В уборной застал я Ежовав неловкий вроде момент... неловкость была еще и в том, что он явно хотел что-то сказать мне, но не решался. Он долго стряхивал капли, а я стоял и покорно ждал.
Да,наконец он решился,ты, похоже, опять умудрился вытянуть проигрышный билет.И, резко задвинув молнию, ушел.
А я стоял, потрясенный. Забыл даже, зачем пришел. «Проигрышный билет!» И что значит «опять»? Что онзнает мою предыдущую жизнь и видит прошлую? Да. Приговор!
Вернувшись, я сделал знак Пеке, и мы пошли. И никто из-за нашего ухода особенно не убивался! Так, несколько смешков... Раньше я скорей к насмешникам этим относился, но теперь к Пеке душою прикипел.
Скажи... Ты сильно переживать будешь, если плюнем на все это, слюной?
Пешки назад не ходят!гордо Пека отвечал.
Комендантша в общежитии ревниво произнесла:
Вас тут женщина спрашивала.
Обиженный взгляд комендантши можно понятьпроволынили тут, наобещалии не сделали ничего.
Кого?спросили мы хором.
Обоих,как-то мстительно проговорила она.
Какая она?
Ничего особенного. В саване, с косой. Ждала долго, но не выдержала. Сказала, что еще зайдет.
Пора в дорогу.
Отчислены!сладострастно Сысоева произнесла. Дождалась-таки своего часа!
А Ежов где?поинтересовался я.
Сегодня рано утром улетел в Акапулько. А что вы, собственно, хотите от него? Вариант ваш не лезет ни в какие воротамнение единодушно. Вспомните содержание!
«Бляшки. Гнилой конец»... Да, сценарий о рабочем классе сложился нестандартный. Вышли. Пека хотя бы слово сказал!
А ты, вообще, на хрена существуешь? Где Федор-то твой? Ты, кажется, что-то обещал ей!
Федор тут бессилен.
Такого я уже из его уст не мог перенести. «Федор бессилен»! Это уже полный конец!
Пошли-ка назад!
Минут семь боролись с застенчивостью, потом вошли все-таки в заветный подъезд, опять в бурную атмосферу ВГИКа окунулись. Подошли к деканату.
Заходи.
Прямо сейчас?
Не бойся. Я с тобой.
Зашли. Сысоева, мне показалось, обрадованно брови взметнула.
Мы согласны.
На что это, интересно?улыбнулась она.
Вот он скажет!Я Пеку вперед вытолкнул.
Да!он произнес. Небогато. Но это сыграло, видимо, решающую роль! Глаза Сысоевой заиграли.
Мы напишем!уточнил я.
Как это?поинтересовалась она.Насколько я знаю, вы разъезжаетесь?
Нет...проговорил я.Мы вместе едем!
И удивился сам.
Ну поглядим,улыбнулась она и вернула студенческие.
Спасение свое бурно отметили... Кому-то это обошлось в «телевизор цветной». Шли через пустырь, благоухавший полынью, пихаясь и хохоча, бутылки в наших руках сверкали! На кривом ящике за магазином сидела старушка и, сощуря свои васильковые глазки, смотрела на нас. Осуждает?
Чего, бабушка?мы ласково к ней подошли.
Я б с вами пошла!восхищенно тряся головкой, сказала она.
И это, может, и был самый счастливый миг нашей жизни.
Смело реализуя наличность, до раздела «Книги» дошли. Я уже занес свое хищное перо...
А вот этонет!произнес Пека неожиданно твердо.
У него свой вариант душеспасения был: книги покупать!
Пачка денег в газете с надписью «Книги» нетронутой была. Видно, книги он лучшей индульгенцией считал. Брал только серьезныеБиблию, Монтескье. Уважал книгу уходящей эпохи, про трудовые подвиги, какую-нибудь серьезную профессию, с мрачным просветлением в конце. Сгружал их в нашу каморкуи снова шел. Как понял яон почти уже морально очистился через это дело, смело смотрел.
