Бабка на даче, шепотом произнес он, определенно зная, что Мария Александровна на даче с Игорьком, а кроме них в квартире никого быть не могло. Еще вспомнил, что газовый пистолет в комнате, а все наказывал себе хранить его под рукой, в спальне, да Лиза протестовалавыстрелит случайно, все, к черту, поотравимся, в комнате вообще газовым оружием пользуются только идиоты. Да и кто к нам полезетдвери стальные, снарядом не прошибешь.
Я стану у окна, если что, разобью стекло, заору, прошептала Лиза. А ты захлопни дверь спальни. И звони в милицию.
Звуки какие-то Может, мыши? ответил Феликс. Елки-палки, да это же капает. С потолка, наверное. Он вскочил с постели и метнулся на кухню.
Включил свет. С Набухшего потолка, подгоняя друг друга, скатывались мутные капли. Ударяясь о клеенку стола, они шлепались на пол.
Мерзавцы! Подонки! Только сделали ремонт, прокричала за спиной Лиза. Беги к этим, Синицыным.
На даче, наверно Подставляй тазы. Вызови аварийку! Босиком, в одних трусах, Феликс выскочил из квартиры, метая гневные матюганы по ночной лестнице.
Дверь верхних соседей глухо пропускала звонки и удары кулаком. В соседней квартире трубно заполошил пес. Феликс вспомнил, что и Синицыны держали какую-то шавку. Раз голос не подает, значит, все укатили за город.
На площадку выходило еще три двери. Но никто не появлялся, даже из той квартиры, где бесновался пес.
Феликс побежал вниз, к себе.
Может, Синицыны у соседей оставили ключи? Лиза резиновой грушей отсасывала воду и впрыскивала в газ. Столько денег вгрохали в ремонт! Постучи соседям.
Такой поднял тарарам, мертвый бы проснулся, Феликс принялся тряпкой отцеживать воду. Припухли все, боятся
Аварийная машина приехала неожиданно быстро. Бригадасонные, злые грубияныперекрыли в подвале воду и уехали, буркнув напоследок, чтобы вызвали с утра водопроводчика из жэка. Судя по всему, прорвало магистральную трубу.
Феликс молча сопел и выжимал тряпку в таз. Сворачиваясь жгутом, тряпка выскальзывала из рук, отхлестывая воду на стены кухни, что приводило в ярость Лизу.
У тебя не руки, а неизвестно что! Лучше бы шел отсюда!
Феликс швырнул тряпку на пол и ушел в кабинет, подгоняемый воплями жены. Надо успокоиться. Мало ему своих неприятностей, а тут еще и эта со своей критикой, со своей дурацкой клизмой, вместо того чтобы взять нормальную тряпку. Не понимает, что он весь на нервах, особенно последние дни, с бесконечными проверками на работе. Неделю выяснялись отношения с ревизорами из КРУ, причем явились старые партийные зубры, с вислыми подбородками и аккуратной стрижкой «под бокс», особенно усердствовал их секретарь, Малыгин, во френче с накладными карманами. Видно, из отставников До этого, дня три, являлся чин из пожарной инспекции. Затянув дряблые телеса в китель, шуровал по всем четырем комнатам, что занимал Центр, лез и в подвалы, где хранились компьютеры. Это с его подачи директор института, старый хрен Криницын, разнюхал, что подвалы превратили в склад, опасный в пожарном отношении. Словно там не компьютеры, а баки с бензином. Спасибо Рафинаду, увел пожарника, напоил до обалдения и сунул добавку в портфель. Но зато акт получили не строгий
Шла какая-то облаваконтроль за контролем. Но когда экономист Центра Лариса обнаружила пропажу счетов к договорам и еще кое-что по отчетности, все поняли, что облава эта не случайная. Все, что за этим стояло, проявилось как по писаномухотят свернуть им шею, зарвались, зарабатывают много. Но ничего, на сей раз им это не удастся. Посмотрим еще, чем закончится сегодняшний вызов в райком партии, на ковер
Феликс взглянул на часы. Только четверть седьмого. Если к девяти подъехать в жэк, можно перехватить водопроводчиков, правда, толку малоквартира Синицыных наглухо заперта. Феликс прислушалсяиз коридора доносились голоса. Вероятно, пришли еще соседи
Феликс накинул халат и вышел.
