Ничего, ничего. В Чикаго мы купим тебе все новое.
Она поглядела на свои часики:
Я еще успею позвонить ему, попрошу, чтобы он выслал его следующим поездом.
Она встала.
Смотри не задерживайся, дорогая.
Она наклонилась и поцеловала его в лоб:
Ну что ты? Я на две минуты, милый.
Майра помчалась по платформе и, мигом одолев стальные ступеньки крыльца, вбежала в зал ожидания, где ее и встретил уже знакомый нам человек тот самый, с огоньком в глазах и слегка заикающийся.
Н-ну, и к-к-как все п-получилось, Майра?
Отлично! Ах, Уолтер, ты был великолепен! Я даже захотела, чтобы ты и в самом деле сделался священником совершишь обряд, когда я на самом деле буду выходить замуж.
Н-ну, я ж-же р-р-репетир-р-ровал ц-целых п-полчаса п-после твоего з-звонка
Жаль, больше времени не было. Ух, я бы еще его заставила снять квартиру и купить всю мебель.
Н-н-да, захихикал Уолтер, интересно, сколько в-времени он еще б-б-будет совершать свое свадебное путешествие?
О, он, конечно, будет уверен, что я успела на поезд, пока не доедет до своей станции.
Она вдруг погрозила кулачком в сторону мраморного купола, вырисовывавшегося на фоне неба.
О-о, этот негодяй еще легко отделался слишком уж легко!
Я так и не п-понял, Майра, а ч-чем этот т-тип т-тебе т-так нас-нас нас-солил?
Надеюсь, что и не поймешь.
Они уже вышли через боковую дверь на улицу, и он подозвал такси.
Ах, ты просто ангел! лучезарно улыбнулась Майра. Прямо не знаю, как тебя благодарить.
Что ты, в любой момент, если ч-чем могу быть п-полезным Кс-кс-кстати, а что будешь делать со всеми этими к-кольцами?
Майра, улыбнувшись, поглядела на свою руку.
Хороший вопрос, сказала она. Могла бы, конечно, послать их этой леди, Хелене Как-ее-там да только, понимаешь, у меня всегда была страсть к сувенирам. Скажи шоферу, Уолтер, чтоб отвез меня в «Билтмор».
Мордобойщик(Перевод В. Болотникова)
Последним в череде подсудимых в этот день оказался некий мужчина вот разве что мужская порода в нем не слишком проявлялась, и было бы, пожалуй, куда вернее назвать его «субъект», а то и «субчик», однако числился он все же именно по мужской части, да и в судебном протоколе его обозначили именно так. В общем, это был, наверное, плюгавый, скукоженный, несколько пожухлый американец, который уже проскрипел на белом свете лет, наверное, тридцать пять.
Казалось, его тело по недосмотру оставили в костюме, отправляя тот в очередную глажку, так что тяжелый раскаленный утюг, прессуя брюки и пиджак, расплющил и его, доведя его черты до нынешней заостренности. Лицо у него было неприметное: лицо как лицо. Из таких и состоит толпа на улице: кожа землисто-серая, уши прижаты к голове, словно в страхе перед городским гомоном и гулом, глаза же усталые-усталые глаза того, чьи предки последние пять тысяч лет были полными неудачниками. На скамье подсудимых он, зажатый меж двух здоровенных кельтов в синих мундирах, казался представителем какого-то давно вымершего племени, этаким изможденным морщинистым эльфом, арестованным за браконьерство в Центральном парке, едва он вздумал употребить один из тамошних лютиков.
Фамилия?
Стюарт.
Полное имя?
Чарльз Дэвид Стюарт.
Секретарь суда безмолвно занес эти сведения в свой реестр мелких преступлений и крупных проступков.
Возраст?
Тридцать.
Кем работаете?
Ночным кассиром.
Секретарь помедлил и взглянул на судью. Тот спросил, зевая:
В чем обвиняя-а-ается?
Обвиняется в секретарь заглянул в свои листочки, в том, что нанес удар даме в область лица.
Вину признает?
Признает.
На этом предварительные процедуры были завершены. Итак, Чарльз Дэвид Стюарт, на вид такой безобидный и неловкий, предстал перед судом по обвинению в оскорблении действием и в нанесении побоев.
Из показаний очевидцев, к немалому удивлению судьи, следовало, что дама, которой обвиняемый со всего размаха заехал по лицу, отнюдь не была его женой.