Где мне вот только деньги достать, с тобою лететь?вырвалось у меня.
А зачем?вдруг произнес он.
Такого цинизма не ожидал от него!
Мы же сценарий обещали!
Ну и что? Напишем мы твой сценарий!
Уже только «мой»?
Где?!воскликнул я.
А у тебя!
Такого я, честно, не ожидал. Как-то я с надеждой больше в другую сторону смотрелна восток.
А то все «ко мне, ко мне»!злобно произнес Пека. Прям уж, заездились к нему!Нарисуем!бодро он произнес.
Нахально, честно говоря, с его стороны! Ну, а с моей стороны было не нахально? Домой вернуться, может, и хорошо... Но с таким подарком! Вся моя жизнь перевернется... что, может, и к лучшему?
Давай...
А ты боялся!бодро Пека произнес...
Бояться я, честно говоря, еще продолжал. И как жизнь показалане напрасно.
Осторожней!Пека орал.
Три носильщика катили за нами тележки... Книжный магазин!
Все ваши?удивился проводник.А с виду не скажешь.
Тесное купе... от книг особенно тесное.
Прямо как под землей в кабинетике у меня.Пека умилился, оглядывая купе.И освещение тусклое такое же.
Когда ж мы увидим наконец подлинный его кабинетик? Едем с ним сейчас в аккурат в обратную сторону!
С визгом колец я сдвинул занавеску. Открылась платформа.
Вдруг откуда ни возьмись...произнес Пека, вдруг заморгав.
Приглядываясь, мимо окна шли два наших героя, два лауреатаКузьмин и Ежов!
Ты позвонил?пробормотал Пека, смахнув слезу.
Глава 2ЛЕБЕДЬ НА БОЛОТЕ
Мы вышли с Московского вокзала на Лиговкудлинную унылую улицу, ведущую от центра к окраинам. Милости просим! Сели в раздолбанный дребезжащий трамвай. Сначала тянулись старые обшарпанные домапетербургские трущобы. Потом пошли пустыри, бетонные стены заводов, кладбища. Красота. Вот куда у нас ссылают талантливых писателей! Свое переселение из центра в пустынное Купчино (капремонт старого доматогда это называлось так) я воспринимал именно как ссылку. Что можно было создать на этом пустыре, среди одинаковых безликих домов, неказистых людей, которых согнали сюда? Рабочий класс? Пусть Пека любуетсяраз он того хотел! Терзающий душу скрип трамвая на повороте... С таким зловещим настроением я принимал гостя. Мутная река Волковка, берег кладбища, кирпичная детская больница, Старообрядческий мост. Вряд ли даже Пека здесь разгуляется! Бетонные стены по обе стороны рельсов, перемежаемые иногда пейзажами автобаз с радужными бензиновыми разливами по земле или километрами пыльных стеклянных заводских корпусов, которые лишь отравляли воздух, производя непонятно что (в магазинах-то пусто). Однако Пеку все это почему-то вдохновляло, за всей этой неприглядностью он видел какой-то глубокий смысл.
В Питере третий раз и впервые что-то толковое вижу!
Что же, интересно, он тут раньше видал? Специально, видимо, загнали меня сюда, чтоб я его мог порадовать.
Трубу с особо вонючим оранжевым дымом он встретил радостным возгласом:
Так вот это где!
Думал его наказать за наглость, а выходитна праздник его везу!
Места эти я горделиво считал своей ссылкой, выданной мне, очевидно, авансом за будущие гражданские подвиги... Но гордость на тех пустынных просторах быстро выветрилась из меня: некому было ни меня наказывать, ни одобрять. Увольнение с прежней работы совпало с переездом сюда. Я оказался в пустоте! Аборигены не в счет. Однако в скором времени я почти не отличался от нихв грязных ботинках ходил, не завязывая шнурки (зачем?), брился раз в неделю, и то спустя рукава. Во время одной из таких расхлябанных прогулок порыв ветра прилепил мне на грудь газету. Я отлепил ее, но все же глянулчего это она вдруг кинулась на меня? В углу листа было объявление о наборе во ВГИК, на сценарное отделение, и я понял, что мне дается последний шанс.
