Наташа с трудом сдержала слезы. Ей нравился Пестель, это было несомненно. Женщина ведь, как правило, с первого взгляда определяет, кто перед ней: будущий роман, рассказ, стишок или такпустой лист бумаги, на котором ничего не напишется.
Пестельмужчина для романа. Это было настолько ясно, что хотелось плакать, потому что было очевидно: роман этот не напишется никогда.
Когда затормозили у его подъезда, Пестель сказал:
Подниметесь ко мне? Я вас чаем напою.
Нет, ответила Наташа, пожалуй, даже излишне резко, все устали.
Пестель явно расстроился, и это было совсем печально.
МЕТАНИЯ
Первое, что сделал Пестель, придя домой, налил стакан водки и выпил. Именно стакан. Меньше смысла не имело.
С утра были разморожены магазинные котлеты, и он пошел их жарить, но тут раздался телефонный звонок.
Саморяд.
Ну что, сынок? Ты теперь знаменит. Как сам-то?
Говорить не хотелось ни с кем, а с Саморядом не хотелось особенно.
Иван Петрович, у меня все в порядке. Рана несерьезная. Я очень устал. Завтра поговорим, ладно?
Понимаю тебя. Горжусь, что работаем вместе и, не побоюсь этого слова, дружим. Мой отец таких, как ты, называл: «Соль земли Русской». Бывало, такого, как ты, человека встретит и скажет: «Запомни, Ванька, это»
Павел Иванович не выдержал:
Иван Петрович, устал. Спать хочу. Извините.
Павел Иванович посмотрел в окно.
Как только зеленая ободранная «шкода» уехала и Павел Иванович проводил ее глазами, он понял, что начал скучать по Наташе.
Павел Иванович знал: начинаешь скучать по кому-топервый признак того, что человек этот пришел в твою жизнь. Павел Иванович не желал видеть никаких пришельцев в своей жизни.
Лепая-нелепая, но это была его жизнь. Она строилась так, как он хотел. А тутздрасте вам! придет баба и начнет переделывать его жизнь под себя. Ну а потом обманет, конечно: на то они и женщины, чтобы обманывать, а он останется с этой переделанной жизнью все в том же одиночестве.
Так зачем тогда париться и начинать то, что хорошо известно, как закончится? Ну и чего нервничать, маяться? Забытьи нет проблем.
Забыть. И нет проблем. И не надо.
А может быть, радость, которую он испытывал так долго, была радость перед встречей с ней? Предчувствие хорошегоэто было предчувствие встречи с Наташей?
Бред. Глупость. Идиотизм. Вообще, ему плохо. Его Саморяд подставил под пулю. У него рука болит.
Мне очень плохо, вслух сказал себе Пестель.
И улыбнулся.
Едва въехав во двор, Наташа увидела возле своего подъезда две фигуры: мужскую и женскую. Мужчина обнимал женщину и что-то шептал ей на ухо. На это можно было бы не обратить никакого внимания, если бы женская фигура так не напоминала Риткину, а мужская Нет, это невозможно!
Рита бросилась к Наташе, обняла, защебетала:
Боже мой, солнце, я чуть с ума не сошла! Я тут купила винища, мы с Анькой сели на тебя смотреть.
Вначале все было так здорово, я приготовилась балдеть, только мы с Анькой чокнулись за твой прикидраз! все вырубилось А потом такие страсти начались в «Новостях». Я тебе звоню, мне говорят: «Абонент выключен или временно недоступен». В свете «Новостей» эти слова показались мне подозрительными. Звоню домой, автоматический ответчик отвечает какую-то лабуду.
Наташа попробовала прервать этот поток:
Извини, Ритуль, совсем забыла про тебя, а мобильник вырубила Наташа оглядела Риту. Слушай, а ты чего сегодня так прилично одета?
На Рите действительно была строгая длинная юбка и не менее строгая блузка.
Наташин вопрос Риту возмутил:
Ты чего? В стране такое творится, а я мини, что ли, надену? Дальше слушай. Ядевушка волнительная, с первого раза не успокаиваюсь никогда. Помчалась в редакцию. Туда фиг войдешь. Звоню, спрашиваю: «Жива?» Мне отвечают: «Информацию личного характера о наших корреспондентах не даем!» Яим: «Какая, на фиг, личная информация?
