Растерянности я не почувствовал. Ко мне с подобными предложениями обращаются по десять раз на дню. Даже предлагают за это большие деньги. Я избалован вниманием и давно устал от всего этого. Какая тут может быть растерянность? Но я зачем-то растерялся
Она не стала дожидаться ответа и схватила мой рот своими губами. Во рту сразу возник знакомый с детства привкус. Кислый, затхлый, с блеклыми нотками перебродившего алкоголя Определенно этот вкус не показался мне чужим.
Прости-прости, я немножко не в себе, она оторвалась от меня и вытерла свои обкусанные губы рукавом платья, у тебя случайно нет жвачки?
Терпеть не могу жевать. Предпочитаю нюхать. Хочешь дорожку?
Ты чё? Правда, кокс понюхать? она вывалила огромные глазища из орбит и уставилась на меня так, будто я и вправду был королем Иордании.
И в этот волнующий момент, когда она понимающе захлопала бесконечными, как у берлинского трансвестита Зигги Хайсмилда, ресницами, подошел Гвидо и, как обычно, все испортил. Большая страна знает Гвидо как моего продюсера, но я-то знаю его как отменного засранца, который, только дай ему волю, обосрет все вокруг: твой дом, твою кошку, твой гербарий, твои чувства, твою музыку, твою жизнь. Почему, в таком случае, я с ним работаю? Да потому что этот засранецодин из трех лучших профессионалов в стране. А я предпочитаю работать только с лучшими. Имея такие предпочтения, будь готов принимать этих деятелей с длинным шлейфом их самодурства, алчности, притворства, желания манипулировать всем, что движется. Главное, чтобы этот шлейф тащила за ними их свита, и ни в коем случае не позволяй превращать тебя в пажа. Те два других лучших продюсера страны, кстати, Гвидо еще мастер-класс по засранству преподать могут.
Голос Гвидо отдавал язвительностью:
Читал сегодняшнюю «Экспресс-газету»?
Ты же знаешь, я никогда не читаю газеты.
Пишут, что ты со своей бандой после концерта в Саратове справлял нужду на их городском кладбище. Прямо на памятники. Что-то новенькое. Вандализма я за тобой раньше не замечал.
Когда писали, что в Рязани я лишил девственности семнадцатилетнюю школьницу, ты почему-то не высказывался насчет рискованного секса. Ты вообще не интересовался, насколько это совпадает с действительностью. Ведь количество концертов после этой публикации увеличилось. В других городах люди захотели, чтобы газеты написали, что я и у них отметился.
А сейчас меня это очень интересует. Не забывай, тымой подопечный.
Это ты не забывай, что яне твоя собственность. Ты занимаешься моими делами, управляешь бизнесом и зарабатываешь на этом хорошие деньги. Не нужно требовать от меня отчета в мелочах!
Этоне мелочь, ма шер! Ты отлично играешь свою роль, но не перегибай палку! Секс и вандализмне одно и то же! Не думаю, чтобы в других городах захотели, чтобы ты приехал и обоссал их кладбища. А когда они не хотят, это отражается на доходах. На твоих и на моих!
А шел бы ты в жопу со своими доходами, если все еще веришь газетам!
Лицо Гвидо покрылось оранжевого цвета пятнами. Я и сам не ожидал от себя такой наглости. Послать в жопу продюсера, с которым работаешь, каково?! Что скажут о наших нравах потомки своим глупым детям? Между нами, я уже пару раз посылал Гвидо. Но всегдас глазу на глаз. На людях такое случилось впервые. Я уже порядком надрался, слегка вмазался коксом, но, со странным чувством уязвимости и растерянности, мог отдавать себе отчет, что я послал Гвидоэто невероятно! только для того, чтобы порисоваться перед девчонкой! Перед этой заблеванной замарашкой в вульгарном красном платье, которая выскочила из туалета, с такими мерцающими глазами Мистер Лавэй, что со мной происходит?!
Лицо Гвидо играло пятнами, как цветомузыка, а я ждал его реакции. Что он выкинет, старая пиранья? Отматерит меня в ответ? Ударит? Спляшет джигу на моем позвоночнике? Гвидо удивил. Он справился с собой:
Ха-ха! Бисексуальные замашки? Хорошо, ма шер, мы вернемся к этому разговору, когда от твоих концертов начнут отказываться. Кстати, цена на них уже падает, ты в курсе А пока я не хочу ссориться. У меня только есть к тебе одна просьба, Гвидо обхватил меня за плечи и увлек прочь от остальных, а когда нас никто не мог услышать, процедил сквозь зубы:Это даже не просьба, гаденыш, это ультиматум! Ни при какихслышишь! ни при каких обстоятельствах не трогай эту девочку! Ни взглядом, ни пальцем, ни тем более своим неразборчивым Ланселотом! Ты понял? Я на днях подписываю с ней контракт, и для нее будет оченьты слышишь! очень плохо, если она хоть на секунду попадет под твое влияние!