И вот я снова отброшен сюда! Правда, уже с Пекой. Но есть ли толк? Что-то изменилось? Да. В лучшую ли сторону? Большой вопрос.
Мы вошли в мою унылую конуру окнами на пустырь.
Ну, у тебя клевая хата!Пека произнес.
Конечно, по сравнению с нашей клетушкой под лестницей во ВГИКе... может быть. Но слышать это было все же приятно. Я глядел в пустынные дали. Может, при Пеке это все оживет?
Ожило! Но как! Сначала он бодро решил продовольственную проблему (о которой, кстати, неустанно говорили с трибун, но решить не могли). А Пека решил. Но, повторяю, как?
Да у тебя тут рай!бодро произнес он, вернувшись с разведки.
Для меня там был конец света. Что туда ходить? Море рельсов. Невнятные гулкие голоса с башни: «Тридцать шестой, тридцать шестой-бис на запасной путь!» Что мне ходить туда? Я же не тридцать шестой и на запасной путь идти не намерен. Что мне там светит, кроме, может быть, синяков? Пека в железное это море как рыба нырнул! И все! С плавниками. Несколько суток не было его. Думал уже, что утратил партнера. И вдруг явился на третий день, благоухая различными запахами. Я жадно внюхивался в них. Сложная гамма. Перегар далеко не первое место занимал. Что-то другое шло, чего я вдыхал то ли в детстве, то ли в другой жизни, но нынче забыл. Понырял Пека неплохо. Только где? Душила зависть... хотя сам бы я навряд ли хотел оказаться там.
Есть хочешь, наверно? Но извини, угостить нечем,горестно произнес я.
Да ты на золотом месте живешь! Железнодорожные склады кругом.
За ржавым болотом с кочками действительно дыбились из земли какие-то выпуклости. Я думалблиндажи. Где-то тут рубеж проходил... Оказалосьушедшую историю лучше знал, чем настоящую. Хотя и ушедшую не очень. Никакие это не блиндажи. Продовольственные складыдва года всего построенные!
И он пошел.
Ну, чего хочешь?барственно спрашивал.
Муки, может?размечталась молодая моя жена.
Сделаем!
В шесть часов утрарезкий звонок в дверь. Стоял белый человек. В смыслев муке. Сзади, как горб, мешок. Сбросил в прихожей, подняв белое облако, и когда осело оногостя уже не было.
Денег теперь не берут?Этот язвительный вопрос (завидуя!) задал я Пеке.
Есть вещи поважней денег!Пека сказал. В принципе я согласен был с ним... Но я имел в виду духовные ценности, а он что?
Человеческие отношениявот что!
Да, с этим у меня всегда были перебои.
Спасибо, замечательная мука!Жена так буквально в него влюбилась.Как сюда переехалине ели блинцов.
Клещи, надеюсь, не пугают тебя?вскользь поинтересовался Пека после блинцов.
Какие клещи?
Мучные. Еще полторы тонны надо реализовать.
Реализм. Наконец-то! Но с клещами я сродниться не мог.
О, лебедь на болоте,проговорил кто-то от пивного ларька, когда я брезгливо проходил мимо... Надеюсь, не Пека? Уточнятьзначит, драться... а драться с этой шоблой я не хотел.
В магазинах полная пустота. И умные головы придумали свои варианты снабжения. И Пека у нихсвой. А где он не свой? А где я свой? Мучительные эти проблемы не давали спать. Пек сколько угодно может быть! Товар массовый. И они всегда друг друга поймут. А я? Был когда-то красивый центр города, друзья-гении. Где они? Что-то они не очень горюют, что я исчезникаких оттуда приветов. А здесь? В болоте я утопал! Или что-то, наоборот, выигрывал?
Может, мне с тобой пойти?мужественно предложил я Пеке наутро. Куда мой геройтуда и я!
