Но факт есть фактуже третий день мы репетируем с итальянцем программу, которую повезем в столицу на какой-то невероятно престижный фестиваль оркестров. Выезд сегодня. Степень готовности программына удивление приличная.
Чиполлино, перегнувшись через дирижерский пульт, продолжает что-то воодушевленно вещать по-английскиэто наше руководство похвасталось, что оркестранты, не желая уступать своим европейским коллегам, владеют языком просвещенного Запада в совершенстве. Ну и, конечно, сэкономили на переводчике.
Ничего не понимаю, что он там лапочет, шепотом пожаловался я Полпальцу, сидящему рядом.
А какая тебе разница, малый? искренне удивился Полпальца, бери в руки карандаш, и делай коня.
Это как?
Да вот так.
И Полпальца принялся энергично кивать.
А ещё делай вид, типа отмечаешь в нотах что-то. Успех гарантирован!
Действительно, большая часть оркестра добросовестно и с самым серьезным видом делала коня, доставляя итальянцу искреннюю радость от полного взаимопонимания с коллективом. А что нам, жалко что ли?
Вообще, малый, язык учить надо. Книжки, там, читай всякие, фильмы на английском смотри
Да я и смотрю.
И что?
Ничего, честно признался я, даже на сюжете сосредоточиться не могу. Сижу, смотрю, а в голове только одна мыслькакой же я дофига умный и прогрессивный, раз фильмы на английском смотрю!
Полпальца хрюкнул, подавив смех, и, поймав на себе удивленный взгляд дирижера, принялся делать коня с удвоенным рвением.
Позже, собравшись на курилке после репетиции и обсудив тесным кругом перспективы гастролей в столицу, мы перемыли итальянцу все кости, а перемыв, заговорили о насущном.
Вчера к одной даме на день рождения заглянул, горестно вздыхая, рассказывал Толик, большие планы на нее имел, между прочим.
И что?
Что-что? Напился, как дурак, и пришла моя очередь тост толкать. Ну, я и толкнул. Анечка, солнышко, говорю,
с днём рождения! Ты такой добрый, такой светлый, и вообще очень хороший человечек! А хорошие люди, они ведь долго не живут. Поэтому каждый прожитый тобой годэто победа над естественным ходом жизни!
И?
Обиделась, Толик презрительно цыкнул языком, а что, спрашивается, я такого сказал?
У меня тоже недавно было, поделился Полпальца, пришел в бар выпить, а там группа какая-то молодежная концерт даёт. И подсаживается ко мне бабапрям то, что надо. Титьки- во! Жопа- во! Разговорились мы с ней. Музыка эта, говорю, говно собачье. Я сам музыкант, я-то знаю, бляха муха! Она давай этих гавриков на сцене защищать, типа это модно, типа современно. А вы, спрашивает, что слушаете?
А ты?
Ко мне на "вы", мужики, понимаете? Типа я старый такой, и нихера уже не понимаю, что к чему.
И?
Я завелся, конечно. А она все не отстаетчто слушаете, да что слушаете. Что-что, блядь Ложкой в таз жестяной стучу, и слушаю. А ты, пизда тупая, иди, свое модное говно хавай!
Макаронник этот задолбал, поделился подошедший Февраль, мало того, что я каждый день его рожу довольную видеть должен, так ещё и вызывает ни свет, ни заря. Ну нахрена, объясните, репетицию в девять утра делать? Который день уже не высыпаюсь, блин. И ведь лег, вроде, вчера раньше, а толку? Два часа лежал, ворочался, несколько раз курить ходил Даже овец считалвсе-равно не уснул, ни в какую.
А я уже давно не овец считаю, а детей своих бывших одноклассниц, поделился методом я, знаешь, помогает.
Хорошо, что не своих собственных, Толик подмигнул.
А дети, Февраль раскурил новую сигарету, их вообще хрен поймёшь. Вот моему пятнадцать недавно исполнилосьа он, дурак, все повторяет: "скорее бы восемнадцать". Меня так и подмывает иногда сказать ему: "сынок, ну что ты ведешься на все эти байки о взрослой, самостоятельной жизни? Все, что у нас, взрослых, естьэто алкоголь и экзистенциальный кризис. А иногда и алкоголя нет".