Мало того, пострадавшая даже не была с ним знакома да и арестованный тоже никогда ее прежде не видел, ни разу в жизни. Причин же для оскорбления действием оказалось две: во-первых, дама разговаривала во время театрального представления, и, во-вторых, она без конца тыкала коленками в спинку его сиденья. В конце концов он вскочил, развернулся к ней и, без всякого предупреждения, двинул ей что было сил.
Пригласите истицу, потребовал судья, несколько приосанившись. Послушаем, что она скажет.
Собравшиеся в зале суда их было совсем немного в этот чудовищно жаркий день вдруг оживились. Несколько мужчин с задних рядов пересели вперед, поближе к судье, а молодой репортер заглянул секретарю суда через плечо, чтобы поточнее записать имя подсудимого на обороте какого-то конверта.
Истица поднялась со своего места. У этой женщины, которая почти добралась до полувекового рубежа, было, пожалуй, чересчур решительное, властное лицо, обрамленное золотистыми с проседью волосами. Платье благородного черного цвета, и всем почему-то показалось, что она в очках; начинающий судебный репортер, кичившийся своей наблюдательностью, мысленно описал ее именно так, но вскоре спохватился очков на ее носу, тонком и крючковатом, точно не было.
Звали ее, как выяснилось, миссис Джордж Д. Робинсон, а жила она по адресу Риверсайд-драйв, дом 1219. Еще она сообщила, что она страстная театралка и потому иногда ходит на дневные спектакли. Накануне с нею были еще две дамы: ее кузина, они же вместе живут, и некая мисс Инглс; обе присутствовали и в зале суда.
Случилось же вот что.
Едва поднялся занавес, женщина, сидевшая сзади нее, потребовала, чтобы она сняла шляпу. Миссис Робинсон и сама собиралась это сделать, а посему столь неуместная просьба ее несколько раздосадовала о чем она незамедлительно сообщила своим спутницам, мисс Инглс и кузине, притом с весьма пространными комментариями. Тогда-то она и обратила внимание на обвиняемого, который сидел в следующем ряду, как раз перед нею: он вдруг обернулся и смерил ее непозволительно дерзким взглядом. Она тут же про него забыла, но когда уже под самый конец первого действия она что-то сказала мисс Инглс, этот наглец вскочил с места, развернулся да как трахнет ее по лицу
И сильно трахнул? спросил судья.
Что значит «сильно»? возмутилась миссис Робинсон. Еще как! Мне всю ночь ставили потом горячие и холодные компрессы.
всю ночь, всю ночь на нос, на нос эхом прозвучало со скамьи, где сидели свидетельницы: эти две поблекшие дамы резко подались вперед и дружно закивали, подтверждая сказанное.
А свет в зале был? спросил судья.
Нет, сказала она, однако сидевшие рядом видели все это, и вот нашлись благородные люди тут же схватили обидчика.
На этом выступление пострадавшей завершилось. Обе ее спутницы дали аналогичные показания, и присутствующие в зале суда четко представили себе картину произошедшего: это было действительно насилие над личностью, причем совершенное без всякого повода, классический пример ничем не оправданной жестокости.
Единственное, правда, что всех как-то смущало, это облик арестованного. Для мелкого мошенника вид у него был самый подходящий; но ведь всем отлично известно, что карманные воры обычно такие тихони, на рожон не лезут. Этот же субъект, хоть и напал на потерпевшую в переполненном театре, для роли бузотера и забияки совершенно не годился. У него и голос был не тот, и одет он был не так, и усы совсем не такие, какие бывают у тех, кто способен на подобные выходки.
Чарльз Дэвид Стюарт, обратился к нему судья, вы слышали свидетельские показания против вас?
Да, ваша честь.
И вы признаете себя виновным?
Да, сэр.
Можете ли вы что-то сказать в свое оправдание, прежде чем я вынесу вам приговор?
Нет.
Обвиняемый с обреченным видом покачал головой. Его ручонки подрагивали.
Неужели вам совсем нечего сказать? Вот почему вы совершили это противоправное действие?
Подсудимый, похоже, призадумался.
Ну же, подбодрил его судья. Скажите хоть что-нибудь в свое оправдание. Позже такой возможности не будет.
Ну это начал Стюарт, с трудом подбирая слова, вот как она понесла про водопроводчика, что там у него из желудка
В зале прошел шумок: все принялись перешептываться. Судья чуть наклонился вперед:
То есть? Что вы имеете в виду?
