Лишние дни - Александр Шакилов 10 стр.


Слово сказано, словоне воробей. Срываюсь с кровати отпущенной на волю пулей. Инстинкт охотника-добытчика туберкулёзным кашлем в долю секунды выветривает пыль цивилизации, пресловутый культурный слой. Всё-всё выдувает, от первой шишки, набитой первой поднятой палкой, и до «форточек» включительно, из речевых способностей оставляя только:

 Где?!

Дима непроизвольно отшатывается:

 В сумке. Ты не переживай. Щас я.

Он извлекает из огромного дерматинового баула заветную консервную банку. Банка возлагается на пол, как на самую надёжную опору. Я беру нож и первым же ударом, сдуру, протыкаю жестянку насквозь. Виновато матерюсь и скоренько произвожу кесарево сечение, чтобы в собственном соку и кетчупе явить на свет пару десятков близнецов. Сейчас мы этих младенчиков и заточим. Умильно плямкая, удовлетворённо отрыгивая.

Моё пророчество сбывается точь-в-точь. Мы сидим, облизывая губы, смотрим друг на друга и

 Хорошо, но мало,  похоже, Дима повадился читать мои мысли.

 Н-да,  я пристально разглядываю Димку, и во мне просыпается надежда.

 А у меня ещё паштет есть. Гусиный.

Замечая мой неподдельный восторг и непроизвольное, как эрекция, обожание, он ухмыляется ямочками на щеках:

 Я не волшебник, я только учусь.

Я киваю, а глаза сами по себе прочёсывают палату в поисках случайно не замеченного холодильника. Или, на худой конец, скатерти-самобранки.

Ничего. Даже носовые платки-универсалы отсутствуют.

Ну, вы же знаете, посредством обычного носового платка можно производить невероятное число повседневных операций, как-то: высмаркиваться, выковыривать из глаза соринку, стирать пыль с кроссовок и мебели, обезжиривать губы после еды, обезвоживать руки после умывания  причём все операции рекомендуется выполнять последовательно одним и тем же носовым платком

На полу уже установлена ба-а-альшая ба-а-анка паштета.

Сидим, хаваем. Слой паштета в три толщины кусочка хлеба. Я доволен.

Стук в двери прерывает пиршество на самом интересном месте: сытость уже наступила, а жадность ещё не прошла.

Господи, спасибо тебе за то, что ты выделил нам от своих щедрот единственную палату на этаже, которая закрывается изнутри на замок. Спасибо. Хоть тебя и нет

Рефлекторно ныкаю под кровать недоеденную наполовину банку. Открываю дверь.

Кабан и Слон. Улыб-чи-вы-е. При настроении, в общем. А если у них настроение хорошее, значит что? Правильно: значит, жрать не хотят!

 Шо вы тут?..  Слон смотрит на жующего Димку, на мой бутерброд (паштет с хлебом), и улыбка теряется где-то в щелях между зубами.

 Хаваем,  честно отвечает Димка.

 Проститутки политические! Без нас?!  Кабан ещё лыбится, но уже как-то нецелеустремлённо.

 Без вас,  сочувственно развожу руками и вгрызаюсь в паштет.

 А ещё осталось?  у Слона есть дурацкая привычка задавать плохие вопросы. Некрасивые. А на некрасивые вопросыкак аукнется, так и откликнется!  предполагаются некрасивые ответы:

 Не-а, последнее Вот и банка валяется,  показываю на пустую ёмкость из-под кильки. Подчёркиваю: из-под кильки.

 А-а-а

Димка как-то сразу давится паштетом: мелко трясётся и похрюкивает.

Подхожу к нему, прикрывая от заинтересованных глаз, и легонько похлопываю кулаком по спине:

 Подавился, маленький? Ну, ничего, сейчас пройдёт.

Димкин взгляд падает на пустую жестянкуприступ усиливается: похрюкивания переходят в повизгивания, сопровождаемые покашливанием и расплёвыванием непрожёванных кусочков.

Кабан поднимает банку, внимательно осматривает:

 Вот суки! В натуре, всё заточили! А мы А мы Идём, Слон!

И оба, гордо задрав пятачок и хобот соответственно, покидают палату.

Димка приходит в себя. Не сразу, конечно, но довольно скоро. Минут через сорок. И мы опять вталкиваем в желудки паштет. Хлеб заканчиваетсяи ладно, можно без хлеба: подрезаем вязкие пласты ножами и поглощаем. Поглощаем самозабвенно. Под конецчерез силу

Переполненные, падаем на кровати. Я неспешно достаю сигаретку.

