Окна. автобуса были зашторены, разве что заглянуть в распахнутую дверь. Но едва Феликс поравнялся с дверью, как в проеме показался упитанный милиционер в расстегнутом офицерском кителе, через плечо которого глядел на Феликса другой милиционер, помоложе, на его лице пласталась плутовская улыбка.
Ты откуда идешь такой сытый? проговорил офицер.
Я от бабушки иду, с игривым мальчишеским распевом ответил Феликс и добавил:И у вас вроде не голодный вид.
Офицера он оказался в лейтенантских чинахсоскочил на тротуар. Следом спрыгнул и сержант с плутовской улыбкой, точно заранее предвкушавший забаву.
Хорошо, что мы с тобой сытые, лейтенант преградил Феликсу путь. Можно будет обойтись без обеда Полезай в автобус!
То есть Как? обомлел Феликс. Я живу тут, за углом, на Мойке, Феликс не испугался, Феликс изумился, как изумился бы, увидя на Дворцовой слона или кенгуру.
Полезай, говорю, голос лейтенанта крепчал, он вовсе не шутит, черт возьми.
Да вы что, лейтенант?! Феликс почувствовал вялость. Я генеральный директор акционерного общества «Крона», он понимал, что говорит не то, и более того, говорит глупость, но фраза вылетела как бы помимо его воли.
Спекулянт, значит, злорадно подбавил плутолицый сержант. Полезай, говорят, пока силой не пихнули.
Суд разберетсядиректор ты или нарушитель распоряжения о запрете митинга.
Какого митинга, лейтенант! Я проходил мимо
Видели, как ты мимо проходил. Наблюдали, милиционер животом поджимал Феликса к дверям автобуса. Документы!
Сбоку, чтобы Феликс не сиганул, его подстраховывал плуторожий сержант. А из автобуса протянулась еще пара рук с ведомственными нашивками на обшлагах. Феликс извлек паспорт и старое удостоверение Центра. Лейтенант подхватил оба документа и не глядя сунул в карман кителя. Мгновениеи Феликс оказался в автобусе. Следом поднялись и менты.
Трогай, Федор, лейтенант упал в переднее кресло. Ровно десяток. Полная обойма, под завязку.
Автобус кашлянул стартером и рывком снялся с места. Феликс по инерции завалился на жесткую кожу сиденья
Да что это за безобразие, на самом-то деле?! Феликс чувствовал, как жаром заплывает лицо.
Закрой рот! не оборачиваясь, посоветовал лейтенант. Иначе я тебе помогу, бунтарь сучий. Думаете, что мы с вами в шашки играем. Все уговариваем, уговариваем
Феликс в растерянности оглянулся. Взгляд разом повязал несколько напряженных физиономий, выделяя морского офицера, парня в синей вязаной шапчонке и гражданина в темных очках. Остальных, видно, выловили до появления Феликса на площади
Курить можно, начальник? спросил гражданин в темных очках.
Лейтенант молчал. Лишь розовый затылок свидетельствовал, что вопрос он слышит, не глухой.
Молчаниезнак согласия, ответил сам себе очкарик и зашуршал пачкой «Беломора».
Я те покурю! незло прогундел плуторожий, ловя одобрительный взгляд лейтенанта. Считай, прямое увеличение штрафа.
Ого! воскликнул очкарик и добавил после паузы:Ладно, все равно платитьбольше-меньше, и чиркнул спичкой.
Твоя воля, компанейски произнес сержант. В рапорте отразим, а там пусть суд решает.
Знаем мы ваш суд незаконченная фраза точно повисла в воздухе сизым табачным дымом.
Автобус катил по улице Халтурина.
По Халтурина едем, отрешенно заметил парень в синей шапчонке.
Какая там Халтурина, буркнул очкарик. Это для них она Халтурина, для власти хамской. А для нас она Миллионная.
Феликс встрепенулся, ухватил штакетник над спинкой переднего кресла и привстал, зависая над плечом лейтенанта.
Послушайте. Притормозите на углу, прошу вас. Там мастерская, куда я отогнал в ремонт автомобиль. Механик подтвердит. Я шел от него, полчаса назад.
Сядь, директор, разлепил толстые губы лейтенант.
Механик может стать свидетелем, продолжал отчаянно Феликс. Я требую, в конце концов Что за произвол?!
Сказаносядь, значитсядь! Сержант стукнул Феликса под колени, и тот тяжело рухнул в кресло. Боль током взметнулась от лодыжки до паха, Феликс охнул.