Ну, поначалу она им вон тем дамам, и он показал на кузину и на мисс Инглс, про свой желудок рассказывала, что он у нее как переваривает, это бы еще ладно. А то как пошла чесать про желудок водопроводчика, тут уж я совсем того.
Как это понимать? Что значит «того»?
Чарльз Стюарт беспомощно оглянулся.
Не знаю, как и объяснить, сказал он, и его усики дрогнули, только когда она начала рассказывать, как у ее водопроводчика варит желудок, не не слушать этого не было никакой возможности
В зале захихикали. Миссис Робинсон и сопровождавшие ее дамы были явно шокированы. Один из стражей даже сделал шаг в сторону подсудимого, словно ожидая сигнала судьи, чтобы незамедлительно упрятать этого преступника в самую жуткую темницу Манхэттена.
Однако судья лишь поуютнее устроился в кресле. Страж был обескуражен.
Вот и расскажите нам, как все было, Стюарт, сказал судья почти по-дружески. Все-все, с самого начала.
Эта просьба совершенно ошеломила подсудимого, и поначалу он явно был готов лучше уж оказаться в наручниках, чем все это объяснять Растерянно оглядев зал, он оперся руками о край стола и тут же стал похож на фокстерьера, которого только что научили «служить». Чуть помешкав, он заговорил своим дрожащим, срывающимся тенорком:
Ну, я, в общем, работаю ночным кассиром, ваша честь, это в ресторане у Кушмиля, на Третьей авеню. Человек я холостой, тут он слегка улыбнулся, будто осознав, что все и так про это догадались, и потому по средам и субботам хожу обычно в театр, на дневные спектакли. Самое милое дело, чтобы скоротать время до ужина. У нас, знаете ли, есть одна лавка, в ней чем только не торгуют, на некоторые представления в театрах можно поймать билеты всего за доллар и шестьдесят пять центов, так что я, как ни зайду туда, все что-нибудь да выберу. В самом-то театре цены ой-ой-ой какие жуткие!..
Он даже слегка присвистнул и красноречиво посмотрел на судью.
Ведь по четыре доллара за билет, а то и все пять уточнил он, и судья сочувственно кивнул.
Ну вот, продолжал Чарльз Стюарт, мне билет обходится в этой лавке всего в доллар шестьдесят пять, но это тоже деньги, и я желаю увидеть за них что-нибудь стоящее. Недели две назад я пошел на одну из этих мист мистерий, да? там, значит, кто-то совершил преступление, а кто именно, неизвестно. Ясное дело: тут самый интерес догадаться, кто же убийца-то. А прямо за мной сидела какая-то дама, которая пьесу уже видела, и она весь секрет выдала тому, с кем пришла. Это ж надо! Он сокрушенно покачал головой. Я чуть не помер там от злости. И как пришел к себе домой, все не мог успокоиться, даже снизу пришли: хватит, говорят, по комнате метаться, больно громко топаешь Так ведь доллар-то шестьдесят пять коту под хвост!.. Ну ладно, снова заговорил он, стал я дожидать среду: в театре в тот день шла пьеса, которую я давно хотел посмотреть. Уж несколько месяцев собирался. Все спрашивал в лавке, нет ли на нее билетов. Но все нет да нет.
Он помолчал.
Ну, во вторник дай, думаю, рискну. Пошел прямо в кассу театра и взял билет там. А стоило мне это удовольствие два семьдесят пять!
Он кивнул и опять помолчал.
Да-а, два семьдесят пять Вот, прямо этими руками пустил я денежки на ветер Но очень уж хотелось пьесу посмотреть.
Миссис Робинсон, сидевшая в первом ряду, вдруг поднялась со своего места.
А какое, собственно, отношение все это имеет к тому, что произошло?! заверещала она. Какое мне дело, что он куда пустил
Однако судья тут же грохнул по столу своим молотком.
Попрошу сесть, сказал он. У нас тут судебное заседание, а не балаган.
Миссис Робинсон, стушевавшись, села, хотя при этом до того обиженно засопела, что явно давала кое-кому понять: так она этого не оставит Судья вынул часы из нагрудного кармана.
Продолжайте, сказал он Стюарту. И говорите сколько пожелаете.