Так мы говорили ещё долго, меняли одну тему за другой, посмеивались друг над другом, зябко ежась и матерясь, когда налетал холодный ветер. Каждый бравировал своей иронией или цинизмом, играющим роль толстого панциря, под которым скрывалась такая трогательно уязвимая, мягкая душа, и каждый ощущал себя менее одиноким, менее несчастным, менее неудачливым в кругу таких же, как и он, одиноких, тоскливых неудачников. Калеки должны держаться вместе, иначе их съедят, задушат, раздавят Держаться вместе, и тихонько посмеиваться над собой, а так же над абсурдным местом и временем, в котором им довелось обитать.
***
А вот уже и вечер все того же дняя стою на платформе у своего вагона, жадно докуриваю, улыбаюсь симпатичной молодой проводнице, то и дело косящейся на меня, и тихо радуюсь предстоящей дороге.
Гастролиэто всегда приключение, пусть даже если длятся они всего несколько суток. Люди срываются с насиженных мест, на время забывая про семьи, про скуку ежедневного, приевшегося быта, серьезные беды и мелкие неурядицы остаются за спиной, и каждый несёт в себе крохотный огонек детского, непосредственного счастья. Когда же эти огоньки объединяютсявспыхивает весёлый пожар. Для многих этоединственная отдушина, чудом уцелевшая щель, сквозь которую ещё тянет упоительно свежим сквозняком свободыда, пусть не на долго, но заглянуть в эту щель хочется каждому. Все на время становятся одной большой семьёй, вернее, одним табором, и лишь на гастролях может случиться нечто особенное, почти сказочное, чему никогда не будет места в обжитой и пресной вселенной долгих серых будней.
Весь оркестр уместился в четырех вагонахмузыканты курили на платформе, переходили из одного вагона в другой в поисках подходящей компании, кто-то уже выпивалкороче, царила привычная, вполне творческая суматоха. По перрону взад-вперед в панике носился наш инспектор, пытаясь сосчитать тех, кто уже занял свои места, и вычислить, кого ещё нет. Занятие, нужно сказать, не из простыхсосчитаешь ты людей в первом вагоне, вздохнешь с облегчением, переместишься во второй, а там не хватает двух человек. Пока будешь выяснять, кого же конкретно не хватает, окажется, что все в сборе, зато теперь в первом вагоне пропали четверо. Куда делись, черти? Ах, вот же они, перешли в третий вагон, и уже, ясное дело, распивают. Стоп! А почему в третьем вагоне по количеству людей все сошлось, если пятеро стоят и курят на платформе? Ага, вот в чем делоИванов и Курышев притащили в вагон каких-то пьяных, безостановочно смеющихся женщин. Женщин разогнать, Иванову с Курышевым сделать взыскание, выслушать душещипательную историю от Леонтьевой о том, что в детстве она упала с верхней полки, и теперь ездит исключительно на нижней. Объяснить ей, что нижняя уже занята Потаповой, а так, как Потапова уже без пяти минут на пенсии, с ней споры лучше не затеватьсебе дороже выйдет. И снова в первый вагон, снова считать людейопять-таки, количество не то, кого-то не хватает. Кого? Искать, попутно отмахиваясь от проводницы, жалующейся на то, что кто-то заблевал туалет. Нет, это не наши. Как не наши? А вот так, не нашинаши не блюют, по крайней мере до отправления. Кто же тогда? Да хрен знает Наверное, какие-то диверсанты из других вагонов, не имеющие никакого отношения к артистам оркестра. А сам думаешьможет, и наши. Может и могли. Так кого же не хватает?..
Я, дабы не трепать нервы и без того находящегося на грани истерики инспектора, докурил, щелчком отправил бычок на рельсы, шагнул в тамбур. Надо же, в купейном едем! Гастроли на поездеуже чудно для людей, привыкших перемещаться в автобусах, ибо экономию руководства на коллективе никто не отменял. А тут ещё и купейные вагоны! Благодать. Ясное делозаезжему дирижеру пыль в глаза пускают. Ну и пусть себе пускают, если народу от этого только лучше.
Я, сверившись с билетом, дошагал до своего купе, и на всякий случай, вежливо постучалмало ли
Входи! раздалось из-за не плотно закрытой двери.
Вошел.
Первое, что сразу бросилось в глазачетыре уже наполненных рюмки на столике, и на каждой по половинке огурца. Перевел взгляд на попутчиковсидят на нижней полке рядком, молчат, ждут.
Здарова, мужики, говорю, я сегодня с вами.
