Спасибо обоим им. Мама приехала! Написал рассказ! Я пошел. Этот неуловимый Ян мне уже надоел.
Он втравил вас фактически в уголовное дело! Если бы это,она тряхнула бумагами,поимело бы ход, вас могли бы осудить как мошенника! Да и ему мало бы не досталось. Я фактически спасла вас, изъяв эти бумаги.
Хорошо, хорошо.Я, улыбаясь, двигался к выходу. Спросил из вежливости:Но денег я, значит, от него не верну?
С кого?саркастически усмехнулась она.
Ах да, извините. Все? Я могу идти? Надеюсь, ко мне не будет применено... уголовное преследование?
Внешность ее ежесекундно менялась. Надо же, ломает как!
Вы пытались незаконно присвоить наследство матери!
Но я же не знал.
Незнание законов не освобождает от уголовной ответственности!
Ловко! Незнание законов не освобождает от уголовной ответственности... а изменение пола? Незнание законов не освобождает от уголовной ответственности... но знание, видимо, освобождает. А интересноесли у Сущака Яна Альбертовича было какое-то имущество (квартиранесомненно), сумел ли он завещать его Сущак Яне Альбертовнев тот момент, правда, несуществующей? Несомненно! Для этого они тут и сидят. Знание законов! Это мы лишь страдаем тут. Законы постоянно меняются... нотариусы в процессе сложного дела меняют пол и убеждения. Загадочное учреждение! Впрочем, все такие у нас.
С концами скрылся!глянув в зеркало, злобно проговорила она...»
Поднял свой взгляд... а зал-то чудный! Дышит сообща. Глаза умные, интеллигентные, сочувствующиедавно таких не видал. А это что за вдумчивый взгляд? Знакомое лицолишь бородка незнакомая. Гуня! Родной! А где же еще быть интеллигентному человеку в этот миг?
Здорово! Как дела?!обнял его радостно.
Да как и всегда,ответил скромно.
А чего ж тут?
Да влип, как всегда. Пытаюсь в меру скромных своих сил...
А на самом деле читай: безграничных!
Пытаюсь, как закон того требует...
Читай: не закон, а заказчики!
Тендер тут провести...
Тендерчитай: конкурс.
На лучшее...
Читай: худшее...
...использование этого региона. Как-то его спасти!
И как?
Да пока что кисло все.
Это я вижу. Зато у меня все хорошо! Даже Софья Павловна, от рояля восстав, посетила. И ученицы ее. И какие-то усталые интеллигенты. Таких родных, внимательных глаз после этого уже не видел. И даже Пекины друзья-заговорщики в процессе моего чтения героически поднимали свои измученные головы от стола и вникали. Успех! Да. Было тепло. Как Инна и обещала. Только вот Митьки не было. И зря! Я победно глянул на Инну. Ну что, довольна? Довольна... да не совсем? Теперь уже, распаренный победитель, я мог трепать ее как хотел... Схимичила с Митей? Как поняла, что не удался ее расчет и что на Англию я работать не буду, решила меня вырубить, дабы я не смущал юный ум. Выгадала?
Сказала, пока шли сюда, абсолютно искренне:
Жаль, Митьку не выпускают. Карантин у них. Даже пальто их заперли, чтобы не сбежал никто!
Граница на замке! Зуб даю, что она все это и организовала, как наверняка член какого-нибудь просветительско-попечительского родительского больничного комитета, и добилась того, что заперли пальто. Поставив цель, средств уже не жалеет. Сперва заманила Митькой, потом отлучила от негомол, хорошему не научу. И что же? Теперь я уже вполне снисходительно на нее смотрел. «Ну что, довольна?» Она смущенно отвернулась. «Нет, недовольна. Теперь понимаюна этом празднике духа Митьке надо бы быть». И действительнотак тепло потом уже не было.
