Вон там, прошептал Перси, поворачиваясь в сторону моря.
Вперед! проворчал доктор Гэллап, напрягшись. Надеюсь, у вас просто шалят нервы, милейший
Они медленно, стараясь тихо ступать, зашагали по песку, но в какой-то момент Перси вдруг схватил доктора за руку.
Слышите! просипел он.
Все застыли. Во тьме возникла едва различимая фигура человек этот как-то слишком браво шагал вдоль берега, крепко прижав к себе что-то длинное, темное, свисавшее почти до земли. Он вскоре пропал во мгле, но следом за ним не менее бравым шагом двинулось еще одно привидение, оно тащило нечто белое, совершенно жуткого вида, тащило на спине, и ноша бессильно свисала с его плеч. А чуть позже всего метрах в десяти от четверки наблюдателей, там, куда только что прошествовали бравые призраки, возникло смутное сияние, источник которого находился за самой большой дюной.
Сгрудившись еще теснее, все было двинулись туда, но потом, немного помешкав, последовали примеру доктора Гэллапа: встав на четвереньки, начали осторожно карабкаться на ту сторону дюны, которая смотрела на море. Когда они добрались до верхушки дюны и их головы показались над ее гребнем, сияние усилилось, и глазам наблюдателей предстала такая картина.
При свете четырех сильных карманных фонарей, которые держали четверо матросов в безукоризненно белой форме, некий джентльмен, стоя прямо на песке, в одном спортивном белье брился. Вышколенный слуга недвижно держал перед ним серебряное зеркало, в котором отражалось намыленное лицо. Справа и слева замерли еще двое слуг: у одного на руке висели смокинг и брюки, другой держал наготове белоснежную накрахмаленную сорочку, в манжетах блестели запонки, сверкавшие в лучах электрических фонарей. Кругом было тихо, и тишину эту нарушали только тихое поскребывание бритвы да время от времени долетавшие с моря утробные стоны.
Но вовсе не сама эта церемония, проводимая при весьма эксцентрических обстоятельствах, не пугающие тени и неровный свет фонарей вызвали у наших дам непроизвольный судорожный вздох. Нет, просто это лицо в зеркале, точнее, не побритая еще половина была им ужасно знакома, и обе почти мгновенно поняли, кому она принадлежит: тому самому грубияну и варвару, который так нагло преследовал их племянницу и полуголый бродил по их пляжу.
Пока они все это осмысливали, он как раз добрил одну сторону лица, и к нему тут же приблизился лакей, который ножницами обстриг космы на другой щеке, так что теперь наконец симметрия была восстановлена, и все увидели молодое мужское лицо, несколько осунувшееся, но весьма привлекательное. Вот он взбил пену на небритой стороне, быстро провел по ней бритвой, потом помазал лицо лосьоном и с живейшим интересом стал его разглядывать. То, что он увидел, ему явно понравилось: он улыбнулся. По его сигналу первый слуга подал брюки, в которые он и облачил свои стройные ноги. Нырнув в сорочку, которую держал наготове второй, он вставил воротничок, привычным жестом нацепил черную бабочку и просунул руки в рукава смокинга. После этого превращения, случившегося прямо у них на глазах, тетушка Кэл и тетушка Джо узрели настолько безукоризненно элегантного и славного молодого джентльмена, что едва поверили собственным глазам.
Уолтерс! вдруг позвал он, четко, с безукоризненной дикцией.
Один из белоснежных матросов вышел вперед и отдал ему честь.
Теперь можете вернуть шлюпки на яхту. Найдете без проблем, ориентируйтесь по ревуну.
Есть, сэр!
Когда туман рассеется, вам лучше выйти в открытое море. И еще отправьте в Нью-Йорк радиограмму, пусть пошлют сюда мою машину. К дому сестер Марсден, Монток-Пойнт.
Когда матрос повернулся, луч его фонаря скользнул по верхушке дюны, высветив на миг изумленные лица четырех зрителей, которые, как завороженные, наблюдали за этой невероятной сценой.
Сэр, вон там, смотрите! воскликнул он.
И теперь уже все четыре фонаря выхватили из темноты дружную компанию на гребне дюны.
Руки вверх! Живо! крикнул Перси, нацеливая ружье в самый центр слепящего света.
Мисс Марсден! с чувством воскликнул молодой человек. Я как раз собирался нанести вам обеим визит.
Ни с места! рявкнул Перси; и тут же вполголоса спросил у доктора: Что, стреляем?
Ни в коем случае! перепугался доктор Гэллап. Молодой человек, вы действительно тот, за кого я вас принял?
