Казалось, этот день пришёл внезапно, без малейшего предупреждения. И в то же время предчувствие, что случится то, что случилось, понемногу крепло весь последний месяц.
День стал для Юкино незабываемым. Стал символом чего-то чистого, светлого, возвышенного всего самого прекрасного, что только могло быть. И память о нём, скорее всего, останется с ней до конца жизни безнадёжно завораживающим, пронзительным, разрывающим душу эхом.
Зазвонил будильник.
В миг, когда Юкино собралась открыть глаза, она взмолилась о дожде. И, медленно разлепляя веки, убеждала себя, что шорох за окном ей не послышался.
Дождь, пробормотала она, чтобы себя подбодрить.
Головная боль, тошнота и усталость чудесным образом отступили. Она встала с кровати и некоторое время просто слушала дождь. Комната пропиталась сыростью, и на волосах ощущалась влага. С недавних пор Юкино нравилось всё, что было связано с дождём. Причину она, разумеется, знала, но никогда не решилась бы облечь её в слова. «Нельзя», подсказывал ей инстинкт.
Юкино подняла волосы со лба и спрятала их под косынку, нанесла на лицо тональный крем, а на губы неяркую помаду. Надела свежепостиранную кремовую блузку и тёмно-синий брючный костюм, повязала узкий пояс и легонько брызнула духами на запястья. Остановилась у зеркала в прихожей, проверила, всё ли в порядке. Интересно, на сколько она выглядит? Меньше, чем на двадцать пять?.. Юкино осознала, что, разглядывая своё отражение, она обдумывает это всерьёз.
Чушь какая, тихо пробормотала она, взяла зонт и вышла из квартиры.
Шагая к станции в окружении людской толпы, она с каким-то облегчением подумала, что сегодня, скорее всего, опять не сможет войти в вагон. Так и случилось. Проводив для очистки совести один поезд линии Собу, она направилась к беседке в саду.
Наполненное радостными предчувствиями июльское утро, казалось, разгоняло окутавший Юкино сумрак. Лил дождь, но половина неба оставалась ослепительно синей. Ветер гонял клочья низко висящих туч, а в разрывах между ними, далеко в вышине, виднелись белые светящиеся облака. Зелень сада, отмытая ливнями, стала вызывающе яркой. Лучи солнца нагревали пропитанную влагой почву, вода испарялась, по тому же месту снова хлестал дождь, и над землёй то тут, то там, будто дым от сигнальных костров, поднимались струйки пара.
Вот. В благодарность, решительно сказала Юкино и протянула юноше бумажный пакет.
Там лежала купленная вчера толстая, тяжёлая иностранная книга, напоминавшая том иллюстрированной энциклопедии. Дождь играл весёлую барабанную дробь на крыше беседки.
В благодарность?
Ты только и делаешь, что меня кормишь. И ты сам сказал, что хочешь такую, было дело?
«Прозвучало как отговорка», думала Юкино, пристально глядя на юношу, пока тот боязливо вытаскивал книгу из пакета. На обложке виднелось выполненное тиснением название: Handmade SHOES. В книге объяснялось, как делают обувь ручной работы, и её посоветовали как самое распространённое издание для начинающих. Замешательство юноши сменилось удивлением, удивление восторгом, и Юкино наблюдала за выражением его лица с таким же чувством, с каким она смотрела на облака в небе. Прекрасные белые облака, ежеминутно меняющие форму под порывами ветра.
Такая дорогая книга! Спасибо! с жаром сказал юноша и поспешно добавил, чтобы прозвучало почтительней: Премного благодарен!
Какая прелесть! Она и сама не смогла удержаться и радостно улыбнулась.
Он сразу же открыл книгу.
«В буквальном смысле глаза загорелись», глядя на него, с восхищением подумала Юкино. Даже струи дождя за его спиной переливчато сверкали в лучах солнца. Юкино отпила глоток кофе, купленного в кафе неподалёку от сада. Так и есть, вкусный. Облегчённо вздохнув, она с замиранием сердца убедилась, что на языке осталась горечь. Когда она рядом с этим мальчиком, кофе обладает вкусом кофе. У риса вкус риса, у дождя аромат дождя, а летнее солнце светит, как и положено летнему солнцу.
Знаете, я... неуверенно заговорил юноша, не поднимая глаз от книги, как раз делаю сейчас пару туфель...
О, это замечательно! Для себя?
М-да, так говорят какие-нибудь тётушки в возрасте.
Ничем не показав, что заметил её волнение, он ответил:
Я пока не решил, для кого...
