от крыльчатки. Крыльчатку приводили в движение вручную либо с помощью движка. Надо сказать, что вручную не так уж и легко быловращать крыльчатку. Ручки у веялки были с двух сторон, поэтому вращение крыльчатки делали два человека, один просто быстро устанет.
Кроме провеивания проходила и непрерывная сушка зерна, которая заключалась в его постоянном перелопачивании с места на место. Для этого использовался при наличии электричества специальный автоматический заборникрезиновая прочная лента с закреплёнными на ней перпендикулярно к полотну резиновыми планками. Лента устанавливалась ближе к бурту зерна, зерно на неё подавалось вручную деревянными лопатами. Таким же образом зерно погружалось и в машины для отправки на элеватор. До применения указанного механизма зерно вручную перелопачивали для просушки с места на место, а также вручную, вёдрами, засыпали в мешки и в мешках доставляли на элеватор. Только, чтобы было полегче, когда зерно засыпали в мешки, машина подъезжала близко к бурту, открывали её задний или боковой борт, наверху двое у мешка, а снизу вёдрами им подавали зерно.
Нам, ребятишкам, часто разрешали доехать наверху машины, в зерне, до элеватора, а потом, в пустом кузове, обратно. Если только наверху был и кто-то из взрослых, одним нам не разрешали. Ну, это я говорю, что нам. А сам-то я к таким катаниям особенно был не способен, потому что от езды у меня кружилась голова. Я бы в кабине, возможно, и доехал бы. Но кто это посадит в кабину-то? А так, с поля до тока в зерне наверху машины, прямо от комбайна, ездить приходилось. А потом, после разгрузки, и обратно в поле. Но это практически рядом, не восемнадцать километров в один конец, как до Плотниково. Машины были не самосвалы, а простые, с откидывающимися бортами. При разгрузке мы и помогали лопатами сбросить зерно с машины в первоначальный бурт
Из-за частых распутиц во время дождя и после него, дорог-то, по которым можно проехать в поле, не строили, централизованно было решено организовать так называемые МТС (машино-тракторные станции). Всю рабочую технику отправили поближе к полям (на полевой стан), там и производился её ремонт, техническое обслуживание и прочие с ней работы. На этом же полевом стане готовились и обеды (как в фильме середины 1960-х годов «Стряпуха»). Стояли балки для небольшого отдыха механизаторов.
Так что колхозный двор расширил свои границы, вышел за границу наших игр и забав.
В результате государственных игр и забав, которые плотно начались даже не со времени Революции, а с момента образования колхозов, ликвидации кулачества и прочего несколько странного, как кажется, в поведении нашего правительства, даже наших правительств, сейчас в тех местах полнейшая безлюдица, нет наших деревень, колхозных дворов с коровниками и конющнями, кузницами и хранилищами старой техники. А ведь когда-то, в моё детство и отрочество, в нашей только деревне набиралось мальчишек на две футбольных команды. При этом мальчишек, родившихся уже после войны, в 1946-51 гг.
Настолько нет прежних деревень, что их следы даже не просматриваются с космических снимков. Я недавно решил поискать следы Куста на снимке из космоса. Нашёл Новосельцево, Дюжиново, даже Молоково (каким-то чудом сохранилась). А вот на месте бывшего Кустасплошное поле. Даже в районе нашего поместья ничего не осталось, куда-то исчезли и деревья, которых в нижней части, у ручейка речки Тихая, было довольно много, никаких растений просто нет. Срубили, что ли? И дальше всё пусто. Лощины наши в целости (куда же им-то деться?), только прудов уже нет, поскольку их давно уже не перегораживают плотинами. Вероятно, что на том самом месте, где была деревня, что-то и можно увидеть, хоть какие-то следы. Но для этого надо там появиться воочию.
Как-то развалилось всё на наших глазах, до такой степени, что воссоздать уже практически и невозможно. Не столько бессмысленно (смысл-то, понятно, есть), сколько бесполезно. Может быть, и что-то сможет возродиться, но больно уж от всего этого, работы на земле, отучили. Вон, правда, Президент В.В.Путин в конце 2017 года заявил, что в России собран рекордный урожай зерновых. Ну, дай-то Бог! Хотя рекорд рекордурознь. Главноехватит ли этого рекорда для жизни.
Купание красного коня
Вот и сейчас, когда я начал писать этот рассказ, я вижу те далёкие от этого времени вётлы на берегу Вилкова пруда, со стороны, противоположной от нашей деревни, со стороны деревеньки Восход, имевшей тогда всего несколько домов. Часть этой деревеньки в то время, о котором я сейчас пишу, ещё существовала. Но уже не было в ней полуземлянки родителей моей мамы, Куделиных: бабушка Маша переселилась в наш Куст в 1948 году, ещё до моего рождения. Смотрю на эти деревья и от своего дома, от стога сухого навоза или от омшаника. Смотрю и вспоминаю с большой радостью тот незабываемый и счастливый для меня до восторга вечер
Мест летом для купания у нас было несколько. Каскад наших прудов давал такую возможность. Наше местечко было составлено из нескольких деревень. Моя родная деревняКуст, на противоположной стороне, через лощинуВосход, который заканчивался, если его спроектировать на наш порядок домов, примерно на трети нашей деревни по западной её части. Потом, через небольшую лощинку, по которой летом уже не текла водаВерблюдовка (в несколько порядков). Один, первый, мы так и называли Верблюдовкой, а второй, за прудомСветлый Путь. Ближняя к нам часть Верблюдовки состояла всего из нескольких домов, шесть или семь.
