Во, времена! Зашли в его кабинет, весь уставленный кубками киношных побед. И я теперь здесь!
Пишите все как было!Журавский на большой стол лист бумаги пришлепнул.Давай! Страна должна знать своих героев! Звони ему!
По наивности я подумал, что слово «герой» спонтанно вырвалось у него, но у таких людей мало что бывает спонтанно.
...Але...Пека ответил как-то сонно, словно не родной. Разбудил? Им, на Заполярном Севере, не угодишь! Когда спят, когда бодрствуютне разберешь.
Ты, наверно, в коридоре босой стоишь?Я пытался какую-то человечинку дать.
...Не волнуйся. Телефон теперь в комнате у меня!
О! Большой успех! Не зря, значит, старался, жизнью рисковал.
Надо бы увидеть тебя.
А не ослепнешь?
В каком смысле?
Так я теперь Гертруда. Отстаешь от жизни. Не слыхал?
Гертруда?повторил я изумленно.
Что за Гертруда? Двинулся умом? Глянул на Журавскоготот радостно улыбался, кивали вдруг, глядя через свои толстые окуляры на меня, схватил ручку и написал на том самом листе бумаги: «Герой Труда!» И мне лист подвинул.
Герой Труда?!вскричал я.
Газеты надо читать,изрек Пека.
Поздравляю. Так давай теперь снимем, как было все!
Нет.
Что значитнет?
То... Дублей не будет. Хочешьсам делай их.
А первый-то раз... все на самом деле было?вдруг злобно меня осенило.Или«кино»?
Пека захохотал самодовольно:
Вот это интересный вопрос!
Значит, правда не волнует тебя?Я решил на резкость пойти.
А чтоправда?совсем уже сонно говорил, как большой начальник.Правда, что мне квартиру надо получить.
А! Так ты семейный теперь. Поздравляю!сорвался мой голос.
Он вообще ничего не ответил, только самодовольно сопел.
А как же «семь в пять?»Я уже и на это пошел.
Да тут как раз с Гумерычем кумекаем, что как, да с Опилкиным.
Видимо, еще и с Кузьминым.
...Катишься вниз по художественной лестнице!только сказал ему я.
Ну, получил что-нибудь?моя жена встретила меня в прихожей.
Ни копья... Пеку своего благодари!
Да при чем здесь Пека?!вступилась. Но не за того.
Подумала бы лучше, что будем есть!
Сели прямо в прихожей. Вдруг рявкнул звонок. Я почему-то радостно кинулся открывать. В дверях стоял пыльный мужик. Руки его были заведены за спину, и на них громоздился мешок. Судя по очертаниямс картошкой. Я сглотнул слюну.
Пека дома?просипел он.
Путник запоздалый.
Нет.
Ну ладно,подумав, сказал он и, развернувшись, с грохотом и облаком пыли сбросил мешок на пол.
Живем.
Глава 4ВЕРХ ПАДЕНИЯ
...Я глядел с башни вниз. Мутная после дождей река пихалась грудью с лазурным морем, и грязный вал перекатывался туда-сюда. Море уходило к горизонту, меняя цвета: сперва жемчужно-зеленый, дальше ярко-синий, у горизонта слепящий, золотой.
Чудный вид открывался с высокой башни старинной виллы. По фильмуэто дом знаменитой нашей балерины, сбежавшей из голодного Питеракак ни странно, с пламенным революционером, оказавшимся, ясное дело, наследником знатного рода... Роль эту (моими, ясное дело, руками) Гуня страстно создавал для себя. Притом был и режиссером. И, кстати, продолжал числиться в Министерстве экономики, занимая пост директора по внешним связям, за большие деньги (кто ж за малые на такое пойдет?) выставляя свое министерство мягким и пушистым. Успевал. Если так работать, как он на фильме,успеть можно. Все на мне! Но и я доволен. Тоже сбежал с «пламенным революционером», подобно героине-балерине, из голодного Питера, от безалаберной жены, бесшабашной дочери, от всех тревог, из неуютасюда. Главное, от кого я сбежал, и давно уже,от Пеки, от своей главной работы, которая зашла, к сожалению, в тупик... Редкие встречи с Пекой в последние десять лет это подтвердили. Не для кино!