И запнулся.
Внезапно Юкино мысленно ахнула. И всё ещё не соображая, в чём дело, подумала: «Нет!»
Это женские туфли.
Стоило ей это услышать, как игривое настроение разом улетучилось.
Только у меня никак не получается, и мне...
Вместе с тем в груди понемногу поднималось какое-то неизвестное чувство, и оно несло с собой тепло. Пока она силилась разобраться, что же это такое, юноша продолжил:
Мне нужно снять мерки... Мои-то ноги не подойдут. Так что, если вас не затруднит... Вы не могли бы показать свои ноги?
Даже не видя его лица, Юкино поняла, что глаза у него на мокром месте. И что с ней происходит то же самое.
Звонко пели трясогузки.
Здесь, в саду, обитали разные виды диких птиц. Юкино совершенно в них не разбиралась, и только это название было ей знакомо. Оно упоминалось в «Кодзики», и, помнится, на уроках классической литературы Хинако-сэнсэй давала им послушать запись пения трясогузок. Как же там говорилось... Ах да, трясогузки показали богам, что такое физическая близость между мужчиной и женщиной.
Воспоминания об этом нахально лезли в голову. Юкино ощущала сильный жар, но её кожа при этом оставалась холодной.
«Сохраняй дистанцию», смутно подумала она, снимая одну туфлю. И медленно вытянула босую правую ногу в сторону юноши. Теперь они сидели друг напротив друга. Юноша робко коснулся кончика её большого пальца. Палец будто обдало разгорячённым дыханием, и она поразилась, насколько он был холодным. В груди бешено застучало. Юкино испугалась вдруг юноша услышит, как громко бьётся её сердце и как шумно она дышит, и ей стало невыносимо стыдно, и она взмолилась о том, чтобы ей вовсе не издавать ни звука. Пусть сильнее льётся дождь. Пусть громче поют трясогузки.
Тем временем руки юноши тихонько сомкнулись на её ноге. Приподняли, словно прикидывая вес. Ощупали кончики пальцев, свод стопы, пятку, будто проверяя их форму и то, насколько они мягкие.
«Хорошо, что я недавно сделала педикюр», всерьёз, чуть ли не со слезами на глазах, успокоила себя Юкино.
Юноша достал из сумки маленькую синюю рулетку. Потянул за белый язычок, и из круглого пластмассового корпуса с тихими щелчками вылезла виниловая мерная лента.
«У него даже рулетка с собой есть!» неожиданно восхитилась Юкино. Лента мягко, как бинт, обвилась вокруг ноги. Юноша записал карандашом в блокнот несколько чисел. Расстояние от кончика большого пальца до пятки, от пятки до лодыжки он прикладывал рулетку, смотрел на отметки и водил карандашом по бумаге. Между тем пульс у Юкино наконец-то успокоился. Словно заполняя наступившую тишину, припустил дождь, но солнце при этом сияло всё ярче, и, радуясь ему, трясогузки запели ещё пронзительней. К шуму дождя примешивалось чирканье карандаша по бумаге.
«Такое чувство, подумала Юкино, будто здесь, в этом саду, я попала в иной мир».
Вы не могли бы встать? тихо попросил юноша со своего места. Я бы хотел напоследок зарисовать форму ступни, когда на неё опираются.
«Хорошо», хотела ответить Юкино, но голосовые связки не слушались, и она смогла лишь выдохнуть. Она сбросила вторую туфлю и, держась рукой за балку, встала на скамью. Юноша подложил ей под ногу блокнот, наклонился, слегка надавил левой рукой на подъём стопы и аккуратно обвёл карандашом её контур. Юкино пристально смотрела на него сверху вниз. Откуда-то издалека докатился шелест листьев, и ветер принялся одновременно раскачивать струи дождя, гнуть ветви клёнов и ерошить её волосы. Несколько мелких капель попали ей на горящие щёки.
«Я уверена, в тебе есть свет, который мог бы меня изменить», подумала Юкино.
Знаешь, безо всяких усилий вдруг произнесла она, и юноша поднял голову, я разучилась нормально ходить. Сама не заметила, когда...
Он смотрел на неё, и на его лице читалось недоумение.
Вы... о своей работе?
Много о чём...
Юноша ничего не сказал. Слышался лишь хор трясогузок, но на секунду он улыбнулся. Так ей показалось. А затем молча перевёл взгляд обратно на свои записи. В шум дождя снова вмешался скрип карандаша.
«Настоящий сад света», глядя на сверкающий дождь, подумала Юкино.