Молодой человек почтительно поклонился:
Джордж Вэн-Тайн, к вашим услугам
И вскоре безукоризненный молодой человек пожимал руки обеим дамам впрочем, окончательно сбитым с толку.
Я так виноват перед вами, что никогда не смогу заслужить прощения, рассыпался он перед ними, за все, что вы перенесли из-за меня, по прихоти юной девы.
Что за прихоть? пожелала знать тетушка Кэл.
Видите ли он запнулся, как вам сказать Я всегда уделял немало внимания так называемым тонкостям этикета: всевозможным деталям в одежде, в манерах, в поведении
Он сконфуженно смолк.
Продолжайте, приказала тетушка Кэл.
Точно так же и ваша племянница. Она всегда считала себя эталоном м-м культурности, воспитанности, пока тут он густо покраснел, пока не встретила меня.
Та-ак, понятно, закивал доктор Гэллап. Не хотела, значит, выходить замуж за человека, который оказался гораздо более как бы это сказать? эталонным, чем она сама.
Именно, сказал Джордж Вэн-Тайн, отвешивая ему безукоризненный поклон в духе восемнадцатого века. Вот и пришлось доказать ей, что за какой я
кошмарный парниша, подсказала тетушка Джозефина.
да, кошмарный если уж очень надо Это оказалось не очень просто, но преодолимо. Когда хорошо знаешь, как надо вести себя в обществе, одновременно знаешь и как не надо. Так что мне оставалось лишь вести себя как можно отвратительней Очень надеюсь, что настанет день, когда вы все-таки меня простите за ту сцену на пляже обсыпал вас песком я слишком вошел в роль
Вскоре все направились к дому.
До сих пор не могу поверить, что джентльмен способен стать таким кошмарным, вздохнула тетушка Джо. А что теперь скажет Фифи?
Ничего, бодро отозвался Вэн-Тайн. Фифи-то все знала, с самого начала. В первую же встречу я тогда еще залез на дерево, она вывела меня на чистую воду, умоляла меня прекратить все это, но я не внимал ее мольбам и продолжал игру до тех пор, пока она меня не поцеловала, нежно-нежно, несмотря на бороду и прочее
Тетушка Кэл вдруг остановилась как вкопанная.
Это все, конечно, чудесно, молодой человек, строго сказала она, но, если уж вы у нас такой артистичный, откуда нам знать, кого еще вам случалось изображать. А вдруг вы тот самый убийца, который где-то тут прячется?
Убийца? спросил Вэн-Тайн, ничего не понимая. Какой убийца?
О, я вам все сейчас объясню, мисс Марсден, сказал доктор Гэллап, виновато улыбаясь. На самом деле не было никакого убийцы.
Как не было?! И тетушка Кэл посмотрела на него с недоверием.
Не было. Это я придумал: и про ограбление банка, и про убийцу, который спасся от погони, про все Я просто понял, что вашей племяннице срочно требуется сильное лекарство
Тетушка Кэл бросила на него уничижительный взгляд и обернулась к сестре.
Все эти твои современные идеи, многозначительно заметила она, ничуть не эффективней маджонга.
Туман уже унесло ветром с берега на море, и когда вся компания подходила к дому, в темноте сияли его окна. На пороге их ждала безукоризненно прекрасная юная особа в сверкающем белоснежном платье, расшитом стеклярусом, который мерцал в свете только что народившегося месяца.
Идеальный мужчина, пробормотала тетушка Джо, краснея, это, конечно же, тот, кто готов пойти на любые жертвы.
Вэн-Тайн не ответил ей: он в этот момент снимал с локтя невидимую соринку и, лишь устранив этот досадный изъян, наконец улыбнулся. Теперь во всем его облике не было ни одного дефекта ну разве что сильное биение сердца несколько нарушало идеальную гладкость атласной отделки на смокинге.
Корабль любви(Перевод В. Болотникова)
I
По реке, сквозь эту летнюю ночь, совершенно как воздушный шарик, отпущенный на приволье небес в День независимости, четвертого июля, плыл прогулочный пароходик. На ярко освещенных палубах без передышки танцевали неугомонные пары, но самый нос и корма его таились во тьме; так что издали огоньки этого корабля почти не отличались от прихотливого скопления звезд на небе. Он плыл между черных отмелей, мягко разрезая неспешно набухавшую, темную приливную волну, наступающую с моря, и оставляя за собой тихие будоражащие всплески разных мелодий тут и «Лесные крошки», ее играли без конца, ну и, разумеется, «Лунный залив». Позади уже остались беспорядочно разбросанные огни Покус-Лэндинга, где какой-то поэт из своего чердачного окошка успел все-таки высмотреть вспышку золотистых волос в быстром кружении танца. Вот и Ульм миновали, где из-за громадных корпусов котельного завода выплыла на небо луна, а вот и Уэст-Эстер, где она вновь скользнула за облако, и ни в ком это не вызвало сожаления.