ВГИК, ясное дело, я закончил (почему нет?), находясь, правда, «в обозе» у Гуни, балерининого сынка. Ай плохо?
Ради чудной поездки этой отложил даже срочную халтурурукопись детектива «Полтора свидетеля». Собрал туда, под разными масками, всех своих врагов, но расправиться с ними не имел пока сил... Отдыхаем!
...Все-таки я из тебя сделаю гражданина!Гуня рявкнул. Постоянная моя задумчивость раздражала его. Чувствовало чем-то таком думаю... недоступном ему. Хотя он всего вроде достиг. Плюс к этомусчитается «совестью» происходящих перемен! Смело Октябрьскую революцию осуждает! Кто мог о таком подумать год назад? А я опять-таки с осуждением опоздал... Потому, может, что никогда эту революцию и не одобрялтак чего теперь осуждать?.. Корочелопух. НоГуня берется... испечь гражданина из меня! А то чуть не потерялся. «А! Это тот, что о рабочем классе пытается писать!»чуть было не приклеилось ко мне. Еле спасся! С трудом пол-лица удалось сохранить... И тоисключительно детскими книгами... «Похождения двух горемык»! Втайнеэто нас с Пекой я под «горемыками» имел в виду.
Что это?!Гуня опять вдруг вырвал меня из задумчивости, возмущенно тыча ручонкой вдаль...
Что, интересно, в этом раю не устраивает его? Пришлось мне подняться с кресла.
Да-а!.. Это страшней, чем зловещие письмена «мене, текел, фарес», появившиеся на замшелой стене какого-то замка. Солнце проступало все ярче, съедая последние куски нежной мглы, оставшейся после недельных дождей, и открывались зеленые холмы. И на ближайшем холме словно выросли выше дерев огромные белые буквы! Если бы это был «ГОЛЛИВУД»то мы бы, наверное, это пережили. Но буквы были совершенно другие: «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ»! Представляю ужас измученной балерины, сбежавшей сюда из революционного Петрограда,и вдруг перед ней возникают эти слова! Где тот прекрасный мир отрешенной любви двух швейцарских изгоев, который хотел здесь вылепить Гуня из моих букв? «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» тут, а никакая не Швейцария! Я и то был сражен. «Ну что, фраер?я как бы увидел заместо букв оскал кривых зубов Пеки.Попался?» И Гуня, ясное дело, задергался. Понял, куда устремлен мой взгляд! А без меня (короткое самовосхваление) все эти балерины, революционеры, жандармымертвы, и Гуня это прекрасно понимает. Себя он уже трепетно связал с образом пламенного красавца-революционера, романтика, швейцарского изгоя, вынужденного скрываться от самого Сосо. И вдруг такая бяка. Убрать? Сейчас как раз время борьбы со всем советским, а что может быть «совковее» этих букв? Чуть нажать на каких-нибудь депутатов, ищущих популярности,и те БУКВЫ слетят! «Ну! Скажи же!»молил меня Гунин взгляд. В ответ я отвел свои очи. Моя душа уже летела ТУДА! Балерины с жандармами растаяли, как недавний туман.
Будем снимать чуть вбок... буквы уйдут,предложил Гуне оператор.
Гуня глядел на меня не отрываяськак бы я не ушел.
Виноват!Он покаянно поклонился.Понимаю! Фильм этот не совсем для тебя. Тебе о рабочем классе не терпится снимать!Это он, видимо, оскорблением считал.Но, увы!он скорбно развел руками.С тяжелой промышленностью туговато тут!!