 А если?  заботливый Димка намекает на внезапное появление учителей.

 А мммать!!  первая затяжка резонирует с волной блаженства, обтекающей тело.  Спасибо!

 Не за шо. Кушай, не обляпайся.

Одобрительно хмыкаю и отдаюсь сонной сытости

Просыпаюсь от шума. Димка тоже разбужен, судя по заспанному едалу. Вернулись Кабан и Слон. Улыб-чи-вы-е. При настроении, в общем.

Кабанмонумент самому себев центре палаты. Он победно презирает нас, покачивая гипертрофированной головой:

 А мы А мы Скажи, Слон, мы у девок чай пили!

Проникновенная Хрюшина самовыдроченность впечатляет даже меня, к подобным оборотам привыкшего. Димке же просто необходимы крепенькие санитары, ибо истерика, приключившаяся с ним, достойна занесения отдельным пунктом в медицинскую энциклопедию.

* * *

Вот уж кого не ждали, нокак говорится, медицина здесь бессильна. Нет, ну, была вероятность, конечно, но уж очень невнятная. Всё-таки явились: Вадик, Булкин и третий. Третьего в первый раз вижу. Дружбан он их, или ктобез разницы. Важно, что всего одну бутылку водки привезли, а на мой вполне законный вопрос:

 А почему так мало?

...обиженно вскинулись:

 А сколько?! Хватит!

Что поделаешь, не наши ребята: водкиболт, сигаретполпачки, хавки ещё меньше, и въехали на готовую жилплощадь. Иждивенцы!

Мы-то шалаши поставили. В количестве двух штук.

Поначалу собирались соорудить один, но большой. Однако конфликт получился, мнения разделились: раз вы больно умныеделайте сами.

Юрик и я (больно умные) себе сооружаем, а Кабан, Костик и Слонсебе.

Мы (больно умные) особо не протестуем, расклад нас вполне устраивает. Пусть нам хуже будет. Пусть мы, потея и отфыркиваясь, топориком (один на всех, и тотмой) помашем, а они (им проще!) ветки рукамираз! и готово!  поломают. Пусть нам хуже будет. Пусть мы каркас предусмотрительно захваченной из дому проволокой свяжемчёрти сколько времени потеряем, а они (им проще!) веточку к веточке приставятраз! и готово! Пусть нам хуже будет! Пусть мы

Да только мы быстрее справились. Сидим теперь у входа, в небо дым пускаем да наблюдаем за возведением пизанской башни на три посадочных койко-места.

Первым не выдерживает Кабан:

 Дайте топор.

 Зачем?  удивлённо интересуюсь я (им проще: ветки рукамираз! и готово!).

В ответ Костик язвит:

 В жопе поковыряться!

 В жопе?  оцениваю перспективу.  Это дело нужное. Особенно для тех, кто не подтирается Надо же когда-нибудь завалы расчистить, правильно? Не дам.

 Почему?

 Пахнуть будет.

Подходит Слон (раз вы больно умныеделайте сами):

 Шурик, без топора мы и до завтра не сделаем.

 Зато всё своими руками и без нитратов

 Та дай ты им топор! Пусть не плачут!  проникся чужой бедой Юра.

Похоже, при всём богатстве выбора альтернативы нет:

 Держи,  расчувствовавшись, я даже пожертвовал остатки проволоки на строительство храма Слона-спасителя

И вот вигвам почти готов: крышу тоненькими веточками устилаютне от дождя, от солнца. Костик и Кабан ножами срезают зелёные молодые побеги и аккуратненькоювелирная работа!  один к одному, один к одномуни щели, ни зазора. А Слон «раптом зник»: сачкует где-то в поте лица. Упс, а вот и оно дураке вспомнишь Тащит толстый кусок хорошо просмоленного рубероидаслоёв пять. И где только посреди леса наковырял? И, главное, на хрена?

 Пацаны, я тут нашёл. Для крыши

 НННЕ-Э-ЭТ!!  одновременно взревели Костик и Хрюша. Но было поздно.

Со счастливой улыбкой человека, исполнившего трудовой долг, Серёга водрузил громадный кусок наодин к одному, один к одному!  крышу строения. Строение рухнуло.

Вот так вот: три часа самоотверженной работы Слону под хвост.

Конструктивную критику и разбор родословной Сержа я слушать не стал. Сколько можно?  каждый раз одно и тоже

Шалаш, конечно, реставрировали. Слон, правда, к творческому процессу допущен не был: в воспитательных целях занимался сбором палой древесины, которой и так заготовили на неделю вперёд. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы к архитектурным памятникам руки не протягивало

Костерок тихонько потрескивает, палочки пережёвывая. Глотаем Юркину стряпню. И водку. Первоедля тела, второедля души, компот не предвидится. С руководством лагеря вопрос о нашем посещении дискотеки решён положительнопообещали культурно себя вести.