Ну, поговорю там с людьми,не очень многообещающе произнес Пека.
Явился с сеткой капусты.
Состав ликвидировали,кратко пояснил.
В каком смысле?пробормотал я.
В комиссии работал!строго произнес Пека. Растет человек!
«Сколько там, на кухне, народу?»По вечерам я ревниво вслушивался, но выйти не мог: для них я никто!
«Ну чистый Пьяногорск!»думал я. Что сделали с моей благородной ссылкой? И все этомой друг! Да, таких друзей... надо бы в музей. Но в музей скорее он меня сдаст.
Серж заходил!радостно встречала жена Пеку. Меня она никогда так не встречала. Кстати, не помнил я посетителей, которые могли бы именоваться так элегантно.
Какой Серж? Большой?морщил Пека свой натруженный лоб.
Их еще, оказывается, целых два!
Большой!радостно подтверждала жена.
Что же он меня не дождался?!восклицал Пека.Как он?
Не расстраивайся. Обычная пьянь.Должен же был и я подать свой голос.
Пека и жена изумленно глядели на меня.
Сержпьянь? Да ты соображаешь, что говоришь?наконец произнес Пека.Да он уже год в рот не берет!
Ну извините. На год ошибся. Нюансы пока не изучил.
Да он вообще тут не знает никого.Жена махнула на меня своей маленькой ручкой.
Полное предательство, на моей собственной территории!
Живет тут, как лебедь на болоте: испачкаться боится,добавил и он.
Спелись на моей почве!
Нашел бак-фанеру дешевую!Пека с грохотом заносил стройматериал.У нас она втрое стоит,пояснял понимающему человекумоей жене!
И что? На ней, что ли, полетим?поинтересовался я.
Куда?
Так. Уже «куда»? Навечно мы здесь, что ли, поселились? Слово «полетим» он принял как-то неодобрительно. Видимо, жизнь тут, где баснословно дешево стоит бак-фанера, вполне устраивала его. Кроме того, у него были и другие неоспоримые признаки, доказывающие, что здесьрай. В резерве у меня была главная фраза: «Ведь мы с тобой сценарий о рабочем классе обещали писать». Но я берег ее на последнее. Боялся, что он отпарирует ее уже привычно: «А тут чтоне рабочий класс?»
На большом экране эти герои представлялись с трудом.
...Ночью вдруг Пека меня тряс.
Вставай!жарко прошептал.
Зачем?так же шепотом спросил я.
Тебя,показал в темное окно,за сараем коровья нога ждет!
Фильм ужасов!
...Вагон золота откатили!за завтраком бодро сообщал Пека моей жене, и эта дура радостно всплескивала руками.
Ну, как-то это... неблагородно,пробормотал я. С бляшками было благороднее.
А не платить людям зарплату по десять месяцевблагородно?!Пека надо мной как коршун воспарил! Буквальнонародный защитник Стенька Разин. Но тот, мне помнится, плохо кончил. Так же, как и сподвижники его. А вот я... Быть арестованным со странной формулировкой «за связь с народом»?
Я пошел... по делу,сообщил я.
Ну наконец-то!Пека сыронизировал.
В чем раскается!
«Ленфильм» в те годы был одним из самых привлекательных в городе мест. Пока шел коридорами, видел на стенах кадры лучших наших фильмов, созданных здесь: «Юность Максима», «Чапаев», «Петр Первый»! А вот и буфет. Какие лица, разговоры! Что за мысли витают в седых локонах трубочного дыма, пронзенного солнцем! В безликой мути застоя, когда зачем-то закрыли все наши лучшие заведения, буфет «Ленфильма» блистал. Жизнь осталась лишь здесь. И я вовремя это понял, притулился тут. Отнюдь не все эти красавцы и красавицы, разглагольствующие за бутылкой «сухаго», были режиссеры и сценаристы, хотя были и они. Главное, тут сохранялся культурный слой, что-то отсеивалось ветром, что-то откладывалось навеки. Где тут мои верные кунаки, соратники дум и планов дерзновенных? Вот же они! Из-за столика в дальнем углу, тонущего в дыму и уставленного бутылками, вдохновенно махали... Но достаточно я посидел среди болтунов. Теперь я вгиковец, профессионал!