Ты?! С ней?! я не поверил своим ушам. Контракт?! Я оттолкнул Гвидо, как сковородку, о которую обжегся.
Пойми, ты, самовлюбленный эгоист, Гвидо снова перешел на вкрадчивый шепот, я никому не позволю загубить мне нового артиста! А если эта девочка хоть на миг вообразит тебя героем, ее карьереконец! Она нужна мне в абсолютном сиянии своей чистоты! Натуральном, несделанном, неспродюсированном! Этоее природа, и таков будет ее образ на сцене. А общение с тобой любого ангела превращает в вульгарного джанки! Понял?! Только попробуй ее испортить! Я тебя предупредил!
А если я тебя не услышал, точто?! Закажешь меня своим ростовским партнерам? если честно, я еще никогда не видел Гвидо таким страстным. Даже не думал, что он способен на сильные эмоции.
Да нет, змееныш, зачем мне душить курочку, которая какает яичками Фаберже? Просто если моя новая артистка вдруг, с какого-то перепугу вообразит тебя героем, до ее сведения будут оперативно доведены некоторые детали твоей творческой биографии. И то, как тебе, пермскому люмпену, сочиняли этот бунтарский имидж. Ты еще не забыл, как преподаватель по актерскому мастерству репетировал с тобой твой первый мат на пресс-конференции? А как тебе ставили этот дикий взгляд исподлобья, а? Не забыл? И то, как тебе, деклассированному лоху, сочиняли песни, которые запела страна? Твой первый альбом?! Вместо этих идиотских баллад, с которыми ты ко мне приперся? Забыл? А мы напомним. И тебе, и ей.
Ну, ты гнида!
О! его истерика мгновенно гаснет. Вижу, ты понял, мой умный мальчик. Заметано, ма шер, Гвидо тут же нацепил фирменную улыбочку Джека Николсона, похлопал меня по плечу и удалился, время от времени оборачиваясь и постреливая в меня из пальца.
А я на своих кривых и полусогнутых отправился в противоположную сторону. К бару! Внутри меняпустыня недоумения, вокруг менясветская Москва. Вечеринка «GQ». Мне улыбаются топ-модели в отставке и подозрительно прищуриваются их богатые мужья. Они-то знают, что их новоиспеченные жены были влюблены в меня задолго до выхода на свою «модельную» пенсию в неполные тридцать лет. Мне строят глазки юные пиарщицы, которых расплодилось по Москве, как бактерий в организме, лишенном иммунитета. Да мнепо фигу! Отличная работа для девушек: делаешь то, к чему приспособлен природойстроишь глазки, болтаешь анлимитед и получаешь за это немного денег, но главноеполучаешь образ жизни, статус и перспективу. Сказать знакомым: «Япиарщица» всегда лучше, чем признаться: «Я секретарша».
Я протиснулся к стойке и немедленно получил свою порцию виски. Я выпил, но так и не понял, что со мной происходит. Гвидо прав, конечно, я не должен вмешиваться в его дела. Почему я должен возникать из табакерки и, как последний варвар, разрушать то, что он создает. Тем более Гвидоотличный продюсер. Своим сумасшедшим, даже с точки зрения русской версии журнала Forbes заработкам я во многом обязан Гвидо. Артист, да еще такой неуравновешенный, как я, да еще с такой предрасположенностью к хаосу, к беспределу и анархии, не может в одиночку делать бизнес на самом себе. Да и какое мне дело до этой девчонки? Гвидо прав по всем статьям. Я попытался зомбировать себя детской считалкой, но быстро понял, что все мои мыслисплошные самоуговоры. Я обречен. Я раб своих инстинктов. Если желание рвется из меня наружу, я не в силах его сдержать Оно быстро превращается в намерение и транзитомв поступок. Раб своей собственной лампы. Так я и сказал художнику Никасу, который поблизости полировал талию блондинке с диадемкой-ящерицей в волосах:
Дружище, ты не мог бы меня выручить?
Сколько?