И тут распахнулась дверь, и влетел розовощекий Митькабез пальто! Я прилетел сюда без пальто, и онбез пальто. Обнялись... Вот оно, счастье. Сын мой!
Митька, счастливый, снова в больницу убежал, и я от счастья заснуть не мог. Пытался и Пеку взбодрить:
...Ну, раз Гуня тут проблему решает... так можетне безнадежно все?
Да что знает он? Тротилу не нюхал!
Видимоэто обязательный элемент образования? Ну, тогда и я ноль!
На потолке вдруг задрожала тень рамы! Я в восторге поднялся... Северное сияние наконец?
Все! Подожгли, суки!Пека вскочил.
Горела «изба», где я только что был счастлив! Пронзила мысль: «Это ведь они и меня, суки, сожгли». Пека выскочили тень его с улицы заняла весь потолок... Записал. Деталь, конечно, не богатая, но по бедности сгодится. Потом рядом с его головой появились тени в касках.
Нет ничего противнейи сиротливейзапаха пожарища, а тем болеемокрых сгоревших книг.
Ну что,сказала Инна Пеке,тебе мало еще?
Пека сидел, уронив черные руки, но тут вскочил.
Я с этими суками разберусь! И я тут построю... Дворец книг!
Ясно.Она набрала номер на телефоне.Все, папа! Давай, жду!Повесила трубку, глянула на меня.Ну, а ты что?
Я что?
Зазвонил телефон. Она взяла.
Тебя,протянула трубку, тяжелую, как гантель.
Язык жены заплетался.
Настя пропала!
Как?
Обиделась на что-то. И вторую ночь нет.
Да уж есть на что обидеться!
Может, у бабки она? Ты бабке звонила?
Думаешь, она там?
Тебе думать надо!брякнул трубкой.
Дочуркабудем считатьу бабки спасается... хотя и бабка тоже не вариант!
Ну?Инна и прижавшийся к ней Митька стояли передо мной.
Завал,сказал я Инне, кивая на трубку. Выбрал!
Ясно,проговорила она. Прогрохотал злобно сброшенный с антресолей чемодан. Выбрал я. Как всегда, не то. Проиграл. Как и все проигрываю. Это я только в литературе лют.
Черт, убери эту дрянь!Инна металась, собираясь, и елка, так и не установленная, постоянно оказывалась у нее под ногами.
Погоди, ведь Новый год!привел я последний жалкий аргумент.
Ничего! В Англии Новый год тоже умеют встретить!
Подъехал тот самый черный катафалк. На фоне пепелища, еще светящихся головешек, неплохо смотрелся. Хорошо, что Пека валялся в отрубе и этого не видал... Хотя хорошего мало.
Я вынес за Инной и Митей чемоданы. Грязные слезы от дыма текли. Или не только от дыма? Митя какой-то подавленный был. Надо бы устроить с ним бодрый языческий танец на углях! Не было сил.
Ну, ты что, остаешься здесь?уточнила Инна.
Да нет, своего хватает. Скоро к себе.
Инна махнула белой ручкою, и они с Митей скрылись за черным стеклом.
А? Что?Пека очнулся. Хорошо, что я хотя бы рядом был.Улетели?
Еще нет.
Митьку не дам! Его здесь место!
Но не все это выдержат.
А как мы тут?!Пека произнес.
А как мы... этого я еще сам толком не понял. Сели в его авто, понеслись. Пришлось, правда, чтобы выехать из гаража, убирать с-под колес остатки пиршества.
Аллея героев! Навстречу катафалк возвращается. Вот и хорошо. Вот все и устроилось. И на кладбище нас отвезет. Здесь мое место. Рассчитаем точку... березку для венка чистую подберем.
Давай!это я скомандовал. Лучший конец!
Ур-р-ра-а!
...Потом мы вместе с машиной валялись в канаве. Вот так. Эффектное окончание, в стиле «совок»... но для ВГИКа годится. Или нас давно отчислили из него? Сознание плыло.
