У входа в кафе сидел черный пес в ошейнике с неизлечимой тоской в глазах и высунутым языком. Его ребра выступали сквозь тонкую шерсть и кожу. Дыхание было частым.
Ну-ка дай пройти.
Пес недобро зарычал, с неохотой отошел на несколько метров и сел под куст шиповника.
В кафе пахло кофе, выпечкой, крепким потом и дешевыми духами. Весь этот смрад циркулировал между несколькими вентиляторами. Под потолком висели гирлянды липкой ленты с мертвыми насекомыми.
А свободные столики есть? спросил Максим рыжеволосую официантку. Он разглядывал судачащих таксистов, менеджеров, студентов и влюбленные парочки.
Только за барной стойкой, молодой человек, ответила девушка, быстро окинув взглядом зал.
«Третий Рим», подумал Максим и залез на круглое сиденье. Пакет с книгой он положил рядом.
Он достал из внутреннего кармана потертый кошелек, где лежала тысяча рублей, несколько чеков за телефон и две потрепанные визитки медицинского представителя Максима Еременко привет из прошлой жизни.
«Негусто».
Убрав кошелек, он повертел визитки в руках, пододвинул к себе глиняную пепельницу и поджег от фирменной спички заведения сначала одну, а потом и другую тонкую картонную бумажку.
Что-нибудь желаете? негромко, но достаточно отчетливо, чтобы перекричать гомон, спросил бармен в белом халате и пилотке.
Нет, спасибо. Я пока просто посижу.
Утром завезли свежее пиво и жареные каштаны.
Спасибо. Подожду для начала человека.
Бармен кивнул и продолжил натирать бокал. Освободилось место у окна, и Максим сразу же сел за него, не дожидаясь, пока уберут грязные тарелки. Подошла рыжая официантка и забрала посуду. Он машинально посмотрел в сторону входной двери и увидел, как вдоль липких столиков, собирая мужские взгляды, шла небольшого роста девушка. Максим сделал вид, что смотрит в меню. Потом поправил воротник рубашки, стряхнул несуществующие крошки с джинсов. Девушка села напротив и тут же недовольно выдала:
Ну и место Вы выбрали. Даже кондиционера нет.
Держа незажженную зажигалку в сантиметре от толстой сигареты, девушка добавила:
Это то самое кафе из вашей книги, да?
Максим не ответил, разглядывая ее бледное, изможденное отсутствием сна, худое лицо. Вдоль короткой шеи была набита татуировка змея, ползущая от груди к голове. Подошла полноватая официантка с кофейным пятном на фартуке и, вытащив из-за уха огрызок карандаша, небрежно процедила:
Слушаю.
Мне чашку зеленого чая со льдом, поправив пирсинг в носу, сказала Алена.
Прокол, видимо, был сделан совсем недавно и никак не заживал.
А вы так и будете сидеть, ничего не заказывая?
Черный кофе без сахара, пожалуйста.
Нам сахара не жалко.
Простите, но я на инсулине.
Официантка недовольно фыркнула и удалилась. Максим проводил женщину взглядом. Вся ее широкая спина была мокрой. Потом он повернул голову в сторону Алены и увидел, что та с любопытством смотрит на него. На вид Алене было примерно столько же, сколько и его бывшей жене Кате. Хотя, что определенного сейчас можно сказать о женском возрасте в интервале от восемнадцати до тридцати? Она поднесла правую руку ко лбу, коснувшись на несколько секунд короткой розовой челки. Принесли чай и кофе. Поменяли пепельницу.
Максим, как я уже не раз Вам писала, я представляю небольшое, но весьма авторитетное книжное издательство в Москве, козырнула девушка. Мы ищем одаренных молодых авторов. Думаю, Вы как раз тот, кто нам нужен. Пока это мнение разделяют далеко не все, но я стою за Вас горой.
Максим хотел что-то возразить, но девушка не дала ему это сделать и продолжила напирать как пехота:
Не переживайте, над текстом я поработаю. Как-никак, это мой хлеб насущный.
Максим вновь хотел возразить, но девушка вновь перебила:
Вот черновик договора. Прочитайте.
Она была стоически уверена в себе, но глаза у нее были заплаканными, мутными, словно у безумной. Максим посмотрел на кольцо в нижней губе Алены и, наконец, парировал:
Спасибо за такое внимание к моей незаконченной рукописи, но я повторяю в десятый раз, что передумал издавать роман.
