Через два часа, ровно в десять, пришел инструктор, в пиджаке, сапогах и синих галифе с кантом.
Сегодня, сказал он, вас много и, кроме того, хорошая погодазанятия будем проводить на открытой местности, во дворе. Станьте в круг, как будто это хоровод, чтобы все меня хорошо видели.
Женщины добросовестно старались выполнить указанное построение, но одной добросовестности здесь было недостаточно, и получалась только суета.
Товарищ уполномоченная, закричал тугим, балалаечным голосом инструктор, или вы немедленно прекратите этот бедлам, или через минуту моей ноги здесь не будет, и пусть принимает меры райком!
Товарищ, сказала Малая, не беспокойся, я сама райком, и я сама приму меры, так что им темно в глазах сделается.
Время, нервно отвечал ей инструктор, время не стоит на месте, товарищ уполномоченная.
Дина Варгафтик, Тося Хомицкая, Оля Чеперуха и все другие, вы слышали, что сказал человек: время не стоит на месте! А ну, сделайте шаг назад! Мало. А ну, еще один. Мало. А теперь хватит. И стойте мне спокойно, как вкопанные, иначе
Малая не разъяснила, что может означать это ее «иначе», но в разъяснениях не было нуждыи без того все хотели порядка и никто не хотел бедлама.
Шлем противогаза, громко сказал инструктор, надевается следующим образом. Четыре пальца левой руки и четыре пальца правой руки вводятся внутрь шлема, а большие пальцы остаются снаружи. Когда вы нижнюю часть шлема надеваете на подбородок, все пальцы одновременно скользят вверх, к темени. Смотрите. Товарищ Малая, считайте до трех. Вслух считайте.
По счету три маска плотно облегала голову инструктора, а освобожденные руки прижались к туловищу по швам. Инструктор застыл, как человек с противогазом на плакате ПВХО, и эта его неподвижность была еще загадочнее молниеносной быстроты, с которой лицо его и голова погрузились в шлем. Затем, после минутной паузы, он поднял правую руку, вытянул указательный палец и, приставив его к кончику резинового носа, загнал этот резиновый нос в шлем и стал протирать им очки противогаза изнутри. Протерев очки, он извлек нос наружу, опять вытянул руки по швам и замертолько щеки шлема чуть-чуть вздувались и опадали. Потом он решительно поднес руку к основанию шлемав том месте, где вдыхательный и выдыхательный клапаны, и, во мгновение выпростав подбородок, стремительно стянул шлем, уводя руку четким круговым движением вправо.
Ай, хорошо! взвизгнула Оля Чеперуха.
Мадам Чеперуха, сказала Малая, здесь не кино. Ты меня поняла?
Оля ответила, что да, поняла, и больше это не повторится.
Ладно, подвел баланс инструктор, кто же покажет нам, как надевается противогаз? Никто?
Хорошо, сказала уполномоченная, пусть они еще раз посмотрят. Смотрите.
Рванув шлем из сумки круто, как саблю из ржавых ножен, по счету три Малая натянула его на голову и повернулась к каждой из четырех сторон, чтобы все видели ее анфас, в профиль и с тыла.
Товарищ Малая, объявил инструктор, выполнила упражнение на «отлично». А теперь попросим товарища Чеперуху.
Ой, взвизгнула Оля, закрывая лицо руками, пусть лучше кто-нибудь другая, я не хочу первая.
Нет, решительно возразила Малая, свои капризы будешь показывать дома. Иди.
Застенчиво вихляя своими пудовыми боками, крытыми линялой шелковой юбкой беж, Оля вышла на середку и встала рядом с начальством.
Сумки, я вижу, у вас нет, сказал инструктор.
Да, нету, подтвердила Оля.
Хорошо, но кто вам сказал, что коробку противогаза надо носить на аппендиксе? Во-первых, это неправильно, а во-вторых, нездорово, потому что вы будете постоянно его травмировать.
Кого? простонала Оля и опять закрыла лицо руками.
Аппендикс, раздраженно повторил инструктор, слепую кишку. И потом, что это за шпагат? Товарищ уполномоченная, я хочу знать, что это за шпагат? Почему вы не проинструктировали людей, что некомплектные противогазы надо крепить к туловищу широким поясом из плотной ткани?
Что значит не инструктировала! вскинулась Малая. Но если им приятно, чтобы шпагат резал им жирные боки, так пусть носят шпагат.