Хило поцеловались!Пека прохрипел.
В небо, весь светящийся, как новогодняя елка, взмыл самолет...
Глава 6ХАРАКТЕРИСТИКА НА ТОТ СВЕТ
...Мобильник мой огорчал меня. Мог ли я десять лет назад хотя бы представить, что маленький кармашек рубашки сможет вместить такой сгусток неприятностей и проблем? Порой, когда я его вытаскивал и тупо глядел на поступившие неприятные сообщения, я думал: а размахнись ты пошире, закинь его вон на крышу сарая и там оставь, и с проблемами и неприятностями будет поконченоникаким иным способом они не пробьются к тебе! Давно уже никто не звонит тебе по обычному телефону, привычная прежде почта словно испарилась, да и не нужнакому ныне придет в голову мысль писать длинное пространное письмо на бумаге? А тутпотыкал по клавишам, послал иполучите неприятность. Прогресс!
Просматривая сообщения, я раскинулся в тихом московском дворикерухнул здесь абсолютно случайно, уже не было никаких сил брести по раскаленной душной Москве, а тут вдруг потянуло свежестью, и меня засосало сюда. Действительно, тут имелся кусок покоя и прохлады под старинным, мощным, корявым, наклонным и как бы перекрученным по спирали вязом. Очень старые деревья время вот таким странным образом выкручиваетзамечал это не разотжимает, словно белье.
Тут имелся еще один московский старожил: белый московский флигель с маленькими сводчатыми окнами, приплывший явно из тьмы веков, как и вяз. Вернее, наоборотэто они были давно, когда тут еще ходили бояре, а постепенно приплыло сюда остальное: этот огромный шикарный дом, украшенный пестрым кафелем, эпохи эклектики и империализма, и жестяная (и бездушная) табличка на флигеле «Строение 2», от которой буквально разило эпохой инвентаризации и социализма... Впрочем, с этим, возможно, я ошибаюсь... И как это сладко вдругиметь право безнаказанно ошибиться хоть в чем! Как приятно вот так наконец расслабиться, отдаться потоку необязательных мыслей, в которых можно вот так лениво ошибиться,и это не будет иметь никаких зловещих последствий. В основной жизни такая роскошь недоступна давно, а тут ошибайся сколько влезет, расслабляйся, отдыхай! То ли это табличка времен позднего социализма, то ли раннего капитализма... какая разница! И то и другое безопасно для тебя. Не надо в связи с этим куда-то срочно звонить и ехать, как ты уже привык, и уже не можешь остановиться... а вот, оказывается, могу!
Конечно, и тут есть элементы беспокойствабольная душа их везде найдет. Специально не обращал на это внимание, умиротворенно отдыхал взглядом на старине... старина успокаивает. Конечно, и там было беспокойноно зато спокойно смотреть теперь: столетия все умиротворяют. Чуть ближеи уже беспокойней. Совсем близкои совсем беспокойно. Хотя бы вот это размалеванное сказочное царствоизбушки, лебедушки, резные скамеюшки под старину, на одной из которых я сейчас воровато и сижу. Детский городок эпохи современного купечества, которое и в показной своей заботе о детях демонстрирует такие же безвкусицу и размах, как и во всем прочем! В этой эпохе я, увы, гостькак по благосостоянию, так и по возрасту. И первый же барственно появившийся тут двухлетний господин с совочком «сдует» меня отсюдаэта роскошь его, а я пользуюсь ею не по праву, пока не видит никто.
