Очнутся пастухи от дремоты, а стада то и нет. Кинутся, а оно в двух километрах в овсах или ячменях. Приходиться бегом вдогонку бежать, да после начинают выгонять с потравленного поля. Все то идут, а Борька наестся, ляжет и ни в какую. Пробовали его и хлебом, и яблоками выманивать, и бить - все без результата.
А платить за потраву ведь никому не охота, так надо ж было придумать способ этого здорового быка выгнать. Ведь застанут все доказательства на лицо! Какие еще нужны доказательства, если посев потравлен, а посреди потравы бык лежит. В сердцах один хлопец-пастушок заложил ему под хвост трут, да и поджог. Эффект был потрясающим: Борька взревел и вылетел с поля прямо на дорогу. С той поры этот парнишка имел над ним большую власть, очень боялся его Борька, а когда тот близко подходил все оглядывалсявысматривал: нет ли с его стороны угрозы.
Была в стаде корова, сущая террористка. Зазевается кто, так подойдет сзади и рогом в спину или под зад. Вроде не бык, и внимания на нее не обращаешь, корова ведь. В конце концов, пришлось ей рога спилить. Она была против, так что отвели ее в кузню, пристроили в станок, для ковки лошадей, только так и сладили с ней.
Коней гоняли в ночное. Кони не стадо, они целый день в работе. А ночью прохладно и пастись не жарко. Гоняли их подростки, причем куда подальше, все ближние выпасы отводились, сперва коровам, а после них овцы добирали все что осталось. Работа эта была не трудной, спали по очереди, но ватага собиралась, иной раз до двадцати пацанов. Столько народа для пастьбы было не нужно, но опасались волков.
Из-за них делали особые кнуты, в кончики которых вплетали специально вылитые свинчаткигрузики из свинца. Тут каждый делал все сам и по-своему: кто ограничивался одним грузиком, а кто вплетал несколько. Был случай, когда мой дед был еще мальцом, на шестерых подростков с такими кнутами вышел волк. Пацанов он не боялся и принялся на кобылу наскакивать. Кобыла к нему задом и норовит копытом волку в лоб. Хлопцы вскочили на коней и ну волка кнутами пороть.
Насилу волк вывернулся из окружения, но неудачнослишком приблизился к кобыле. Та его и угостила подковой. Так что поутру мальчишки привезли с собой волчью шкуру.
Дядька Иван
Однажды, в промежутке между посадочными работами и сенокосом, напросился Илья к старшему брату отца, дядьке Ивану в ученики, полсти и валенки валять учиться. А прельстило его то, что дядька в поле не работал, а денег имел много. Вел он необычный для станичника образ жизни: поступали к нему заказы со всей округи, ибо мастер он был отменный и делал все в срок. И хотя все знали, что пьет он запойно, иногда по неделе безвылазно в трактире пропадал, но дела вел аккуратно, под запись и расписки: мол, мужики, вас много и заказов много, а я пьющий, как бы чего не упустить, не забыть, да кого не обидеть.
Получив деньги вперед на материалы, то есть на овечью шерсть, которую всегда закупал сам, а брал деньги с некоторым избытком, ехал за товаром и закупал по надобности. Потом возвращался домой, отдавал жене все расписки, складывал товар в баню, в которой и работал. Только после этого отправлялся в трактир. И там пьянствовал не мене трех дней, являясь домой поздно ночью, а просыпаясь к обеду. Пообедав, снова шел в трактир. И так пока остатки от задатка не прогуляет.
Жена, бывало, и жаловалась на мужа его братьям, но все без толку: был Иван старшим братом, а потому, остальные не могли ему указывать. Но в целом он был мужик мирный и, напившись, шел спать, а не дебоширить. Поэтому были все у него в друзьях, обиженных на него не водилось, и слава о нем шла хорошая. Когда с ним рассчитывались окончательно, то деньги отдавал жене, знал свою натуру, боялся: пропьет.
А поскольку знал Иван за собой, что пропьет все, что есть в карманах, то будучи в трезвом виде имел разговор с трактирщиком при атамане:
- Знаешь, Ефим, - говорит Иван трактирщику, - вот атаман свидетель, не хочу я в долги влазить, а посему сам не наливай мне в долг и сынам своим скажи, а то, как предъявишь мне долг трезвому, вот те крест, платить не буду.
