А Сергеич что?
А Сергеич отшутился как-то, и тихонько спать ушел. Значит, всё-таки, настиг его Гусля Не пожалел учителя
Я улыбнулся, закрыл глаза.
После того телефонного звонка Февраля, вздумалось мне выйти покуритьне на поиски новых приключений, а так, последняя сигарета перед сном, не более. Спускаясь же по лестнице (лифтов ждать не хотелось), я встретил Александра Сергеевича, вернее, тело Александра Сергеевича, которое волок вверх по ступенькам Гусля. Тело это время от времени принималось сопротивляться, а иногда даже выдавало длинные грозные тирады на странном языке, не похожем ни на один из тех, что мне доводилось слышать.
Тебе помочь? спросил я.
Сам справлюсь, буркнул Гусля, тяжёлый дед, блин.
Я пожал плечами и двинулся дальше, а спустившись на один лестничный пролет, услышал тот самый, ни с чем не сравнимый звук, с которым крупногабаритное, в дупель пьяное человеческое тело сдается-таки под гнетом закона всемирного тяготения. На всякий случай, я вновь поднялся по лестнице, и обнаружил лежащего лицом на ступенях Александра Сергеевича, и стоящего над ним, тяжело и озлобленно вздыхающего Гуслю.
Помощь все ещё не нужна?
Справлюсь, угрюмо повторил Гусля, подумаешь- уронил слегка.
В его возрасте такие падения могут быть чреваты.
В его возрасте водку жрать, как кобыла, чревато.
Спорить я, разумеется, не стал.
Все на месте? раздался усиленный динамиками под потолком салона голос инспектора, проверьте каждый своего соседа.
Шуры не хватает, крикнул кто-то.
И сразу вслед за этим в автобус влетел Шурасбивчиво извиняясь, лихорадочно пожимая протянутые руки, он прошел по проходу в другой конец салона, даже не взглянув в мою сторону, но одного только его появления мне хватило, чтобы из плотного тумана, которым были, словно саваном, надёжно прикрыты события вчерашней ночи, проступили контуры чего-то зловещего, рокового
И я вспомнил то, от чего, наверное, так старательно заслонялся дымкой блаженного, условно похмельного беспамятства все это время.
***
Покурив на сон грядущий и поднявшись на свой этаж, я впал в некоторую задумчивостьнапрочь вылетел из головы номер моих апартаментов. В сущности, ничего удивительногосколько уже было, и сколько ещё будет таких отелей и гостиниц, в которые мы прибываем ночью, чтобы с утра уехать А едва этап заселения пройден, нужно спешить в магазин, чтобы потом праздновать, праздновать, праздновать Кто ж будет все это время держать в голове номер собственной комнаты? К тому же, его всегда можно узнать на рецепции. Но сейчас опять спускаться вниз почему-то не хотелось, и я положился на ту таинственную путеводную звезду, что указывает дорогу в любой точке земного шара, в любое время суток всем пьяным доходягам, напрочь забывшим куда и зачем им нужно идти, и, вопреки всему, всегда (ну, или почти всегда) попадающим именно туда, куда им и требуется. Отчётливо мне запомнилось лишь то, что дверь своего номера я оставил слегка приоткрытой. Пройдя несколько шагов по коридору, я действительно обнаружил приоткрытую дверь, и, весьма довольный собой, вошёл в номер. Желание сразу же, не раздеваясь, плюхнуться на кровать, было чертовски велико, но тело просило о последней на сегодня услуге, и я завернул в туалетную, а по совместительству ещё и душевую комнату.
Открывшаяся картина в первый миг поразила меня своей простотой и логичностью, с лёгкой примесью безумия- в наполненной до краев ванне лежал в одежде буддист Шурка, и с каким-то блаженно-мечтательным выражением на лице то так, то эдак примерял к своему запястью узкое лезвие складного перочинного ножа. Завидев меня, он широко улыбнулся, и тихо, даже кротко спросил:
Может ты знаешь, как лучше резать- вдоль, или поперек?
После нескольких секунд отчаянного осмысления происходящего, я тряхнул головой, разгоняя сгущающиеся в ней тучи пьяного бреда, выматерился, дабы хоть как-то снизить градус явной нереальности ситуации, после чего ответил:
Говорят, лучше поперек. Но не знаюне пробовал.
А спустя ещё полминуты я уже вытаскивал совершенно не сопротивляющегося Шуру из ванны, предварительно отобрав у него нож. Буддист не переставал широко улыбаться и покачивать головой в такт каким-то своим мыслям, даже когда уже сидел на мокром кафельном полу, внимательно наблюдая, как я выпускаю из ванны воду.
"Когда происходят такие вот дурацкие, злые чудеса, решил я, нужно вести себя как можно логичнее и спокойнее. Тогда наваждение просто обязано потерять свою силу".
