Да, выжигают тут... неугодных!Пека прохрипел.
Сильно тревожусь: вряд ли Пека в числе «угодных»! Оставшиеся окна, вплоть до верхних этажей, в грубых решетках.
Это от воров, что ли?
Нет, от комаров!
И магазин выжгли! Похоже, «молочные реки» позади. «Удачно» приехал!
...Мне кажется, Пека мне не рад,высказал я, когда Пека, напившись, рухнул.
Да, и Инна усохла. Усохнешь тут!
Почему не рад?усмехнулась она.Для любимого дружка из могилы вылез!
Как?
Так. Сели с дружками в руднике, давно отключенном, и не выходят! Будто кому-то есть дело до них. Тут теперь другие дела.
Но какие же?
А какие везде! «Шахты стоятмерседесы ездят»!
Встретили тут один...
Инна обмерла.
Таранить он его не пытался?
...Нет.
Ну, видимо, пожалел тебя... для первого раза.
Да нет. Не пожалел.
Ну и сколько он еще пробудет тут? В смысле, на поверхности?
Спроси у него. Надеюсь, пока ты тут...
Ясно. Затем и позвала! Вытащить мужа из «могилы».
А Митька что?
Аппендицит вырезали. Теперь карантин у них там... по гепатиту. И слава богу! Незачем ему выходить!вдруг вырвалось у нее.
Что ты такое говоришь?!
Здесь нечего Митьке делать!затряслась.О сыне он не думает!
Совсем уже ошалела от отчаяния... Конечно, про то, как Митя хохотал над моей книгой, придерживая шов, она уже не скажет. Теперь ни к чему. Да-а... Прилетел на праздник. Праздников не напасешься на тебя!
Так точно Пека не скроется, пока я тут?тактично тему переменил.
Она пожала плечами.
Тут мы еще избу-читальню открываем. Все книги, что он копил, отдали туда. И твои, что ты нам дарил,тоже. Раньше он увлекался книгами. Надеюсь, хоть это вытащит его!
Откуда именно это его «вытащит»она не уточняла. Но и не надо уточнять. Отовсюду!
Сколько сил он в читальню вложил! Задним числом узнала: свои ртутно-золотые бляшки растапливал, чтобы материалы купить.
То-то он зеленый такой.
Все говорил: «Вот приедет к нам Попик!»Она смутилась.Так он называет тебя. Не знал?
Нет.
Знай теперь. «Вот приедет к нам Попикбудет где выступить ему»... Библиотеку-то поселковую сожгли...
Господи! Библиотеку-то за что?
Она пожала плечами.
Зато теперь вот!подвела к окну. За окном (из щелей торчит вата... да особо аккуратной хозяйкой она не была никогда) простирался бескрайний темный дворкак я понимаю, до Северного полюса... Прямо под окнами был детский городок, качели, карусель... тоже слегка обожженные, и рядом с ними поднималась избушка в четыре окна... и ее тоже сперва воспринял как часть детского городка. А это, гляди, центр культуры!
Вот тут ты сегодня и будешь выступать.
«Да,подумал я,зал исключительный. В таком я еще не выступал». Но откликнулся, как всегда, с энтузиазмом:
Хор-рошо!
Это, понятно, она все затеяла. Идея явно ее. Мне бы такую... в смыслене идею, а жену! Проехали. Выбрал другую судьбу. Уступил, как я и все уступаю в жизни. Это я только в литературе лют!
Ты, надо понимать, это придумала?
Ну, не совсем я. Она всегда тут стояла... точнее, остов ее. Считается, что якобы декабрист один, довольно сомнительный, в сущности, для диссертаций сочиненный, отбывал тут. Ну я и уцепилась: мне много ли надо? Через свои связи в Министерстве культуры отбила ее. Кому что!горько усмехнулась.Некоторые дворцы хапают. А намэто...
Но мне изба эта дороже дворца!
Пека тоже душой вложился. Какую-то особую бак-фанеру достал. Все мечтал: «Вот приедет Попик... Такой бак-фанеры он не видал!»
И вряд ли уже увижу где-то.
Спасибо вам!
Тебе спасибо,проговорила она.
Но хотелось бы заранее побывать там. Освоиться.
Не волнуйся. Теплую атмосферу я обещаю тебе.
Я растаял. Но в некотором смыслезамерз. Особенно когда стоял у окна, любуясь местом своего будущего триумфа.