Так воспользуемся же этой украденной роскошью, минутой покоя и тишины, попробуем хоть относительно трезво разобраться во всем... или хотя бы в одном. И опять не обойтись без этого тяжеленького телефончика, вестника радостей и бед... в основном второго. Не выходит забросить его на крышу сарая, покосившегося в углу двора (чудом сохранившаяся «эпоха дров»). Этот аппаратик тяжел... но это последнее и единственное доказательство того, что ты еще как-то связан с жизнью и кому-то еще нужен в ней. Подул ветерок, и листья заструились. Может, это последняя Божья благодать, последняя поддержка (во всяком случае, на этот день), последняя подсказка: «Держись! Соберись и сделай что должно. Развалишьсябудет тебя потом не собрать. Поэтому хотя бы внешне будь внутри своей оболочки!»
Так. Глянул в «звериный оскал» телефончика. Первый неизбежный звонок жене: что она успела там надурить за это время? Строго по часам время небольшое, но при ее талантах... Нет, этот звонок отнимет все силы. А они мне понадобятся при «штурме Москвы», и надо распределить их умело. Штурмуем не впервой! Правда, раньше, когда мама была жива, можно было передохнуть у нее, а не маяться пять часов на асфальте между двумя визитами в редакцию, но, увы... Пошлем жене эсэмэскубодрое сообщение из трех слов: «Тружусь, буду, целую». И хватит. Но аппаратик упрям и зол. Вдруг выскочило: «Недостаточно памяти для создания эсэмэс». У кого недостаточноу меня или у него? Впрочем, и ладно. Одна гора с плеч. Теперь другая гора, с которой я согбенно сюда притащился. Еще полтора часа до визита в редакцию. Конечно, я послал им текст по электронной почте... Материальчик, конечно, специфический. Но другого, увы, сейчас нет. И надо перечитать, чтобы быть на коне, чтобы выучить заранее, как улыбаться и что говорить в случае отказа,рохлей не быть!
ТЕРТЫЙ КАЛАЧ
«Слуги государства должны быть любезны и безлики и не должны своим чрезмерным своеобразием сбивать с толку населениено именно этим они почему-то увлечены. Закон еле-еле проглядывает в их затейливом поведенииесли проглядывает вообще. О том, чтобы как-то соответствовать месту, на которое их служить поставили, и речи нет. Вот еще чего! Самые роскошные дамы, надменные, громогласные, увлеченно обсуждающие, невзирая на скорбную очередь, последние сплетни и моды, служат почему-то именно в местах скорби. И плевать на скорбящих! И что у тех к печали об ушедших в иной мир добавляется еще отчаяние от безнадежности этого мираничуть не смущает этих слуг. Их жизнь им важней, чем чья-то смерть, и попробуй только сделать им замечание!
Да. Стояние в очереди способствует размышлениям о жизни... особеннов очереди такой. Горе еще можно как-то перенести, но когда к нему добавляются мелкие неприятности... уже становится непонятно: это еще за что?
Садитесь! Сколько можно повторять? К вам обращаются! Вы, вы! Да!
Сподобился.
Так, справку о смерти вашей дочери вы принесли?
Нелегко слышать вместе эти слова!
Да. Я вам уже ее показывал.
Я не обязана всех тут запоминать!
А что, интересно, она тут обязана?
Вот, пожалуйста.
Так. Ничего не выйдет.
Почему?произнес я уже вполне терпеливо. Не впервой тут!
Нужна справка о смерти вашего отца. Ведь вы к его урне подхораниваете?
Мог ли представить я на заре своей удалой и веселой жизни, что буду сладострастно собирать, перелистывать справки о смерти своих самых близких людей? Но наконец-то собрал все необходимое. И облегченно вздохнул.
Вот, пожалуйста.С прохладным шелестом выложил документ.
Забыла, дура, что уже говорила это мне! Испытал если не ликование, то торжество. Не дай бог в начале жизни увидетьчему будешь радоваться в конце. С тайным восторгом увидал досаду на лице принимающей. Знать бы в начале, какие восторги ждут тебя в конце,отказался бы жить! Глянула на часики: с этими не успеешь записаться в спа-салон.
Так,проговорила она нетерпеливо, уже привстав,подхоронение невозможно.
Почему?