«Да с Пекойхоть о сельском хозяйстве!»чуть было не сказал я.
Пожалуйста!усмехнулся он.Если найдешь для своего Пеки роль тут,он оглядел красивый пейзаж,ради бога.
Так разве... тут Пека?изумленно проговорил я.
Здесь, здесь. Мне Инна звонила.
Почему ему, а не мне?.. Видимо, кто что заслужил.
Ну давай... Лети!Он широко развел руками, как бы открывая передо мною простор. Просто какая-то трогательная картина. Слезы текут!
Да, кстати,уже в полуотвороте произнес он,если удастся убрать эти буквы хотя бы на времядоговоришься тамбуду весьма признателен!
Гунино благородство всегда оборачивается корыстной изнанкой, но изнанку он умело скрывает, а благородство свое скрыть не в силах. Но мою силу он явно преувеличивал: буквы эти, наверное, уже полвека стоят?
Нарисуем!я ликовал. Я пролетел, как по центрифуге, по винтовой лестнице и уже на воле тоже сперва спиралями шел. Летел! Тут не просто парк. Ботанический сад, если верить табличкам. «Рододендронъ пышный». «Бересклетъ въедливый». По одной версииэто Ботанический сад великих Ланских (как и вилла), по другойразросшиеся делянки пионеров-юннатов (более реалистично).
С каменных ворот виллы какой-то умелец свинчивал вывеску «Институт профтехзаболеваний»на последнем уже шурупе висела она. Так что если что с нами произойдетподлечиться не удастся. В тот момент я еще наивно думал: для искусства отвинчивают!
Земля уходила из-под ног вниз. Повеяло сыростью. Кто это так кричит тревожно? Павлин? Среди пряно пахнущих берегов извивалась речкамутно-зеленая, непрозрачная, по берегам сползли вниз ржавые лодочные гаражи. Я поднял очив небе, как паутина, сверкал мост. Влез на негои тут же ухватил шершавые веревочные перила: зыбкое сооружение! Сделаешь шаг, и доски-настилы клонятся то в одну сторону, то в другую: только хватайся! Да, не прост путь от мира вымысла в реальность. Короткими перебежками до середины добежал, ежесекундно за веревки цепляясь. Стоп! Как раз посередине моста сияла, как мишень, серебристая паутина. Вот наша цель! Да, давно между этими берегами никто не ходил. Заросло все. И стоит ли мне эту зыбкую гармонию нарушать? Связка зыбкая! Мост опять накренился, на этот раз вдоль, и я полетел вперед и спружинил в паутине лицом. Упругая, как намордник,откинула аж назад. Не суйся! На карачках под паутиной пролез: совершенство не разрушаем.
...О! Вдруг откуда ни возьмись!донеслось с берега.
Что-то длинное белое торчит из кустов. Удилище? Непонятно... Но речь Пеки не перепутаешь! Кому ж тут встречать меня, как не ему? Ловит рыбку в мутной воде? Душа ликовала.
Ну где ты там? Покажись!
Показался. В одной руке палка... сачок. В другойтрехлитровая банка. Что твой юннат!
Ну,спрыгнул с зыбкого моста к Пеке,с уловом тебя!
Обнялись. Но банку Пека не выпускалвидно, она ему дороже меня. Полезли, не разнимая объятий, на берег.
Самому все приходится делать,Пека пояснил. Но не очень ясно: что ему приходится делать самому?
Ты ж на отдыхе?предположил я.
И сам пока отдохну, трудных тем не касаясь!
Отдохнем в могиле,мрачно произнес он.
Ну вот. Приехали!
Лечусь тут. «Институт профтехзаболеваний». Слыхал?
Я вздрогнул. Видал только что, как вывеску свинчивали с ворот!.. Не сказал.
Я думал, тут «Горняк Заполярья».Я огляделся.
Ну да. Профилакторий при институте,Пека уточнил.