Шурка, а что ты делаешь в моем номере? бросил я пробный камень.
Это не я у тебя, а ты у меня, ответил он.
Так, значит с номером я, всё-таки, ошибся. Хотя сейчас это уже значения не имело.
Допустим, я кивнул, тогда следующий вопрос: какого хрена ты тут устроил? Или, может быть, я что-то не так понял?
Надоело, честно и удивительно просто признался по-прежнему сидящий на полу Шура, а ещё мне жена звонила. Ей, судя по всему, тоже надоело.
Что надоело?
Ей? Да все, наверное. И ещё там какой-то солидный, молодой, перспективный образовался Вроде бы как-то с торговлей связан А может, я что-то путаю
Подожди, я вновь нелепо потряс головой, у вас же дети, там, квартира Нормально же было все, как у людей?
Почти.
Что почти?
Почти как у людей. А теперь вот так
И ты что, из-за бабы вот это все? солнечные лучи фактов никак не хотели пробиваться сквозь жирные грозовые тучи алкогольного опьянения.
Она все-таки жена моя, был ответ, да я и привык как-то
Так, ладно, мне, наконец, удалось взять себя в руки, пойдем в комнату. Тебе, во-первых, переодеться в сухое надо, а во-вторых выпить. Выпить-то есть что?
Шура покорно кивнул, молча поднялся и прошел в номер, оставляя мокрые следы. Яследом.
Ну удумал, стервец, бормотал я, пока Шурка со своей обычной медлительностью стягивал мокрую одежду, ну начудил. Тебе бы стихи писать, или, там, мелодрамы, романтик хренов. В ванну вены вскрывать полезэто ж надо Перочинным, мать его, ножом Ну, фантазер
Шура даже не пытался оправдаться.
Из-за бабы! продолжил уже громче негодовать я, чувствуя, как закипает внутри праведный гнев, да ты хоть знаешь, скольких вот так же бросают? Если бы после этого каждый счёты с жизнью сводил, человечество уже давно бы вымерло! В конце концов, сук много, но ты-то такой один! Один-единственный, понимаешь?
Шура переоделся, достал откуда-то пузатую стеклянную бутылку.
Это что?
Джин.
Вот и славно. Давай-ка по пятьдесят, для начала.
Выпили. И вдруг неудавшийся самоубийца заговорилтихо, смущённо, сбивчиво
Дело не только в ней, ты пойми. Посмотри на нас со стороны. Нет, ты посмотри, посмотри Кто мы такие? Как мы живём? Это ведь все не в серьез, все понарошку, понимаешь? В шесть лет я уже дул в свою дудку. И в пятнадцать дул. И в двадцать пять. И потом тоже дул. Я всю жизнь, сколько себя помню, варился в этом мирке с такими же, делал одно и то же, и ни о чем другом не думал. Мы с пеной у рта, или даже с кулаками выясняем, кто лучше сыграл очередное соло, мы спорим о музыке, обсуждаем бывшие и будущие халтуры, смеемся с историй, рассказанных нашими же коллегами об очередной чьей-нибудь пьяной выходке, мы обкладываем матом дирижёров, а после удачного концерта, на котором нам довелось побывать, можем всю ночь напролет делиться собственными впечатлениями
Не вижу в этом ничего плохого.
А я вижу! Шура слегка повысил голос, мы даже отношения заводим преимущественно с себеподобными, понимаешь? Образуются семьи, рождаются дети, и дети эти тоже становятся музыкантами, и дети детей. Мы все как будто живём в одной большой резервации, а все, что за ее пределами, нас вообще не заботит. Мы даже предпочитаем об этом не думать, наверное, потому что боимся. Мы, понимаешь, как ясельная группа в детском саду А детский сад, это ведь тоже, по сути, резервация детства в большом, взрослом мире Нам плевать, что творится за пределами, мы настолько поглощены своими игрушками, раскрасками, и прочими забавами, что всего остального для нас попросту не существует
Шурка, ну и что? я пожал плечами, плеснул себе в стакан ещё джина, да, мы, наверное, как дети, это ты здорово подметил. Но кто виноват? Объясни мне, как можно повзрослеть в этой самой, как ты говоришь, резервации, где сорокалетние мужики на спор переползают коридор голышом, где люди пытаются вскрыть вены перочинным ножом, где, в конце концов, вопреки всем законам природы, ценятся не бицепсы, рост, цвет глаз, сила, ум, и не размер груди, жопы или члена Хотя это тоже, но во вторую очередь А в первую ценятся красивый звук, интонация, чувство ритма Да, наверное, это не очень нормально, но мы ведь так привыкли
И тебе не кажется это страшным? Шура тоже подлил себе ещё, весь этот ярмарочный мирок, кукольный домик И мы понятия не имеем даже о другой, о РЕАЛЬНОЙ жизни, где между людьми ведутся войны, где трещат по швам государства Один раз, помню, к нам в гости сантехник приходилтак он о своей жизни такого понарассказывал Я как будто приключенческую книгу прочитал, или кино посмотрел. Они живут по-настоящему, понимаешь, в серьез, а мы Где-то там люди голодают, дерутся, торгуют наркотой, внезапно богатеют, стреляют, ходят на митинги, сидят в тюрьмах А мы дуем в свои дудки, пилим свои струны, и знать больше ничего не хотим.