Нужен документ, подтверждающий родство покойной с уже захороненным тут.
Мог ли я поверить, что вынесу это слово рядом со словом дочь?
Но ведь фамилия же одна!
Это не доказательство. Мало ли однофамильцев?
И вообще,говорил надменный ее взгляд,что это за фамилияПопов? Как собак вас нерезаных! Была бы, скажем...
Взгляд ее явно улетал в грезы гламурной жизни... но не на такого напала!
Вот.
Чтовот?
Справка о ее рождении.
Что может быть тяжелейсправка о рождении и справка о смерти дочери в одной папке?.. И это вынес!
Принесли?проговорила она недовольно.
Я тертый калач!
Но вы же сказали в прошлый раз,произнес я с торжествующей вежливостью,чтобы я принес справку о ее рождении... документ, удостоверяющий, так сказать, ее родство с захороненным здесь. Вот он.
И это я выговорил. Не помнит, дура, что говорила вчера! Я откинулся с торжеством... Хорошее я нашел место для торжества!
Она снова села за стол,есть же такие бестактные посетители!зашелестела бумагами... Недолго длилось мое торжество.
Ну и что?презрительно проговорила она, отодвигая папку с ужасными документами (ужасными, разумеется, лишь для меня).Я ничего не поняла!С ударением, разумеется, на о.
Жутко, когда к скорби примешивается еще и отчаяние! Мне-то зачем жить?
Простите, что вы не поняли?спросил я терпеливо и даже вежливо. (Ударение на о все-таки снял.)
Тертый калач... Я тертый калач!повторял, как заклинание.
Какое отношение имеет покойная...
Выдержим!
...к захороненному здесь?
Ну как... Попов Георгий Иванович... Попова Анастасия Валерьевна.
Произнес!
Ну и что? Что связывает их?
Как что?! Внучка!
И это произнес!
Из чего это следует?
Ах, да... действительно. Я связываю ихПопов Валерий Георгиевич!
Из чего это следуетя не вижу.
Да, одно звено, к сожалению, пропущено. Справки о моей смерти нет. Донесу чуть позже.
Вы меня окончательно запутали! Надо все же как-то готовиться, когда идешь в государственное учреждение,гордо проговорила она.
Извиняюсь. Подготовился не до конца. Действительно, имеется пробел.
Требуется, видимо, справка о моей смерти?произнес я вполне дружелюбно. Тертый калач!
Ну хотя бы справка о вашем рождении,вдруг сжалилась она. Видимо, уже полюбила.Возьмите, пожалуйста, вашу папочку,любезно подвинула,и приходите еще.
С наслаждением! Вы до скольких сегодня работаете?
До четырех. Конец недели. Успеете?
Очень буду стараться!
Кланяясь, вышел. Хорошее учреждение. И обаяние ситуации еще в том, что свидетельство о моем рождении я увез зачем-то на съемную нашу дачу! Зачем? Люблю, видно, помучиться.
Чудный солнечный день. Сейчас мне предстоит поездка в переполненной электричке среди потной, веселой, ярко одетой толпыхохочущей, отдыхающей. И этокогда дочка лежит там! Зачем еще эти-то испытания?
...Поехали. Просто балаган какой-то!.. Терпи! Еще ты будешь всех угнетать? Улыбайся со всеми. И самое невыносимое в том, что ничем нельзя показывать, что у тебя настроение несколько другое... Им-то портить отдых за что?.. Я сказал невыносимое? Перегнул. Вытерпишь, куда денешься! Немножко угнетает лишь ор назойливых продавцов того и сего, больно проталкивающихся в тесной толпе... и, опять же, слишком затейливое поведение государевых слуг, которые вроде бы должны скромно выполнять свои функции... Но не такая у нас страна! Прямо у скамейки, где я был сжат, пошла битва двух групп контролеров, пришедших с разных концов вагона. Им было наплевать, что две контролерские службы, отрицающие одна одну, вызывают нездоровый хохот в народе. Наплевать! Аж с ражем лезли одна на одну! И у той и у другой бляхи с орлами... Какой кого заклюет?