Я зябко поежился... И в комнате колотун.
Да, кстати о тепле,вскользь заметил.Я тут сдуру,повел плечами,налегке к вам прилетел. Нет ли чего накинуть... потеплей?
Сделаем,кратко сказала она, вновь уже погруженная в какие-то мысли.
А Митька неужели ж не сможет прийти?высказал я свое, но, как часто мне «везет», угодил в самую больную точку.
Нечего ему делать тут! Папа звонил: похожепоследний шанс устроить Митьку в нормальную школу!
Что, в Москве?пролепетал я.
Вот тебе и изба-читальня!
Ты с Луны? Что сейчас творится в Москве!.. В Англии!
Конечно, конечно,растерянно забормотал я.В Англиио чем речь?
Для этих слов, видимо, и был вызван.
Так заставь этого хрена... ж..у поднять! Что он расселся тут... навеки, что ли?
Вот и моя роль! А избаэто так... декорация первого акта.
Расстроился я. Ну ничего! Выступлю нормально. И после выхода из больницы я выступал... и непосредственно после посещения морга (правда, провожали пока не меня)... и ничего! Никто из слушателей ничего не заметил. Публика хохотала. Выдюжим.
Папа говорит,отчаяние перло из нее,еще что-нибудь он отмочит, и любая страна мира будет закрыта для нас!
А наша?вырвалось у меня.
А что здесь делать?
А что мы все здесь делаем? Зря?
Она смотрела на меня с жалостью... и с любовью, как показалось мне.
Сутулишься ты... у меня!
...Я у всех сутулюсь!
Инна лишь махнула рукой. Из маленькой спаленки доносился храп. Пошла будить.
Вставай, морда! Может, помнишь хоть, у друга твоего выступление сегодня.
Когда?прохрипел Пека.
В восемь.
Пека тупо молчал.
Могу и не выступать!вырвалось у меня.
Пека стал одеваться...
Рано еще,подвиг его я оценил.
У меня совещание,заносчиво Пека сказал.
Знаю я эти ваши совещания!рявкнула Инна.С прошлого принесли тебя!
Так мы это... делаем бизнес-план,пробормотал Пека.Рудник им закрыть я не дам!
Да. За Англию с ним трудно будет пропаганду вести!
Кому ты не дашь? Ты знаешь хоть, с кем борешься?
Получше тебя! А если не врубятсяснова заляжем в рудник.
Да кого это трогает! Павлунько убилимало тебе? Ты-то хоть останешься со мной?вдруг повернулась ко мне.
Нет, к сожалению.
Куда онтуда и я. Пусть и не думает никто, что я сюжет этот бросил. Самый разгар!
Пойду прогуляюсь перед выступлением,мягко пояснил я.Голова что-то побаливает...
После прогулки она несколько сильнее побаливала... но я забегаю вперед.
Ну иди,злобно сказала онамол, и этот безнадежен.
Но и тут не сломалась она, продолжала командовать:
Ну ты, друг!к Пеке обратилась.Может, дашь шубу свою драную, которую уже на помойку пора, своему другу? Внимания не обратил? Он в костюмчике появился.
Шубу не дам!мрачно Пека отвечал. Конечно, такой «прикид»! Пека и шуба неразделимы!Климкостюм могу дать.
Не хватало еще мне какого-то непонятного «климкостюма».
В климкостюме пусть полярники ходят. Тогда я ему дубленку твою дам.
Пека сопел обиженно. Видимо, и дубленку жалко. Предпочел бы, наверное, чтобы я замерз. Но все же к дубленке спокойно отнессявидимо, не так прикипел.
Вышли вместе.
Я, конечно, понимал, что «совещание» будет не в Доме правительства, но горячо надеялсяв «шайбе». Однако Пека и «шайбу» миновал.
Уйгуры ненадежны,сказал кратко, как настоящий вождь.
К гаражу подошли... Конспиративно. На ржавой боковой стенке было мелом написано: «Секс-вагон».
Как это понимать?надписью заинтересовался.
Да молодежь сбивает замок, оргии тут устраивает. Потом шприцы выгребать. Машину угоняли три раза!
Да, Мите не надо тут. Отомкнули. Посередине темноты сереет его «москвич», по стенам скамьи. Пека булькнул канистрой.
Надеюсь, тут не бензин?я предположил.
Он мрачно, но утвердительно кивнул.
А где ж участники совещания?Я потер руки.