Верно, то был сосед снизустарик Журавский. Высокий, худой, со скрипучим голосом въедливого школьного учителя. С тех пор как к их дому на Мойке утром и вечером подъезжала «волга» с крепкими ребятамиувозя и привозя Феликса, старик Журавский зауважал своего юного соседа. А после интервью по телевизору с новыми предпринимателями, среди которых Феликс оказался не последним человеком, старик Журавский при встрече заламывал руки и закатывал глаза. Однажды в лифте Феликс пояснил старику, что он далеко не миллионер. Он хочет им стать. Но пока Феликспросто председатель Научно-технического молодежного центра при НИИ «Теплоконструкция». Эта должность не выше, чем директор школы. Сосед не поверил. Кто же признается в своем достатке, если в городе, говорят, появились какие-то рэкетиры. А крепкие ребята в «волге»? Ах, это просто сотрудники, которые заезжают за своим шефом, чтобы тот не плелся в свой Центр в метро. Что ж, можете считать, что Журавский поверил, но позвольте ему остаться при своем мнении.
Что же делать? хныкал Журавский. Капает. Потолок на кухне, как в парной. Журавский шевелил голыми синими пальцами, которые торчали из драных, наспех натянутых носков.
Делайте то, что делаю я! Лиза бросила на Феликса огненный взглядушел себе, а я тут корячусь. И она с удвоенной яростью склонилась над мокрым полом.
Кажется, Синицыны оставляют ключи соседям, у которых собака похожа на Черчилля, воспрянул Журавский. Не помню номер квартиры, могу показать.
Все равно магистраль перекрыта, проговорил Феликс. Придет водопроводчик, пусть он и стучится к соседям, у которых черчиллевидная собака.
Идите, дедушка! не выдержала Лиза. Собирайте воду, пока к вам не пришли другие соседи.
Журавский переминался с ноги на ногу. Когда еще представится случай попасть в квартиру миллионера, вон какую дверь поставили, как от сейфа. Он попытался все разглядеть. Кухня как кухня, обычная, болгарская
А в комнатах не течет? с надеждой спросил Журавский.
Слава Богу, нет. Феликс разгадал уловку старика, улыбнулся. Феликс был добр и сентиментален. Можно проверить, он пошел в глубь коридора, приглашая Журавского.
Там сухо, я смотрела, крикнула Лиза.
Старик перебирал ногами с упорством лунохода, его мог остановить только апоплексический удар. «Все как у людей, думал он. И буфет. И стол. А ковервообще задрипанный. Вот телевизор, правда, иностранный. Так у Альки, внука, такой же Книг, правда, много, ничего не скажу, видно, есть серьезные».
Старик был явно разочарован. Феликс ликовал.
Да, сухо, вздохнул Журавский. А в других комнатах?
Такая же обстановка, и, не выдержав, Феликс добавил:Так живут наши миллионеры.
Журавский приподнял острые плечики под фланелевой пижамой. Люди живут за бронированной дверью. Тратить деньги на такую дверь! И, повернувшись, заспешил к себе.
Какого черта ты его впустил в квартиру?! воскликнула Лиза. Я ведь все уже оглядела.
Дед бы умер в прихожей, пока не посмотрел, как живет миллионер, ответил Феликс.
Ладно, улыбнулась Лиза, у нее был отходчивый характер. Придется тебе пойти за водопроводчиком. От меня толку будет мало. И в полдевятого начнется селекторное совещание, Лиза работала в управлении Октябрьской дороги, ведала какой-то коммуникативной связью.
Как это все некстати, буркнул Феликс. Но, может, я управлюсь до двенадцати часов. Мне надо быть в райкоме партии.
Где?! Лиза в изумлении раскрыла зеленые глаза и откинула со лба влажную прядь. Они еще трепыхаются? Ты-то при чем? Ты ведь беспартийный.
Готовят нам холодный душ. Прямо из райкома в кутузку.
Шутки у тебя.
Я не шучу. Ты ведь знаешь, как нас трепали контролеры. Теперь время платить по счетам.
Ну ты говорил, что Рафинад что-то там раскрутил
Феликс не ответил и покинул кухню.