«Фас!»скомандовал я сам себе. В кафе заглянул Александр Самойлович Журавскийседая грива, замшевый пиджак. Либеральный заместитель страшного главного редакторатакие расклады практиковались тогда во многих учреждениях культуры. Главный редактор, обкомовский крепыш, бушевал, рубил с плеча. «Что возьмешь с бывшего кавалериста?»с усталой мудрой улыбкой говорил Самойлыч. Он был наш! И делал что мог. В основном, ясное дело, соболезновал. Благоволил и ко мне, хотя я ничего еще толком не создал, но он, видимо, чувствовал потенциал... и если в кафе не было никого из мэтров, подсаживался ко мне, и мы проникновенно беседовали с ним о Кафке или Прусте. Пруствот настоящая его была страсть! «Жали руки до хруста и дарили им Пруста»как написал я в одном из сочинений тех лет. Беседа со столь понимающим человеком была, однако, как правило, недолга.
Ну что ж, мне пора к моим баранам,с грустью говорил он, глянув на часы. Баранами (все понимали эту тонкую аллегорию) величал он главного редактора, да и директора заодно (прежде тот цирком командовал). В те годы считалось, что интеллигенцияпрослойка, и Журавский этот тезис наглядно осуществлял.
И сейчас он, пытливо щурясь под большими роговыми очками, озирал зал. Мэтров в этот ранний час в кафе не былои, широко улыбаясь, он направился ко мне. Опрометчиво. Теперь он так просто от меня не уйдет. Теперь я сам баран.
Выслушав мое бурное объяснение, Журавский тяжко вздохнул: пришел в кафе расслабиться, отдохнуть от тех ужасов, что ждали его в кабинете,и напоролся. И на кого! «И ты, Брут!»говорил его усталый интеллигентный взгляд.
Но вы, наверное, знаете,с горькой иронией произнес он,что в настоящий момент по рабочей теме меня интересует (в слове «интересует» горечь насмешки сгустилась особенно) лишь одно: «семь в пять»семилетка в пять лет.
Нарисуем!бодро произнес я.
Тогда идем,обреченно вздохнул Самойлыч.
В прихожей меня встретила грустная жена.
Я сегодня в Петергофе была. Может, возьмем Настю от бабки? Плачет, грустит...
Чуть позже,бодро сообщил я. Вошел. О, гость на диване развалился.
Летим к тебе!
На какие шиши?
Утвердили заявку.
Теперь мы на его территории будем воевать.
Ну хорошо,вздохнул Пека. Видно, с таким сказочным местом не хотелось расставаться.Может, правда пора.
Не может, а точно!
А то я тут уже Раду видал.Пека вздохнул.
Раду? Как? Откуда?
Да под окнами тут уже ходила. В саване, с косой.
Белая горячка? Или реальность? Тогда действительнопора!
Ну, с Пекой я тебя отпускаю!радостно воскликнула моя безумная жена.
В Пьяногорск мы летели через Москву, но Пека сначала отказывался «душу рвать»в смысле, посещать свою бывшую невесту. Я настоял.
Ну и куда вы претесь?сурово встретила нас Инна.Я поговорю с папой, и вы отлично сможете работать над сценарием здесь. Материалом он вас завалит. Да и я по его просьбе писала историю рудников Пьяногорскавышла брошюра. Вот она.
Если так любишь свою специальность,повернулась наконец и к Пеке,Гуня в министерство возьмет тебя.
А меня?
Ежов ходит к нам. Пристроит ваш сценарий. Уверена, ты напишешь и тут!полыхнула взглядом в меня.
Да-а, сильный довод... И главноетак бы и было оно!
Ну что?вышел из кабинета радостный Кузьмин, влюбленно глядя на Пеку.Собрался в полет? Разговор есть.
Они уединились за дверью.