Убогие домики в трещинах... Похоже, тут уже тоже вывернули последний шуруп.
Директор я теперь «Горняка».
Поперхнулся я. Чуть не подавился... Умеет устроиться!
Герой Трудаи директор санатория?
А простого, думаешь, поставили бы?не без тщеславия Пека сказал.
А где предыдущий директор?
Мздоянц?мрачно произнес Пека.Сидит.
Да, хорошая почва подготовлена!
Теперь я оформляюсь... Инка говорит: «Сам себя будешь лечить: дел по уши хватит!»
Стояли, отдыхиваясь... Или крутой уступ, или здоровье ни к черту?
Разворовано все... почище, чем на руднике у нас!
Да. В простое место Пека не попадет!
Вот,поднял банку,сам пиявок уже отлавливаю! Медицинских не поставляют теперь.
И пиявок разворовали? Такого не ожидал.
Нынче все по карманам больше,вздохнул он.
...Неужто и пиявок?
Твои-то тут?Я сменил тему на более благодатную... думал, что так.
Улетают,на часы мрачно глянул.Вот-вот...
В Москву?вырвалось у меня.
Зачем в Москву? В Лондон! Вдуривает Инка, что только в Лондоне должен Митька учиться!
И он здесь? Сердце запрыгало. Да-а, раз Митьку учиться в Лондон везут, значит, семейка Кузьминых в разорении рудника активно участвовала. Вот как люди живут! Ты дочь в английскую школу устраивалсмущался, а они в Англию учиться едути не смущаются. Ты все волнуешься, что дочурке далеко ездить, а им в Англиюнедалеко! Пеке, ясное дело, ничего этого не сказал. Он ни при чем тут. Только спросил я:
Как же так? Они в Лондон, а ты тут? В смыслене провожаешь?
Здесь уже мой проступил интерес.
Да рассобачились мы! Инка вообще уже... стала наглоту выделять! Чего ему делать там? Нормально бы рос.
...как Пека. Но Инну, видно, не грел такой результат.
Все!Я почему-то даже хотел банку отнять у Пеки.Пошли.
Своими усилиями (или даже жертвами?) укрепил я эту семьютеперь распасться не дам! Иначекакой сюжет?
Пошли вверх.
Во!Пека банку с пиявками приподнял.Как эти поведут себя, погляжу.
Красавицы, конечно, неимоверные. Но что такого уж необычного он от них ждет?
А что предыдущие?я поинтересовался. Хотя тема пиявок мне не близка.
Сдохли!
От голода?
Наоборот! Крови моей опились. Яду наелись. Ходячая таблица Менделеева я! Присосутсяи брык!
Да-а, вид у Пеки на этом курорте не слишком цветущий был.
Так что же делать?
Пришли!Пека на часики глянул.
Стояли, как почетный караул.
Хрена два бы я с рудника уехал!злобно он произнес.Без меня там все провернули. Я тут в Армению сунулся, землетрясение разгребать. Тысячи погибли. Бульдозеристы нужны. Что там творилось!
Я видал...
Что ты видал? Столько стран самую лучшую технику послалини одна единица до места назначения не дошла.
Так куда ж делось все?вырвалось у меня... Туда же, видимо, куда и пиявки!
На старом-ломаном работали!продолжил Пека больную тему.Возвращаюсь в рудникто же! Вся новая техника не дошла. То же самое провернули, что и те!
Так где же всё?
Где всё сейчасв кармане у кого-то!
Думаю даже, что у кого-то, кто отсюда не очень далеко... Пеке, ясное дело, не сказал. Да он прекрасно все зналбыло видно.
И на меня и повесили! «Где всё?» И кто, главное, выступилГумерыч!
Да, можно сказатьлучший друг!
Я права кинулся качатьв руднике завалили. Ума большого не надокак заряды расположить. Инка умоляет: «Ради Митьки уедем». А тут еще суд...
И что?
Инка к Кузьмину кинулась... Спас. Исюда.