Он любил просматривать деловые бумаги, лежа в постели. Предложение из Барнаула уже обсуждалось на совете Центра. Разработка поточной линии для монтажа плат определения температур. НИИ «Теплоконструкция», при котором и числился Молодежный центр, запросил у барнаульцев пять миллионов рублей, предложив при этом годовой срок выполнения заказа. Ребята Феликса, пронюхав о таком заказе, переманили барнаульцев, запросив три миллиона рублей, да и срок сулилитри-четыре месяца. Заказчики переметнулись к Феликсу, оставив НИИ с носом, что, естественно, вызвало гнев руководства НИИ, а у директорадоктора наук и профессора Криницынана нервной почве появилась какая-то сыпь на руках и шее. О чем и сообщила секретарша директора, влюбленная в Феликса. Еще она сообщила, что «старый хрен» собирается в райкоме поставить на место нахалов из Молодежного центра
Мысль о предстоящем визите в райком отвлекала внимание Феликса. Он отложил бумаги барнаульцев и прикрыл глаза. Представить только, какую бочку на него покатит «лауреат всех премий Криницын». Жаль, что не будет рядом Рафинада. Он по достоинству бы оценил предстоящее ристалище. А может, позвать Рафинада? Не пойдет. Он с утра собирался по своим «компьютерным делам». Сегодня из Америки два рейса, и Дорману предстояла работа. Он разработал свою систему, скупая компьютеры прямо в аэропорту. Чтобы Рафинад лишился своих комиссионных из-за какой-то суетни в райкоме Он просто пошлет Феликса подальше и на этом разговор закончит.
Последнее время судьба его стародавнего друга занимала Феликса все больше. И тревожила, как тревожит судьба младшего брата, Феликс был старше Рафаила Дормана на два года, хоть и учились они на одном курсе: Феликсу перебежала дорогу армия. Дормана освободили от службы из-за какой-то хвори в почках. Хворь была серьезная. Рафинад нет-нет да и полеживал в больнице, но выходили по-прежнему без удержу бросался во все радости жизни: пил, ел без особого разбора и безоглядно увлекался женщинами, чему, честно говоря, Феликс исподтишка завидовал. Кому, как не емуздоровому, сильному, пусть не красавцу, но вполне видному молодому человеку, увлекаться всем, что увлекало щуплого, неприметного Рафинада. Однако в этом Феликс никогда не признается, мешает гордость потомка рода князей Шаховских. Он и женился рано, без особой любви. Признаться, и не заметил, как женился В очередной стройотрядовский рейдони строили какой-то цех под Самаркандом, и Феликс был командиром отрядана строительство прислали группу студентов из Института связи. Так появилась Лиза. Деньги на строительстве шли шальные, вольные. И в душном, рано темнеющем Самарканде студенческий стройотряд прославился не только трудовыми подвигами, но и весельем, закоперщиком которого неизменно был комиссар отряда Рафаил Дорман. С наступлением вечера в лагерь стройотряда подтягивалась и местная молодежь, особенно девицы. Комиссар Дорман был убежден, что любовные увлечения придают комсомольской стройке особый азарт и греховную привлекательность. Комиссар личным примером демонстрировал ненасытность в любви. Засыпал он с одной девицей в палатке у арыка, просыпался с другой, в другой палатке, у другого арыка. Когда он успевал менять палатки в кромешной тьме азиатской ночи, проколотой лишь тощим серпиком луны, оставалось загадкой. Кажется, он и сам этого толком не знал, точно лунатик. Рафинад избегал трубить о своих победах и всячески скрывал их, если бы не сами девицы. Им почему-то не терпелось поделиться друг с другом рассказами о великих достоинствах и неутомимости комиссара Дормана. Что обостряло у подруг любопытство
Феликс не раз пытался положить конец необузданной страсти своего комиссара, которая вызывала волнение ревнивых местных молодых людей и оборачивалась крикливыми разборками на грани мордобоя. Он даже подумывал отправить Рафаила в Ленинград. Но если Феликс был мозгом строительства, его организатором, то Рафинад являлся энергией строительства, его двигателем. Он, к примеру, умудрился поменять чужих баранов на кирпич, цементна сгущенное молоко. При этом основная часть стройматериалов осела в отряде, высвобождая значительные суммы денег, предназначенные для законной закупки. Сгущенное молоко шло по бартеру, через местный винзавод, в детский сад, для детишек сотрудников завода. А вино возвращалось в бараньи отары, оседая частично и в палатках стройотряда
Рафинад решил не испытывать Феликса и взять инициативу в свои рукинадо лишить пуританина командира его козырей. Ради этого Рафинаду пришлось поступиться своими вожделенными планами относительно Лизы. Он давно положил глаз на Лизупривлекательную блондинку с изящным, чуть заостренным носиком и наивными зеленоватыми глазами. Его сдерживал ироничный, высокомерный вид Лизы и ноги, что ниже колен нарушали прямую линию, и весьма существенно. Высокомерие Лизы Рафинад бы еще перетерпел, но от ног он требовал классических форм.