Так, так, понимающе произнес инструктор, вынимая из бокового кармана блокнот, сложенный пополам, а из верхнего, наружного, карандаш с зажимом и жестяным наконечником. Так, так.
Что вы там пишете?
А ничего, ничего, товарищ уполномоченная, ласково ответил инструктор, один пустячок, просто чтобы не забыть.
Товарищ, прошептала Оля Чеперуха, оглядываясь на Малую, я вас прошу, не надо ничего записывать: нужен полотняный пояся найду полотняный.
Инструктор не отвечалон был занят своим блокнотом и чернильным карандашом, который после каждого слова приходилось слюнить, чтобы запись получилась четкой. Потом, когда нужные слова были записаны, он сложил блокнот пополам, сунул его в боковой карман и вежливо поделился своим предположением:
Гражданка Чеперуха, по-моему, вы еще не надели противогаз. А как по-вашему, товарищ уполномоченная?
А зачем ей надевать противогаз? пожала плечами Малая. Ей же интереснее смотреть, как вы разводите здесь контору.
Рыба, вдруг заговорил прежним балалаечным голосом инструктор, начинает вонять с головы! Если мы будем так настраивать людей, товарищ уполномоченная, ничего хорошего из этого не выйдет. Гражданка Чеперуха, надевайте шлем! Раз, два, три, четыре
Гражданка Чеперуха натянула шлем по счету двенадцать, товарищ из Осоавиахима усмехнулся левой стороной лица и сказал, что за это время иприт и люизит могли бы сделать из ее слизистых оболочек кровавый фаршмак, не говоря уже об остальном.
Повторите упражнение, скомандовал товарищ из Осоавиахима.
Оля Чеперуха повторила, но итог получился еще хуже, чем в первый раз, четырнадцать, даже почти пятнадцать.
Ну, ну, сказал инструктор. Пусть выходит следующий.
Тося Хомицкая, твоя очередь, объявила уполномоченная.
Опять без сумки и опять шпагат, усмехнулся левой стороной лица инструктор.
У них в семье, объяснила на ходу мадам Хомицкая, три женщиныона, ее золовка и свекровь, и некомплектный противогаз достался ей, потому что она самая младшая.
Да, неожиданно поддержала ее уполномоченная, да, но я думаю, у тебя не отсохли бы руки, если бы втроем вы сшили одну сумку.
Конечно, нет, радостно подхватила Тося, но нам же никто не давал распоряжения. А так, ради бога, с дорогой душой.
Тося Хомицкая повторила время Оли Чеперухи, и товарищ из Осоавиахима, прикрыв глаза веками, поинтересовался, сговорились они или это так, простое совпадение.
Бог с вами, ужаснулась мадам Хомицкая, почему мы должны были сговариваться? Чтобы научиться, надо же время.
Ага, спокойно согласился инструктор, чтобы научиться, нужно время. Но Муссолини уже напал на Абиссинию, гражданка Хомицкая, вы слышали об этом? И, по-моему, он не очень интересовался, успели или еще не совсем успели абиссинцы пройти ПВХО. А вы как думаете?
Гражданка Хомицкая сказала, что она думает так же, и пообещала выполнить упражнение по счету десять.
Много, товарищ, много. Девять, и не будем торговаться. Слушайте мою команду: раз! два! три!.. восемь!
По счету восемь Тося Хомицкая натянула шлем и прижала руки к туловищу. Инструктор сказал, что она молодец, а уполномоченная добавила несколько слов от себя для всех:
И пусть каждая так мобилизует свою сознательность, тогда лишних неприятностей не будет. Ни оттуда, ни отсюда.
«Оттуда» уполномоченная показала рукой на запад, где СССР имеет государственные границы.
От большой удачи Тоси Хомицкой у всех полегчало на душе и появилась та особенная смелость, про которую говорят, что она города берет. Мадам Чеперуха нетерпеливо трясла поднятой вверх правой рукой, требуя новой попытки.
Товарищи, строго сказал инструктор, пусть решает масса: дадим или не дадим?
Дадим, дадим! зашумела масса.
Не ожидая дополнительных распоряжений, Оля выбежала на середину двора. Она тоже надела маску по счету восемь, хотя и не так чисто, как Тося, потому что на темени у нее резина собралась валиками, а под эти валики может просочиться люизит, иприт, фосген или еще какой-нибудь другой газ. Тем не менее товарищ из Осоавиахима, который знал могучую силу поощрительного слова, уже открыл рот, чтобы сказать: «Молодец!» Но слову этому в теперешний раз не суждено было родитьсяшпагат, крепивший противогаз к туловищу гражданки Чеперухи, лопнул, и коробка, как пудовый кусок железа, рванулась к земле с метровой высоты. Ударившись о камни, она взлетела кверху почти на тот же метргофрированная трубка была сделана из добротной резины, и сомнений на этот счет уже не могло быть ни у кого.