Тут атаман присоединился к его просьбе, и трактирщик клятвенно заверял обоих, что этот уговор будет соблюдать. А были они все трое сверстники и знали друг друга всю жизнь.
Затем наступала стадия работы:
Иван топил баню: чтобы распаривать шерсть, нужна была горячая вода и высокая температура, раздевался догола, так как одёжа промокала мигом, брал деревянные колодки на валенки и начинал уминать и сбивать шерсть, да придавать ей форму на колодке. Колодка имела вид подобный человеческой ноге и формировала внутреннюю часть валенка, а снаружи мастер все делал на глаз. Бывало, он по три недели не выходил из бани, изготавливая за это время три-четыре десятка пар валенок и десяток полстей. Это были наиболее обычные вещи, необходимые в быту. Полсти Ивановой выделки особо ценились и шли дороже, так как отлично держали воду и их брали с собой в поле от дождя.
Полсти, так же, стелили на пол, который во многих домах был глинобитный, мазанный, ими укрывали телеги, а при непогоде прятались под ними. Но и на деревянный, черный пол тоже принято было кидать полсть.
Пол назывался черным потому, что дом стоял на столбах, на пол делали обрешетку, а снизу ее подбивали толстыми, как правило, дубовыми досками, а потом на эти доски мазали глину. Состав готовили как на саманы: глина, полова и солома. Потом поливали водой. От этого саманная обмазка становилась грязью, то есть пол становился черным. Когда все высыхало получалась отличная теплоизоляция. А уж потом сверху стелили доски с пазами в «четверть», чтобы не было щелей. Доски пилили, а четверти выбирали специальным рубанком, вручную.
Когда Иван приступал к рабочей стадии, его жена успокаивалась и два раза в день, утром и вечером, приносила ему две большие четверти воды, немного поесть и мерзавчик водки. Когда Иван работал он пил только воду, а перед работой и после выпивал мерзавчик и не столько ел, сколько закусывал, а еда зачастую оставалась почти не тронутой.
Иван был рад помощнику и ученику. Он очень сокрушался, что родной и единственный сын Володька валянию учиться не хочет: мол, мое мастерство так и сгинет! Илья заслужил пару похвал от дяди, который зазря, для поощрения, никогда не хвалил. Это значило, что работа племянника мастеру пришлась по душе, и согласись Илья продолжать, года за два он сам стал бы изрядным мастером. Но Илья выдержал только четыре дня в этом жарком, влажном аду и сбежал. Кстати влажность предохраняла легкие от пыли и микро волокон, которые в изобилии водились на овечьей шерсти.
Волки
Волков было много. Шкодничали они по всей округе: таскали ягнят, а когда и крупных баранов, резали телок. Людей по большей части боялись, не то, что в прежние времена. А в прежние времена, говаривали старики, было дело, и люди попадали к волкам на обед.
Дед Андрей
Дед Андрей так рассказывал о своем приключении в дни молодости:
- Поехали мы с младшим братом по дрова, а дело зимой было. Брат был в санях об «одноконь», а я на паре. Потому я его отправил, как только дровишками его сани нагрузили, а сам остался грузить свои. Старался все дрова, что нарубили, да хворост подобрать, да увязать, чтоб ничего не пропало, вот и припозднился. Стало вечереть, когда я тронулся. И тут завыли проклятые, сперва позади и сбоку, а через полчаса и впереди. Слышу их по голосам штук двадцать!
Но было у меня тульское ружьё одноствольное, вот и зарядил я его. Проехал еще с полверсты, видна уже впереди наша речка и мост, а за мостомрукой подать, станица. Однако отрезала меня стая от моста. Моя пара ушами прядает, притормаживает, боится, значит. А мне, что делать? Сидеть? Так они к полуночи все одно обнаглеют и кинутся. Взял я ружье, и хотя далековато было пальнул по волчарам крупной дробью. Сидело их там возле моста штук семь, так двое-трое получили по дробине на излете. Визг подняли.
А я ружье скорее перезарядил, положил на колени, взял левой рукой вожжи, а правой за кнут. Заорал: «но сивые!», дернул поводья, стрельнул кнутом, и мы понеслись прямо на тех волков. Ближе к мосту вжарил я лошадей кнутом, да и бросил его в сани, а сам за ружье взялся. Оставалось метров тридцать до волчьего заслона и вижу, готовятся они меня перехватить. Тут я и поводья бросил, изловчился и пальнул по ближнему волку. Убить не убил, но подранил крепко. Тот шарахнулся в сторону, а то было, уже заходил сбоку, целя в горло мой лошадке! Завыл, заскулил тот волк, напужал своих, и расступились они ненамного в стороны.