«Все по нотам!»я чуть было не вскричал. Да он знал!
А что же народ?
Безмолвствует. Мое дело теперь вот!встряхнул пиявками.
Я же предупреждал,все ж я не удержался....Не связывайся с ними!
...А куда ж было деться ему? Предупреждатьдело простое.
Ну да, только теперь мне и слушать тебя! До поры до времени всех устраивало...
Эх, если бы не тщеславиебросил бы тебя!сказал я. Тяжело отдышался. Да, годы не зря прошли. Жизнь прошла, но не мимо. Во всяком случае, не мимо него... Нарисуем? Что рисовать?
Спокойно,заговорил я.Мы с тобой тут такого навернем! Коррупцию наладим! Наверняка тебе... лектор нужен.
На хера?
Тебе-то, конечно, на хера,демагогию я начал.Но тебя на большую должность назначили,польстил.Теперь тебе без лектора никак нельзя!
Пека озадаченно засопел: мол, кто его знает? Лектор по коррупции?
Если ты не будешь вести общественно-воспитательную работу среди отдыхающих, а особенно среди персонала, у тебя очень даже крупные неприятности могут быть.
Пека оробел. Что значитне поднимайся высоко, будет откуда падать!
Ты, что ли, лектором хочешь быть?проворчал, но мне кажется, обрадовался.
Ну! А ты думал, я брошу друга?
На галечную площадку, где мы стояли, выкатил микроавтобус «рафик». По белой лесенке в зарослях, с белыми плитами-ступеньками, сбежала Инна!.. Сердце захолонуло. Непринужденно чмокнула меня, словно и не расставались. Молодой грузин нес за ней чемоданы.
Хорошо выглядишь!оценила меня. А с какого рожна мне выглядеть плохо?
Митька! Ты скоро?крикнула вверх.
Я обмер. Десять лет не видел его... никогда, если быть точнее.
Иду!послышался ломкий голос.
Его голос! И застучали шаги. В деревянных сабо, что ли, спускается?.. Явился!
О господи! У меня с дочкой проблемы... а тут такой принц! Мой? Я, теряя контроль, прямо глянул на Инну. Она ответила отчаянным взглядома где ты был десять лет? Ну был... Сочинял. И сюжет мой поздно менять на другой. Свой бы выдюжить!
Ты прямо опаздываешь, как большой начальник,влюбленно глядя на сына, проговорила она.
Митя вдруг мучительно покраснел.
Я никогда,запальчиво произнес он,не буду большим начальником, но никогда не буду и маленьким подчиненным!
Молодец! Такие мысли в десять лет! Весь в...! Умолкни.
Это дядя Валера, я тебе как-то говорила про него,сообщила ему Инна вскользь: мол, уезжаем отсюда, никаких здешних дядь можешь не запоминать. И Пека, тоже как некий дядя, стоял рядом с пиявками в банке.
Иди завяжи шнурок,только и сказала Инна, глянув на него.
Поставив банкулуч солнца играл в ней, Пека отошел покорно к ступенькам... хотя мог бы завязать здесь.
Все, хватит!сказала она, глянув на Пеку, но адресуясь ко мне.Два раза уже давили его!
В переносном, надеюсь, смысле?
У нас в стране только хорошее бывает в переносном. А плохоетолько в буквальном. Два раза засыпали буквально!
За что?
У нас в стране... одного только тебя не за что. Остальных всехесть за что. Некоторых даже многократно! А если ты такой святой...глаза ее вдруг заиграли.Давай тогда с нами. Работу найдем.
Митя наконец-то увидел меня и смотрел изумленно, словно его осенило.
«Ну?Меня прошиб пот.Тебе предлагают руку! И сына! Так что же ты?»
А Пека как?пробормотал я.
Подошел Пека с идеально завязанным шнурком.
Ну вот, завязал,произнес он как-то даже робко. Да, жизнь пообломала его. Как и каждого... но заметней на нем.