Мы федеральная служба, а вы местная! Вы погрязли в коррупции, поэтому администрация президента вынуждена была прислать нас!
А зато вы...!
А вы?! Вы сами только что взяли деньги у женщины!
У нас есть на это специальное разрешение! Вот!
Видимо, хорошо, что борются с недостатками на местах.
Хорошо, но душно... К счастьювыходить. Вот уж не ведал, что еще и счастье в этот день обрету!
Пошел по просеке. Природа сияла... Уж она-то хотя бы могла в этот день не сиять?!
Вошел на душную веранду. Поднял матрац. В жене моей нельзя, увы, быть уверенным, поэтому деньги и документы под матрацем храню. Надо ли бдительность хранить в дни горя? Увы! Вынул свое свидетельство о рождении, истрепанное по краям... Свидетельство о смерти тоже надо будет в эту папочку подложить... только кто вот подложит? Уложил папочку обратно, опустил матрац. Глянул на часы... Есть пять минут для горя. Вот тут, под сосной, делали шашлык в день тридцатилетия дочери... Гости, родственники. Я, слегка уже усталый, лежал. Она вошла, не видя меня, стянула кепку-бейсболку, шумно выдохнула... лицо ее было счастливым...
Пора!
Все лето узбеки (почему-то узбеки, а не кавказцы) ремонтировали платформу. Перила покрасили нежно-голубым. Видимо, это им напоминает купола медресе... Скучают, видимо. А откуда им местные обычаи знать? Вот тут, прямо напротив будки кассы, лесенка была очень удобная. Если опаздываешь, купил билети в вагон! Заботливо убрали... Запыхавшись, вбежал с конца платформыи к кассе спуститься уже никак! Слишком долго горю предавалсянепозволительная роскошь в наши дни. Окинул взглядом платформу. В такой лучезарный день не торопятся в город возвращаться, лишь у меня срочное дело. Платформавыдохнул с облегчениемпуста, только в самом ее начале обнимается какая-то молодая парочка. От них вроде неприятностей можно не ждать? Уж они-то, надеюсь, не контролеры. Электричка выскочила из-за поворота! В кассу не успеваю уже. Так поеду! Что значит в день горя какой-то штраф? Кажется лишь чрезмерным, когда к большому горю липнут мелкие неприятности: За что?... Электричка к перрону подошла. Влюбленные наконец разомкнули объятьяи оба оказались контролерами: на груди сияли бляхи с орлами. И я захохотал...»
...Вот. Задумчиво уложил листки в портфель. Даже и не знаю... Разумеется, в тот день я и не думал рассказ писать: это где-то даже цинично. И, собираясь ранним утром, ручку с блокнотом выложил из портфеля: не тот день! Но у писателей «не тех дней», увы, не бывает. Еще в электричке заметил, что зачем-то запоминаю все. Увянь!
Ну, а в скорбной очереди чуть не сказал было: «Бог помог». Голос похоронной красавицы, ведущей прием граждан, безумно раздражал: мало того что такую очередь собрала, еще разговаривает безобразно!.. Соображает хоть чуть? Впрочем, и люди, и она как-то «защитились»: никто не рыдал. Словно и не место скорби: не только всякая жизнь у нас растаяла, но даже и смерть!
Но все посторонние мысли отметал. Не на работе! Я даже ручку с собою не взял.
И вдруг из приемной донесся вопль! И когонашей красавицы! Что так могло ужаснуть ее в этом привычном и даже постылом ей царстве смерти, среди урн и гробов? Может, сама смерть во всем своем парадном обличье явилась ей? Но такого не предусмотрено расценками и тарифами, не числится в списке предоставляемых услуг. Так что же? «А тебе-то что? Отдыхай!»одернул я себя. Отдохнешь с вами... тем более в такой день.