Своих попутчиков я знал не очень хорошомельком видел их лица на работе, но не более.
Здарова! радостно поприветствовал меня один из них, а мы тебя давно ждём.
Ах вот оно что! Значит, трое коллег разлили водку по четырем рюмкам и теперь ждут, собственно, четвертого. Причем им совершенно не важно, кто этим четвертым окажетсяпро то, что с ними поеду именно я, они знать никак не могли. Любопытный подход. Хотя, чего удивляться
Я уложил инструмент и кофр с концертным костюмом на полку для багажа, сел. По-быстрому, мимоходом познакомилисьтого, что так обрадовался моему появлению, звали Ярославом.
Ну что, заявил он, теперь и выпить можно? Как бы за знакомство.
Ещё же не поехали, вяло запротестовал я.
Да? искренне удивился мой новый знакомый, так выпьем за то, чтобы поскорее поехали!
Я кивнулломаться дальше было бессмысленно, да и не особо хотелось. Проглотили водку, покряхтели, закусили огурцами.
Чувствую, дорога быстро пролетит, поделился соображениями Ярослав, кстати, мужики, рекомендую
С этими словами он вытянул откуда-то из-под столика литровую банку с чем-то густым и бурым.
Кисель! торжественно представил он нам содержимое банки, теща варила. Водку им запиватьодно удовольствие. Кстати, об удовольствиях
Рюмки были вновь наполнены, и вновь опустошены.
По коридору загрохотали шаги, звучный инспекторский голос, в который уже раз, начал скороговоркой перечислять имена:
Коля, Женя, Света, Вадим, Наташа
Наташа с нами? громко и искренне восхитился Ярослав.
Это не я с вами, а ты со мной, пьяная морда! кокетливо донеслось с противоположного конца вагона.
Дима, Стас, Петя, Ярик
Услышав свое имя, Ярослав нахмурился, и крикнул:
Хуярик!
Повисла пауза.
Ты чего ругаешься? настороженно поинтересовался инспекторский голос.
А чего так не вежливо?
После недолгого молчания перекличка продолжилась, но до того я явственно расслышал инспекторский шепоток:
Не оркестр, а зоопарк какой-то.
Судя по перечню имен, и последовавшим за ним вздохом облегчения, все, наконец, оказались на местах. А ещё через несколько минут вагон слегка тряхнуло, и перрон за окном лениво пополз прочь.
Поехали, констатировал Ярослав, ну, в добрый путь.
***
Я сижу в купе Полпальца, Февраля и Анатольича, дослушиваю чей-то длинный и сумбурный тост, закидываю в топку очередную рюмку коньяка.
Курим? интересуется Февраль.
Курим, соглашается Полпальца.
Мы выползаем в тряский вагонный коридор, пошатываясь бредем по нему. Изо всех купе доносятся радостные пьяные возгласы, где-то вибрирует заливистый женский смех, кто-то уже мучает бог знает откуда взявшуюся гитару Коллектив отдыхает. Коллектив набирается сил и вдохновения перед завтрашним концертом в столице.
В тамбуре, где, разумеется, курение было запрещено, мы, поколебавшись некоторое время лишь для проформы, извлекли сигареты, но закурить не успелитревожно взвизгнула едва закрывшаяся за нами дверь, и в тамбур шагнула не молодая, хоть ещё и не успевшая растерять остатки былой привлекательности проводница.
Хотите, чтобы я вас с маршрута сняла? сварливо поинтересовалась она, елозя по нам полным негодования взглядом, сейчас начальника поезда позову, и на следующей станции к херам собачьим
Ну что ты, что ты, милая, Полпальца, опершись плечом о стенку и вальяжно закинув ногу за ногу, широко улыбнулся, откуда ж ты у нас такая зубастенькая?
Я уже не раз слышал о колдовском обаянии серого кардинала виолончельной группы, но ещё ни разу не доводилось видеть его в действиисейчас Полпальца предстал передо мной, по меньшей мере, коварным венецианским сердцеедом, чьим серенадам самозабвенно внимает с балкона какая-нибудь придворная фрейлина, а не малое количество выпитого лишь добавляло ему шармаДон Жуан, захмелевший от любви, это ведь так естественно! О, Донна Анна, будь же милосердна, впусти его в свою душу!
А ну, марш в свое купе, и чтоб я больше вас не видела! буркнула проводница, судя по всему, не слишком падкая на пьяных обольстителей, пойманных на месте преступления.
