Мама, ты что, не веришь мне? Иду работать официантом. И он изобразил, будто удерживает на руке невидимую тарелку. Напряжение отступило, и мать наконецто улыбнулась:
Какой ты получился у меня блондин! засмеялась она, заглушая свой внутренний голос. Какой получился красавец!
Хороший официант у тебя получился, мама. Он развернулся, но чувствовал, что мать еще смотрит ему в спину. Она и вправду смотрела.
Филомена, Мена, мать Николаса, открыла прачечную на улице Толедо неподалеку от площади Данте, между базиликой Святого Духа и улицей Форно-Веккьо.
Раньше там была химчистка, и ее владельцы, двое старичков, передали все дела Филомене за чисто символическую арендную плату. Она заказала новую вывеску: на голубом фоне надпись Blue Sky, а ниже Чистотанебесная и принялась за дело, наняв сначала двух румын, а затем семейную пару перуанцев. Онмаленький, субтильный, неразговорчивый, но гладил идеально, а онадородная, всегда с улыбкой на круглом лице, так поясняла молчание супруга: Escucha mucho. Мена в молодости работала в ателье и умела шить вручную и на машинке, так что прачечная Blue Sky предлагала клиентам и несложную починку одежды. Вообщето это считалось уделом индийцев, так говорили, но нельзя же оставлять всю черную работу индийцам, пакистанцам и китайцам.
Крохотная прачечная была заставлена машинами и стеллажами, где складывались одежда и белье. Небольшая задняя дверь вела в темный двор. Эта дверь была всегда открыта: летомчтобы дать прохладу, зимойнемного проветрить помещение. Иногда Мена стояла у выхода, уперев руки в крутые бока, небрежно откинув черные как смоль волосы, и смотрела на улицу, на прохожих и постепенно начинала узнавать своих клиентов (Синьора, пиджак вашего мужа теперь просто конфетка!), и ее узнавали тоже.
Видишь, сколько одиноких мужчин, говорила она себе. Здесь, в Неаполе, их не меньше, чем на севере, и всем им нужно постирать, погладить, зашить. Неприметно приходят, оставляют, забирают, уходят. Мена изучала привычки этого района, который был для нее чужим и в котором она была, в сущности, чужой: Мена из Форчеллы. Однако прежние хозяева ей помогли, обеспечили условия. Трудно начать свое дело, если за тебя никто не ручается. За нее поручились. Она не представляла себе, как долго проработает здесь, но между тем ей доставляло радость вносить вклад в семейный бюджет. Преподаватель физкультуры не может содержать семью, а ее муж был слепым, если можно так выразиться, не замечал трудностей, не видел, в чем нуждаются дети, попросту не видел. Ей приходилось все решать и защищать этого мужчину, которого она продолжала любить. Орудуя в прачечной утюгом, она подолгу смотрела на фотографии детей, закрепленные между календарем и доской из пробкового дерева, к которой был пришпилен ворох квитанций. Кристиану три года. Николасу тогда было восемь. И еще одна недавняя: Николас с копной белокурых волос. Кто бы мог подумать, что это ее сын. Но поставь его рядом с отцомвсе станет понятно. Она мрачнела, вглядываясь в его юношескую красоту, мрачнела, потому что отчасти догадывалась, отчасти слышала, отчасти хотела бы знать и какимто образом умудрялась узнаватьконечно, не в лицее, там вообще всем было наплевать, и не у Летиции, и даже не у этих его дружков-хулиганов, которых Николас старался держать подальше от дома, чтобы мать чего не разнюхала. Ведь ничего хорошего она точно не узнала бы. Он вел себя как обычно, и это ее не пугало. Она боялась, что однажды ктото скажет, что она услышит однажды: Этот парень с виду такой хороший, а в голове дурь. Да уж, дурные мысли. И дурная компания. Откуда они взялись? И как, как его отвадить? Ей вспомнилась знакомая с детства поговорка, чтото вроде Пусти черта в дом, не вышибешь и лбом. Но кто здесь черт? Она видела, чувствовала, что ее Николас связался с чертом и надо чтото сделать, возможно, самую малость, чтобы разорвать эту связь. Черт держит в страхе. А может, размышляла она, убирая шелковое платье, оставшееся на столе, может, я зря нагоняю тучи. И она ерошила свои густые, непослушные волосы, наблюдая за Escucha mucho, который тщательно разглаживал утюгом белую рубашку.