Нет, не это Видишь вон ту рыженькую в красном бикини рядом с Гвидо? Выведи, пожалуйста, ее из клуба, только так, чтобы Гвидо не заметил. Получится?
Ты уверен, мой маленький популярный дурачок?
Йес, сэр! Йес, сэр? Да? Ядурачок! Я твой должник.
Смотри!
Спустя десять минут они, держась за руки, выскочили на крыльцо под расстрел немногочисленных потрепанных папарацци.
Твой Гвидо просто рабовладелец. Я не мог уговорить его отпустить девушку потанцевать со мной! Пришлось схватить ее и утащить на танцпол, попросив Гвидо, напоследок не стрелять мне в спину. И знаешь, почему он не выстрелил? Только потому, что не захотел выглядеть гангстером перед журналистами, с этими словами Никас вложил узкую ладонь Леры в мою влажную ладонь. Владей!
А Тони-Пони какие-то танцоры зажали у саббуфера, пробормотала она невнятно.
Я схватил ее за руку, подмигнул Никасу, и мы начали наш грандиозный побег, как в замедленной киносъемкепрочь от клуба, от глаз, от вспышек, от светской Москвы. Прочь от Гвидо. Папарацци достались только сенсационные кадры подошв наших туфель. Modern Love! Она не сказала ни слова, вместо нее говорила рука, ее ладонь крепко сжимала мою ладонь. Modern Love! Мы добежали до угла, где тень давно уснувшего в два часа ночи жилого дома накрыла нас. Я резко затормозил под нависшим козырьком подъезда, она врезалась в меня, полетели искры, сжигая залежавшиеся на стылой земле желтые листья Modern Love! И здесь я, не дав нам обоим отдышаться, поцеловал ее:
Вот. Ты просила.
Через минуту подлетел мой автомобиль, фиолетового крика винтажный «Бьюик», и шофер Стас распахнул дверцу. Мы прыгнули на заднее сиденье и продолжали целоваться всю дорогу до моей знаменитой берлоги на Знаменке. Минут пятнадцать. В Стасе я уверен, никому из тех, кто знает Стаса, не придет в голову стесняться Стаса. Он настолько привык к подобным сценам, что даже ленится подглядывать в зеркало заднего вида. Наверное, никто в мире не видел документальной хроники про меня больше, чем Стас. Мы бросили его в авто, которое с визгом затормозило у двери, вихрем влетели в подъезд, не останавливаясь, продолжая целоваться. Кубарем ввалились в лифт, не разжимая объятий. У меня давно не было кого-то, от кого мне не хотелось бы отрываться. Примерно это я сообщал ей каждым движением своих губ. Она водила язычком по кончикам моих зубов так, будто хотела, чтобы я знал, что она совсем не такая смелая, как я о ней думаю. Нет, ей вовсе не страшно, разве толькочуть-чуть Я на ощупь вставил ключ в замочную скважину и по тому, как беглая судорога сковала ее губы, зажатые в моих губах, понял, что она ощутила этот жест как неповторимую индивидуальность моего проникновения. Я медленно и плавно поворачивал ключ, чтобы дать ей понять мой стиль, мои повадки внутри. Она доверчиво проглотила мой язык. Мы уже сделали это, даже не раздевшись, даже не войдя в квартиру.
Она сама раздевала меня. Нет, она не делала это торопливо, стаскивая штаны вместе с трусами, как шлюхи-группиз. И она не делала это страстно, вцепляясь зубами в пуговицы рубашки, сопя и похрюкивая, как похотливые студентки. И совсем не делала это томно, разыгрывая каждый жест как мини-спектакль и танцуя с моим ремнем, как богемные барышни, и отыгрывая стриптиз, снимая с себя одежду, как кухарка листки с кочана капусты. Нет. Она делала это неумело и целомудренно, а я впервые за двадцать лет вспомнил, неважноЯ ответил ей тем, что перестал быть похожим на себя, я перестал узнавать собственное поведение. Я не бросился на нее, как возбужденный скунс, не задрал юбку и не запустил сразу руку ей в трусы. Я не нагнул ее лицом на кушетку и не загнал своего Ланселота в ее беззащитное укрепление. Я даже не бросил ее на колени и не стал прижимать ее губы к моей ширинке. Я медленно и нежно, пуговица за пуговицей, крючок за крючкомой! извини, заколка! снимал с нее лишнее. Мы легли голые, держась за руки, и терлись друг о друга носами, будто этосамое прекрасное и важное, что есть в сексе. Ни один из нас не думал об оргазмах, мы испытывали непрерывный экстаз, едва касаясь друг друга. Вспоминаю, что вел себя настойчивее, даже когда лишался невинности.