Это всю страну волнует!» Трубку вешают. Тут, к счастью, Алексей Николаевич вышел. Як нему. Вижу: приличный человек, а меня к приличным, сама знаешь, всегда тянет. Говорю: мол, я ближайшая подруга Наташи. А он, оказывается, тоже волнительныйк тебе едет. Ну, я взялась дорогу показать. Стоим тут вдвоем, нервничаем И Рита лирично улыбнулась.
Цветков топтался у подъезда, с трудом преодолевая неловкость. Наташа попробовала улыбнуться по-доброму, подошла, пожала своему начальнику руку.
Здрасте, Наталья Александровна, буркнул Цветков и снова замолчал.
Пауза затягивалась.
Ну что же, пойдемте чай пить, сказала Наташа, изо всех сил изображая радушную хозяйку. У меня, правда, к чаю ничего нет, но
Цветков прервал:
Спасибо, Наталья Александровна, но вы, наверное, устали. А вам еще материал писать в номер. Запланировали разворот. Напишете?
Наташа кивнула.
Цветков взял ее за руку, отвел в сторону:
Вы извините, Наталья Александровна, за вопрос, но Мне кажется, только совсем заторможенный мужик, познакомившись с вашей подругой, может этим вопросом не заинтересоваться. Маргарита замужем?
Наташа посмотрела на Цветкова, словно оценивая. Рита, прекрасно понимая, что речь идет о ней, отошла в сторону, делая вид, что рассматривает беззвездное, задымленное московским смогом небо.
Наташа еще раз осмотрела Цветкова и сообщила без тени улыбки:
Даю полную информацию. Ритамоя ближайшая подруга. Человек уникально хороший, нынче таких не делают. Полочень женский. Возрастсамый подходящий для серьезных отношений. Разведена, то есть настрадалась и больше страдать не хочет. Мужмелкий бизнесмен по кличке Алик. Отношения поддерживают. Алик даже знакомит Ритку со своими бабами. Рита рада бы познакомить Алика с каким-нибудь своим мужиком, но не с кем. Имеется дочь Анька, девица хорошая, но резкая. Ритка нуждается в мужском плече, то есть в поддержке, а не в том, чтобы ей в очередной раз дали по зубам. Любой человек, обидевший Ритку, во-первых, совершит большой грех, во-вторых, автоматически станет моим злейшим врагом. Еще вопросы, Алексей Николаевич?
Цветков слушал завороженно, смотрел восторженно.
Когда Наташа закончила свою речь, произнес тихо:
Вычудесная. И чем это я вам так не приглянулся?
Пока Наташа думала над ироничным ответом, подскочила Ритка:
А чего это вы девушку бросили? Мне одиноко и страшно, как белому медведю в пустыне.
Наташа махнула рукойпока! и направилась к подъезду.
Цветков и Рита уходили через двор, то пропадая то, вновь возникая в прыгающем свете фонарей.
Наташа зачем-то долго смотрела им вслед. Старалась не думать о том, что вот ведь есть люди, у которых нормальная жизнь: захотелии устроили роман. Кончится все, конечно, как всегда, то есть плохо, но пока это «плохо» наступит, будет какое-то время хорошо или даже очень хорошо. А у нее «хорошо» уже не случится никогда.
Рита вдруг отделилась от Цветкова, бросилась к Наташе.
Еще не добежав, начала шептать:
Слышь, я, может, чего не так делаю? С Лешей? Я просто подумала: ну у тебя эта Как бы сказать? Короче, ты вряд ли сейчас роман будешь заводить, правильно? А я
Чего ты несешь, Ритуль? Дай бог, чтобы у вас все сложилось. Кстати, он уже успел тебе сообщить, что женат?
Я, конечно, произвожу впечатление непроходимой дуры, но даже я понимаю, что такие мужики в одиночестве не валяются. И чего? Женане стена, можно отодвинуть. Но он такой мужик Я тебе как краевед говорю Рита прервала поток слов, посмотрела серьезно, глаза ее на мгновение повлажнели. Спасибо тебе, Натусь.
Войдя в квартиру, Наташа не стала зажигать свет и зачем-то подошла к окну.
Рита целовалась с Цветковым. Сверху они казались маленькими, беззащитными и грустными. Но грустными были как раз не они.
Включила компьютер. И тут зазвонил телефон:
Добрый день, Наталья Александровна! Вас беспокоят из газеты «Вечерний город». Мы хотели бы взять у вас небольшое интервью в номер. Только что вы смотрели в глаза смерти. Скажите, что вы испытали в этот момент?
Буркнула:
Я интервью не даю, а беру.