В театр я самый первый пришел, взволнованно произнес Стюарт. Еще никого не было, лишь я да этот парень, ну, он там у них прибирается. Потом собрались зрители, свет выключили и спектакль начался. И вот только я сел в кресле поудобнее, только настроился, слышу, позади меня жуткая свара. Кто-то сказал этой даме, он ткнул пальцем в сторону миссис Робинсон, чтоб сняла шляпу, так, мол, полагается, а она почему-то раскипятилась. Все твердила своим спутницам, я, мол, не первый раз в театре и уж как-нибудь в курсе про шляпу-то Минут пять не унималась, а после еще пуще: как про что-нибудь вспомнит, снова чуть ли не в полный голос про свое. Ну, я в конце концов обернулся, хотелось же посмотреть, что это за птица такая, которой на всех наплевать. Я уже давно отвернулся, сижу, на сцену смотрю, а она теперь за меня взялась! Что я, мол, нахал каких поискать, а потом еще стала языком цокать, и дамы, которые с нею, те тоже зацокали, и тут я вообще перестал понимать, что же на сцене-то происходит, даже не слышал, что говорят действующие лица. И все, главное, как будто это я что-то ужасное сотворил. Ну, потом они все же утихомирились, а я постепенно разобрался, что к чему, да вдруг слышу: мое кресло скрип! И спинка то вперед, то потом опять скрип! и назад Я тут же понял: эта дама уперлась в мое кресло коленками, она меня, ясное дело, решила совсем укачать. Ох, господи!
Он утер свой бледный узкий лоб, на котором даже выступил пот.
Вот ведь напасть! Я уже и не рад был, что пошел в театр. Ей-богу, я сам тоже однажды так засмотрелся на сцену, что не заметил, как стал раскачивать чужое кресло, впереди которое, но тот человек меня, слава богу, по-хорошему предупредил, чтоб я прекратил Ну а вот эта дама, сзади, она бы только начала, понятное дело, еще больше вредничать, если б я попросил ее не качать. Эта бы только еще сильнее мое кресло раскачивала.
Все сидевшие в зале уже некоторое время поглядывали украдкой на почтенную даму с золотистыми, тронутыми сединой волосами. Она вся пылала от гнева и была уже красная как рак.
Дело шло к концу первого действия, продолжал тусклый человечек, я уж приладился к ее коленкам, то есть к тому, что она пихается так, что кресло мое ходуном ходит, но сам во все глаза на сцену гляжу И вот тут ее снова прорвало. Ей, мол, операцию делали, и я точно помню, как она ругала своего врача: она-де так ему и заявила, что знает собственный желудок уж как-нибудь получше его А в пьесе как раз самое интересное началось, мои соседи уже вытащили носовые платки и рыдали за милую душу, да и я сам едва не расчувствовался. Дама же вдруг принялась рассказывать подругам про водопроводчика, у которого несварение желудка, и про то, что она посоветовала ему делать Это ж надо, а?!
И он опять покачал головой, его тусклые глаза невольно остановились на миссис Робинсон, хотя подсудимый тут же их отвел.
Ее мне прекрасно слышно, все-все, а вот артистов ни черта! То одно не разберу, то другое. В зале все засмеялись, а я в толк не возьму, что там на сцене такого смешного сказали Ну, все отсмеялись, а эта, у меня за спиной, опять за свое. Потом зал просто взорвался от хохота, все за животы хватаются никак не могут успокоиться, хохочут и хохочут, а я снова ни черта не услыхал. Тут дали занавес и на меня вдруг что-то нашло, сам не знаю, как это приключилось. Видать, совсем перепсиховал, потому что вскочил, откинул сиденье, перегнулся назад и вот ей, даме этой, ка-ак вмазал
Он умолк, а зал дружно выдохнул, как будто все, затаив дыхание, ожидали, чем же дело кончится. Даже судья и тот судорожно вздохнул, ну а все три дамы на свидетельских местах сразу же затараторили, и голоса их становились все пронзительней, все визгливей и все громче Судья еще раз со всей силы грохнул молотком по столу.
Чарльз Стюарт, повышая голос, спросил судья, это все, что вы хотели сказать в свое оправдание? Вы ведь подняли руку на женщину, да еще столь почтенного возраста!
Чарльз Стюарт сильно втянул голову в плечи, будто хотел спрятать ее в своем тщедушном теле.
Да, сэр, я все сказал, еле слышно пробормотал он.