Лучше спросите у врача. Я плохо в этом разбираюсь.
Тот кивнул и продолжил без всякого интереса читать дешевый детектив, сидя к окну спиной.
Скажите, Алена, проговорил, не унимаясь, философ. Вы каждый день сидите рядом с этим парнем, который не только Вас не видит, но даже и не слышит. Каково это?
Что каково?
Ну, вот ладно, я старик уже, а он лежит, простите за фамильярность, овощем, уже столько лет, со смертью в шахматы играет. Безнадежное состояние.
Алена достойно отразила атаку:
Я не отчаиваюсь и не унываю. В начале Великого поста я читала покаянный канон Андрея Критского. Там есть фраза, которая всегда меня укрепляет: «Когда Господь захочет, естественный порядок вещей преодолевается». И батюшка в храме говорит, что чем чище человек душой, тем его молитва за ближнего перед Богом сильнее. Этим и держусь.
И что, есть успехи? саркастически спросил философ.
Я только в самом начале и не знаю, смогу ли двинуться дальше. Путь борьбы с грехом очень трудный. Уповаю на помощь Христа. Он сказал, что идущего к нему не прогонит вон. Нужна решимость жить по Евангелию, а этого мало кому хочется.
Бог, протянул философ, почесывая коленку. Хм. Еще же Ницше сказал, что он умер. А я даже заявлю большее: он никогда и не рождался. Бог есть выдумка человека. Людям просто лестно стоять во славе наравне с их же недосягаемым вымыслом.
У Алены затряслись руки, и она, не чувствуя в них сил, на всякий случай поставила кружку с мыльной водой на прикроватную тумбочку.
И где сейчас ваш Ницше? поинтересовалась она.
Там же, где и все. И я к ним пойду. И Вы, и вон, Михаил Иванович.
Никуда я не собираюсь идти, возразил Михаил Иванович. Мне только клапан нужно поменять.
Ну, если принять Ваши слова за правду, то человек самое несчастное создание во Вселенной. Букашка хотя бы не задумывается о смысле жизни.
Ну кто Вам такое сказал?! возмутился Шаховский так, что листы полетели на пол. Есть наука, есть искусство, да мало ли на белом свете существует вещей, которые придают жизни смысл?
Товарищи, нам всем вредно спорить, вновь вмешался в разговор Михаил Иванович. Давайте просто будем жить, раз уж нас родила мать.
Нет, подождите, Михаил Иванович, сказал философ, собирая листы с пола. Тут вопрос принципа. В «Сумме теологии» Фома Аквинский тоже доказывает бытие Бога, но из трех с половиной тысяч листов он уделяет этому вопросу всего три страницы! Разве можно относиться к этому серьезно? Да у меня даже после аварии пальцев на руке осталось больше!
Тогда что же, по-Вашему, человек? спросила Алена, начиная уставать от этого бессмысленного разговора.
Как говорил римский император-философ Марк Аврелий: «Человек есть пепел, зола и еще рассказ».
Алена вспомнила, каково это улыбаться, потом покопалась в кармане пиджака, достала и разгрызла одну таблетку от головы.
А где тогда в этой формуле место любви?
Я уверен, что между людьми так же мало братских чувств друг к другу, как мало сходства между листьями в лесу: они мучаются вместе вот и все.
Здравствуйте.
Все подняли головы.
Шаховский сразу отбросил листы и подбежал к молодому человеку.
Сынок!
Это все для врачей, отстраняя отца, сказал сын. У меня мало времени. Скоро лечу в Рим на конференцию.
Здорово, восхитился Шаховский, подмигивая соседям по палате, мол, что я вам говорил.
Угощайтесь, предложил профессор собратьям по несчастью.
Михаил Иванович и Алена вежливо отказались от копченого осетра, нарезанного на ломтики.
Наконец профессор не вытерпел и с улыбкой спросил:
А этот человек кто будет?
Это мой друг и по совместительству нотариус Франц Крюгер. Тут такое дело, пап Нужна твоя подпись.
Шаховский сразу почему-то побледнел.
Какая еще подпись?
Чистая формальность. После конференции я на год улетаю работать в Дрезден. Подпись избавит меня от волокиты и не будет отрывать от дел, если с тобой что-то случится.