Опять сошлет дурака!произнесла Инна. Вышел Пека, неожиданно мрачный. Видно, вместо насосов и шнеков что-то другое получил.
Опять тут плясать заставляют!
Ну что, не летим?обрадовался я.
Не-мед-ленно!процедил он и двинул к калитке.
Я, кстати, жду ребенка,вскользь Инна произнесла, когда он удалился.
...От кого?!Я оцепенел.
Инна ушла в дом.
Предотлетная московская пьянка как-то мрачно прошла. Может, Пека молчал о том же, о чем и я? После подключились «местные» (Пека везде их находит), и я, смело с ними общаясь, получил в глаз.
Самолет, весь дребезжа, оторвалсяи стало тихо. Лебедь взлетел!
Глава 3ПОДЗЕМНЫЙ ЧКАЛОВ
Черные пространства далеко внизу под крылом, зловещие факелы у бездны на дне кидают подвижные тени, какие-то блестящие кляксы (озера?)и вновь часы тьмы. Я с ужасом вглядывался в нее, припав к иллюминаторухоть что-то наконец появится там? «Почему, почему,тревожные мысли,они живут тут, в этой тьме, когда на земле сияют, как алмазы, Москва и Петербург?! Да потому они и живут тут, чтобы ты мог жить там!» Ответ неприятный.
И вдруг в бездонной тьме, сначала еле угадываясь, стал проступать темно-лиловый желвак, постепенно становясь лилово-багровым, как мой синяк под глазом. Я захохотал. Потом «желвак» прорвалсяи брызнул желтым. Стюардесса красивым, хоть и дрожащим голосом произнесла:
Самолет входит в зону турбулентности...
Красивое слово!
Пристегните ремни.
Не обманула стюардессатрясло так, что клацали зубы!
Тур-бу-лентность не за-казывали,проклацал я.
Пека злобно глянул на меня. Видимо, уже начал переживать за свою малую родину. Неужто она распространяется и на небеса? Мы летели уже над его территорией, и теперь он каждое замечание как оскорбление принимал.
Снижались. Коричневые сморщенные холмы, такие же сморщенныеот ветра?извилистые серпантины воды. Серебристые «консервные банки» нефтехранилищ стремительно увеличивались...
Запрыгали! Приземлились! Тишина. Откинулись обессиленно. Да-а.
Первыми в самолет гостеприимно вошли пограничники с собакой, выпускали, проверяя командировки и паспорта. Мол, «ласково просимо», но враг не пройдет!
«Почему аэропорт такой маленький?» Этого я, естественно, вслух не сказал. Счастье душило! К схеме местных рейсов подошел. Жадно вдыхал названияЧиринда, Кутуй, Учами, Байкит, Уяр, Чуня, Муграй, Верхнеибанск, Большая Мурга! Вдохновлял также и список изделий, запрещенных к проносу на борт: «Спички взрывника, петарды железнодорожные, фурфуроловая кислота». Вот какая тут жизнь! Будем прирастать Сибирью и фурфуроловой кислотой!
Через поле прошли к вислоухому вертолету, вскарабкались по гремучей лесенке внутрь. Вопрос «куда летим?» не прозвучал, естественно. Видимо, куда надо летим. И бензином пахнет как надо? А уж трясет так, что прежней турбулентности не чета!
Под нами изгибался дугой бурый берег, и чуть светлее, но тоже бурый, залив, и такого же цвета баржи у берегов. Светло... но как-то тускло.
Баржи у берега приближались. Но сели, к счастью, не на них. Стадо вертолетов. За нимибольшое здание. Шикарное для здешних пустынных мест.
Ты не тут живешь?я попробовал голос. Глухо звучалуши заложены.
Это больница,гулко глотая слюни, Пека пояснил. Тоже полетом подавлен былпока не разговорился.Может, тебе надо туда?кивнул уже нагло.
В больницу я бы, вообще-то, прилег!
Домов величаво мало. Шли в серой мгле. Утро? Вечер? То ихний день.