Остановите ее! приказал инструктор, когда коробка после второго захода к земле снова взлетела и ткнулась в аппендикс мадам Чеперухи. Остановите, говорят вам.
Оля широко расставила обе руки, и товарищ из Осоавиахима закричал, что так ловят только курей, а не боевую технику.
А вы думаете, с такими ляжками она может быть проворнее! возразила уполномоченная, подхватывая коробку на лету. Корова! Ее покойная мама была тощая, как смерть, потому что она должна была четырнадцатьшестнадцать часов в день работать.
Оля не возмущалась и не ропталамадам Малая говорила правду: Олина мать, Веля Бувайло, вываривала и стирала белье у состоятельных людей четырнадцать часов на день, потому что ее муж, Евсей Бувайло, в шестнадцатом году сложил свои кости под Перемыш-лем, но до этого за какие-нибудь пять лет наработал четверо детей. Из этих четверых на сегодняшний день жизни осталась только однаОля, теперь уже Оля Чеперуха.
В тринадцать сорок пять инструктор объявил перерыв. Кому надо, сказал он, на пятнадцать минут можно отлучиться. Ровно через четверть часа всех уже по третьему кругу обошел непонятно откуда взявшийся слух про воздушную и химическую тревогу. Говорили, что тревога назначена на половину третьего. На все вопросы по этому поводу инструктор и уполномоченная отвечали круто: «Не знаю!» Однако сама эта крутость была из тех, что побуждают людей держаться начеку.
Иона Чеперуха и Степа Хомицкий со своими сыновьями Зюнькой и Колькой вошли внутрь форпоста и в течение трех минут выволокли оттуда полдюжины носилок. Носилки были свернуты, но мужчины расположили их таким образом, чтобы полностью исключить всякий врасплох. Колька и Зюньчик сделали попытку привести одну пару носилок в боевую готовность, но получили своевременно по шеям и на том успокоились.
Инструктор заметно нервничал: задирая полу пиджака, он вынимал из часового кармана галифе, под поясом, серебряный лонжин и поминутно запрокидывал голову, щурясь в забранное тучами небо, в таком небе даже бомбовоз, не говоря уже о легких разведчиках, может подобраться неслышно и невидимо.
Женщины были разбиты теперь на отделения по двенадцати человек, и каждое отделение тренировалось особняком. Первое отделение состояло под началом самого инструктора, второеуполномоченной, а остальные триТоси Хомицкой, Оли Чеперухи и Дины Варгафтик соответственно.
Целесообразность такого рассредоточения не вызывала сомнений, поскольку успехи были налицо: среднее время улучшили более чем в два разас двенадцати до пяти. Насчет дальнейшего улучшения думать пока не приходилось: на сегодняшний день пятьэто был явный потолок и, можно сказать прямо, неплохой потолок. Инструктор, правда, подчеркнул со всей ясностью, что достигнутый нами потолок нужно поднять еще на две единицытолько при этом условии мы будем гарантированы от всяких случайностей и внезапностей химвойны, но тем не менее уже сегодня мы имеем право гордиться достигнутым, хотя
Товарищ из Осоавиахима не успел довести до конца свою мысль про лавры, на которых еще рано почивать, отчаянный, истерически нараставший вой сирены покрыл его голос, стремительно наполняя город чувством ужаса и беззащитности. Женщины одеревеневшими, непослушными руками натягивали шлемы, позабыв, что четыре пальца должны быть внутри и один снаружи, а не наоборот.
Сирены выли где-то рядом, возможно на трикотажной фабрике, а потом к этим сиренам присоединились гудки из порта, с вокзала и заводскиес Пересыпи. Почти одновременно с этими гудками над городом поползли лимонные, как от горящей серы, дымовые шлейфы, и каждый, еще до того как инструктор выбросил кверху правую руку, понял, что это вражеские самолеты, которые прячутся в дымовой завесе и пускают удушливые газы.
Иона и Степа, оба в противогазах, спешно приводили в боевую готовность носилки. Им помогали сыновья, остервенело прижимающие мокрые тряпки ко рту и носу, поскольку детских противогазов не завезли, а надевать взрослый противогаз было бы просто глупым самообманом: через зазоры толщиной в палец проникнет без труда не только газообразное ОВ, но и литровая капсула с жидким или кристаллическим ОВ.