А что со мной может случиться?
В жизни все может случиться, отец.
Когда нотариус доставал из глубин черного портфеля папку, на пол упал собачий поводок. Так, по крайней мере, показалось Алене. Франц ловким движением руки поднял поводок и убрал обратно в портфель. Потом, без тени смущения, открыл папку на нужной странице и протянул профессору. Щелкнула ручка.
Шаховский как-то растерянно пробежал по бумаге запавшими глазами и посмотрел на сына. На его угловатом лице появилась тень улыбки.
Алена поцеловала Максима в белую, гладковыбритую щеку. В очередной раз подумала, что могла бы выйти за него замуж, родить ребенка. Она любила представлять их стоящими у алтаря. Над головами держат венчальные короны. В руках свечи. Священник произносит молитвы. Алена подавила в себе эти мысли, попрощалась с соседями Максима и пошла на улицу. На лестнице она встретилась с профессором Агаровым, опирающимся на трость.
Здравствуйте.
А, Алена, выйдя из своих дум, сказал профессор. Вы, как всегда, на боевом посту?
Она улыбнулась и поправила платок на голове, который скрывал и шею.
Схожу на службу в храм и вернусь.
Кстати, по биопсии у Максима все хорошо. Отторжение нулевое.
Слава Богу, тихо произнесла Алена и перекрестилась.
Агаров по-отечески положил руку ей на плечо, улыбнулся и, опираясь на трость, стал подниматься дальше.
Алена выбежала на улицу. С утра прошел небольшой дождь и в маленьких лужах, блестевших на солнце, купались скворцы и вороны. Ее взгляд остановился на плитах с барельефами академику Щелокову и Бестужевой Елене Николаевне, кандидату медицинских наук. Обе плиты давно не протирались и потеряли свой первоначальный важный вид. Она достала платок, смочила его слюной и, как смогла, протерла контуры лица.
Никому до вас больше нет дела
Алена приложила руку к плите. Та, несмотря на первое весеннее солнце, была прохладной.
Когда Еременко отключат, как думаешь? Лежит уже какой год без сознания. Разве это жизнь? Мука. Ты видела, какие у него пролежни на ягодицах и спине? Как ей вообще не противно к нему прикасаться?
Алена повернула голову на голоса за углом. Стараясь не шаркать ботинками, подошла немного ближе.
Только место чье-то занимает. Заживо уже сгнил, а все не отключают. Вонь такая от него стоит.
Если бы не эта сумасшедшая, что за ним ухаживает, и не защита профессора уже давно бы отключили. Столько бюджетных средств переводится зря!
Алена дождалась, пока за углом стихли шаги, и посмотрела туда, где только что разговаривали медсестры. На асфальте, в маленькой луже от плевков, лежали два смятых ногой окурка, один из которых еще слабо дымился.
Чтобы немного успокоить биение сердца, она прислонилась спиной к шершавой стене, и ее мысли унеслись на несколько лет назад, с трудом пробивая плотную пелену воспоминаний.
II.
Дом теперь напоминал стену из песка, на которую ровно посередине наступил ногой ребенок.
Сотрудница службы спасения дала пожилому мужчине понюхать нашатыря. Нашатырь немного привел его в чувство. Не выпуская из рук оборванного поводка, он как загипнотизированный твердил, что во время взрыва гулял с таксой, а в квартире осталась парализованная жена. Медсестра, пытаясь разговаривать со стариком без какой-либо обратной связи, стала перевязывать голову обезумевшей женщине в купальной шапочке.
Рядом с палаткой, в ожидании своей очереди, сидели собаки кинологической службы. Псы наблюдали за тем, как запыленные бульдозеры, не зная усталости, вгрызаются в куски бетона.
Ну так что, девушка? спросил полицейский, пытаясь поймать волочащуюся по земле предупредительную ленту. Живете здесь? Паспорт у Вас с собой?
Алена собиралась ответить служителю закона, но не смогла, словно забыла буквы алфавита. Только протянула документ, достав его из сумочки.
Нет, она здесь не прописана, констатировал полицейский. Вы в этом доме квартиру снимали или родственники жили? Фаина, налей девушке чаю.