Вы даже не прочтете договор? неподдельно удивилась она, размешивая чай.
Максим отрицательно покачал головой и нервно начал пить кофе большими глотками.
У Вас нет температуры? Это чудо, что мы храним присланные рукописи в течение года.
Спуститесь на землю, Алена. Моего таланта недостаточно даже для журнального раздела про дачников. Факт номер один.
Хватит юродствовать, Максим. Зачем тогда Вы собирались стать писателем?
Мы все своего рода писатели, со времен Адама. Когда мы сталкиваемся с чем-то впервые, мы даем этому название.
Максим, литература это не терапия. Это искусство. Оно может вылечивать вас, помогать в чем-то, но это исцеление никогда не должно быть целью. Ведите тогда дневник, но романы писать Знаете, сколько таких? Из-за такой терапии постоянно умирает хорошая массовая проза и уже почти умерла поэзия.
Факт номер два, поэтому давайте забудем о существовании друг друга. Нет смысла издавать плохой, да к тому же незаконченный роман. Мне деревья жалко.
Разве так сложно сесть за стол и дописать? Давайте я помогу?
Бог наперед видит, что это не принесет пользы ни мне, ни тому, кому он адресован. Я только смог простить ее, но не оправдать. Не нашел за что уцепиться. Видимо это может только Господь. Положусь на него.
Не понимаю. При чем тут Бог? Кому не принесет пользы?
Никому. Факт номер три.
Факт, скривилась Алена. Что такое факт, Максим? Вот стоит мне сейчас снять очки, как Вы превратитесь в расплывчатое пятно. Факты существуют, пока я ношу очки.
И тем не менее.
Вам ничего не нужно заканчивать. Доработаем некоторые линии, эпизоды, лишнее и несущественное вырежем. Поверьте, на вашем месте сейчас мечтают оказаться многие. У меня электронный ящик перегружен от заявок.
Так осчастливьте их, Алена, не скрывая раздражения, сказал Максим. Вдруг под толщей графомании сейчас задыхается какой-нибудь новый Чехов или Достоевский. Я-то вам зачем?
Девушка почесала мочку уха, нервно улыбнулась и, то ли шутя, то ли серьезно, сказала:
Ваш роман отсрочил мой уход в небытие.
Максим оторопело посмотрел на девушку. Она захохотала так, что почти все посетители разом оторвались от своих тарелок и повернулись в их сторону. Пару секунд было слышно только дребезжание вентиляторов.
Максим, почему Вы не хотите издать роман? все еще не сдавалась Алена.
Я видел то, перед чем все мои слова как солома.
Не понимаю, причем тут Фома Аквинский? не без самодовольства, Алена парировала реплику и демонстративно опустила руки в знак капитуляции. Я просто предлагаю выпустить на рынок хороший роман. Все от этого только выиграют.
Знаете, мне часто снится странный сон, как бы сам с собой разговаривая, добавил Максим. Как проснусь, так все чувства заволакивает туманом на полдня.
Вы точно здоровы?
Максим улетел мыслями куда-то далеко. Алена тоже замолчала и стала пить холодный чай. Было видно, что разговор дается ей все труднее. Она подозвала официантку и заказала крепкий двойной кофе без сахара. Официантка вновь фыркнула, но заказ приняла.
Прошу больше мне не названивать и не писать, вдруг попросил Максим, вернувшись в разговор. Это нервирует маму. Она думает, что звонит моя бывшая жена.
Он встал, поправил белую рубашку, прилипшую к телу, положил на стол деньги за кофе и пошел не оборачиваясь.
А ведь я не шутила на счет отсрочки, крикнула Алена сквозь шум и как-то сразу скисла.
Отец уже спал, а мама, как обычно, встала, проснувшись от шума открывающейся входной двери.
Максим, ну сколько можно гулять? Хоть бы позвонил, что задержишься.
Так получилось.
Будешь есть? Я суп с копченостями сварила.
Нет, спасибо, я поел.
Максим прошел в комнату. Разделся. Зажег свечку, которая стояла в стакане с солью. Взял в руки «Комментарии к Евангелию от Матфея» и несколько минут сидел молча. Буквы расплывались перед глазами и никак не хотели складываться в слова. Максим отложил книгу, перекрестился, задул свечу и лег спать.
Глава вторая.
Ты точно не поедешь в деревню?