Так тебе хочется туда, к ним?
Хочется, Шура кивнул, но не можется. Как думаешь, сколько проживет трехлетний ребенок, внезапно попавший в мир взрослых и решивший жить по его законам? Нет, наше место в яслях, и с этим ничего не поделать, как бы сильно не хотелось.
Скажи, я улыбнулся, а почему тот мир тебе кажется более реальным, чем наш? Чем он так кардинально отличается?
Масштабностью и серьезностьювот чем.
Да брось. Давай по-честномуотличается ли по масштабу и драматизму ситуации заваленное тобой соло от, к примеру, вынужденного импичмента президента или от новой гражданской войны?
Конечно!
А чем?
Да всем!
Не ври! Не в каком-то там объективном смысле, а лично для тебя?
Ерунда какая-то
Мы снова выпили.
Ну хорошо, я кивнул, а вот если тебя завтра уволят, а тебе детей кормить нечем Да и не в детях даже дело, просто ничего другого, кроме как дуть в свою дудку, ты не умеешь, и ничего ты так, по сути, сильно не любишь. А тебя уволили. И по специальности больше никуда не возьмут. Трагедия?
Трагедия. Но это же не война
Да какая, нахрен, разница?! не выдержал я, для тебя это хуже, чем война! Да, наши ясли, как ты говоришь, живут по другим законам, но что, законы эти, менее реальны? Сравнима ли лопнувшая посреди сольного концерта струна с ножом какого-нибудь гопника в подворотне твоего любимого, "реального" мира?
Нет.
Да, блядь, да! я стукнул кулаком по столу, ещё как сравнима. Себе-то не ври! И мне не ври!
Кажется, я кричал очень громко, потому что повисшая после всего этого пауза показалась странной, даже неуместной.
Значит вновь понизив голос, произнес Шура, с грустью заглядывая в свой пустой стакан, значит Значит, мы не дети, мы уроды какие-то. Нам бы в цирке выступать
Тебе с твоим перочинным ножом уж точно.
Он помолчал, устало потёр наморщенный лоб, и повторил:
Уроды Мутанты
Сам ты урод, Шурка. А янормальный. Понял?
Понял. Нормальный ты такой урод
Какой уж есть.
Я встал.
Слушай, говорю, поспать бы не мешало. Спать даже мутантам необходимо.
Иди, Шура кивнул, а я ещё посижу.
Нет уж. Пока при мне не разденешься и не ляжешьне уйду.
И Шура покорно принялся раздеваться.
***
Уже в коридоре, по дороге к своему номеру, я встретил пьяного ВадикаШуркиного соседа.
Ночному дозору- привет! бросил он мне.
Я положил Вадику руку на плечо, прижал к стене.
Слушай, говорю, ты за Шуркой следи. Глаз с него не спускай.
А что с ним сделается? искренне удивился Вадик.
Не знаю. Но если с ним что-нибудь сделается, я с тебя шкуру спущу, понял?
И, не дожидаясь ответа, побрел прочь, довольствуясь вялой надеждой, что моя угроза подействовала, на ходу тщетно стараясь воскресить в памяти номер своих апартаментов, но уже свыкаясь с мыслью, что на рецепцию спуститься все-таки придется.
И ничегоспустимся, заодно покурим, поглядим на небо, подумаем о чем-нибудь своем. В конце концов, уродыэто не кретины, уродам тоже свойственно думать, по крайней мере время от времени. Хотя для кретинов, наверное, свойство этои есть главное уродство. Да и вообще, весь мир делится на кретинов и уродов. Но об этом как-нибудь в другой раз
Глава 3. С другой стороны.
А все началось с того, что нашему тромбонисту Гусле понравилась флейтистка Катька. Понравилась, надо сказать, совершенно внезапно, без каких-либо прелюдийвот ещё минуту назад Гусля спал, развалившись с максимально возможным комфортом в узком автобусном кресле, а вот он уже вытянулся в струнку и напряжённо всматривается в тот конец салона, откуда долетает звонкий Катькин смех. В трактовке взгляда, которым он пронзал автобусное нутро, сложно было ошибитьсятак молодая борзая, почуяв запах добычи, всматривается в лесную чащу. Что ж, ничего удивительного. Вообще, по прошествии четырех-пяти часов, проведенных в автобусном кресле, в теле начинала ворочаться и даже глухо рычать вся голодная свора самых естественных потребностейвдруг, ни с того, ни с сего, начинало хотеться жрать, срать и совокупляться, к тому же, одновременно. Кто-то справлялся с этим обострением естества посредством алкоголя, кто-то- с помощью сна, а кто-то, чья воля ещё не так обтесана многолетним гастрольным опытом, вынужден был идти на поводу у взбунтовавшихся инстинктов.