Только положила трубку, опять звонок:
Квартиру сдаете?
Так и чередовалась: то журналисты, то квартиросъемщики.
Выключила телефон. Налила огромную чашку кофе. Села за компьютер. Подумала: «Как интересно устроена жизнь! Будто специально меня все отвлекает, чтобы я не думала о том, о чем забыть нельзя. Я даже про Жана своего забыла. А зря. Завтра надо позвонить в посольство и его найти. Ну а не найдется, есть запасной игрокКротов. Как он панически сегодня сбежал! Трус, а не мужикдостоин наказания».
Ивсе. Надо продолжать жить так, будто ничего не было. А что и было? Если не с точки зрения страны подходить, а со своей личной точки зрения. Что произошло? Ничего такого.
Ни-че-го.
Она снова посмотрела в темноту окна. Ритка и Кротов, отцеловавшись свое, ушли. По привычке хотелось фантазировать, представлять себе, как Пестель, который непостижимым образом узнал ее адрес, вдруг приехал среди ночи, позвонил в дверь, и она открыла, не спрашивая «Кто?», и он влетел в квартиру
Фантазировать было нельзя.
Она села за компьютер.
Работать было можно. Что-что, а работать было можно всегда.
Написала первые слова: «Все мы знаем, что Смерть ходит где-то рядом. Она не выпускает нас из поля своего зрения никогда. Но знакомиться с нами она не хочет: Смертьревнивица. Уж если полюбит когоникому не отдаст. Поэтому мало кому удается заглянуть в глаза Смерти, и отвести взгляд. Сегодня мне это удалось».
Дальше все шло гладко, как всегда. Писалось само. Чуть-чуть приврать для красоты, где-то прибавить эмоций, где-то добавить публицистики.
Когда дошла до разговора с Пестелемостановилась. Вдруг поняла совершенно точно, что не хочет писать о нем.
Чушь! Надо написать, как они ехали, как он переживал, что он говорил. Это эксклюзив, в конце концов! Отказываться от эксклюзива непрофессионально. Чего она боится? Что Пестель обидится? Ну и слава богу! Обидитсяи исчезнет из ее жизни. Потому что жизни ее осталось совсем чуток. И такой хороший человек появляться в ее остаточной жизни не должен.
Все верно. Все логично. А вот писать про Пестеля она не будет. Почему? Как сказала однажды Ритуля: «На вопрос почему? есть только один ответ Потому». И все!
Все. Забыли про Пестеля. Про него ни слова.
Про врача Дениса Сунько, который «первым пришел на помощь раненым, работал самоотверженно, страстно, абсолютно профессионально», пожалуйста. А про Пестеля Не было никакого Пестеля. Ни в телестудии, ни в жизни ее. Не было! Декабрист был. Так его повесили. И никаких Пестелей больше не осталось.
Закончила материал около часа ночи. Перечитывать не сталалень. По инерции включила мобилу, и тут жезвонок.
Артур. Этого еще не хватало!
Как ты, птенчик? Слышь, как классно, что я только в конце этого дебильного марафона должен был выступать, да? Просто Бог меня спас. Я своих послал, чтобы свечку за меня поставили. Сама-то как? Ты теперь звезда, небось автографами замучили? Слышь, птенчик, а может, сейчас приедешь в Ванькино? Моя кроватка без тебя скучает
Подумала: «Вот она, моя настоящая жизнь, та жизнь, которая и будет в ближайшее время, до самого то есть конца. Потому что дальнего времени у меня нет».
От Артура удалось отбазариться, сославшись на усталость.
Перед сном выпила, конечно. Легла, погасила свет.
Спала плохо. Мучили кошмары.
ПЕСТЕЛЬ И ОКРУЖЕНИЕ
В интернате города Великая Тропа дрались не то чтобы часто, а все время. Директор интерната, Николай Николаевич Сидоров, относился к мальчишеским дракам спокойно, даже поддерживал их.
Законы жизни мальчишки познают только в драках, говорил он другим учителям. Иного способа не придумано.
Бывало, кто-нибудь из учителейкак правило, это был кто-то из новеньких, присланных после института, возражал: мол, покалечатся. Тогда директор, глядя на новичка снизу вверх, произносил сокровенные слова:
Сколько работаю, еще ни один мальчишка другого не покалечил. Животные ведь никогда друга не калечат, правильно? Детите же животные, они к природе близки. Вырастут, тогда-то начнут друг друга убивать. А пока бояться нечего.