Ты смотри поаккуратней, это же рубашка от Фузаро. Она могла бы этого и не говорить, но зачемто сказала. Ей вспомнился один воскресный день, много лет назад. Тогда она чтото почуяла, но только сейчас увязала свои ощущения с дурными мыслями, с чертом, с вызовом в полицию. Они гуляли у моря, все вчетвером, неподалеку от виллы Пиньятелли. Она катила коляску с маленьким Кристианом. Было жарко. Солнце упиралось в ставни, обшаривало пальмы и кустарники так, словно собиралось вытравить всю оставшуюся тень.
Николас вприпрыжку бежал вперед, отец едва поспевал за ним. И вдруг какаято странная, пронзительная тишина, а следомэти звуки. Ктото бежит в бар, или, возможно, это был ресторан. Раздается выстрел и сразу же еще один. Люди на тротуаре замерли, ктото успел убежать. И даже поток машин на набережной как будто остановился. Грохот падающих столов. Звон разбитой посуды. Мена оставляет коляску мужу и догоняет Николаса, схватив его за шкирку. Он вырывается, удержать его нелегко. Все стоят как вкопанные, словно в детской игре, когда тебя касается колдун и ты должен сделаться неподвижным, как статуя. Потом на пороге бара появляется какойто тощий тип, на шее болтается галстук, темные очки подняты на лоб. Он озирается по сторонам и видит простор и дорогу, которая впереди поворачивает под прямым углом. Недолго думая человек пробегает несколько метров, сворачивает вправо и, упав на землю, мелкими, но энергичными движениями ползет под припаркованную машину. Человек с пистолетом тоже выходит на свет, делает один шаг, а затем замирает, стоит неподвижно, как и все вокруг. Озираясь, он замечает на тротуаре через дорогу какогото типа, который смотрит на него и знаками указывает на ту машину за углом. Едва заметный жест, который лишь подчеркивает общую неподвижность. Человек с пистолетом не бежит за тем, кто спрятался под машиной. Он медленно идет, поглаживая оружие. Ловко приседает, опускает руку к самой дороге, параллельно асфальту, щекой касаясь дверцы автомобиля, как врач, прослушивающий пациента. И в этот момент стреляет. Два, три раза. И еще, и еще, поворачивая дуло пистолета. Мена чувствует, что Николас вырывается. Едва стреляющий человек исчез, Николас, воспользовавшись тем, что хватка Мены ослабла, бросился к припаркованному седану.
Там кровь, кровь, кричит он, указывая на вытекающую изпод машины струйку, падает на колени и видит то, чего другим не видно. Мена прыжком догоняет его и тянет прочь, схватив за полосатую футболку.
Это не кровь, говорит отец, это варенье. Николас не слушает, ему интересно посмотреть на убитого. Мать с трудом оттаскивает его прочь. Ее семья, все они неожиданно становятся теперь главными героями этой сцены. Кровь вытекает уже ручьями, поскольку дорога в этом месте идет под уклон. Единственное, что может Мена, это оттолкнуть ребенка подальше, грубовато, резко, но не унять его бесстрашного любопытства, отношения к происходящему как к игре.
Иногда ей вспоминается тот день и ее сын, которому было тогда столько же лет, сколько на фотографии, которая висит у нее в прачечной. И тогда будто чтото сжимается у нее в животе, сдавливается невидимыми тисками.
В чем я виновата? Она в ярости возвращается к утюгу, и ей кажется, что этот утюг, эта прачечная, эта работастирать, чистить, гладитьимеют чтото общее и с ее материнской работой. Николас ничего не боится, говорит она себе, и ей страшно это признать. Но это так, это же очевидно. Его лицо, отмеченное чистотой юности, чистое, как небокакое уж там blue sky, это лицо не могут затемнить дурные мысли, они сидят гдето глубоко под кожей, а лицо продолжает изливать свет.
Раньше она думала, не привести ли его сюда, в прачечную, после школы. Да какая там прачечная, какая школа! Она даже улыбнулась. Николас вместо перуанца гладит рукава белоснежной рубашки. Пусть уж лучше будет там, где он есть. Но где он есть? И, чтобы избавиться от странного ощущения, будто мурашки по коже бегают, она идет к выходу и горделиво встает в дверном проеме, чувствуя, как весь мир любуется ею.