Все!она его чмокнула.Пиши! Приказ придет скоро. Гумилов не подведет. Обязан как-никак нам. Как только тебя назначатбухгалтера гони! И вот этоготоже!шутливо, а скорее серьезно, ткнула в меня.
Подарить Мите книгу свою «Похождения двух горемык»? Но теперь-то зачем?
До свидания, папа,скованно Митя произнес. Мне лишь кивнул... А чего бы ты хотел «за такие деньги»?! Стрельнув галькой, «рафик» уехал.
Ну что,банку приподняв, Пека глянул на подруг-пиявок....Пошли подыхать?
Ко мне он со столь заманчивым предложением не обратился. Но куда он, туда и я. Красавицы-смертницы грациозно изгибались в банке, временами увеличиваясь, как под лупой, до размеров змеи.
А ты не хочешь поставить?Пека вдруг предложил.
Угощаешь?
Во, коррупция началась!
Хочу, чтобы твоей крови попили,поделился он.Может, тоже помрут. Может, они сами отравленные, в реке этой?с надеждой глянул на мутную гладь.
Да, сразу высокую должность я ухватил: испытатель пиявок!
В низеньком флигельке за буйными зарослями крапивы поставили банку с пиявками на зарешеченное окошко. Банка увеличивала, как линза, и красавицы наши развевались там, как черные флаги.
Из клетушки с тряпьем вылез заспанный «фершал», хитрыми глазками-васильками смотрел на нас.
Вот ему поставь!Пека, как римский император, указал на меня.
Так посторонним только с вашего приказу пиявки делать?
Видимо, это была одна из главных статей его дохода.
А ты еще не понял, кто перед тобой?Пека гаркнул.
От пиявок спина вздрагиваетхолодные, брр!потом они начинают жечь. Когда встаешь, слегка качает от слабостивспомнил: как при малокровии в детстве. Я много бы дал, чтобы и мои пиявки сдохли тоже, но мои снова резвились в банке, а Пекиныбезжизненно отвалились от него. Да, от такого соавтора не уйдешь! Лишь с ним вместе в могилу! «Фершал» уложил мертвых «красавиц» в картонную коробку, похожую на гробик, и, задумчиво почесывая нос, поглядывал на нас. Мол, когда уйдете-то? Мы молча встали с липких кушеток.
Все, позняк метаться!Пека с окна схватил банку с оставшимися пиявками, размахнулся... но творить безобразия в рабочем помещении директору ни к чему.Идем.
Куда?
Куданеважно, важно успокоить его!
В болото их!
Но они-то виноваты чем?
Спокойно, спокойно!.. У меня нервов нет. Проблемы лишь у другихдолжен их устаканивать.
Может, кому другому пригодятся?предположил я. Аргумент подействовал. Пека поставил банку. Часть гуманизма все-таки проявил. И «фершал» оживился.
Там,сказал, синея глазками,ждет один...
Разберусь!отчеканил Пека.
В сыром садике на скамейке развалился мужик. К блаженству готовился: щурился, сладко почесывался весь. Рубашка на пузе распущена. Ботинки на голую ногу, без шнурков... Даже завидно. Вольготно живут! Увидел наси глазки сразу сделались стальные.
Вы хто?
Курортную книжку!Пека неподкупную руку протянул.
Так мы с Трофимычем...
Забудь про него!Это я рявкнул. Тоже «заступил».
Что там у тебя?Пека строго указал на мешочек возле ботинка. Мешочек был поднят.
Сушеный снеток.
Сыпь. У тебя есть во что?Пека ко мне обернулся.
А то!
Я тоже понимаю свой пост! Как чувствовал: уходя с виллы, пакетик захватил. Урвал я его на одной литературной премии... То есть премия другому досталась, а я зато пакетик урвал!