Санта-Бирн однажды ответил на вопрос «почему он живет в Нью-Йорке?»: «В Нью-Йорке достаточно просто выглянуть на улицу, чтобы увидеть, как кто-то падает из окна». Он точно знал, о чем говорит.
Следующие часы были объявлены Юнеско временем нежности. Во всяком случае, на моей суверенной территории. Час проходил так же незаметно, как для древних абиссинцев век. А затем мы неожиданно и некстати вспомнили, что язык существует не только для ласк, и она вдруг стала очень любопытной.
Ты правда трахнул больше тысячи девчонок?
А правда говорят, что тыи с мальчиками тоже?
Расскажи мне про групповой секс?
А правда, что секс под коксом в десять раз круче?
Я курил, она упиралась своими маленькими кулачками мне в грудь, махала ресницами, морщила носик, усеянный озорными веснушками. Все как обычно, новсе по-новому. Что со мной? Время от времени ее чувственный интерес сменялся профессиональным.
В газетах пишут, что ты без порошка вообще на сцену не выходишь?
А кто платит, когда вы на сцене ломаете аппаратуру?
А за погромы в отелях?
А штрафы за пьянство в самолетах?
А кто достает тебе кокс на гастролях?
А правда то, о чем говорил Гвидо в клубе?
Сначала я отвечал односложно почти на все ее вопросы. Потому что в моей голове тоже вертелись два вопроса, которые я так хотел, но не решался задать.
Первый:
Какого черта тебя угораздило связаться с Гвидо?
Второй:
Как ты умудрилась до этой ночи оставаться девственницей?!!
Нет, все-таки три вопроса:
Почему ты выбрала именно меня своим первым?!
Конечно, она не ответила ни на один из моих вопросов.
Конечно, я поступал так, как обычно поступают мужчины. Говорил много и красиво. Шептал в ее маленькое круглое ушко про женскую утонченность, многозначительно бубнил об избранности мужчин, жестикулировал, возбужденно вещая о самолетах, лимузинах, городах. Я говорил много, но совсем не собирался удовлетворять ее любопытство. За исключением кладбища, о котором говорил Гвидо. В этом вопросе я был категоричен. Не ссал я на кладбище. Никогда! В перерывах между расслабленной болтовней, этим сексом подсознаний под гипнозом чувственности, я еще два раза вплывал в нее на своей пиратской шхуне. Она принимала меня покорно и радостно. Не как захватчика, но как освободителя.
Ты чудовище!
А я буду звать тебя крокодилом!
Я такая страшная?
Ты просто хищная с такими зубами
Моя подруга в Твери зовет меня крысой
А я буду звать тебя просто просто просто
Не зови меня «просто». Зови как-нибудь посложней.
Твое угловатое совершенство! Годится?
Тогда я тебя я тебя, она предприняла неуклюжую попытку накрутить свои рыжие кудряшки мне на нос. Лисий хвост!
Why?!
А вот так.
28 сентября 2006 года
В восемь утра нас вырывает из блаженства истошный сигнал моего Бьюика. Пунктуальный Стас примчался, чтобы везти меня в очередной аэропорт на очередной рейс в очередной город для очередного выступления. Чес никогда не считается с личной жизнью.
Я спешно варю кофе, она выходит из душа, раскрасневшаяся с мокрыми волосами и в моей рубашке, на несколько размеров больше ее тонкой фигуры. Этот клетчатый мешок, в который она влезла, завязав полы на животе треугольным узлом, как ни странно, делает ее еще более изящной. С этой минуты я знаю, зачем покупаю рубашки. Теперь, каждый раз подбирая в магазине фасон и расцветку, я мысленно стану прикидывать, как это будет выглядеть на ней.
А зубную щетку тебе купим в аэропорту, говорю я, бережно застегивая на ее мешке верхнюю пуговицу.
?????????????
Ты летишь со мной.
Я не могу. Дядя Тони сойдет с ума! И Гвидо мы договаривались сегодня встретиться! Контракт! У насконтракт! наивная, она даже не спрашивает, куда мы летим.
Дяде позвоним, Гвидо переживет, а завтра ты уже будешь дома. Будто и не летала никуда. Контракт онна много лет, тут один день ничего не решает. А главное у меня так давно не было кого-то, от кого мне не хочется отрываться