«Что я сейчас теряю и что вместе с тем пытаюсь приобрести? Или же приобретать мне нечего, я порчу жизнь другим и ещё больше теряю сама?»
Юкино хорошо запомнила, о чём она размышляла позже тем днём, пока шла одна под зонтиком к выходу из сада. Непроницаемые тучи закрыли и небо, и солнце, погода стала серой, какой всегда бывает в сезон дождей. К веткам деревьев местами пристали промокшие шкурки цикад, сброшенные после линьки. Настоящее лето настало, когда они застрекотали, а до того тянулась пора межвре́менья.
И именно поэтому то время было идеальным.
В будущем Юкино ещё много раз втайне вспомнит о часах, проведённых в саду света. Когда ничего ещё не началось, но всё же прошедших не напрасно, ведь тогда ничего и не закончилось. О прекрасном, идеальном времени, исполненном самых добрых чувств, которому никогда не повториться. Если бы Бог даровал ей возможность заново прожить один-единственный день, она без сомнений вернулась бы в сад света.
А ещё Юкино узнает, что предчувствия её не обманули. Что она действительно кому-то навредит и вот-вот чего-то лишится. В некотором смысле в том саду она прошла высшую точку в своей жизни.
И всё равно ни Богу, ни императору, ни кому другому не отнять тепла, каким это идеальное время будет согревать её до скончания века.
Цикады закатили грандиозный концерт.
По приезду в Токио девятью годами ранее многое в городе удивило Юкино, и среди прочего стрекот цикад. Конечно же, они водились и в Эхимэ, но там их стрекотание казалось лишь частью богатой палитры звуков природы. Наравне с щебетанием птиц, свистом ветра, плеском реки и морских волн. Но здесь несколько тысяч цикад, словно сговорившись, верещали так громко, что закладывало уши. В этом шуме тонули все прочие звуки. Даже если бы трясогузки запели снова, их бы никто не услышал.
Когда, на несколько дней позже обычного, объявили об окончании сезона дождей в Канто, ливни прекратились разом, как будто кто-то, услышав сообщение, щёлкнул выключателем. Почти одновременно с этим в школах начались летние каникулы, и юноша перестал по утрам приходить в беседку. Юкино вспомнила когда-то сказанные им слова: «Я решил, что буду прогуливать в те дни, когда идёт дождь, но только до обеда». Тогда она сочла это забавным: «Серьёзный, да не совсем». И всё же сейчас ей почему-то стало казаться, что он нарушил обещание. Она осознавала: воображать, будто добрый друг безо всякого повода променял её на новых приятелей, нелепо, а чувствовать себя обманутой несправедливо по отношению к нему. Но, не зная, куда ещё податься, она продолжала приходить в беседку и в хорошую погоду.
Вот и сегодня Юкино сидела в беседке, а с неба с самого утра нещадно палило солнце. Раз уж для всех наступили летние каникулы, она облачилась не в костюм, а в белую блузку без рукавов и зелёную юбку клёш, на плечи набросила кофту цвета морской волны, а на ноги надела босоножки на платформе. В ясные дни в парке ещё до полудня собиралось на удивление много отдыхающих. Иностранцы с фотоаппаратами наперевес, группы пожилых людей с альбомами для зарисовок, гуляющие под руку элегантные влюблённые пары в самом расцвете лет. Всем своим видом давая понять, что она здесь никого не ждёт, а просто наслаждается чтением, Юкино сидела в одиночестве, не отрывая взгляда от книжки.
«Всё к лучшему. У него теперь нет повода прогуливать школу, а это самое главное», запоздало попыталась она себя убедить. Но мысли мыслями, а чувства, которые понемногу её охватывали, говорили о другом. На самом деле...
«На самом деле я не хотела, чтобы сезон дождей закончился».
Юкино попробовала негромко произнести это вслух. Внезапно у неё защипало в уголках глаз, и она поспешно уткнулась в лежащую на коленях книгу: «Нет, нет, не смей больше об этом думать!» Она просто наслаждается чтением. Всё внимание на текст.
Вокруг, насколько хватало глаз, под лучами летнего солнца красиво блестела степь, по её просторам гулял свежий ветер, но для Нукады и солнечный свет, и шум ветра всё казалось пустым. Радость угасла, её охватило чувство одиночества и тревоги, и не было от него спасения.