Свадьба
За день до свадьбы всем полагалось пройти ускоренный курс молодого официанта. Копакабана выбрал опытного метрдотеля, повидавшего немало подобных свадеб. Говорили, что он был в тюрьме Азинара, когда женился Кутоло, и резал там свадебный торт. Ерунда, конечно, но человек надежный. Николас с друзьями подъехали к ресторану и коекак побросали свои скутеры: метрдотель уже ждал их у служебного входа. Неопределенного возрастаза пятьдесят, но еще не семьдесят, костлявый, худое лицо с выступающими желтыми скулами. Он стоял неестественно прямо, костюм от Дольче и Габбаны: узкий галстук, черные брюки и пиджак, до блеска начищенные ботинки, белоснежная рубашка. Все, конечно же, безупречно, однако на нем эта одежда казалась несуразной: деньги, выброшенные на ветер.
Парни слезли с мопедов, однако продолжали вести себя так же, как и до этого в седле: орали и посылали друг друга. Копакабана предупредил, что их встретит метрдотель и все объяснит: как ходить, когда и какие блюда выносить и как себя вести. Одним словом, он был назначен генералом этой армии импровизированных официантов. В отряде не хватало Бисквита, который был слишком мал ростом для роли официанта, и Драго, бывшего среди гостей, поскольку приходился невесте двоюродным братом. Метрдотель, заранее получивший список с именами мальчишек, приготовил им форму.
Человек в Дольче и Габбана откашлялсяэтот резкий и какойто нелепый звук заставил всех обернуться, потом ткнул костлявым пальцем в служебную дверь и исчез внутри. Тукан хотел чтото сказать, но Николас отвесил ему подзатыльник и пошел за метрдотелем. Друг за другом, не говоря ни слова, все вошли внутрь и оказались на кухне. Молодожены хотели элегантности и простоты. Все должны быть одеты в костюмы от Дольче и Габбанылюбимых стилистов Виолы. Метрдотель говорил писклявым голоском, что еще более затрудняло определение его возраста. Он выдал всем упакованные в пакеты костюмы и велел идти в подсобку переодеваться. Когда все вернулись, он выстроил их в ряд у сверкающей панели из нержавеющей стали, где находилась плита, и достал список.
Чиро Сомма.
Дохлая Рыба сделал шаг вперед. Брюки висели на нем, как обычные его рэперские штаны: болтались так, чтобы было видно резинку от трусов Гуччи. Дохлой Рыбе нравилась просторная одежда, скрывающая лишние килограммы, но метрдотель тем же костлявым пальцем дал понять, что так не пойдет, брюки надо подтянуть.
Винченцо Эспозито.
Чупа-Чупс и Чёговорю хором ответили: Здесь и подняли руки. Они учились в одном классе с начальной школы и каждый раз при перекличке повторялась эта сценка.
Ты, прыщавый, сказал метрдотель, и Чёговорю покраснел, отчего угри на его лице воспламенились еще больше. Ты нам подходишь, только спину выпрями. Будешь уносить тарелки, гости не должны видеть твоего лица.
Парни, конечно же, не привыкли к такому обращению, но Николас внушил им, чтоб не бунтовали, все должно пройти гладко. Любой ценой. Значит, надо терпеть этого придурка метрдотеля. Чупа-Чупс улыбался в усы, которые, даром что парню было всего четырнадцать, росли как у взрослого. Тонкая полоска растительности спускалась от висков, огибала подбородок, губы и шла дальше, завершая круг. Рубашка сидела на нем идеальновот что значит накачанный в спортзале пресс, а брюки скрывали худые ноги, которым он не уделял столько внимания, как верхней части тела, включая орлиные брови.
Ты, долговязый, метрдотель указал на Бриато. Ты займешься свадебным тортом. Там будет семь ярусов, мне нужен ктото, кто достанет до верха.
Галстук у Бриато на выступающем животике постоянно съезжал вбок, но черные волосы, зачесанные назад с помощью геля, были великолепны.
Агостино Де Роза.
Спичка никуда не годился. Он высветлил себе волосы, полный отстойНиколас всерьез разозлился, когда это увидел, а воротник рубашки не прикрывал татуировку на груди: огненно-красное солнце, лучи которого доходили до кадыка. Метрдотель пару раз потянул вверх его воротничок, но лучи все равно вылезали. Была бы на то его воля, он пинком отправил бы Спичку домой, официант из него никудышный, но Копакабана просил особо не налегать, так что метрдотель перешел сразу к концу списка. Остальных вызвал группой, хотел посмотреть, как они будут двигаться с фарфором и хрусталем в руках.
Николас Фьорилло, Джузеппе Иццо, Антонио Старита, Массимо Реа.