Шурши, шурши!нагло говорил Пека, когда тот вопросительно прерывал сухую струйку. Коррупция полным ходом пошла!Ладно, иди.Пека наконец насытил свой взгляд. Взяткодатель ушел в пиявочную.Да...Пека зачерпнул горсть, пристально вглядывался в рыбешек, решив, видимо, внести лирическую составляющую.Самая моя еда! Голодно жили, а у соседки в сенях стоял мешок снетков. Зачерпнешь на ходуи после хрустишь полдня. Солененькие!напряженно всматривался в эти сушеные запятые. Лицо его исказила мука. Видимо, никак не удавалось ему найти тут свое оправдание.А эти... злые какие-то!подбросил их на своей мозолистой ладони. Стыдно в глаза глядеть снеткам!
Ну почему?проговорил я.Вот этот, глазастенький, вроде бы ничего.
На. Спрячь пока!Пека протянул мне пакет. Щедро делился криминалом. И так бы мы, может, и жили с ним, не зная отказа, а может быть, даже меры, в пиявках и снетках, но... слишком громкий оказался пакет!
Что он у тебяиз жести, что ли?злобно сказал Пека, когда мы пошли.
Да это снеток такой шумный.
Буквально шагу без грохота не шагнуть! Пека, наверное, думаетя нарочно?
В грязелечебницу с ним зашлигрязь аппетитно чавкала в чанах, шли пузыри. Но грязехранительница суровая оказалась женщина, хоть и привлекательная,выгнала нас!
Если б вы были настоящий директорзнали бы, что в грязелечебницу можно входить только в специальной одежде и обуви!
Опозорившись, вышли.
Пошли через мост.
Эх!Пека вдруг вырвал у меня пакет, с громким шорохом стал снетков в воду ссыпать. Прощай, коррупция! Но не успел я погрустить толком, как Пека сам вслед за снетками через перила полезк счастью, запутался.
Ты куда? Ведь пиявки ж не помогают тебе!
Но он, похоже, не к пиявкам собрался. Боролись с ним. В результате запутались, как в гамаке, висели над бездной... Вот был бы тут Митька, пацан,он бы нас распутал. А так некому... Пришлось самим.
Стояли на моем берегу, тяжело дыша. Дальше что?.. Ничего? Расстаемся?
На!Пека вытащил из кармана заветную тряпочку, развернул. До боли знакомые корявые бляшки: золото-ртуть!Держи! Тебе жить!
Слезы потекли.
А тебе?
Мне своего яду хватает!гулко ударил в грудь. Звук необычный.
Да, мне жить... Но если лишь на бляшки надеятьсяжить недолго. Так не пойдет! Полюбовавшись, завернул бляшки в тряпочку, назад протянул. Пришло, видно, мое время. Пора Пеку поднимать. «Нарисуем!»как говорили когда-то мы.
Пошли!
Куда?Он пошел неуверенно, но с надеждой.
Нарисуем!.. Ты знаешь, кто здесь находится?!я на башню указал.
Гуня, что ли?проворчал он.
Реагировал неадекватно!
Да!
И чего?довольно злобно спросил. «Вырубает» Гуню! Ну нет уж! Ни одному своему герою не дам отдыхать!
Пошли к нему!
Не вижу наживы!грубо Пека сказал.
Увидишь!
А что, интересно, увидит он?
В кино хочет тебя снять... кинозвезда ты наша!
Я радостно ускорил шаги. Пека плелся. На «Марш энтузиастов» это мало похоже.
Да,я обернулся назад. Буквы «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» на том берегу, как город, стояли,кстати,вскользь произнес,ты не можешь ли, как директор в соку, эти буквы убрать... хотя бы на время?
Не одно сделаю, так хоть другое.
...фильм-то исторический. Понимаешь? Буквы эти не лезут в него.
Во!Он ответил своим любимым жестом, хлопнув по сгибу руки, и я им залюбовался, как прежде! Он прав. Если что-то и волнует в истории меня, то эти буквы. Эта часть истории близка мне.