Алена взяла пластмассовый стакан с чаем из рук женщины, но от тряски расплескала половину на пол палатки.
Здесь живет один мой знакомый, наконец прорвалось из Алены, когда ее уже никто не слушал.
К сожалению, больше не живет, уточнил полицейский, щелкнув шариковой ручкой. Как фамилия знакомого?
Максим Еременко. Его подъезд был как раз посередине дома.
Вы, девушка, лучше идите домой, делая пометку в бланке, посоветовал он. Сами видите, что здесь творится. Мы позвоним, если понадобитесь.
Принесли очередного пострадавшего, и в палатке начался плач Иеремии. Медсестра Фаина тут же засуетилась вокруг человека. Алена посмотрела на окровавленное лицо. У нее во рту стало так горько, словно она съела целую ложку хинина. Подкатила тошнота. Она поставила недопитый стаканчик с чаем на край стола, и вдруг страшная тишина разлилась по всей Москве. Собаки приступили к работе.
Только сейчас в свете прожекторов Алена разглядела возвышающиеся руины многоквартирного дома главной святыни советского народа. Те немногие, кто остались целыми и невредимыми, теперь бесцельно бродили возле палатки, ожидая своей дальнейшей участи.
Около входа в метро редактор вспомнила, что курит. С сигаретой во рту она достала из сумки рукопись Максима с красными карандашными правками. Небрежно пролистала и бросила ее в дымящийся мусорный бак. Не успела она прикончить сигарету, как обгоняя вой сирен, мимо нее пролетели три кареты скорой помощи. Зазвонил телефон. Алена ответила. Выслушала, даже не кивая, потом сказала в трубку: «Приезжай к восьми», и стала спускаться по лестнице.
Алена порыскала на столике сигареты, но не нашла. Под руку подвернулся бокал с остатками красного вина «Ц». Ей стало немного легче. В новостях сообщали про взрыв жилого дома в Заводском районе. Называли уточненные данные о жертвах, суммы компенсаций. Среди основной версии фигурировала утечка бытового газа.
Так же говорили про десятикилометровую очередь в центральный амфитеатр на картину «Христос во гробе» Ганса Гольбейна младшего. Выставка продлится еще несколько дней, после чего оригинал будет возвращен в Базель.
В выпуске погоды синоптик обреченно заявлял, что похолодания в Москве в ближайшие недели ожидать не стоит. Всему виной антициклон. Для тушения торфяных болот подключили армию.
Хорошо погуляли ночью, правда? спросил проснувшийся молодой человек.
Не лучше, чем с другими.
Слушай, а когда моя книга будет издана? с заигрывающей интонацией поинтересовался он. Сколько мне заплатят сразу, а сколько потом?
Скажи, а на что ты готов ради творческого успеха? спросила Алена, пуская кольца дыма.
На все готов, зевая, ответил молодой человек и встал с кровати.
Аполлон, подумала Алена.
Я даже от родителей откажусь, если это будет мешать. Мне с детства внушали, что их единственный сын рожден для великих дел.
Алене вдруг стало противно от самой себя. Сколько раз она проводила время с женатыми мужчинами, и задушенная совесть ее молчала
Скажи, а зачем ты вставил эпизод с Иисусом Христом? спросила раздраженно Алена, вдавив сигарету в переполненную пепельницу. Он ни к селу, ни к городу.
Мне так посоветовали на тренинге для писателей. Сказали, мол, это привнесет в роман глубины и выведет текст на новый уровень.
Алена истерически захохотала. Молодой человек подхватил.
Значит, ты готов убрать все сцены с ним, если я попрошу?!
Конечно. Для меня они ничего не значат. Если книга будет издана, будет иметь успех, то я готов пойти на любые уступки. Меняйте название, срезайте все что хотите, но книга должна стоять на полках магазинов среди бестселлеров. На меньшее я не согласен.
Алена изменилась в лице, и смех рассеялся, как туман.
Сколько страниц из пятисот нужно выкинуть? весело спросил Аполлон, разглядывая себя в зеркале.
Все пятьсот.
В смысле? спросил он, повернувшись к Алене.