Я себя неважно чувствую.
А ты звонил в отделение?
Звонил, ответил Максим, рассматривая клочок выпавших русых волос.
И что сказали?
Ничего нового, еще раз проведя ладонью по волосам, ответил он. Нужно будет приехать сдать кровь.
Мама пристально посмотрела на Максима, но поняв, что сын опять свалился в эмоциональный окоп, и чего-то внятного от него сейчас не добьешься, принялась дальше вытирать тряпкой пыль на полках.
Точно один побудешь? переспросила она, выдержав некоторую паузу.
Точно.
Таблеток на три месяца хватит. Еды я наготовила. Если что, в морозилке лежат пельмени.
Открылась входная дверь.
Можем ехать, раздался тягучий голос отца.
Максим не поедет.
Фраза была сказана так, будто сам отец был в этом виноват.
Ты чего это, филонить вздумал? попытался пошутить отец.
Плохо себя чувствую.
Дома-то один сможешь?
Смогу.
Зой, вещи собрала?
Один ты, что ли работаешь? Конечно, женская работа незаметна. Еда сама готовится. Белье само стирается и гладится. Пыль сама убирается. Полы сами моются.
Тебя какая муха укусила? Давай лучше одевайся быстрей и поехали, а то в пробке зажаримся.
У вас, у мужиков, все, как всегда, просто. Зоя, продукты купи. Зоя, сумки собери.
Отец демонстративно плюнул, хлопнул дверью и ушел.
Максим встал с кровати, открыл ящик письменного стола, взял градусник, встряхнул и сунул под мышку.
Газовый вентиль не забывай закрывать, когда будешь уходить.
Мама порылась в сумке, достала кошелек, вынула тысячу рублей и молча положила на кровать. Дверь щелкнула и закрылась.
Держа градусник под мышкой, Максим встал и подошел к окну. Отец, как обычно, ругался с матерью, поправляя крепления досок на багажнике. Закончив с досками, он усердно протер тряпкой лобовое стекло от разбитых в лепешку комаров, мошек и оводов. Убедившись, что все в порядке, сел за руль. Через минуту гордость отечественной автомобильной промышленности медленно тронулась с места, оставив под собой маслянистое пятно.
Градусник показал тридцать семь и три.
«Надо выпить парацетамол».
Максим порылся в ящике стола и среди старых ручек, исписанных листов, скрепок и прочей канцелярской пыли нашел блистер дешевого парацетамола. Оторвал таблетку и пошел на кухню.
«А сегодня ведь наш с нею день».
После того, как лекарство скатилось по пищеводу в желудок, он решил немного пройтись, а заодно зайти на рынок.
На лестничной клетке первого этажа, рядом с обгорелыми от спичек почтовыми ящиками, стояли несколько рабочих в куртках с эмблемой «МОСГАЗ». Рабочие о чем-то спорили. Блики их фонариков, подпрыгивавших в руках туда-сюда, напоминали в полумраке полет мотыльков.
А можно пройти? спросил Максим, пытаясь, не зацепиться за шланги.
Да, конечно, проходи, сиплым басом проговорил один из рабочих. Мы уже почти закончили.
А что случилось?
Утечка, оценивая желтые, давно некрашеные трубы, сказал человек с нашивкой «Бригадир Иванов К. Р.». Небольшой искры или непотушенного окурка хватило бы, чтоб наломать дров. Поменяли две прокладки в клапане, но все равно на будущий год нужен капитальный ремонт.
Ты иди лучше на свежий воздух. Минут через тридцать закончим.
Максим вышел на улицу и увидел знак «Проезд закрыт» рядом со стареньким грузовиком умершей марки «ЗИЛ». На массивном бампере машины сидели рабочие в касках, спрятавшие головы в воротники, а руки в карманы. Все приезжие с Востока. Об их усталости то ли от жары, то ли от жизни говорила даже манера курить. Зажженные сигареты пиявками висели на нижней губе.
На рынке продавцы уже ссыпали из полупустых ящиков овощи и фрукты под прилавок. Кто-то сучил руками живо и весело, успевая при этом перекинуться с соседним отделом парой острот, а кто-то, например продавщица сельди молча, добавляя соли из влажных глаз в бочку. Максим купил остывшую лепешку. Потом расплатился за несколько молодых цуккини, сливочный сыр и сто граммов грецких орехов.