Приоткрылась дверь, и, пятясь, явилась красавица. Взгляд ее был устремлен в комнату, и вытянутые руки тоже.
Она! Опять она за свое! Носит и носит!закричала служительница. И отпрыгнула от двери... Оно приближалось.
Дверь медленно отъезжала с тягучим скрипом. И вот, вовсе не на той высоте, куда были устремлены все взоры, у самого пола появилась вдруг костистая голова кошки, потом тонкая шея с поднимающимися вверх-вниз косточками. Яркое солнце, вдруг хлынувшее из-за тучи, ошеломило ее. Она яростно подняла голову, усы задергались. В тонких белых ее зубах еще бился голый окровавленный птенец.
«Все!понял я.Обречен! В смысле, я. Как и птенец».
...Извините,я обратился к соседу,у вас ручки случайно нет?
...Ну вот. Нахлынувшие воспоминания помогли пережить неприятности, которые иначе могли бы подкосить. А так, унесясь мыслями, даже и не заметил, что давно уже явился «господин здешних мест» и, роясь совком в песке, насупясь, на меня поглядывал: «Кто такой?»
Ах, как же я так, не заметил его появления? И теперь, видя его, как-то не испугался. А еще час назад трепетал, считая его появление концом света. А теперь хоп хны! «Ремесло дарит силы», говорят.
Заверещал телефончик. Кто там еще желает помериться со мной?
Але...
Голос знакомый, но хриплый, треснутый. Из других эпох, как это «Строение 2»?
...Але...снова, чуть слышно.
Пека? Я уж думал... не думал ничего. Замело пургой! Илиэтим вот тополиным пухом, закутавшим жизнь!
Еще вчера шел по Комарову и вдруг увидал скорбную процессию... нет, еще живых. Выселяли с дач «нерентабельных»инвалидов, ветеранов, репрессированных... репрессировали опять! Освободить помещения! Словно колонна беженцев в пыли. Увидал знакомую, Людмилу Борисовну с навьюченной тележкой, бывшую замечательную секретаршу Союза писателей, не способного нынче никому помочь, подскочил, ухватился за горячую ручку со сколовшейся краской, потянул...
Не беспокойся, Валерочка,пропела она.
Да я и так всю жизнь старался не беспокоиться.
Ничего.
Бодростьмое ремесло.
Я тоже на станцию.
Стояли телекамеры.
Позор!трусливо я крикнул в одну из них.
Кстати, Пекаи по возрасту, и по инвалидностямтоже мог бы в той процессии быть. Но он был далеко... А вот теперьблизко.
...Але...
Ну здорово, хмырь!собрав всю бодрость, произнес я.
Помоги мне,он прохрипел.
Да, на Пеку это не похоже. Обычно он резко, с оскорблений начинал. Укатала жизнь.
Что с тобой?
А-а-а...то ли стон, то ли начало фразы. Продолжения не дождался.
Со здоровьем у тебя?
То само собой. Но не в этом дело. Другое маленько... по твоей как раз части. Прилетай!
Легко сказать! Крылья, увы, так и не выросли. Как и гонорары. Что за «другое маленько»? Потрудней схватки с болезнями? Что же?.. Предстоит счастье узнать. На себя у меня сил давно уже нету. Но, спасибо другу,для него силы есть!
В Домодедове давно не бывал. Не узнать. Все сияет! Помню унылый «совок», стены темно-зеленой масляной краски, тесный затхлый салон в самолете, мрачные стюардессы. И в перестройку летал. Вспоминаю как ужас. Свет то и дело гас. Какие-то грязные растрепанные старухи продавали прямо с полу, с газет, какие-то чудовищные пирожки с картошкой... И вотлюкс! Победивший капитализм! И на Пьяной Горе, я читал, выстроили новый шикарный аэропорт, на новом месте, миллиарды вложили.