Фараоны! раздалось в конце автобуса.
Грузный лейтенант живо обернулся всем телом и приподнялся.
Кто сказал? процедил он.
Я сказал, ответил морской офицер. Могу повторитьфараоны! Человек шел мимо, не имея отношения к митингу. Вы его дернули для плана. Фараоны! Его детские скулы заострились, а усики над губой встопорщились, как у котенка, морячку было года двадцать два, не больше.
Мент поднялся над креслом и сделал несколько шагов по проходу, преодолевая инерцию. Казалось, он несет свое сытое лицо впереди упакованного в китель тела.
Ты скоко получаешь, боцман? А?! Небось до семи-ста в месяц? А я двести рэ, понял?! Кто из нас фараон? А, Тутанхамон, кто? У кого семьсот или двести при троих пацанах дома. Кто?
Спокойно, шеф. Не в деньгах счастье, неожиданно проговорил парень в синей шапчонке. Все путем. В нашей стране нет правых, нет виноватых. Все в одном дерьме, что за семь сотен, что за две.
Я и говорю, вдруг согласился лейтенант. А я должен за двести тявкать на холоде, понял? И еще оскорбления иметь. Так и запишу в протокол, понял. Фа-рао-о-он, понимаешь. Свободу Прибалтике, понимаешь, лейтенант вытянул вперед противень-подбородок и обернулся: он услышал смех. Поначалу легкий всхлип, словно сдержанный плач, и в следующее мгновение громкий, безудержный смех человека, которому щекочут пятки.
Ты чего-о? Чего ржешь?! озадаченно проговорил милицейский чин. Директор. Чего ржешь-то?
Феликс откинулся на спинку кресла и хохотал. Он хохотал, прижимая ладонь к паху, чтобы унять тупое нытье Ну что они ему могут сделать?! Что? Вся эта возня с митингом, с задержанием, с обвинением каким-то смешным образом наложилась на вид этого кретина, лейтенанта милиции, на этот кусок сала в кителе, с бабьим лицом над погонами, который тявкал на холоде за двести рэ, люто ненавидя треклятую Прибалтику
Смех Феликса переключил какой-то рычажок под жирной кожей белого лба лейтенанта милиции.
Во дает! скривился в улыбке мент. Теперь ты мне нравишься, директор. Настоящий русский мужик, лейтенант вернулся на свое место. Его хоть под расстрел, а он смеется.
А что, могут расстрелять? подначил парень в синей шапочке.
Не, не расстреляют, солидно успокоил плуторожий сержант. Штрафанутьштрафанут, а расстрелятьне расстреляют.
Теперь хохотал весь автобус, словно ехали на пикник Лейтенант извлек из кармана пачку паспортов и принялся их сортировать, укладывая в папку.
Феликс прикрыл глаза. Сон, думал он, сон Что же делать? К четырем должны явиться барнаульцы. Вопрос не пустяковый. Обидно, если ускользнут деньги за разработку поточной линии для монтажа плат. После распада Центра с уходом Феликса и группы единомышленников заказ барнаульцев предстоит разделить. Но все равно обидно, если деньги ускользнут. Особенно сейчас, когда дружина ломает голову, как разжиться серьезным банковским кредитом Что же делать? Надо хотя бы позвонить, предупредить. Или позвонить Платову, в райком партии? Идея! Надо позвонить Платову, тот выручит. Не забыл же он мои угощения в ресторанчике, неподалеку от райкома У Феликса поднялось настроение.
В конце автобуса завязался разговор. Раздраженный голос гражданина в темных очках помянул пакт МолотоваРиббентропа, по которому Прибалтика потеряла независимость. Тут же кто-то возразил. Еще в сороковом году, до войны, Советскую власть поддержал президент Ульманис, призывая латышей встречать Красную Армию как заступницу. А пакт МолотоваРиббентропа денонсировала Германия с началом войны. Спор в автобусе разгорался. Кто-то настойчиво предлагал дождаться выводов комиссии Верховного Совета по пакту, а потом и вякать. Миротворца обвинили в оппортунизме. Нечего ему было таскаться на митинг. С такими только и бороться за демократию, как же! Дождемся, когда Прибалтика сама возьмется за оружие, не хватает Ольстера на шестой части суши, мало нам Сумгаита, мало нам Ферганы
Хватит шуметь! приструнил лейтенант. Во, бля Крикуны.
Сталина на их нет, поддакнул сержант. Он был дал им Прибалтику, верно, товарищ лейтенант?