Костерок потрескивает. Глотаемк дискотеке готовимся. Чтоб культурно, значит

* * *

Ради всех святых и наоборот, кто мне объяснит: зачем я так жадно водку глотал до самого утра?! Сорок минут сна перед подъёмом панацеей не оказались: спать хочется нереально, голова раскалывается, тошнота прогрессирует. А ведь это только начало!

доброе утро, Последний Герой, доброе утро тебе и таким как ты

Николаша, завхоз и мой непосредственный начальникпризрак коммунизма в пятнистых десантных штанахпонимающе улыбается в рыжие усы. Незваный вампир дальше порога не продвигается и произносит страшное слово:

 Подъём!

Это касается только меня и Вадика, остальным можно ещё ПОЛТОРА ЧАСА нагло дрыхнуть, пока некоторые

Некоторыеэто Вадик и я, хозбригада, сливки ученического общества, максимально приближённые к сметане общества учительского. Мы, хозбригада, не месим полевую грязь после затяжных дождей и не дышим пылью тяпок под способствующим раковым заболеваниям солнцем. Мы помещаемся в тенёк прицепа и, подхваченные трактором Т-25 красно-потрёпанного вида, едемлетим!  за продуктами в деревню.

Едем

Ради всех святых и наоборот, кто мне объяснит: зачем эта дорога такая неровная? Неужели провидение специально, карая меня грешного, направило Серёгу-тракториста именно сегодня не по нормальному (смотря, конечно, с чем сравнивать) асфальту, а по размытым во время последних осадков просёлочным колдобинам. Это ж, на хрен, американские горки какие-то! Янки, гоу хоум! Я уже два раза в деревянную крышу прицепа болезным кумполом впечаталсятоварищи, ну не дятел я, у меня же шишки набиваются!

Как ни странноГосподи, ты всё-таки есть!  начинает попускать. А вот Вадик наливается весенней зеленьюпили-то вместе, а опыту у пацана, видать, маловато, непривычный он к экстремальным веселухам. Ничего, жизнь заставит, друзья научат.

Едем

Побелевшими пальцами цепляемся за лавочки.

Арина Ивановна оборачивается и (чёрт её дёрнул поехать с нами!), улыбаясь (чего они все лыбятся-то?), протягивает нам по яблоку:

 Угощайтесь, мальчики!

Мне что, я-то яблоки не ем и потому как объект пригодный для помещения в желудок не воспринимаю. А вот Влад проблевался. Еле до борта донёс.

Пупсик сообразила, что допустила бестактность, и попыталась загладить вину: предложила освежить дыхание «тик-таком». Чтоб не штыняли, в общем. Выделила по одной штучке на рыло. Дабы от лишних калорий жирком не обросли.

Дыхание-то мы, конечно, освежиликак же на халяву-то и не освежить?  да без толку: не зря мы всю ночь беленькой баловались. Лечились. На ветру простыли: горло так болелослово сказать, что наждаком по гландам прочесать. Вот и полоскаливодкой.

Едем

Приехали.

Первым выпрыгивает Николаша и помогает Ивановне спустить по приставной лестнице более чем центнерные телеса. Телеса трясутся студнем, пыхтят, норовят завалиться на бок, но завхоз уж тут как тут: поддерживает, моментально краснея и шумно выдыхая воздух. Это заразно? Вываливаемся вслед. Не краснеем и не пыхтим. Похоже, у нас иммунитет. После ночных прививок полулитровыми шприцами.

Старшие разбредаются по делам прохлаждаться, а Вадик и я таскаем мешки с хлебом и крупой. Как только заканчиваем, Вадик отправляется в магазин отовариться по лагерным заказам: кому сигареты, кому водку и консервы.

Сижу. Жду неизвестно чего. Зато известно чего не дождусь: с моря погодыдалеко отсюда до моря. Отсюда до всего далеко.

Только Серёга-тракторист рядомно он не в счёт: комплекцией для моря мелковат, даже на Азовское не затянет, и дна в нём нетсколько не выпьет, всё мало. Зовёт:

 Эй, Сашко, йды сюды. Бач що в мэнэ е?

Погоды с моря-окияна?! Чайки и солёный бриз? Не угадали, господа. Я весь извёлся в ожидании чуда, вот такое чудо, я, наверное, и жду!

Точнее дождался.