Короче, Гусле приглянулась Катькавот и весь разговор. Минут пять он нервно ерзал в своем кресле, решая, видимо, как подобраться к объекту своих интимно-любовных грез, а потом просто встал и пошел по проходу к ее местуя наблюдал за всем этим с вялым любопытством, устав от созерцания заоконных пейзажей, а так же от бесконечных оркестровых баек, служащих, наверное, обитателям автобусной галерки чем-то вроде закуски к алкоголю. Дойдя до Катьки, Гусля коротко переговорил о чем-то с контрабасистом Женей, сидящим через проход от нее, после чего они, по обоюдному согласию, поменялись местами.
Однако, в течение часа Гусля несколько раз возвращался на галерку, дабы пополнить запасы пива в своем организме, и в один из таких разов я, забавы ради, увязался в женскую часть салона вместе с ним, тоже на время поменявшись своим местом. Каково же было мое удивление, граничащие с лёгким испугом, когда оказалось, что рядом с Катькой сидит Алисата самая девочка с красными волосами, поившая меня спиртом из фляги в ту давнюю, зимнюю ночь На мое появление, впрочем, она никак не отреагировала, чему, в глубине души, я сначала обрадовался, а потом наоборот, зато у Катьки с Гуслей быстро образовалась настоящая идиллияони самозабвенно беседовали обо всем на свете, не сильно заботясь о смысловой составляющей беседы, я же ограничивался короткими абстрактными репликами. Сзади нас сидели двое трубачей, выбравших самый традиционный метод убийства дорожного временираз в два часа они просыпались, ходили на стоянке в туалет, выпивали бутылку виски на двоих, и вновь засыпали. После очередной стоянки один из них даже снял свои туфли, спрятал их в пластиковый пакет и повесил на подлокотник кресла. Такие пакеты висели на подлокотниках у всехтуда сбрасывали мусор.
А я вообще думаю, что всех пидорасов нужно отдельно от нормальных людей селить. Например, на соседней планете. Вещал Гусля.
К чужим слабостям нужно относиться с пониманием, не соглашалась Катька, ты представь, если тебя так же, на соседнюю планету.
А меня-то за что?
Ну, например за то, что ты пьешь много и пидорасов не любишь.
Да за что ж их любить-то?
Пидорасы, внес свою лепту я, это вполне себе естественное природное явление, кстати. Знаете, у животных ведь так жекогда случается перенаселение, например, у оленей или волков, многие особи становятся пидорасами. Так природой задумано, чтобы вид какое-то время не размножался.
Не думаю, веско бросил Гусля.
Чего не думаешь?
Не думаю, что у волков. Волкиблагородные животные. Санитары леса, там, все дела А пидорасыскоты.
И тут к разговору ни с того, ни с сего присоединилась Алиса, от чего у меня в груди что-то предательски задребезжало, а затем и вовсе лопнуло, разлетевшись на добрую сотню осколков. Если честно, вообще не помню о чем она говориланаверное, я и не слушал, а только смотрел, КАК она это делает, стараясь не упустить ни одной детали. А делала она это, надо сказать, просто великолепно: ее пальцы то и дело касались волос, то отбрасывая со лба мятежную прядь, то просто поправляя и без того аккуратно разложенную по плечам гриву, ее губыузкие, тонкие, и какие-то даже детскиетак мило исполняли свой привычный танец, что хотелось тут же засмеяться и поцеловать их без всяких объяснений, а ее глаза Интереснее всего было смотреть в ее глазакажется, я ещё никогда не видел таких: зрачки словно бы опоясывали тонкие, светящиеся кольца, благодаря которым казалось, что и сам взгляд ее как бы светится изнутри, но свечение это не доброе или нежное, как бывает, когда на тебя смотрит невинная барышня, мечтающая о ворохе детей и любви до гроба, а наоборот, лукавое, игривое, шальное Ко всему прочему, Алиса ежеминутно поправляла футболку, туго обтягивающую уважительных размеров бюст, который, впрочем, никакого особого волшебства не источал, но был приятным дополнением ко всему остальному, будто бы намекая, что его хозяйкане какой-то эфемерный фантом, одушевленный моим воображением, а вполне конкретный, живой человек из плоти и крови, которого, при удачном стечении обстоятельств, можно Ну, скажем, потрогать.