Скворцовский пруд (или Светловский, как часто мы его именовали) находился совсем рядом с яблоневым садом Сквороцовых, здесь же, за этим садом, и была земляная плотина пруда.
Вообще все пруды у нас назывались по фамилии хозяев дома, который находился примерно над плотиной пруда, или чей огород подходил к основному зеркалу поверхности воды (Скворцовский, Хорьков, Панюхин, Вилковесли идти с верхнего по течению воды пруда). Чаще всего мы ездили купаться на Скворцовский пруд, никогдана Хорьков, иногдана Вилков, редкона Панюхин. И также редко ездили на Печниковский пруд, который находился от нашего Куста примерно в полутора километрах на юг. В Печниково (ближнее от нас Печниково, всего в несколько домов) было два пруда: один непосредственно в деревне, а другой, поменьше, метрах в трёхстах от неё, если идти по дороге, и несколько поменьше, если по прямой линии. Но на Печниковском пруду, который в деревне, всегда было стойло. Сначала колхозного, а потом и совхозного стада коров. Так что особого интереса купаться в нём не было. А второй пруд, совсем маленький, был очень заросший. Он использовался для стойла в обеденное время для нашего личного стада коров и овец с козами (для деревень Куст, Печниково и какое-то время, до конца своего существования, Восхода). В этом втором пруду брали мох (тину) для прокладки утеплителя между брёвнами при строительстве. Там его было больше, чем в других наших прудах.
В Печниково в то время жили Шамоновы Яков Сергеевич и его жена тётя Клава. Яков Сергеевич был моим крёстным и крёстным брата Феди. Потом Шамоновы переехали в Ногинск. Когда я учился в институте, то иногда навещал их, а, кажется, в 1968 году мы с мамой ездили к ним на свадьбу их сына, Фёдора, ровесника моего брата (обе мамы ещё в больнице их назвали одинаково).
Яков Сергеевич с 1919 года рождения. Воевал, был сильно контужен. Во время войны наград не получил, но в 1985 году, к сорокалетию Победы, был награждён Орденом Отечественной войны I степени. К этому юбилею дали Ордена Отечественной войны разных степеней всем участникам войны. При тяжёлых раненияхI степени, при лёгкихII-й (отец получил такой орден), остальнымIII-й. У нас в Кусте жил его брат, Григорий Сергеевич Шамонов. Он старше Якова Сергеевича на пять лет, с 1914 года рождения. Во время войны он был в звании лейтенанта, на войне был ранен в ногу, ходил с костылём. В Кусте он работал продавцом в магазине. Его-то и сменила мама, когда после очередной ревизии Григория Сергеевича попросили уволиться
Панюхин пруд по его расположению правильно было бы называть Куделиным, по фамилии моей бабушки Маши. Но он был назван так ещё до того, как бабушка Маша переехала в Куст из Восхода (из полуземлянки) в дом Панюхиных (купила у Панюхиных их дом). Случилось это уже после войны, как я уже сказал выше, в 1948 г. Это я восстанавливаю по рассказу тёти Шуры, моей крёстной. Она сказала, что меня ездили крестить (осенью, в октябре 1949 г.) уже из купленного в Кусте дома. Поэтому, независимо от того, кто позже стал хозяином дома, название пруда так и осталось прежним. Тем более, что соседями бабушки Маши, с западной стороны, тоже были Панюхины, родственники владельцев купленного ею дома. Ко времени моего детства, о котором я пишу, плотины Панюхиного пруда уже не было, он наполнялся от плотины Вилкова пруда, которую несколько подняли. Когда-то, в одно из половодий, плотину Панюхиного пруда размыло, и её не стали больше восстанавливать. Удовольствие дорогое, а особого смысла в её восстановлении не было, тем более, что исчезла с лица земли деревенька Восход.
Сам пруд приходился по расположению непосредственно под огородом Мамоновых (родственников нашего единственного деревенского шофёра Мамонова Василия Тимофеевича), соседей бабушки Маши с восточной стороны. Но вот назывался, почему-то, Панюхиным
В наших краях находятся истоки реки Тихая, которая таковой называется уже в Новосельцево, даже и от Молоково, от деревни Эркака. Тихая впадает в реку Синяя, а Синяя, в свою очередьв Дон. Воды Синей в древности, да и в наше время, считались самыми чистыми и полезными для здоровья из всех других речек той местности.