Сияния палубных огней хватало и на трех юных выпускников Гарварда; все они изнывали от скуки и были в несколько сумрачном настроении, поэтому тут же поддались магии этих огней. Их моторку сносило течением, и очень велика была вероятность столкнуться с пароходиком, однако никто из них даже не подумал завести мотор, чтобы отплыть в сторону.
Мне ужасно грустно, сказал один из них. Он так прекрасен, что рыдать хочется.
Ну, поплачь, Билл, поплачь.
А ты?
Да, мы-то, само собой, тебя поддержим
Его громкие притворные рыдания гулким эхом отозвались в ночи, и оно долетело до парохода к поручням тут же устремилась толпа разгоряченных танцоров.
Вон! Гляди! Моторка!
А в ней какие-то парни.
Билл выпрямился, встав во весь рост. Между моторкой и пароходом оставалось уже не больше трех метров.
Скиньте нам канат, уговаривал он. Ну не томите, чего тут думать-то Ну пожалуйста
Раз в сто лет канат все-таки оказывается как раз под рукой. Это произошло именно той ночью. Кольцо тяжко ударило в деревянное днище лодки, и она тут же задергалась, завертелась, словно в кильватере у загарпуненного кита.
Полсотни парочек из числа выпускников средней школы перестали танцевать и теперь дружно протискивались поближе к поручню на корме, где происходило нечто ужасно интересное. Полсотни девиц испустили громкие первобытные крики, выражавшие приятное волнение и притворный испуг. Полсотни молодых людей даже перестали красоваться, хотя их легкое позерство до этого задавало тон всей вечеринке, и угрюмо наблюдали за храброй троицей, сумевшей уже произвести куда более яркое впечатление. Мей Пэрли тут же, не моргнув глазом, стала сравнивать одного парня из моторки с предметом нынешних своих грез, и незнакомец до смешного легко затмил собою этого Эла Фицпатрика. Она скорей положила руку на плечо Эла Фицпатрика и немного сжала его, но лишь потому, что уже совершенно о нем не мечтала, да только сообразила, что он мог бы это заметить Эл же, стоявший с нею рядом и искоса наблюдавший за взятой на буксир моторкой, с нежностью поглядел на Мей и робко обнял ее за плечи. Однако Мей Пэрли и Билл Фротингтон, красивый, всем своим видом суливший самые восхитительные безумства страсти, уже впились друг в друга глазами, преодолев пролегавшее меж ними пространство.
Они уже ласкали, уже любили друг друга. В этот миг между ними возникла такая близость, на какую позже никто никогда не осмеливается. Их взгляд был теснее объятья, более властным, чем влечение. Словами этого не высказать. А если б такие слова нашлись и если бы Мей их услышала, она бы тут же убежала в самый темный угол дамской комнаты и зарылась лицом в бумажное полотенце.
Нам бы туда, к вам! крикнул Билл. Продаем отличные спасательные жилеты! Не упустите! Может, подтянете нас к какому-нибудь борту, а?
Мистер Маквитти, директор школы, появился на корме слишком поздно и уже не мог ничему помешать. К тому моменту свежеиспеченные выпускники Гарварда: и промокший насквозь Элсуорт Эймс, который, сам того не ведая, напоминал сейчас лорда Байрона, с этими черными завитками, словно приклеенными ко лбу, и Хэмилтон Эббот с Биллом Фротингтоном, совершенно сухие и уверенные в себе, все трое успели вскарабкаться на борт, и им уже помогали перелезть через поручень. А моторка по-прежнему болталась за кормой, подпрыгивая на кильватерной волне.
Испытывая невольное благоговение перед только что пережитым мигом, Мей Пэрли держалась в сторонке но отнюдь не из-за неуверенности в себе, а как раз наоборот. Она знала: сам подойдет. Сложность была не в этом с этим проблем никогда не было: главное, чтобы ее собственный интерес не пропал, в тот самый миг, когда она удовлетворит пусть острое, однако вполне легкомысленное любопытство собственных губ. Сегодня правда все будет не так, как обычно, ее ждет что-то удивительное. Она сразу это поняла, увидев, что он не торопится подходить; прислонился к поручню и пытается помочь нескольким оробевшим старшеклассникам обрести душевное равновесие, а то бедняжки почувствовали себя совсем младенцами.