И Рафаил Наумович Дорман решил привлечь Лизу к своим замысламлишить святости зануду друга Феликса, человека, измученного тайными желаниями и гордыней. Гордостьвраг наслаждений, утверждал Рафинад
Он приступил к делу, разработал план. Арендовал у пастуха Якубова столетнего одра по имени Ракета. Запряг Ракету в арбу, дно которой устлал надувным матрацем, похожим на мозаичное панно, благодаря множеству цветных заплатследов бурных любовных утех на его резиновом теле. Бросил в арбу несколько бутылок вина, ведро овощей, лук, уксус, килограмм пять баранины и мангал. Все, что требовалось для приличного шашлыка. Усадил Лизу, Феликса, стройную глазастую медсестру Аиду и, на ночь глядя, погнал Ракету в степь.
Шашлык удалсяпахучий, чуть хрустящий, с нежным духом баранины, отдающим в небо. Оставив Феликса и Лизу, увлеченных разговором о каком-то спектакле, Рафинад, прихватив одеяло, отбуксировал хихикающую Аиду в степь, к цикадам. Вернулись они часа через два и застали Феликса с Лизой за продолжением разговора, правда более вялым, а в голосе Лизы звучали раздраженные, разочарованные ноты. Спустя несколько месяцев, в разгар пятого семестра, Феликс женился на Лизе. Женился как-то тихо, без помпы, точно вошел в спокойную утреннюю воду залива. А главное, без трепета в душе. Удивительноволевой, умный и энергичный в делах, Феликс, стеснительный в женском обществе, после женитьбы словно миновал невидимый барьер. Конечно, ему было далеко до Рафинада, но отношения его со слабым полом приобрели самостоятельность. Продуманные и осторожныеФеликс берег домашний очаг, особенно после рождения Игорька. «Деловой человек должен увлекаться женщинами, это один из способов самоутверждения, школа честолюбия», вещал Рафинад. И Феликс кивал головой в знак истинности слов своего друга
И сейчас, лежа в постели, отложив в сторону техническое предложение барнаульцев, Феликс полусонно размышлял о непростых отношениях со своим старым приятелем Рафаилом Дорманом. О том, как эти отношения укрепились после того, как Феликс, пусть эпизодически, но стал примыкать к разгульным похождениям Рафинада. Вероятно, так себя чувствуют люди в бане, в общем зале, где все равны, пока не вернутся в раздевалку
В 1988 году, когда только образовывался Центр, Рафинад вместе с Феликсом бегал по юристам, банкам, исполкомампомогал зарегистрироваться, получить расчетный счет и прочее. Но едва Центр стал подниматься, едва Феликса Чернова единогласно избрали председателем, Рафинад перестал интересоваться делами Центра. Неделями не звонил Феликсу, не отвечал на звонки. Лишь после того как уволился с кожзавода, Рафинад вновь стал работать на Центр, но не в штате, а за комиссионный процент от сделки. Искал заказчиков, помогал размещать подряд среди лабораторий разных институтов, закупал компьютерыу Феликса появилась идея создать «парк компьютеров» для продажи, когда начнется бум и цены на компьютеры подскочат. Благо, наличные деньги на закупку были, и дела у Центра шли отлично. А как перевести безналичные деньги в наличные, Феликс продумал вместе с Рафинадом, и, если честно, весь ход разработал Рафинадюридически ход был безупречен. Главноечтобы деньги не оседали в собственных карманах. Феликс, его ближайшие сотрудники и сам Рафинад это условие соблюдали неукоснительно, им пока вполне хватало официального заработка. Они зналивсе впереди, не надо спешить
Феликс хотел заполучить Рафинада целиком, привлечь в штат, предлагал выгоднейшие условия, хоть вице-председателем Центра. Рафинад уклонялся
Вот и недавно. Они засиделись допоздна. Выпили, закусили. И Лиза была благожелательна к Рафинаду, обычно она его не очень жаловала. Но дальше привычных разговоров о делах Центра речь не заходила. Когда Рафинад ушел, Лиза заметила вскользь: «Как вы могли столько лет дружить? Вы совершенно одинаковые, одержимые честолюбием и страстью. Когда-нибудь вы станете лютыми врагами». Феликс возразил. Рафинад, по его. мнению, вспыхивает и сгорает, как бенгальский огонь, ярко и холодно. Онне лидер. Лидеру необходимо стратегическое мышление, а онтактик, не более. Лиза не согласилась, считая, что Рафинад пока не нашел себя. Он переменится, когда возьмется за свое дело. И перешагнет через все. У него тщеславие провинциала, хотя всю жизнь прожил в Ленинграде.