Вперед вышла незавидная команда. Метрдотель подошел к тем, которые были пониже ростомЗубику и Дрону, костюмы висели на них как пижамы (они подвернули рукава и штанины), и выдал по две тарелки каждому, по одной в руку. Потом повернулся к Тукану и уже без всяких комментариеввремя поджималовручил ему серебряный поднос, на котором позвякивало несколько фужеров. Николаса метрдотель изучал дольше всех, оценивал, насколько большую нагрузку выдержат эти широкие плечи, подтянутый торс, крепкие ноги. Попросил вытянуть рукикостюм сидел на нем как влитойи положил по две тарелки справа и слева, на ладонь и предплечье. Потом велел всем четверым обойти вокруг кухонного острова, делившего помещение на две равные части. Зубик и Дрон описали круг почти бегом, и метрдотель сделал им замечание. Движения должны быть плавными, это вам не Макдоналдс. Тукан неплохо справился с задачей, лишь в конце один из фужеров завалился на бок, к счастью, не задев остальных. Николас завершил круг, покачиваясь, будто шел по канату. Но в итоге и он обошелся без потерь. Метрдотель почесал подбородок костлявой рукой и задумчиво сказал:
Еще разок.
Николас поставил тарелки на кухонный остров и сурово посмотрел на метрдотеля, которому пришлось подняться на цыпочки, чтобы выдержать взгляд.
Мы закончили, понятно?
Метрдотель и бровью не повел, только вытянулся вверх еще больше, а потом стукнул каблуками об пол.
Порядок, коротко ответил он.
Копакабана знал, что рискует. Будучи в бегах, появиться на такой пышной свадьбе с таким количеством гостейслух о его возвращении мог разлететься мгновенно, пусть даже на подобных торжествах всем гостям предлагалось оставить телефоны на специальном столике у входа и пользоваться ими только в специальной комнате.
Николас примерил ливрею и тренировался в выносе блюд, когда появился Копакабана, руководящий всеми приготовлениями. Он привел себя в порядок. Волосы больше не торчали в разные стороны, и, возможно, он их даже покрасил. Взгляд прояснился, но глаза оставались красноватыми.
Копакабана, а не опасно это когда столько людей? Тебя же увидят.
Еще опаснее, когда тебя не видят, когда приходится скрываться. Понимаешь, что это значит?
А что тут понимать? Что ты в бегах, это все знают.
А вот и нет, Николино если на свадьбе ты видишь пустой стул за столом, как ты поступишь?
Ну, когонибудь на него посажу.
Вот именно! Молодец. Это значит, что, если мой стул на этой свадьбе будет пустовать, ребята из Сан-Джованни-а-Тедуччо посадят туда когото из своих. Вот и подумай, что опаснее: показаться или скрываться, зная, что тебе найдут замену?
Ты хочешь показать этим Фаелла. Черта с два! Это моя территория. Я еще тут.
Ну ты понятливый. Я приду с женой и детьми, пусть видят.
По-моему, это опасно
Здесь везде мои парни но мне приятно, что ты беспокоишься о дядюшке Копакабане, значит, я хорошо тебе плачу
И грянул бал в королевстве Сорренто. Николас живо представил себе все это: официанты, актерывсе должны были играть отведенные им роли на этой ярко освещенной сцене. Броситься в омут очертя голову. Скорее, скорее, друг за дружкой. Какаято магия была во всем этом. Предчувствие, ожидание чегото читалось в лице Николаса, в лицах его друзей.
Пир, следующий за свадебной церемонией, удался на славу. Копакабана хвалился, что ничего не упустил в организации праздника. Говорил, что ничего не бывает слишком, нужно еще больше роскоши, потому что изобилиеродная сестра благополучия. Голуби? Да сколько угодно. Каждый вынос блюд сопровождался полетом белых птиц. Музыкальное сопровождение? Лучшие неомелодисты со всей округи, а вечером ожидался ансамбль танцоров самбы. Оформление? Должно быть всего много! В устах Копакабаны много звучало как навалом. Всего много, всего навалом! Статуи, люстры, канделябры, ленты, картины, цветы. Даже в туалетах цветыв фиолетовых тонах, в честь невесты. И воздушные шары, падающие с потолка после каждого полета голубей. Всевозможные закуски, пять первых блюд, пять вторых, триумф еды. И даже неизвестно откуда взявшийся двенадцатиметровый гобелен с изображением Доброго правления. Копакабана решил повесить его за спиной молодоженов как символ.