Алена встала с кровати, прикрылась одеялом и пошла в ванную комнату.
Но это же весь роман! крикнул он ей вдогонку.
Извини, но твоя рукопись никчемный мусор. Я даже не стала бы его подкладывать под ножку дивана.
Постой, но ты же сама вчера говорила
Пора подкрасить челку, подумала Алена, рассматривая себя в зеркале. Мне просто нужно было с кем-нибудь развеяться. День трудный вышел.
Молодой человек стал одеваться и одновременно с этим сыпать на девушку скудным бранным словарным запасом, что вызвало в Алене вторую волну хохота.
Она подошла к рабочему столу, небрежно перекинула несколько листов, скривилась и смахнула рукопись молодого человека в урну. Дверь захлопнулась, чуть не слетев с петель.
Алена порылась на дне сумки и достала банку с сильнодействующими обезболивающими таблетками, которые врач прописала ей от мигреней. Отвинтила крышку и высыпала на ладонь сначала десять, а потом еще пять белых пилюль.
Теперь точно пора, сказала она, и дрожащей рукой вылила в стакан остатки красного вина. Такая доза убьет и кита.
Зазвонил телефон. Она решила не отвечать.
Меня это больше не касается.
Алена положила в рот первые пять таблеток, но телефон словно бы умолял ответить.
Да, уже чувствуя горечь на языке, все-таки ответила Алена.
Из морга «склифа» беспокоят. Завтра нужно к десяти часам утра подъехать на опознание.
Куда подъехать?
В морг института им. Склифосовского, девушка. Я сколько раз должен повторять? У меня в списке напротив фамилии Еременко записан ваш телефон.
Но я
Трубку положили.
Завтра нужно подъехать на опознание к десяти часам, повторила она для себя и выплюнула таблетки в ладонь.
Ее забил озноб: то ли от страха, перед какой страшной чертой вновь остановили (логическим мышлением Алена не была обделена с рождения, и понимала, что два раза уже не могут быть случайностью), то ли от своего бессилия переступить эту черту. В голове пронеслись строчки из Фауста в переводе Пастернака, которые она знала наизусть:
Но две души живут во мне,
И обе не в ладах друг с другом.
Одна, как страсть любви, пылка
И жадно льнет к земле всецело,
Другая вся за облака
Так и рванулась бы из тела.
Крутя в пальцах пачку сигарет, она нажала кнопку обновления почты. В ящике висело сорок новых рукописей. Вновь нажала кнопку обновления. Плюс десять великих романов. Еще раз обновила почту плюс двадцать бестселлеров. Редактор истерически захохотала и нажатием кнопки очистила весь ящик. Для надежности поставила галочку на автоматическом удалении всех присланных писем. Смяла пачку сигарет и швырнула ее в сторону, рассыпав крошки табака по столу. Взяла в руки чистый лист бумаги и стала писать заявление об увольнении.
Когда машина такси скрылась из виду, Алена поправила уже начавшую выцветать челку, сплюнула жвачку в бумажный платок, и с неохотой потащилась к серому, почти неприметному зданию.
«Морг», проговорила она, читая облупившуюся от времени табличку над входом.
Алена зашла внутрь и двинулась по скользкому полу вдоль темного, холодного коридора. За годы эксплуатации следы от каталок превратились в колеи. Лампочки под потолком были засижены мошкой и паутиной. Почему-то запахло стоматологической поликлиникой.
Здравствуйте, сказала она в маленькое окошко, для надежности закрытое решеткой. Мне звонили на счет Еременко.
Человек восточной наружности, со следами от оспин на лице, пошевелил густыми усами и, сняв вторые глаза, переспросил казенным слогом:
Фа-ми-ли-я.
Еременко, повторила Алена, ежась от холода.
Так, процедил человек, открывая непропорционально маленькими по отношению к массивному телу руками толстую папку. А Вы кто будете? Жена?
Нет.
Сестра?
Нет.
То есть, в родстве не состоите?
Нет, в третий раз повторила в окошко Алена, уже начиная шмыгать носом.
Он листал толстый журнал, и перед тем как перевернуть следующую страницу облизывал кончик заиндевелого пальца.