Став взрослым, Павел Иванович понял, что странный директор был не так уж и не прав. Во всяком случае, во взрослой своей жизни Пестель чаше всего принимал решения, исходя из законов, понятых тогда, в мальчишеских драках.
В интернате жизнь и дракаэто было одно и то же. Абсолютные, так сказать, синонимы. Дрались все. Кроме тех, кого из драк изгоняли.
Изгнанные ужасно страдали, убегали, один даже пытался вскрыть себе вены Ведь что угодно можно пережить в интернатовской жизни: побои, несправедливость, унижения, постоянное желание есть, но то, что тебя категорически не замечают, пережить невозможно. Заканчивалось все тем, что изгнанных чаще всего переводили в другие учебно-воспитательные учреждения.
За что же изгоняли из драк, а значит, из жизни?
Слабость, неумение драться прощались легко. Не прощали одного: если ты подвел товарищей. Например, когда били твоих друзей, а ты мог прийти на помощь, и не пришел. Или договаривались, что ты первым ворвешься в комнату противникадрака комната на комнату была излюбленным развлечением, а ты испугался.
С тех самых пор Павел Иванович понял и запомнил очень хорошо: кто тебя хоть раз подвелна того надежды нет. Он и с людьми-то предпочитал не сближаться, чтобы потом не разочаровываться.
С Саморядом у них в жизни бывало всякое: и ругались, и ссорились, один раз даже чуть не подрались. Но Саморяд его никогда не подставлял, даже в то самое время всеобщих подстав, которое Павел Иванович называл «эпохой неуставного капитализма». В то время «подстава» была самым удобным способом решения всех проблем. И Саморяд подставлял всех. Кроме Пестеля.
А тут
Павел Иванович пол-утра пролежал в постели, изо всех сил свыкаясь с мыслью, что Саморяд знал о готовящемся покушении. Знал! Черт возьми, точно, железнознал! И дело было не только в его фразе: мол, будь там осторожен. Главное в другом: ничто, кроме смертельной опасности, не могло заставить Саморяда отказаться от мелькания в телевизоре.
Значит, знали подставил Пестеля под пули. Буквально.
А коли так, то дальнейшая работа вместе невозможна. Надо из «Светлого пути» уходить.
С другой стороны, понятно, что просто так уйти ему не дадут. Павел Иванович не просто «слишком много знал», он знал все. Значит, легко мог шантажировать Саморяда. Убедить Ивана Петровича, а главное, его Окружение в том, что он этого делать не станет, невозможно.
Те давние мальчишеские драки научили его еще одному закону: если кто-то нанес ударнеминуемо последует ответный. Таков закон драки. Отвернуться и уйти нельзя. Отвернуться и уйти значило уйти из жизни. Сейчас этот вывод приобретал слишком буквальное значение.
И Окружение, конечно, будет ждать ответного удара. Что это значит? Это значит: оно постарается сделать все, чтобы этого удара не последовало.
Что остается Пестелю? Сделать вид, что ничего не произошло? Что он ни о чем не догадался?
Глупость. Все будут думать, что он затаился, а затаиться ему не позволят.
Воевать с Саморядом? Мало того что самоубийственно, так еще и противно.
Бежать? Куда? Зачем? Да и потом, после вчерашней встречи с Наташей бежать совсем не хотелось.
Пестель не знал, что делать. Оставалось одно: отложить решение, но под каким-нибудь благовидным, хотя бы для себя самого, предлогом.
Таким предлогом мог быть разговор с Саморядом. Есть же пусть маленький, но все-таки шанс, что Пестель ошибался и Саморяд не в курсе. И уже после этого он будет принимать решение.
Пестель набрал номер.
Показалось, что Иван Петрович ему не рад:
А-а, ты Хорошо. Мы как раз о тебе говорим.
Иван Петрович, я хотел бы приехать. Нам надо поговорить.
Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор не на работе. Жду как можно быстрей.
Павел Иванович посмотрел на часы:
Как можно быстрей не получится. У меня тут дело есть Часа через два можно? Вы будете в конторе?
Саморяд повесил трубку, не ответив.
Странное дело, но, когда Павел Иванович вспомнил о деле, ему опять стало хорошо и радостно.
Никогда в жизниникогда! его не радовали личные дела. А тут
Он набрал номер:
Справочная? Здравствуйте. Мне нужен телефон газеты «Желтый тупик». И адрес, если можно.