До виллы все-таки добрели. И увидели!
Стаю шикарных машин. Какой, на хрен, тут век?
Тем временем проходили мимо нас:
известный общественный деятель (бывший подводный чекист);
брюнет, известный как обладатель дырки в государственной границе (он же главный таможенник);
два ярых политических противника... бурно прильнувших с двух сторон к одной красотке;
маленький неприметный человечек по кличке «Украл Урал»;
два известных телевизионных обозревателяи оба оборотни;
спортсмены с развернутыми знаменами.
Да-а... Пеке тут явно роли нет.
Гуня стоял почему-то во фраке... Пламенный революционер?
Стройно казаки подошликаждые в своей форме. Кубанцы, гребенские, донцы, терцы, ногайцы. Впереди шел усатый есаул.
Куда нам?
Мы, кажется, с вами договаривались,нервно Гуня вскричал,что вы будете осуществлять охрану!
Могем!добродушно откликнулся есаул.
Ну давай, Санчо, командуй!загомонили казаки.
Что это?произнес я. Такого я не писал!
Здесь теперь,горестно Гуня произнес,уже не выдуманный наш с тобой мирок! Здесь, увы, реальная жизнь.
Я с изумлением озирался... Про реальную я бы не сказал. Красавцы шли в переливчатых костюмах. Красотки, которые только в журналах бывают... С огорчением заметил, что не волнуют меня. Конец?
Ну что?Гуня проговорил скорбно.Отечеству не хочешь послужить?
А где тут оно?
Давай,я произнес осторожно. Знал уже по опыту: пафос всегда у Гуни ассоциируется с крупной деньгой.Так что это?все же уточнил.
Увы, реальная жизнь!Гуня глянул окрест. Ни хрена себе реальная! Какие тачки!Съезд новой партии!просто закончил он.
Как новой?!ужаснулся я. Тогда это звучало кошмаром!.. Во всяком случае для меня. Нам и старой во как хватало!
Вот так,значительно Гуня произнес.Должны же мы сделать что-то стоящее?
Смотря сколько стоящее... У нас уже одна партия есть! Ум, честь и собственность нашей эпохи.
Все надо менять!
Но это ж...Я испуганно огляделся.
Да, мы рискуем!Он гордо выпрямился.
Между тем прибывали лимузины. На тайную маевку это как-то мало было похоже.
А кто...я огляделся,режиссер всего этого.
А кого они еще могут найти за такие мизерные деньги?Он горько рассмеялся.Но ты, надеюсь, в такую минуту не бросишь меня?
Подъехал очередной лимузин, и из него вышли (вот этих знаю!) мама-балерина и с ней под ручку свежий ее муж, министр экономики Швец... он же Пекин патрон. Ясное дело, зачем партия ему! Чтобы в случае повышения цен (уже начинается) объяснять всем: «Так надо!»
Мы пойдем на все,сказал Гуня бесстрашно,но мы выберем здесь именно нашего представителя в Верховный Совет!
И я даже знаюкого. Слегка перефразируя знаменитого вождя, хочется воскликнуть вслед за ним: «Страстно далеки они от народа!»
Гуня вдруг мне шепнул жарко:
Кстати, мама взглядов его абсолютно не разделяет!
По разные стороны баррикад в одной постели.
Однако когда Швец подошел, Гуня отрекомендовал меня лихо:
Этот одной ногой уже наш!
Швец поглядел сквозь пенсне почему-то неодобрительно. Мама, глянула более благосклонно. Захотела не примой-балериной стать, а женой депутатской. А в «золотых рыбках»Гуня и я!
Но ты меня не бросишь, надеюсь?шепнул Гуня, когда они прошли.
Да-а, однажды по его просьбе одному министру я написал. Потом долго каялся!
Кое-кто его ругал,
Что за свет он много брал.
Но любил его народ