Подойдут. Но пока... не хотел при ней... пиши!властно скомандовал.
Слушаюсь!Я выхватил блокнотик.
За два года в рудник ни копейки не вложено. Проржавело все. По фигу им!
Ну, а как же... руда?
У них тут свои деладеньги перебрасывать. «Компьютерное обеспечение рудничной логистики»это тебе как?
Неплохо.
Кому-тода. Гуня это направление в Москве возглавляет! Главное умение тутвернуть девяносто процентов тому, кто дает. Поэтому и назначают бессмысленное... на что тратиться не надо.
Так чего же ты не берешь?!вырвалось у меня.
Так мне не дают. Знаютработать начну. Для них это страшней чумы!.. Так что готовим сопротивление!
Он разлил в алюминиевые стаканчики. Бр-р!
Значит, так вот и готовятся государственные катаклизмы?Я оглядел гараж.
Коту клизму поставили уже!Пека сострил.Но не все согласны!
Несогласные стали подходить. Опилкин! Прежнего щеголя не узнать! Другие усаживались... Да, в «шайбе» пошикарней гляделись они.
А ты сдал что-то.Это Пека мне сообщил!.. Оба «красавцы»!
Ну, что делаем, шеф?Опилкин довольно нагло проговорил. Видимо, делегат от народа к вождю.Снова на заглубление?
Пека, как настоящий вождь, зову народа поспешно не внимал, больше внимания обращал на высокого гостя,хотя я в этой роли чесался и потел.
Кладбище тут планируют,сообщил он мне главный секрет.
Так есть уже вроде оно?
Глобальное, для всей цивилизации! На тысячелетия рассчитано,культурный Опилкин сказал, потирая руки.
А где ?
Да там, где мы с тобой были,мрачно Пека произнес.«Конец света» помнишь?
...Вспомнил! Сожженную радиолокационную станцию... выселенный зверобойный поселок... Неужто все это специально сделано? Хотя пить еще крупно не начали, но уже похоже на пьяный бред. Почему безумцы эти решили, что их богом забытый угол станет вдруг центром цивилизации, пусть даже могильной? Я все же приехал сюда писать реалистический роман.
Объясните.
Не понял?Пека снисходительно произнес:Так во всем мире на кладбищах гниют, а у нас в мерзлоте все свеженькие будут лежать, как огурчики!
Кошмар.
Только волосы и зубы растут,добавил вездесущий Опилкин.
Представляю этих красавцев. Я, конечно, ждал тут каких-либо ужасов, но таких!..
И знаешь, кто за этим стоит?произнес Пека почему-то хвастливо.
Он? Но тогда почему он же с этим беспощадно борется? Инна? Но тогда, наверное, надо соглашаться?
Рада!произнес Пека и самодовольно хохотнул.
Кто?!
Ну, Рада! Помнишь, еще копали у нее?
Да, рыли для нее могилы. Но чуть не вырыли для себя. Был потрясен ее размахом и вообщемасштабами жизни. Казалось, тут страшно, а тут, оказывается, лакомый кусок!
Да как же она проникла сюда?
Пека молчал многозначительно. Мол, не без моего влияния, ясное дело! Подчиненные смотрели восторженно, снизу вверхбольшими половыми связями начальник обладает там, наверху!
Ну и что не устраивает тебя?
Забываться начинает! Распустила тут бандовню... умных людей не слушает. Глубоко слишком полезла! Рудник вовсе не обязательно закрывать.
Обязательно! По литературе знаю. Чтобы мертвечину везде насадитьнадо предварительно выморить все живое. И в литературе это идет!
Выпили.
Так что объявляем войну!Пека властно на Опилкина глянул. Тот с натугой поднял тяжеленную сумку на стол. Я думал, там патроны и гранаты... Нет, бутылки с «зажигательной смесью», слава богу. Умно. Маскировать революционные маевки под обычные пьянки, как Ленин учил!
Вдруг распахнулась железная дверь, хлынул свет. Оглушительный металлический голос:
Выходи по одному! Стволы, ножи на снег, руки в гору!
Милиция тоже играет в какой-то фильм.
Последним вышел и я, щурясь, в надеждеможет, отделят? Поймут, что я не из этой оперы? Достаточно вжился! А через час мне уже выступать.
Чего стоишь? Залезай!
Это вы ко мне?
Упаковали меня вместе с моими героями. Большая честь. Ну, а где бы ты хотел сейчас быть? Отдельно? Так не напишешь никогда.