Лобовое стекло автобуса вбирало улицу Пестеля, расправляя бело-желтые пределы храма Преображения Господня, что замыкал перспективу. Перевалившись через раздолбанные трамвайные рельсы, автобус, отфыркиваясь, обогнул храм и остановился напротив дома 2 по улице Рылеева.
Выходи по одному! скомандовал лейтенант. Руки за спину. Ясно?! За спину, говорю, руки. Не по Невскому гуляете.
Что здесь, куда привезли? заполошили в автобусе. Почему на Рылеева, а не в Сибирь? шутили задержанные.
Тиха! крикнул лейтенант. Сборный пункт. Составим протоколы и повезем судить. Вылезай, руки за спину.
«Ну и дела, думал Феликс. Какие там шутки, никаких шуток Руки за спину, это ж надо, фантасмагория, дурной сон»
Перепустив последнего арестантика, Феликс, прихрамывая, двинулся было к выходу, как его задержал в проходе лейтенант.
Вот что, директор, совет тебеособенно не возникай. Составлю протокол так, что тебе прочистят мозги и отпустят. А будешь качать праваполучишь пятнадцать суток с метлой, попомни.
Мне позвонить надо, на работу. Серьезное дело решается, проговорил Феликс.
Звонить нельзя. Инструкция. Нарушение порядка, отрубил лейтенант. После суда звони сколько угодно. Дело недолгое, директор, не возникай, не советую.
Я и в райком могу позвонить, со значением произнес Феликс.
А ну, давай! Живей! Выходи из автобуса! взъярился лейтенант. Угрожает он мне. После суда позвонишь. Хоть в райком, хоть в Пека! Еще раз тебя предупреждаю: будешь качать права, получишь на всю катушку, попомни!
Феликс хмыкнул, демонстративно сунул руки в карманы и поспешил догонять задержанных.
Десять колотых мраморных ступеней в подъезде подвели к дверям с табличкой «Отдел охраны общественного порядка Дзержинского района».
Живей, живей! командовал дежурный, придерживая на весу деревянную перекладину, мимо которой протискивались задержанные. Ты что ж, Степан? попенял он лейтенанту. Ждем тебя, понимаешь. Уже звонили из отделения, судья с прокурором приехали, ждут. А тебе еще протокол сочинять.
Ждут, ждут, проговорил лейтенант. Всегда хватало, скоко получится, а тут им десяток подавай. А ты пойди полови, они ж ускользают, как рыбы.
Вытянутая темноватая комната собрала человек тридцать мужчин. Были и женщины, однатак совсем пожилая тетка в пальто и спущенных чулках.
Расположились кто какна подоконниках, на столах, на топчане под портретом Дзержинского, двое цыган развалились на полу. Феликс прильнул спиной к стене, в такой позе нога ныла меньше. К нему присоединился морской офицер, за ним и тот, в темных очках, волоча свой «вещдок», плакат с двумя палками-держалками. Подошел и парень в синей шапчонке, он тоже не расставался с плакатом.
Что, капитан, вроде на «губе» сидим? Феликс обернулся к моряку.
Так точно, ответил офицер понуро.
Да, погорел ты из-за меня, гражданин в темных очках торкнул локтем моряка и посмотрел на Феликса. Я, понимаешь, развернул плакат, а у того две палки, держать неудобно, руки-то не вытянуть. Он мне и помог, принял вторую палку. Тут налетели коршуны, понимаешь
Ладно, будет, вздохнул офицер. Одно дело. Не хотел бы, так и не пришел бы на площадь. Жаль только, увольнение накрылось. Надень рождения матери отпросился. До ноля часов. Отпустят, нет?
Отпустят, вступил парень в шапчонке. Напишут телегу в часть и отпустят. А вот как там посмотрят, не знаю. Армия все же, флот.
Какой там флот, отмахнулся офицер. Полный развал. Зарплату третий месяц не платят, как тут не выйти на митинг Только б эти судьи меня в комендатуру не сдали, там такие сидят гады задастые, утрут нос любому фараону.
Расстреляют? Парень вскинул к плечу рулон и пыхнул, изображая выстрел из винтовки.
Не, ответил офицер, подделываясь под голос плуторожего сержанта. Расстрелять не расстреляют, а штрафанутьштрафанут.
И они расхохотались. Со всех сторон комнаты точно отклеились от стен пропитые физиономии всевозможной окраски. С ненавистью и презрением. А кто и с любопытством. Только цыгане продолжали свой бродячий треп, раскинувшись на полу, как в поле
Во, бомжатник! воскликнул гражданин в темных очках. Да, попали мы в историю с родным народцем.