Пятиэтажки у сопок разбросаны... У нас в Купчине хоть улицы есть. Яркий свет ослепил лишь в его комнате, в блочном доме... таком же, кстати, как мой. «Далеко уехали!»
Вот хоромы мои,не без самодовольства обвел рукой комнату. Кроме него, похоже, хоромы эти считали своими еще троевсего коек четыре. Понял немой вопрос.Все в отпуске еще. Не волнуйся.
За меня или за них? На время их отпуска меня запустил? А Иннасколько бы тут продержалась? Да-а-а...
И это все, что тут есть?вырвалось у меня.
Ну почему? Там, наверху, семейное общежитие.
Не тщеславным ли намерением переселиться туда и вызвано его сватовство?
Ложись вот сюда. Смело,не совсем уверенно указал он.
Насчет смелости не понравилось мне. И тут смелость понадобится? Известно, чем она заканчивается,потрогал глаз.
Журов, механик морпорта,обозначил он койку. Видимо, наименее опасен.У нас тут сейчас так. Утро, вечер не различаются...добавил он.
То есть ужин так же отсутствует, как и завтрак. Я шумно сглотнул слюнуи уши откупорились: даже шорохи слыхать.
Все. Давай рассказывай!
Так час ночи.
А не дня?
...Так разницы нет.
Тогда давай.
...Там, за сопками, долина... Россию даже напоминаетединственное такое место. Даже деревья растут. Почему, непонятно. Потому даже рубленые избы стоят. Село Троицкое... Как раз на Троицу казаки доскакали сюда.
«Да-а...»Я глядел на унылый пейзаж. Возможно, казаки погорячились.
Нет, ну тут-то, на Пьяной Горе, так ничего и не было никогда,«успокоил» Пека.
Похоже, и не будет. Только эти дома.
Главноегора. Говорил ужезамечать стали, что от Пьяной голова кругом идет. Поэтому так и назвали ее. Сперва думали: шаманство. Шаманов тут полно. После ученые выяснилиразлом земной коры: вся магма из центра земли прорвалась, со всем содержимым. Ну, уран. Золото. Железо. Алмазы. Богатства, в общем, хоть ж..й ешь!
Это вычеркиваем.
Но первый дед мой начал копать...
В Москве он, правда, другую версию предлагал: своими ногтями дорыл! Но всякий сценарий всегда имеет три вариантаэто нормально.
Но и счас работа продолжается?я бодро сказал. Не оборвать бы ниточку.
А куда, на хер, денешься? Роем. Пьяницу от вина не отучишь! Сперва выстроили тут «Шанхай».
Здесь?
Ну, всякие хижины самодельные. Из жести, фанеры. В нашем климатесамое то! На дверь набивали рваные ватники, галошикак-то утеплить. Надо было в секунду проскользнуть: дверь откроешьоттуда пар. И ругань. И что-нибудь тяжелое летит в тебя: «Не студи, сволочь!» Жили за занавеской. И тут же детей делалии не столько, сколько сейчас. Потом бараки подняли.
Вижу.
Ну, в детстве моем в бараках исключительно интеллигенция жила. Как лагерь ликвидировалируководящий состав вселили. Начальник шахты, главный инженер. Их сын был мой корештак я туда к ним на цыпочках входил.
Чей сын?Я устало отложил перо. Не успевал за потоком информации.
А... Главный инженер женщина была. Из дворян. Чисто, красиво, помню, у них.
Это в бараке-то?
Ну, а потом пошли эти уебища, хрущевки. Что здесь, что в Сочиодин проект. Как-то не учитывалось, что климат здесь несколько другой. Неохотно переезжали. Да и привыкли все же жить на земле. Так что первое время в ванной свиней держали, кур. Окна не открывали, естественно. Так что аромат соответствующий был! Тем более ни ванна, ни туалет не работаликанализацию поверху не проведешь, а мерзлоту долбить трудно. Тоже недоучли. Так что делали туалет во дворе, на двадцать дырок. Мерзлоту только ртуть прожигаетвыносили с работы. Вечером сидят все рядами, обсуждают политику, производствогде еще? Простые называли это «очковая змея», а интеллигенты «ветер-клозет». За зиму такие монбланы вырастали! Летом таяли. На самосвалах их вывозили. Так что запах себе представь! Но в кино вроде запах не передается?озаботился он.