«Только этого не хватало!» чуть не вырвалось у Юкино. Это была «Принцесса Нукада» Ясуси Иноуэ, которую она давно не доставала с книжной полки, а сегодня взяла с собой без особой на то причины. Книга повествовала о трагической жизни прославленной придворной поэтессы возлюбленной двух родных братьев, ставших, каждый в своё время, императорами Японии. Юкино впервые прочитала её в пятнадцать лет. Тогда ей больше всего полюбилась сцена, где героиня идёт одна по степи, заросшей мурасаки. Продолжалась она весьма драматичным появлением на свет некоего знаменитого стихотворения. В школе Юкино читала эту книгу с наивным детским волнением, но сейчас та отзывалась в душе каким-то странным резонансом. И это не давало сосредоточиться на чтении.
Внезапно послышались шаги, и Юкино, машинально изобразив на лице улыбку, подняла голову.
Какой большой парк!
И не подумаешь, что мы в Синдзюку.
К беседке, держась за руки, подошли спортивного вида парень и девушка, обоим было лет по двадцать двадцать пять. Они шли в тени деревьев такие дружные, пышущие здоровьем и энергией, что у Юкино, несмотря на подступающее уныние, потеплел взгляд.
Ох, простите, поклонившись, обеспокоенным тоном сказала энергичная девушка, когда Юкино приподнялась, чтобы освободить им место.
Ничего страшного, улыбнулась она в ответ.
Юкино пересела на край скамейки и снова открыла книгу, а до её слуха долетали слова возбуждённой беседы находящихся в расцвете молодости девушки и парня. Это же японский сад? Куда дальше пойдём? Может, посмотрим оранжереи? Ой, давай! По карте отсюда далековато, не устанешь? Да сколько тут идти-то! Взгляд Юкино бессмысленно скользил по строчкам.
«В ясный день здесь всё для меня незнакомо», с головой погружаясь в тоску, подумала Юкино.
До полудня она просидела в беседке, а после бесцельно бродила по Синдзюку, по Ёёги, по Харадзюку и вокруг сада при храме Мэйдзи. Когда у неё начинали болеть пальцы ног, она заходила отдохнуть в какое-нибудь кафе, когда силы восстанавливались шла дальше, коротая тем самым время до окончания длинного-предлинного летнего дня. Так она проводила август. И пока Юкино притворялась, что читает в беседке книгу, пока вышагивала по асфальту или пила слабый, остывающий латте, она много раз задумывалась: «Неужели никого нет? Неужели никто не хочет со мной увидеться? Неужели некому взять и мне позвонить?» Она пролистала записную книжку в телефоне. Не так давно звонила Ёри-тян, но у неё маленький ребёнок, и ей сложно куда-либо выбраться. Маруи-сан вроде уволился, но Юкино не хотелось тревожить молодожёна. Живущие в Токио одноклассники времён старшей школы; друзья по институту; друзья друзей; ребята-студенты, в которых она влюблялась, и ребята-студенты, с которыми не раз обедала вместе, но не влюбилась; девушки, с которыми она сошлась на практике; коллеги по работе... Юкино и сама удивилась, как много у неё записано имён.
«Сколько лет, сколько зим! Жаркая нынче погода, правда? Как жизнь, всё по-прежнему? У меня образовалось два выходных, сегодня и завтра, может, сходим в кафе, если есть время? Извини, всё это так неожиданно. Если у тебя дела, скажи, я пойму».
Юкино на пробу набрала такое письмо, не заполняя поле «Кому». Нет, не то... Ей безумно хотелось с кем-нибудь пообщаться, но она не знала с кем. И не знала, кто бы сам хотел пообщаться с ней. Тех, с кем можно встретиться без видимой причины, просто потому, что захотелось, тех, кого она могла бы назвать друзьями, наверное, не существует. Она твердила себе: «Чему ты удивляешься, так у всех, кто нашёл работу и влился в общество», но от отчаяния это не спасало.
Когда на улице стемнело, Юкино смешалась с толпой идущих домой людей, купила в супермаркете продукты для ужина и, едва переставляя зудящие ноги, вернулась в свою квартиру. Даже не умывшись, упала на кровать и подождала, пока сойдёт усталость. Когда у неё вновь появилась способность двигаться, она медленно встала, смыла косметику, переоделась и пошла на неприбранную кухню готовить ужин. Готовила она только простые и лёгкие блюда рисовый суп с овощами, лапшу, рис с курицей и яйцами, а ела на кушетке, сгорбившись над тарелкой. Особым вкусом её стряпня не отличалась, но, по крайней мере, он у неё точно был. Юкино считала это одним из оставшихся у неё подарков от того мальчика.