Делать нечегопожали плечами, вернулись в купе, выпили ещё.
По-моему- не ебабельная, первым прокомментировал случившееся Февраль.
Да что ты понимаешь? тут же возмутился Полпальца.
Кажется, история в тамбуре его несколько опечалилапотерпевший фиаско идальго в разношенных штанах с лампасами и мятой, видавшей виды футболке, угрюмо смотрел в одну точку, машинально вертя в руках пустую рюмку и время от времени озадачено почесывая выдающийся живот.
Не все ж коту масленица, вполне мирно заметил Анатольич с верхней полки.
Ну вас в жопу!
Полпальца резко встал, схватил со столика уже порядочно опустевшую бутылку коньяка, и, бормоча себе под нос что-то неразборчивое, покинул купе, громко хлопнув дверью.
Во даёт, восхитился Февраль, белку поймал, что ли?
Я понимал, что дело обстоит несколько сложнее, да и все, думаю, понимали, но разбираться в этом сейчас совершенно не хотелось, а хотелось извлечь из хрусткого пакета под столом баночку пива, стремительно прикончить ее, бесстрашно и самозабвенно понизив градус, а после завалиться спать под уютный перестук колес. Лишь одно обстоятельство мешало реализации такого великолепного планапакет под столом был предательски пуст.
В вагон-ресторан? предложил Февраль, коньячок пивалдой шлифанем, и в люльку.
Анатольич с грустью отказался, сославшись на возраст, а я, разумеется, согласился.
В вагоне-ресторане мы встретили Толика, чрезвычайно обрадованного нашим появлениемвзяли пива, присели за свободный столик, разговорились, и все бы ничего, да только спустя полчаса выяснилось, что пить уже категорически нечего, а общая жажда праздника все ещё не утолена.
У меня в купе вино есть, сообщил Толик.
Тащи.
Если уйду, то есть риск, что уже не вернусь.
Пошли, стало быть, вместе.
Ну а дальше мир стал мягким, как суфле, таинственным, как сон шизофреника, и потрясающе незапоминающимся, как параграф из учебника по высшей математике. Толик и Февраль куда-то пропали, зато появился заспанный проводник, которого я тряс за плечо, в ожидании ответа.
Стоянка пятнадцать минут, но я не советовал бы вам
Перрон, сладковатый и свежий ночной воздух, я курю, тщетно стараясь сфокусировать взгляд на расплывающихся предметахфонарный столб, синий бок вагона, окно вокзала, какой-то ларек И надо всем этиммузыка. Величественная, прекрасная музыка. Кажется, Малер.
Заходите в вагон, сейчас поедем, долетает до меня голос проводника из соседней вселенной.
Ага, я киваю, а ты музыку слышишь?
Слышу.
Как, и ты тоже?!
Тоже.
вот прямо сейчас?!
Прямо сейчас. Заходите в вагон и коллег своих поторопите.
Каких коллег?
Тех, у ларька.
Я покорно, пошатываясь, как мне кажется, на ветру, дохожу до ларька. Действительно, коллегиЯрослав, он же Ярик, с трудом удерживающий себя на ногах, перегнулся через прилавок и на вытянутой руке держит под ухом у пасмурноликого продавца телефон, из динамиков которого льется монументальная симфония.
Это Малер, понимаешь? втолковывает продавцу Ярик, Малер, блядь! Гений, сука!
Я беру Ярика под локоть, тащу назад, к вагону, попутно слушая лекцию о великом, сука, наверное даже величайшем, так его перетак, композиторе.
А дальшепробел. Черная дыра. Вакуум.
И голос будиста Шуры:
Солист пропал, понимаешь? Это катастрофа!
Какой солист, Шурка? нехотя возвращаясь к реальности, бормочу я.
Оглядываюсь по сторонамага, я все ещё в поезде, все ещё куда-то еду
Как, какой? Да пианист, с которым мы Баховский ми мажорный концерт играем завтра.
Куда пропал?
Скорее всего сошел на прошлой станции, и все, с концами.
Так, я озадаченно почесал затылок, попробовал отыскать в голове хоть одну рациональную мысль, не нашел, расстроился, и что делать будем?
Нужно к инспектору идти.
Опять вагонные коридоры, опять вежливое постукивание костяшками о дверь чьего-то купе Хотя, почему этоопять? К кому это я уже стучался? Ладно, после разберемся.