И, точно специально подкарауливая, из ближнего угла комнаты донеслось:
А ты поищи другой народец, демократ сраный. Откуда стало известно, кого и за что привезли сюда, на Рылеева 2, непонятно. Казалось, из угла пахнуло сивушным перегаром
Будет драка, будет драка, тетка в приспущенных чулках, переваливаясь уткой, бродила по комнате, перешагивая через цыган.
Феликс, не отрываясь от стены, перекатился на правое плечо и скрестил на груди руки. Он видел, как ссутулился гражданин в очках от шпанского окрика из угла. Нормальный, не искушенный в зуботычинах очкарик наверняка почувствовал себя неуютно
Простите, как ваше имя-отчество? спросил Феликс.
Николай Гаврилович, упрятанные за темные стекла глаза косились в сторону ближнего угла. И, помолчав, Николай Гаврилович добавил, что он работает на молокозаводе заместителем главного технолога.
Молокозавода?! воскликнул Феликс. О, у вас есть и казеин? Вы, Николай Гаврилович, посланы мне судьбой.
Обсуждая стратегию «Кроны», мозговой центра в него, кроме отцов учредителей, входило несколько консультантовобратил внимание на предложение Збарского, биохимика без диплома, его турнули с четвертого курса в связи с временным пребыванием в Колпинском ИТЛ. После отсидки Анатолий решил не возвращаться в университетвстреча с Феликсом у Елисеевского магазина изменила его интерес к жизни. В порядке бреда Збарский поведал высокой компании об удивительных возможностях казеинапродукта, образованного под действием кислот на молоко. Информация запала в память, и Феликс поручил ее проработать отделу развития «Кроны». Руководитель отдела Саша Сухонинон же единственный пока исполнительдолжен на следующей неделе представить Феликсу справку о всех технико-производственных возможностях казеина, о ценах на рынкезакупочных и продажных, об особенностях спроса и предложений. Отдел развития создали с подачи Дормана. Он и предложил кандидатуру Саши Сухонина, бывшего помощника укротителя в цирке, одного из напарников Рафинада по его саунно-любовным университетам
Нет, вы скажите, парень в синей шапчонке толкнул под локоть Николая Гавриловича. Почему «Демсоюз» не получил разрешение на митинг, а фашисты из «Патриота» получили на свое сборище у Дома радио, почему?
А хрен его знает, ответил заместитель главного технолога молокозавода. Сам об этом думал. У судьи надо спросить.
Чего там думать, чего спрашивать! буркнул офицер. Коммунизм и фашизмдве стороны медали. Считай, одна партия под разными знаменами.
В помещении стало тихо, даже цыгане примолкли. Лишь тетка в пальто продолжала каркать: «Будет драка, будет драка», чулки у нее совсем спустились, показывая дряблые мучнистые ноги в жутких венозных желваках.
Из ближнего угла вышагнул однобокий тип, то есть у него наличествовало оба бока, но с правого плеча свисал мятый плащ, придавая фигуре нелепую односторонность. На маленькие глазки налезал козырек вельветового кепаря с перепонками
Ну че, че? прогундосил однобокий. Чем вам партия подосрала? Коммунистическая наша партия, а? Чем, я спрашиваю, что вы ее об фашистов мараете? однобокий смотрел на Николая Гавриловича из-под своего козырька, словно из щели.
Вы поглядите на этого тореадора! нервно выкрикнул парень в шапчонке. Откуда он тут взялся?
И все, кто находился в помещении, посмотрели на Однобокого. С подозрением. Откуда он тут взялся, вроде его никто не примечал, и пожалуйста, выскочил, защитник коммунистов. Возможно, в другом бы месте они и побазарили, проявляя натуру чердачно-подвальных правокачателей, но сейчас, здесь, перед судебной разборкой, никто не хотел засвечиваться, надо вести себя осторожно. Да и непонятнона кого и за кого кричать. У всех этих пропойц и ханыг, драчунов и проституток, жуликов и спекулянтов коммуняки считались первыми обидчиками. И принимать сторону однобокого было неловко, да еще прилюдно Тетка в спущенных чулках прошкандыбала вплотную к работнику молокозавода и зашептала доброхотно: «Врежь ему в ухо, сукиному сыну, большевичку. Врежь, пусть знает! Аль боишься? Все вы поначалу ерепенитесь, а как за дело, так боитесь», стыдила тетка.