Ну, пока мы создадим этот фильмнаучатся... Удивительно, сколько сведений, которые сценарию на хрен не нужны!
А родители через все это прошли. И я захватил. Шутка была: квартира со всеми удобствами, но удобства во дворе. А чукчи наоборотжили рядом в чумах, а квартиры использовали как сортир. Так протекало наше счастливое детство. И ничего! Нормально казалось. Никакого уныния. Набегаешьсядовольный приходишь. Теперь-то лафа! Провели канализацию, отопление.
Так что запах, возможно, в фильме и не понадобится.
Вон трубы стоятсеребристые, на опорах. Тут только так. Иначе летом, когда мерзлота поплывет, перекорежит их... А в бараках потом только освобожденные уже жилиспокойно, сдержанно. Здесь нарываться им ни к чему. Одеты все были хорошо. Ждали навигациии с ней исчезали, хотя разрешения на ЦРС, центральные районы Союза, не было ни у кого. Разбирались между собой тихо: каждой весной пять-шесть «подснежников» находили со следами насильственной смерти. Снабжение отличное! Компоты китайские «Великая стена». Кофе из Индии «Бон-бон». Картофель из Голландии, в таких красных сетках, красивых. Лишь дай металл! Умыться не хочешь?
Сколько уже здесьи впервые такая свежая мысль.
С чего бы это?
Так утро уже.
По пейзажу не скажешь. Довел до сортирак счастью, не во дворе, всего лишь в конце коридора. Тут же телефон висит. Не верится, что дозвониться отсюда можно, с края земли!.. Умываться-то я не шибко люблю... тем болеев трудных условиях. После меня Пека пошел. Долго фыркал, сопел с какими-то длинными паузами. Я даже встревожилсячто там с ним?
Вернулся, вафельное полотенце к лицу прижав, с красными пятнами.
Ты чего?
Нормалек,глухо через полотенце произнес.
Кровь из носа?
Вдруг из горла пошла... Давно не было.
Съездил, называется, в отпуск!
С овощами тут перебои... были. Так цинга пошла,глухо из-под полотенца пояснил.Ну, витаминов нет. Зубы в кармане носил. Сам еле ползал. Мне говорят: «У чукчей копальки поешь. Единственное спасение»... Не каждому это понравится. Дохлую нерпу рубят, в землю закапывают, бродит там, в смыслеразлагается. Вроде силоса. Ну, выкапывают ее через определенное время и едят...
Вот это, по-моему, зря.
Причем как!Пека, заметив мое уныние, пытался сюжет как-то приукрасить.Зубов у большинства из них нет, так они губами зажимают кусок и режут острейшим ножомтак близко, кажетсягубы режут и едят! Потому, может, и прозвали их самоедами.
Пека тоже отчасти самоед.
При этом урчат от наслаждения. Глазки в блаженстве щурят, потом поглаживают по животу: «Скусна!»
Да, я, кажется, понимаю, почему Инна не рвется сюда.
Ну, отбил цингу. Зато печень посадил навсегда. Черви теперь в ней.
Завидный жених.
Кровь не чистит совсем. А организм эту кровь отторгает...полотенце показал.Вроде лечился,не совсем уверенно произнес.И вот опять!.. Есть, кстати, хочешь?
Почемукстати? Хотелось бы без излишней экзотики обойтись.
Да нет, сейчас все нормально у нас...не совсем уверенно произнес.Где урансверхснабжение! Последние, правда, годы хуже.
Хуже чего?
Спустились. Долго шли вдоль бетонного забора. Богатый пейзаж.
Наша «великая стена»! Забор комбината. Чукчи любят тут отдыхать после магазина. Сейчас почему-то нет никого.