Серёга дразнитвидит, гад, в каком я состояниибутылкой винища плодово-ягодного разлива, жидкостью, явно рекомендованной Минздравом как рвотное и заменитель касторки:

 Будешь?

Издевается, соляра. Кто ж от лекарства отказывается:

 Если не жалко Конечно буду.

Серёга резким движением лишает батл пластиковой пробки и делает глоток. Как раз на полбутылки.

Амфора с нектаром богов передаётся в жаждущие руки: глотаю с превеликим удовольствием и с такой же неохотой возвращаю ёмкость Серёге.

Вдали показывается Вадик, гружённый исполненными желаниями. Его замечает мой поилец:

 А ёму дамо? Чи можэ нэ трэба?

 По-моему, надо дать. А то как-то нехорошо. Плохо человекунадо лечить.

 Тоди трэба. Йды сюды! Бач, що в нас е? Будешь?

Будет, конечно. Чего ему не быть?

И он был.

Всю обратную дорогу Арина Ивановна с подозрением на нас косилась: должны вроде пахнуть «тик-таком», но штыняют опять не по-детски.

Мы благостно улыбаемся: микстура подействовалатошнота сгинула, лицо Вадика дозрело до нормально-розового цвета, полегчало пацану. Что не говорите, а народная медицинаэто нечто.

Шутки шуткамина счёт бабушкиных бредней, а неделю назад, ночью, учителя подняли лагерь: заболела девчушка из девятого «Б»  температура сорок и выше. Вызвали скорую, но там честно предупредили: в вашу тьму-таракань доберёмся не быстрее чем через три-четыре часа Мы ползали по траве, жгли спичкиискали жабу. Обычную жабу, на которую полагается подышатьпередать болезнь, после чего земноводное, согласно поверью, должно сковырнуться. НашлиСлон нашёлбольная подышала, жаба сдохла. Спустя час температура упала до приемлемых тридцати семибез единой таблетки: во всём лагере не нашлось аспирина, зато обнаружились стратегические запасы димедрола и паркопана, безвозмездно жертвуемые из личных «аптечек» учеников. К утру приехал рафик с заблёванным водилой и нетрезвой медсестройночью они отмечали юбилей главврача

* * *

Костерок потрескивает. Глотаем водкуюбилейная пятнадцатая бутылкак дискотеке готовимся. Чтоб культурно себя вести.

 Только вот этого не надо,  Вадик трогает нож, оттопыривающий карман моей афганки.  Так, пацаны, холодное оружие на подстилку!

Почему-то его слушаютсякарман напрягает пустотой

Музыка грохочет в столовой: темнота изредка рассекается моргающим светом, непереносимо хрипят колонки архипенсионного возраста.

Мы становимся традиционным кругом и танцуем: руки согнуты, как у боксёров, в локтях перед грудью, плечи двигаются в порядке «правое вперёдлевое назад, левое вперёдправое назад», ноги перетаптываются на месте.

Я как-то по ящику смотрел то ли «В мире животных», то ли «Клуб путешественников», там африканские продвинутые пацаны очень похоже перед камерой выделывались

Вот и мы так танцуем.

Так ВСЕ ТАНЦУЮТ.

Это ж вам не твист какой-то, не гопакэто же ТЕХНО!

Иногда сквозь толщу умца-умца-ударников прорываются разные «Винд оф чейндж», «Ганстас пэрэдайс» и «Донт ту ю край». Но если внимательно вдуматься и столько же выпить, становится понятно, что и рэп, и хардовые запилы тоже есть сплошное безнадёжное ТЕХНО.

В круг вклиниваются девочки.

Девочки строят глазки. Наши блядидля чужого дяди. Их мальчики, подпирающие стены, нас откровенно ненавидят. Но нам на эту беззубую ненависть не менее откровенно положить: мы сильнее, а значитвсех можно, даже если и хочется.

В центре Юра танцует соло: от блаженства жмурится и медленностриптиз!  расстёгивает афганку. Взорам юных гурий открывается болтающийся у Юры между ног непозволительно огромныйдля общественного места!  тесак в ножнах, прикреплённых к армейскому ремню.

Баб как ветром сдуло.

Наверное, стоило оставить ножик в шалаше.

Хлебосольные девичьи промежности с вывесками над клиторами «Добро пожаловать!» отменяютсяспасибо хореографии Юрика. Балерон херов!

Танцует. Он в том самом состоянии соответствия души телу, когда кажется, что организм способен воспарить, кровь, кости, кишки и прочий ливер нематериальны, что пятки и пупок и есть душа. Короче, Юра потерял КОНТРОЛЬ

Назад Дальше