И только садясь уже в самолет (не через поле, а через теплую трубу-коридор)... предупредительнейшие стюардессы... вспомнил вдруг, что направление-то не слишком безопасным считается. Недавно при взлете самолет не набрал нужную высоту, рухнул в тундру, а совсем, что ли, позавчераприземлился неудачно, не хватило полосы, говорят, врезался в гаражи, которые почему-то там оказались. И вместе с гаражами, машинами загорелся и сам.
Сосед-толстяк, заполнивший все свое кресло и половину моего, сразу же и начал разговор с этой темы:
Да, наехал на гаражи. А что ж вы хотите!
Причем как-то спокойно и даже с удовольствием... словно те не взлетали точно так же!
Половину бетона украли! Полосыкоротышки! Ни разогнаться, ни толком затормозить. А журналисты, сволочи, пишут: аномальная зона!
Так на хрена мы летим? Самое удивительное, что пассажиры со всех сторон версию эту охотно подхватили... не веря как бы, что это и к ним может поиметь отношение. Единственная как бы проблема, вызвавшая спор,часть из них и влияние аномальности не отрицала.
Второе, что поразило меня,большинство пассажиров, даже женщины, были обнажены. В смыслев кургузых ярких маечках, шлепанцах, шортах. Гладкие, загорелые. Куда я лечу? Может, в Азию? В Африку? Нет, судя по разговорам, все-таки мы летим на заполярную Пьяную Гору. И наоборот, не в Африку-Азию, а из Азии-Африки они летят, с жарких курортовАбу-Даби, Хургады, Шарм-эль-Шейха. Да, сдвинулась жизнь. Наверно, все же не зря были все усилия. А что не хватает длины полос... то пассажирам этим, хорошо отдохнувшим и попившим и продолжавшим, кстати, отдыхать, опорожнять яркую, звонкую посуду из «Дьюти фри», такое положение не казалось почему-то слишком ужасным... Может, некоторые из них как раз и строили эти полосы? Вот гробанемся, тогда что-то почувствуем, а покагуляй! И я принял соседово угощение. После чего вообще все в теплом свете мне стало казаться.
Пека. Что такого случилось с ним? Да уж ничего большего, чем с другими! В самолете том, и гаражах тех, к счастью, не оказался. Кстати, если уж быть до конца откровенным, тогда из джипа, который мы так тщательно таранили с ним, вышел кто? Правильно, Кузьмин. Бережно вынул родственника из слегка покореженной машины... Мне, кстати, пришлось выбираться самому. И тогда. И после этого. И до сих пор!
Так что друг мой, как всегда, преувеличивает. Наверняка тесть его не бросил, пристроил в какие-нибудь инструкторы-консультанты, и, как произошло с некоторыми, кому повезло, Пека постепенно «возмущенно разбогател», продолжая при этом проклинать новые порядки, коррупцию и воровство... лишь в своем конкретном случае этого не замечая или называя это как-то иначе, более уважительно... Да, злость теперь порою захлестывает меня! Годы... А теперь он, даже не поинтересовавшись, как я-то живу, повелел приехать «спасти его». Вопрос: кого еще надо спасать?.. Замотал меня перелет!
Вот они! Вот они!пронеслось по салону.
И хотя уже горело табло и все были пристегнуты, потянулись к иллюминаторам... А вот и «они»! Поле с посадочными полосами, а на краю, как ядерный взрыв,черные, скукоженные, нагроможденные друг на друга коробките самые гаражи. Это какой же был взрыв, если железо скукожилось и обуглилось?
Со всего города гаражи сюда согнали,глухо, словно сквозь вату, чей-то голос проговорил.
Уши болят, заложены. Опускаемся. В аккурат туда! Схватился за подлокотники, откинулся...
Тоже в основном с курортов летели,тот же голос. Что за доброхот?