Он взглянул на нее всего лишь раз.
«Ничего, ничего, говорили его глаза, тогда как лицо оставалось совершенно неподвижным. Я все понимаю так же, как и ты. Погоди, я сейчас, совсем скоро».
Жизнь так и кипела в них обоих; ну а пароход и все, кто там был, это казалось до того далеким, окутанным пеленой тьмы Да, это было оно, то самое.
И я Гарвард закончил, сказал мистер Маквитти, только в девятьсот седьмом.
Молодые люди кивнули, вежливо и равнодушно.
Как я рад, что мы опять выиграли лодочные гонки, продолжал директор школы, изображая былой молодой азарт, которого он на самом деле никогда не испытывал. Я там, в Нью-Лондоне, пятнадцать лет не был.
Это у нас Билл, он второй номер, занимался академической греблей, сказал Эймс. На тренировки ходил.
О, так вы были в команде, которая участвовала в гонках?
Все, нет уже команды, чуть раздраженно сказал Билл. Была, да вся вышла.
Ну что ж, все равно я поздравляю вас.
Вскоре они своей высокомерной холодностью заставили директора замолчать. Эти юнцы были, конечно, совсем не те, что прежние выпускники Гарварда; эти даже имени его не узнали бы, все четыре года. Впрочем, они, разумеется, были бы куда более вежливыми, если бы не сегодняшние танцы. Не для того ребята эти вырвались на волю, подальше от шумной компании однокашников и от родителей в Нью-Лондоне, чтобы вести пустые разговоры с директором заштатной школы из какого-то фабричного поселка.
Можно и нам потанцевать? нетерпеливо спросили они.
Через несколько минут Билл и Мей Пэрли уже прогуливались по палубе. Волны жизни уже захлестнули Эла Фицпатрика, пучина уже утянула его. В ночном воздухе звенели два молодых звонких голоса:
«Потанцуешь со мной?» прозвучало с мягкой уверенностью, нежнее лунного света, а ответ: «С удовольствием!» тут и говорить не о чем даже если бы Эл Фицпатрик удвоил старания выглядеть парнем на все сто. Самой утешительной мыслью, посетившей Эла, была вот эта: может, еще удастся затеять драку?
Что они тогда сказали друг другу? Ты слышал? Помнишь? Позже той же ночью ей вспомнились лишь его очень светлые волнистые волосы и длинные ноги, за шагом которых она старалась поспевать во время танца.
Она была тоненькая, похожая на ровно горящее пламя, прозрачное, но сильное. Улыбка ее появлялась медленно, но потом прорывалась наружу, из самой глубины души, и робкой и смелой, как будто жизнь ее миниатюрного тела на миг вся сосредоточилась в губах, а остальное было настолько эфемерным, что самый слабый ветерок мог бы унести ее прочь. Похожа на подкидыша, оставленного эльфами взамен похищенного ребенка. Ее облик то и дело менялся, прямо на глазах, только губы не были подвластны никаким метаморфозам только губы были совсем-совсем настоящими.
Ты где-то поблизости живешь?
Всего в двадцати пяти милях от тебя, сказал Билл. Забавно, правда?
Забавно, правда?
Они смотрели друг на друга, полные трепета перед лицом вдруг явленной им судьбы. Они стояли между двумя спасательными шлюпками на верхней палубе. Рука Мей покоилась на сгибе его локтя, и пальцы ее поигрывали ниточками, вылезшими из твидового пиджака. Они еще не поцеловались, но это вот-вот должно было случиться. Совсем скоро, в любой момент, как только чаша лунного, не обжигающего еще света их эмоций будет осушена до дна и отброшена прочь. Мей было тогда семнадцать лет.
А ты рада, что я недалеко живу?
Она могла бы мило съязвить: «Ну прямо счастлива!» или «Еще бы!». Но лишь робко шепнула: «Да. А ты?»
И зовут тебя Мей, почти как месяц май, сказал он, хрипло засмеявшись. Вот, у них уже появилась собственная шутка. Ты жуть какая красивая.
Она приняла его комплимент безмолвно, лишь заглянула в самую глубь его глаз. А он в ответ прижал ее к себе, притягивая за локоток, и это было бы недопустимой вольностью, если бы она сама не жаждала этого. Он и представить не мог, что они после той ночи снова увидятся.
Мей. Его шепот был властным и молящим. Ее глаза приблизились, расширились, расплылись, как озера, как глаза на экране в кино. Ее хрупкое тело было почти неощутимым.