Вернулся домой. Разделся. Вымыл руки. На кухне овощечисткой нарезал тонкие полоски из кабачка. Смешал сыр с толчеными орехами. Добавил щепотку соли и перца.
«Почти как на картинке», внимательно сравнивая свое блюдо с фотографией в кулинарной книге, решил Максим.
Он пошел в ванную, разделся, кинул одежду в таз, залез под струю прохладной воды и начал с ног до головы натираться мылом. Помыл голову, почистил зубы. Причесал волосы, сбрызнул запястья остатками одеколона, когда-то подаренного женой, и сел в кресло. Пододвинул один из двух пустых бокалов к себе.
Наверняка, она и не помнит уже про наш день. Да и мне пора забыть.
В дверь позвонили. Максим с неохотой встал и пошел посмотреть, кто там. За дверью стояла Алена. Он, не скрывая удивления, открыл. Девушка прошмыгнула в квартиру, потянув за собой химический шлейф аромата лакированных волос. На ней было легкое зеленое платье с белым воротничком. Такое любили носить девушки-гимназистки.
С лаком переборщила, не обращай внимания, пояснила она, улыбаясь. О, закусочка? Не меня ли ты ждал?
Как ты узнала, где я живу?
Это неважно, ответила она, надув и лопнув пузырь из жевательной резинки. Можем ехать?
Куда ехать? опешил Максим.
Узнаешь. Собирайся. И никаких возражений. Удели мне еще один вечер, и я от тебя отстану.
Максим хотел вновь возразить, но то ли устал с ней спорить, то ли и правда, в глубине души хотел уже куда-нибудь выбраться.
Один, один, проговорила Алена, будто ответила на неозвученный вопрос.
Когда они вышли на площадку, Максим вспомнил про таблетки.
Сейчас, сказал он и, не разуваясь, забежал в квартиру.
Не глядя кинув целый блистер в карман, боковым зрением заметил, что газовый вентиль не закрыт.
Ну, ты долго там? послышался недовольный голос.
Иду, ответил Максим, дрожащими пальцами закручивая кран до упора.
В машине поговорить не удалось. Пока толкались по пробкам от Заводского района до метро Римская, Алена сплетничала с кем-то по телефону.
«Сердце новое, проблемы старые», подумал он.
Ну, вот и приехали, констатировала девушка, резко завернув в подворотню.
И где мы? настороженно спросил Максим, глядя на прячущееся в темноте невзрачное кирпичное здание, рядом с мусорными баками. Больше на морг похоже.
Не ворчи. Скоро сам все увидишь.
Вошли они не сразу. Алена непонятно зачем решила снять еще несколько лет с лица, покрыв его дополнительным слоем штукатурки, и Максиму пришлось смиренно ждать, выйдя из машины.
Я сейчас, сказала спутница. Одну минутку.
Из черной двери кирпичного здания показались люди: двое парней и девушка с маленькой рыжей собачкой. Девушка несколько раз споткнулась, что сильно всех рассмешило.
Вон моя машина, крикнула дама с собачкой.
Девушка освободилась от поддержки парней и со всей силы пнула ногой мусорный бак, оказавшийся у нее на пути. Железный бедняга покатился по дороге, изрыгая кожуру, огрызки от яблок, стеклянные бутылки и прочий хлам.
Понаставили тут всяких баков, не пройти людям, сказала она, смеясь.
И когда компания, гогоча, подошла к машине, готовясь умчаться для продолжения веселья, непонятно откуда материализовалась женщина-дворник.
Хуже стада взбесившихся свиней, сказала она по-русски и добавила еще пару слов на родном восточном языке.
Что? опешила девушка. Я родилась в этом городе, а ты убираешь мусор для меня!
И, как будто в подтверждение своих слов, подбежала к опрокинутому баку и пнула беднягу еще раз. Собачка стала истошно гавкать, бегая вокруг хозяйки.
Я убираю эти улицы не для тебя, а для своих пятерых детей.
Женщина изобразила демонстративный плевок в сторону компании и растворилась.
Парни быстро затолкали хрюкающую москвичку в машину, завели двигатель, и уехали.
Чтобы пройти к зашифрованному месту назначения предстояло вначале спуститься по слабо освещенной лестнице, где на стене коридора висели портреты Сократа, Аристотеля, Платона, Демокрита, Диогена, Фалеса, Анаксагора, Зенона, Эмпедокла, Гераклита и Авиценны.