Лошади мои тоже сильно испужались, справа и слева волки, вой, да дух волчий, а тут позади из ружья громыхает: так без кнута и поводьев мигом мост пролетели! Стал я, торопясь, ружье перезаряжать, а у меня руки трусятся, патрон в сани обронил, потом вынул еще один последний и, для острастки, высунулся в бок из-за дров, на санях сложенных, и пальнул назад в сторону стаи. Это все от нервов: умом то понимал, что смыслу в том нету, но не стерпел.
- Повезло, тебе тогда, если бы сани опрокинулись, небо за перила моста цепанулись, поживились бы тобой волчары. Кони может быть и убёгли бы, без саней, а ты нет, - отозвался сидящий рядом сверстник рассказчика, который далеко не в первый раз за свою жизнь слышал эту историю.
- Кто ж спорит - повезло. Дак везет тем, кто сам везет.
Коровы и волк
По ту сторону речки, прямо напротив домов Осыченко и Шевченко, было небольшое
пастбище с хорошей травой, и коровы, перейдя речку вброд, паслись там, не отходя далеко от дома. Но однажды вышел случай, что на двух коров с телками набежал крупный волк.
Коровы из мирных травоядных сразу стали опасными бойцами. Они развернулись рогами к волку, опустили головы и задом оттеснили безрогих телят в высокий кустарник. Волк делал обманные атаки, норовя проскочить под брюхо и там достать либо до горла корове, либо порвать телка.
Неизвестно, как долго продолжался этот смертельный танец, но услышали Осыченко лай Валета, это был молодой, лютый пес, которого взяли щенком в помощь Лапко. Лапко на волков не лаял, он старался подкрасться к ним незаметно.
Послали Петра посмотреть, что там такое.
- Там волк наших коров гоняет, - принес весть Петр.
Взрослые похватали вилы и бросились к реке. Но они опоздали, то ли Лапко спугнул волка, а может волк ушел из-за лая Валета. Но когда люди оказались на обрыве волк уже почти скрылся, увидели, что мелькнула в подлеске серая шкура. Так что все, что они узнали - было со слов Петра. Коровы и, правда, вели себя пугливо и агрессивно, и с большим трудом их перевели на свою сторону реки, в родной хлев. Одна из коров после этого «потеряла молоко», видно от испуга.
Волк и отара
Был и другой случай, закончившийся не столь счастливо. Напали три крупных волка на общественную отару. А старший чабан, дед Митяй, отлучился по некой надобности и оставил там своего внука, парня лет пятнадцати. Так сколько мальчишка ни старался орать и пугать зверей они на него внимания почти не обращали. Хорошо, что хлопец не кинулся на подвиги, иначе дело могло кончиться плохо для него.
Кроме него при стаде были две маленькие пастушки, для заворачивания овец по команде чабана, чтобы отара не влезла в посевы, и волкодав. Одна из пастушек попалась на дороге волку, и он зарезал псину, сделав неуловимое движение челюстями и развернувшись при этом всем корпусом. Волкодав честно выполнил свой долг, но с тремя волками не смог совладать. Сильно покусанный, с оборванными ушами он спасся бегством, да и жив остался только потому, что горло защищал ошейник со стальными бляхами
Дело разбирал атаман. Чабану присудили штраф, так как он не смог убедительно объяснить по какой причине он бросил отару на мальца. За двух зарезанных и унесенных волками овец он отдал двух своих, по выбору пострадавших владельцев. На следующий год, общество проголосовало за другого чабана
Собака на стоге
А был случай ехал Тихан и еще трое станишных и видят возле одного хутора собака на стоге стоит. Дело было ближе к весне, и стог уже не такой высокий был, присел за зиму. И странное дело, намеревается вроде как собака прыгнуть, а стог как зашатается. Тут подъехали ближе:
- Да это волчара!воскликнул один из казаков.
Выхватил из-под сиденья двустволку и бац, но мимо. Стог в этот момент снова зашатался. Ну, волк со стога спрыгнул и бежать. А мужики подъехали ближе. Уж очень любопытно стало: как это стог шатается. Обошли вокруг, а там здоровый бугай воткнул рога в стог и качает его.