Привезли, что характерно, не в отделение, а в какой-то спортивный ангар. Сердце мое упало. То есть эта работа у них не надоевшая, обыденная, а сверхурочная, видать, неплохо оплаченнаятак что будут работать с душой.
Характерная деталь: тут же, в этом бункере, спортивные тренировки шли. Лысые мордовороты штанги толкали, другие настойчиво, обливаясь потом, гребли на условной железной лодке, не отвлекаясь на наши крики и стоны, которые вскоре тут раздались. Но этих еще можно понять: им вскоре, возможно, точно такая же работа предстоитчего отвлекаться?
Более поразительно, что девочки-ангелочки, с обручами и лентами танцующие под музыку Чайковского, извлекаемую из белого рояля интеллигентной очкастой женщиной, тоже не обратили ни малейшего внимания на побоище, что нам учинили тут. Решили, видимо, что это какой-то турнир по боям без правил и со связанными руками у одной из сторон, по моде времени. Афиши такие висят. Характерно, что и исполнители вовсе не тушевались, даже милицейская форма не смущала ихнаоборот, как бы подчеркивали жестокость и цинизм. Да, милиция тут полностью переменила ориентацию! Тоже напоминает какой-то фильм. «Из всех искусств для нас важнейшим является кино!»
Ну что, сука? Скоро ты уберешься отсюда?волосатая лапа сжала Пекино горло.
Зоя! А давай стоя!смело Пека прохрипел.
Удар! И тут жебожественное «Лебединое озеро». Вынесло все оно! Похоже, что при такой всеобщей терпимости нам хана.
Но голос все же раздался. Сначала гулко хлопнула крышка рояля, струны отозвались.
Вы долго еще?строго произнесла аккомпаниаторша.Вы мешаете нам! У нас мероприятие. Найдите другое время.
Сейчас, Софья Павловна,главный глянул на часы.Уже заканчиваем.
Видимо, работа тоже почасовая. И корячиться хоть минуту лишнюю, да еще на сверхурочной, никто не собирался. Это и спасло...
Для бодрости зашли в гараж, допили. Главноебодрости не терять.
Ну все,я сказал Пеке.Пора сдаваться властям.
Под властями я, ясное дело, Инну подразумевал.
По дороге еще купили елочку у ханыги.
С материка привез! Недешево обошлась.
Пека и не скупился: скоро Новый год!
Упала консоль,так Пека ей наши травмы объяснил. Я гордился им! Что значит специалистом быть. Консоль! Сдержанно и емко. И ничего больше можно не объяснять: дилетантам бесполезно. Как художник слова, восхищался и одновременно сладко погружался в сон.
Не спи!звонкий голос Инны, спасительный луч.У тебя выступление через полчаса!
Да, емкий вечерок! Сел. Пока что еще не встал. Но все уже слышал и многое понимал. Я глянул на Пеку, спавшего на соседней тахте.
Он так ждал тебя. Если б не дурацкая забастовка эта! Увольнять его ребят стали. Ну, оболтус этот: не брошу своих!
Я четко встал. Тоже имею принципы. Пропьем все, но профессиюникогда. Пора и мне в мой забой!.. Последние годы я, по сути, тоже, как Пека, в яме сидел со своим верным пером (кайлом), упорно не прерывая работы, когда на поверхности проносились ураганы, сметающие все... Устоял? В смыслеусидел? Высидел свое? Сейчас проверим!
Ровно через полчаса, с прилизанными мокрыми волосами, с изможденным высокоинтеллектуальным лицом, был уже за столом в избе-читальне, шуршал листами.
Публики небогатоно к этому тоже привык. Закалился. Или задубел? В общем, выдерживаю. К тому жесвечи создают уют.
Читал.
МАМА ПРИЕХАЛА
« Я к Сущаку!
Его нет,произнес охранник, перегораживая мне дорогу.
Но мне назначено. Вот написано его рукой: семнадцатого в шестнадцать часов!
Я все не мог еще избавиться от спеси, навеянной, вероятно, тем, что друг подвез меня к нотариальной конторе на ослепительном вольво. Но здесь, судя по габаритам цербера, меня быстро приведут в чувство.
Разрешите!
Гонор, однако, не проходил. Я смело попытался сдвинуть охранника, хотя легче было сдвинуть стенку. Но! К удивлению моему, он вел себя сдержанно и даже в какой-то степени скованнословно не знал точно, как себя вести. А говорят еще, что жизнь наша становится жестче. Наоборот! Я, как писатель-оптимист, всюду нахожу радости, даже в нотариальной конторе. Это мой долг.
А что за дело у вас?спросил он, нерешительно потоптавшись.
Наследственное.
Он вел?
Что значитвел? Где он?
Начинается ахинея! Охранник-амбал вдруг окончательно смутился. Ну, если смущается даже этот шкафзначит, действительно тут что-то из ряда вон выходящее, просто так его не смутишь. Я решительно протиснулся. В еврокоридоре увидел бумажку: Прием ведет нотариус Сущак Я.А. по доверенности нотариуса Сущака Я.А.. В своих хождениях я уже усек, что нотариусыбольшие казуисты, любят прятать суть дела в ворохе бумаг. Какая-то новая уловка? Я заглянул... Женщина! Высокая укладка, брошка.
Закройте дверь!рявкнула она.
Но мне назначено,я показал квиток.
Кто вам назначил?
Сущак... Ян Альбертович,от злости даже вспомнил его имя-отчество.
Вам сказано: его нет! Закройте дверь!
Хорошенькое дело! Муж отвалил, видимо, в отпуск, оставил жену, которая знать ничего не хочет. Прям не бабамужик! Альбертыч вроде поласковей был... а эти всегда чем-то обижены. Плохи мои дела. Блуждая по нотариусам, я уже знал, что каждый новый норовит полностью отменить все, сделанное предыдущим, выставить его дилетантом и идиотом, разрушить уже слаженное дело и все сначала пустить, начиная со сбора всех справок. Плохи мои дела... Но, может, меж мужем и женой не будет таких уж противоречий? Оптимист!
Ваше дело закрыто!все же взяв мою папку, сообщила она.
В каком смысле?
В прямом... Вы не можете наследовать долю вашей квартиры, принадлежащую матери. Где была прописана ваша мать?
В последнее время в Москве. У сестры... В смысле, у своей дочери.
Вот туда и езжайте!
Но квартира же здесь!
Наследование оформляется по месту прописки покойного. И получает тот, с кем последнее время жил покойный.
То есть не я?
Не вы!
Но Ян Альбертович обещал. Завел дело. Деньги взял!
Он много кому чего обещал! Его давно пора было посадить.
Круто она о муже! Или она сестра? А я все думалкого она мне напоминает. Сестра!.. Но сестры редко так говорят про брата. Жена про мужаскорей. Голова кругом идет. Я сел в коридорчике. Говорят, что муж и жена с годами становятся на одно лицо... но не до такой же степени? Встал...
А могу я все же поговорить с Яном Альбертовичем? Где он?
Охранник вдруг выразительно закашлялся и чувствительно пнул меня в лодыжку... Бестактности говорю?
Извините, но я два месяца по очередям маялся, справки собирал!
Он поставил в тяжелое положение не только вас!произнесла она как-то торжествующе.
И что, нельзя его найти, наказать?
Попробуйте,горько усмехнулась она.
То есть она хочет сказать, что его вообще нет... и спрашивать не с кого? И в то же время какое-то странное ощущение, что он где-то тут. Я внимательно и, может быть, бестактно вгляделся. Лицо ее вдруг стало каким-то серым, покрылось крупным потом... как в фильме ужасов. Кошмары какие-то показывают тут, в нотариальных конторах, вместо оказания услуг!
Ян... Альбертович?в ужасе пробормотал я.
Яна... Альбертовна,с трудом выговорила она,и я уже, кажется, говорила вам, что не имею с этим негодяем ничего общего. Немедленно закройте дверь!
Да-а-а! Я рухнул в коридоре на стул. ОНАэто ОН?! Бывший! Да-а... Нелегко это ЕЙ... в таком состоянии... хамить. Требует большого напряжения организма. Перемена полаоставаясь на том же рабочем местеиспытание нелегкое. Тут не до услуг. Но почему мы-то должны за это страдать... впрочем, как и за другие чудачества власть имущих?
Вы ведь, наверное, помните меня?Я снова сунулся в дверь.
Это уже полная бестактностьзалез, так сказать, в субинтимную сферу, намекнул на некоторую близость двух Сущаков. Но как иначе мне быть? Внешность (его? ее? их?), в сущности, почти не изменилась, несмотря на все усилия врачей. Сразу не додул! Зациклился на своих проблемах, а у них, оказывается, свои, более мучительные. Вон пот лицо ее покрыл...
Извините,пробормотал я.
И что особенно тяжеловсе обманы всегда проходят под завесой высокой морали! Взгляд ее так и дышит решимостью наказать зло!
Это он должен просить прощения у вас! И не только! Он подвел сотни людей!рявкнула Я.А.Сущак. Не так уж, оказывается, она и смущалась. Характер бойцовский переняла.
Так что же теперь делать мне? Я столько ходил тут, в очередях стоял, справки собирал!Я зачем-то показал толстую папку.
У вас с сестрой хорошие отношения?в голосе ее вдруг появилась теплинка. Все-таки женщина.
Да уж не такие плохие, как у вас... с однофамильцем,чуть было не сказал я.
Долю матери в вашей квартире получит ваша сестра. Естественно, после оформления всех документов.
О господи! Это я уже проходил! Бедная Оля! Ей-то кусок моей квартиры зачем? Она не такая.
После этогоесли она, разумеется, захочетона сможет приехать сюда и, оформив соответствующие документы...
Опять?
Опять! Она сможет или продать вам долю в вашей квартире, или подарить.
Ишь, раздобрилась вдруг Я.А.Сущак... Но верить я уже не верил. Горел уже не раз! Ну поверю я ей, измучаю любимую сестру, потрачу последние деньгиа Сущак Я.А. опять в другой пол перемахнети начинай все сначала! Говорят, деликатную эту сферу трогать бестактно... но я их и не трогалэто они тронули меня. И еще как!
Голос Я.А.Сущак вдруг вновь возмужал... Битва гормонов!
Видимо, у вас были неадекватные отношения с матерью?сурово произнес он... она.
Пошел теперь какой-то фрейдизм... А нам, бедным, все это расхлебывай! Видимо, мать его... ее... их... была недостаточна ласкова с... ними в детстве... или, наоборот, навязчиво ласкова. И вот результат: загублены мое дело, мои денежки, последние силыа им все на пользу! И у нас родители тоже не идеально себя вели, но мы на этом не зацикливались, работали сколько надо и когда надо. И пол не менялибыло не до того!
Вы хоть раз отвезли матери в Москву корку хлеба?яростный взгляд. Разбушевалась Сущак! Порвав сурово со своим прежним обличьем, жаждала еще крови и теперь пыталась испортить наши отношения и с любимой моей сестрой, и даже с покойной матерью!
Впрочем, сестра Олячудо. С детства добродушная хохотушка, вряд ли даже нотариусу нас разлучить.
Нет, матери корок хлеба я не привозил: Оля с мужем Геной получали достаточно для того, чтоб не принимать мои корки. Но любил приезжать в их уютную квартирку на юго-западе Москвы. Если былипривозил свои новые книги, вышедшие в Питере или Москве, дарил ей. Чувствовал себя легко и даже счастливотут отпадали, не дотягивались все мои тягостные обязательства и проблемы, тут я был любимый сыни больше никто. Счастливый человек, сбросивший путы и тяжелые ботинки, стоптанные в бесконечных московских переходах,хотя бы на час... а то и полдня покоя и счастья. Уже с запаха, как только я входил,позвонив, разумеется, заранееначинался покой. Знакомый, как я помню себя, запах фирменного маминого супа с фрикадельками. Более специфического супа не помню... но я к нему привык! Думаю, что лишь у меня способен он вызвать слезы умиления. И мама уверенно, как всегда, для убедительности подняв бледное правое веко, рассказывала семейные дела в своей сугубой трактовке: Я, во всяком случае, сразу сказала им!Она гордо вздымала голову.Во всяком случае, они потом не могут сказать, что я им не говорила! Потом мы сидели с ней на балкончике, если веснав запахе черемух...
...Потом приехал на похороны. Гена и Оля все организовали уже. Мама, будучи всегда бодрой атеисткой, отпевания не хотелаи тут свой упрямый характер выказала, лежала в обычном зале прощания, вместе с другими старушками. Помню, каждый из нас, глянув на нее, быстро выходил на воздух, и мы собрались под липой, переговаривались. Помню странную вещь: держался нормально, но как только начинал вспоминать что-то конкретное, какой-то эпизодпробивало насквозь, приходилось задирать голову, чтобы слезы не текли!
Вдруг вспомнил, как шестьдесят лет назад мы, все еще вместе живя в Питере, всей тогда еще большой нашей семьей приехали в Москву. Теперь я понимаю уже, что энергичная и решительная мама предприняла эту поездку с отчаяния, как последнюю попытку спасти семью: отец решил уходить. Ну давай сначала съездим в Москву к родным, пообщаемся с ними! И отец, который сам переживал, согласился. Мама надеялась, что праздничная столица, любимые родичи снова соединят их в родственной теплой кутерьме и все чужое поблекнет. Дома, лицом к лицу, такой надежды у них уже не осталось. Разве что здесь!
Поезд тормозил, трясся. Встал. Мама нас весело тормошила: Скорее собирайтесь! Георгий, возьми же чемодан! Ведь была же когда-то веселая, шумная семья! И все вернетсянадо лишь вести себя так же весело и шумно, как раньше.
Отец мамы, московский академик, сняв шляпу и открыв крупную голову с серебряным бобриком, шел к нам. У платформы нас ждала длинная черная машина. Помню, я был совершенно очарован ее бархатным, тускло освещенным нутром. Особенно меня занимал маленький стульчик, вынимающийся из спинки переднего кресла, и я то робко вынимал его, то испуганно убирал обратно: вдруг не влезет? Потом, посаженный папой на колени, я терся щекой о его колючую щеку... последний раз?
Потом помню нас в роскошном магазине с высоким резным потолком... Потолок помню потому, что шарик, только что купленный мне папой, вдруг выдернул из моих пальцев скользкую нитку и улетел вверх. Кто-то, встав на стул, лихорадочно пытался поднятой шваброй сбить его вниз. Были, значит, у деда сила и власть, чтобы заставить людей суетиться! Шарик был торжественно вручен мне, я подбежал, счастливый, к маме и папе... Но лица у них были расстроенные, отвлеченные. Да, да,рассеянно произнесла мама, погладив меня по коротко стриженной голове.
Помню, как в зеркальном фойе театра мать (перед началом или в антракте?) очаровательно кокетничала, весело и молодо вертелась перед зеркаломно пронзительную тревогу всего происходящего я остро чувствовал и ясно запомнил. Тогда и начал писать? Помню еще багрово-серебристый бархат ложи, солидный черный рукав деда-академика с твердой белой манжетойпоставил на барьер открытую коробку шоколадных конфет в гофрированных золотых, громко шуршащих юбочках.
Больше не помню почти ничего... Смутно: мы в коммунальном коридоре с двоюродным братом крутим велосипед, и открывается дверь с площадки, и возвращаются из каких-то гостей расстроенные, молчаливые мать с отцом. Все! Ничего не получилось! Москва не помогла. Помню, как отводили виновато глаза провожавшие нас друзья и родственники. И что бы было тогда с родителями, если бы вдруг сквозь туман времен они увидели бы меня теперешнегоседого, потертого, безуспешно пытающегося стремительностью движений скрыть дефекты одежды, норовящего что-то втолковать чужим людям, занятым вовсе другим...
Вскоре после той поездки родители развелись. Всегда все бывает как-то наперекосяк: в последний момент им вдруг дали большую квартиру в новостройке, но отец уже не въехал в нее. Скоро и Оля уехала в Москву, познакомившись в байдарочном походе с Геннадием, потом отчалила и мама нянчить внучку, и мы с женой остались в большой и еще необорудованной квартире одни... И вскоре квартирка превратилась в распивочную для всей пьяни с окружающих пустырей... Ну, может, и не для всей, а лишь той, что выдавала себя за богему, но таких в России всегда миллион: можно, ссылаясь на гениальность, не делать ни хрена! Ну как очередного беспутного гения не впустить, хоть и ночь уже? И я чуял, что погибаю и это не остановить: лишь моя рука, хватая воздух, из топи торчит! И спасало одно: Мама приехала! Она действительно изредка приезжала навещать квартиру, сокрушенно качала головой, замечая разруху, хотя мы с женой пытались порядок навести. И это время можно было передохнуть: Мама приехала. Потом, уже чувствуя в себе силу сочинителя, правящего жизнью, я уверенно говорил по телефону звонившим с утра: Мама приехала! И грязь, урча, отступалапротив Мама приехала не сказать ничего! И хотя мама находилась в это время в Москве, но спасала меня. Мама приехала. Теперь уже не приедет!
Так что вы можете благодарить Яна Альбертыча!снова прорезалась Я.Сущак.