Инструктор и десять женщин, лично отобранных им для этой цели, составили ударную группу дегазации. В левом углу двора, против водосточной трубы, стояла бочка с хлорной известью. Проломив камнем крышку, люди из ударной группы зачерпнули пять ведер извести и побежали на улицу. Из своих резервов уполномоченная выделила еще два человека, чтобы обеспечить доставку кипящей воды.
Для обработки пораженных площадей двора применили специальную смесь из керосина, нефти и бензина, так что спустя пять минут квадратные плиты серого туфа лоснились и переливались, как брекватер в нефте-гавани. Иона Чеперуха, обнаружив не замеченный прежде участок поражения, обдал его струей из «Богатыря». Следом за ним Степа Хомицкий схватил под мышку другой огнетушитель, но, поскользнувшись почти у самых дверей форпоста на залитых керосином плитах, выронил баллон. Ударом кнопки ударника о камень пенный огнетушитель «Богатырь-1» разрядился, ослепив старуху, которая до двадцать девятого года была прислугой, и уборщицу из общежития. Обе женщины, только что откомандированные за песком, были немедленно уложены на носилки, как пострадавшие. Уборщица гражданка Шклярова вела себя вполне сознательно и проявила полную выдержку, другая же пострадавшая сорвала шлем, ссылаясь на стесненное дыхание.
Наденьте, замахала в ужасе мадам Малая, наденьте, темный вы человек!
В дальнейшем уполномоченная не теряла времени на пустые балаболки и без лишних слов, при активном содействии товарищ Хомицкой, содрала с пострадавших чулки и оказала им первою помощь средствами индивидуального пакета противохимической защиты. Затем обе Женщины на носилках были доставлены в форпост, где предстояло обработать их теплой водой с содовым раствором.
В тот момент, когда уполномоченная приготовила уже теплую воду с содовым раствором, в форпост ворвался инструктор. Он принес дурную вестьаэропланы противника сбросили зажигательные бомбы на трикотажную фабрикуи потребовал, чтобы все наличные топоры, багры и ведра с песком немедленно были переброшены на участок наибольшего поражения.
Мадам Малая остолбенела: весь противопожарный инвентарь хранился в дворницкой, а дворник как раз вчера после обеда отправился на выходной день к своим, в Дофиновку.
Где же выход? закричал инструктор, выпростав голову из шлема. Где выход, товарищ уполномоченная?
Протирая резиновым носом запотевшие изнутри окуляры, уполномоченная уставилась на товарища из Осоавиахима, который в этот раз был прав на все сто процентов, и пыталась сообразить, где же на самом деле выход.
Выход нашел Степа Хомицкий, водопроводчик. Обломок трубы он пустил в щель между засовом и дверью, правой ногой прижал дверь к порогу, чтобы она не подавалась назад во время работы, и стал оттягивать трубу на себя. Через пять минут скоба, в которой прятался язык засова, радостно звякнула, ударившись о камни.
Пара багров, три топора и полдюжины ведер с песком, не мешкая ни секундочки, понеслись на трикотажную фабрику, которая, по словам инструктора, могла за это время уже десять с половиной раз сгореть.
Едва за воротами скрылся инструктор со своими людьми, с улицы прибежала Дина Варгафтик. Оттягивая правую щеку шлема, она кричала, чтобы сейчас же нашли Тосю и Олю, потому что сию минуту она собственными глазами видела, как на проспекте Шмидта скорая помощь забрала Кольку и Зюиьку. Почему забрала? Боже мой, во-первых, они были без противогазов, а во-вторых, проспект Шмидтазона сплошного поражения. И кроме того, мало ли что еще!
Куда именно завезла карета детей, можно было только гадать. Первым делом Оля и Тося кинулись в поликлинику на Троицкой. Здесь над ними открыто посмеялись и объяснили, что если уж забирает карета, пусть даже не машина, а на лошадях, то скорее всего надо искать в областной больнице, на Слободке. Но на Слободку сейчас не проедешь, потому что все трамваи стоят.
Что же нам делать? заломили руки женщины. Дежурный доктор пожал плечами.
Какой дорогой подались женщины из поликлиники, никто не знал. Во всяком случае ни через полчаса, когда сирены завыли отбой, ни еще через полчаса, когда уже приступили к разбору итогов тревоги, их не было.