- Вот в чем дело! Почуял бык волка и загнал его на стог. А сам рассвирепел и трусил стог, чтобы волка на землю сбросить, - догадался один из них.Да волк не испугался и ловил момент, чтобы прыгнуть на спину этому быку.
- Очень смело с его стороны, - сказал Тихан. - На такого бугая нужна целая стая.
- Значит я волку жизнь спас, - пошутил стрелявший казак.
- Может волку, а может и быку, - пошутил кто-то из компании.
Волки и государство
Государство боролось с волками. На них не распространялись правила охоты, то есть охота продолжалась круглый год, в то время как на остальных животных в период выведения потомства охотиться запрещалось. На волков государство поощряло охоту. Так за пару волчьих ушей платили премию семь рублей, государство принимало волчьи шкуры, которые очень ценились и шли на офицерские шубы. При относительно скромной стоимости волчьи шубы отличались небольшим весом и хорошо держали тепло.
Как- то приезжал чиновник из столичного зоопарка и платил хорошие деньги, за волчат, козлят, лисят. Дядька Ильи, Степанпрофессиональный охотник, подрядился добыть нужное для этого количество зверят, и хорошо заработал.
Государство не ограничивалось пассивной борьбой с волчьим поголовьем. Приезжали чиновники от ставропольского градоначальника и из лесничества, собирали облавы на волков. Выглядело это так: собирали охотников заработать по нескольким станицам и деревням. Загонщикам, платили тридцать копеек за день, стрелкамсемьдесят, даже если стрелок никого не убьет. Набиралось до двадцати-тридцати стрелков, которых егеря из лесничества расставляли по номерам, то есть по нумерованным местам.
К каждой группе приставляли ответственного егеря. Егеря знали, когда и какая группа может стрелять, с учетом того, чтобы отпугнуть уцелевшего зверя на другую охотничью засаду. Свободные егеря из лесничества, как правило, тоже участвовали, но по долгу службы. Впрочем, премию за убитых волков получали все, а шкуры только вольнонаёмные. Считалось, что егеря обязаны ежедневно, при случае, отстреливать волков, получая за это жалование, при этом шкуры шли в доход государству. Но в этом была своя логика, так как леса были государственные, и даже патроны егерям выдавали от казны.
Загонщиков набиралось иногда три и более тысяч, большая часть подростки, но для верности с ними шли и взрослые, прихватывая с собой вилы: «береженогобог бережет». Их развозили на подводах, затем выстраивали в цепь, и они шли, громыхая чурками по кастрюлям, звоня в коровьи колокольчики, вертя деревянные трещотки, кричали и шумели, как могли, пугая волков. И дед, и его братья неоднократно участвовали в таких загонах.
Обычно загонщики даже не встречали ни одного волка: те, заслышав шум, подымались, и не спеша уходили. Когда разные группы загонщиков, смыкались, и образовывалось кольцо - представители лесничества старались упорядочить промежутки между загонщиками, так что бы зверю трудно было проскользнуть.
Но был такой случай, рассказанный моей бабкой Агафьей Михайловной: шли они гремели и шумели, как вдруг из кустов выскочил огромный, почти седой, матерый волк. Детвора и подростки испугались и остановились, хотя от испуга еще более стали шуметь. В цепи было только двое мужиков с вилами.
Волк оглядел их всех внимательно, не торопясь, совершенно без страха, видно понимал, кто есть, кто. Он явно отличал палки и вилы от огнестрельного оружия. Затем выбрал место, где находились малорослые загонщики, разогнался и сделал высокий прыжок через их головы. Мужики с вилами бросились наперерез, испугавшись за малолеток, но волк никого не тронул: оставил загонщиков позади и скрылся в зарослях.
Когда волков загоняли на засады, то трубили в охотничий рожок, и загонщиков заблаговременно останавливали, чтобы никто не попал под случайный выстрел.
Ночная охота
А было дело, Санька Беседин и еще один хлопец - Богдан, тоже шкодник и заводила, решили самостийно устроить охоту на волков. Конечно, подготовка не ускользнула от многих родителей, но мешать не стали.
Илья пошел к дядьке Степану и прямо попросил ружье, на охоту «итить». Дядька ружье дал, но не ту двустволку, о которой мечталось Илье, а старенькую одностволку: