Да? И что же это за совет?хмыкнула я.
Во-первых, имуществом своим никогда не хвастайся, а тем более, тем, что тебепокане принадлежит. Ибо сегодня оно у тебя есть, а завтра нет; да и неизвестно, будет ли... К тому же, человек, который бравирует такими вещами, очков себе не прибавляет, а сам выглядит со стороны в каком-то жалком и несимпатичном свете...
И тут, что называется, старт был дан и заседание товарищеского суда объявили открытым.
Мало её в детстве пороли!прогудела со своего места тётя Клава,Мать мне твою с отцом жалко, а поговорила бы ты так со мнойлетала бы из угла в угол!
Да что, жизнь её потом сама в бараний рог скрутит,махнул рукой отец,Она себе ещё не таких шишек набьёт.
Папа, но лоб-то мой,снисходительно фыркнула я.
Однако, на отца сей суд оказал сильное влияние. Видимо, некоторые нелицеприятные реплики, бросаемые родственниками, вкупе с моей выходкой, заставили его в корне пересмотреть методы моего воспитания. И папу, того самого слабохарактерного папу, который обычно никогда меня не бил и спустя рукава смотрел на все мои шалостипосле того случая как подменили. Он рассвирепел, и, по приезде домой, хорошенько выдрал меня ремнём.
Больше не будем возить её в Круглово. Пребывание там сделало её неуправляемой,подлила мать масла в огонь.
И с тех пор понеслась душа в рай. Отец каждый день стал находить всё новые и новые поводы, чтобы побить меня. Видимо, моё оскорбительное поведение при отце Шурика и слова тёти Клавы гвоздём засели у него в голове. А может, причина была более банальная: обыкновенное отцовское бешенство, когда подрастающая дочь, забыв гордость, начинает стелиться перед парнями.
Но, так или иначе, жизнь моя в родительском доме превратилась в ад. Обыкновенно, каждое утро, часов в семь утра, когда в школу мне ещё было рано (я всегда любила поспать подольше, и вставала за десять минут до выхода из дома)я просыпалась от грубого толчка кулаком в дверь моей спальни. После этого отец грозным рыком называл моё полное имя.
Вставай! Слышишь или нет?!
Быть может, именно поэтому я впоследствии так возненавидела имя, данное мне при рождении, что захотела его поменять. Это был некий рефлекс собаки Павлова: когда псине дают пирожное и при этом всякий раз колотят по голове палкой, бедное животное в итоге просто начинает бояться пирожных. Так и я инстинктивно вздрагивала по утрам всякий раз, когда слышала злобный рык, называющий меня по имени, сопровождаемый неизменным буханием кулаком в мою дверь.
Отстань! Без тебя встану!затравленно огрызалась я, съёживаясь под одеялом.
Поговори у меня ещё!!!
Далее всё следовало ожидаемо и неожиданно одновременно, и потому так ужасно. С меня одним рывком скидывалось одеяло, и дальшевзрывная волна удара кулаком по уху сошвыривала меня с кровати на пол. Далеебеспорядочные удары ремнём или ладоньючем придётся, и нависающее надо мной бешеное лицо отца, его очки и налитые кровью глаза. Меня охватывала ярость, такая, что я даже не чувствовала боли от ударови я старалась попасть в это ненавистное лицо и в эти очки ногами. Иногда очки слетали у него с носа, иногда даже разбивались, и кровь струями брызгала во все стороны.
Я тебя ненавижу! Чтоб ты сдох!!!задыхаясь, визжала я на отца.
От отвешивал мне ещё пару оплеух, пока не уходил сам, или его не оттаскивала мать.
Хорошо наступало утро, ничего не скажешь. А какое утротаков и день.
ГЛАВА 5
День в школе тоже особо не баловал меня. Ибо друзей у меня там, в общем-то, можно сказать, и не было. Точнее, была одна подругаВолковано и она училась в другом классе, а точнее, в "спецклассе" для одарённых детей. В нашей средней школе учеников расформировывали по классам, начиная от "а" до "г". В "а" учились вундеркинды, в "б"хорошисты, в "в"середнячки, и "г"в котором училась явообще называли "классом коррекции". К нам сваливали всех двоечников, отстающих и неуспевающих, и программа у нас была щадящая. Как оказалась там янепонятно, хотя, в общем-то, чего тут непонятного, если меня, помнится, даже на второй год хотели оставить. Я плохо врубалась в учебную программу, хотя и очень старалась. Но, несмотря на мои тщетные попытки сконцентрироваться на объяснениях учителя у доски, вся новая информация у меня в одно ухо влетала, в другое вылетала. Позднее до меня дошло, что это не оттого, что я такая тупая, просто у меня другой склад ума. Мне нужно до всего дойти своим умом, пусть долго, пусть методом проб и ошибок. Но тратить много времени на анализ и поиск решений "своим умом" школьная программа не позволяла, и успеваемость моя оставляла желать лучшего.
Ещё я почему-то всегда ненавидела лабы (лабораторные работы), которые делались коллективно. Уже тогда, в школе, я твёрдо поняла, что любая работа в командеэто не моё. Поэтому от всех этих лаб, а также коллективных уборок и школьных дежурств я всеми правдами и неправдами старалась уклониться.
Правда, при упоминании о школьных дежурствах я не могу не вспомнить один интересный момент. Дело было в классе восьмом или девятом; нашему классу поставили неделю дежурства, и меня вместе с несколькими одноклассницами определили дежурить в столовойзагружать посудомоечную машину, распределять по полкам вымытую посуду, вытирать столы и т. д.
Быстро справившись с посудомоечной машиной, мы остались ждать распоряжений до обеда, который должен был по времени состояться через часа полтора. И, чтобы скоротать время, мы уселись у широкого подоконника играть в принесённые кем-то карты.
Это был один из тех редких случаев, когда я была принята в коллектив играть в карты, а не стояла, как обычно, одна, забившись в уголке. Настроение, понятное дело, у меня тогда поднялось: был апрель, в окна светило солнце, а в кухне по радио играла только что вышедшая тогда песня Чайфов "Аргентина-Ямайка".
И вот, как назло, именно в этот самый момент, к нам припёрлись пацаны, дежурившие на раздевалкеи, конечно, как всегда, начали надо мной стебаться.
А чё это филипок тут делает, а? Филипок, а ну марш на кухню!
Я давно привыкла к таким выпадам, и уяснила для себя, что самое правильное в таких ситуацияхпросто игнорить обидчиков, мысленно выстраивая между ними и собой невидимую стенку. Издеватели обычно дразнят свою жертву, ожидая какой-нибудь смешной реакциинапример, что тот начнёт махать кулаками или ещё что-нибудь. Когда реакции нет, дразнилки теряют свою остроту, насмешникам становится скучно, и они отваливают.
Так я в детстве любила дразнить в деревне одного петухаон был задиристый, и, когда его разозлишь, он начинал за тобой гнаться, чтобы клюнуть в зад. Раздразнив петуха до бешенства, я со смехом удирала от него, и было весело. Но потом, то ли петух умер, то ли из него сварили суп, но я перепутала его с другимне задиристым, и когда стала дразнить его, реакции не последовало. И я, наконец, поняв, что "кина не будет", перестала ходить к курятнику и заниматься этим, прямо скажем, недостойным делом.
Наверное, правы буддисты, и в жизни действительно существует так называемая "карма". Видимо, в наказание за то, что я в шесть лет издевалась над этим несчастным петухом, впоследствии и мне пришлось таким вот образом отрабатывать свою карму.
Впрочем, отпустив пару комментов в мой адрес, пацаны быстро переключились на другое. Ведь пришли-то они в столовую вовсе не ко мне. Их интересовали девчонки, среди которых была некая Эля, весьма, надо сказать, интересный персонаж. Она нравилась очень многим парням в нашей школе, хотя от природы красотой не так уж и блисталаона была маленькая, рыженькая и картавила на "р". Но как она умела себя подать! Она была рассудительна, в меру умна; умела чувствовать прекрасное. Но главное, что тянуло к ней всех: и парней, и девчонокэто то, что в ней отсутствовали комплексы. Она знала о своих недостатках, но также умела и принять их, что для подростка обычно немыслимо. Когда кто-то по глупости и малолетству пытался высмеять её гортанное "р", она относилась к этому на удивление спокойно:
У меня уздечка короткая. Её подрезать надо; тогда буду говорить, как все.
И это обезоруживало; человек уже дальше просто не знал, что сказать. Я втайне завидовала ей, силясь понять, почему она так легко на всё смотрит. И только много лет спустя я нашла ключ к разгадке: просто потому, что дома её любили, и этого заряда любви, словно от солнечной батареи, хватало на любую точку её локализации. Она в достаточной степени подпитывалась любовью в своей семье, словно витамином D, который сохранял ей иммунитет и позволял оставаться морально устойчивой к любой, даже казённой обстановке нашей школы.
Понятно, что пацаны пришли в столовую, в общем-то, к ней. И так мы сидели, о чём-то базарили с ними (точнее, они между собойя сидела на попе ровно и не встревала). И вот тут-то интересный момент и произошёл, когда одна из девочек вдруг стала спрашивать у парней размер их ноги.
Не знаю, откуда взялась эта бредовая легенда, которая ходила тогда среди девчонок, что размер ноги парня напрямую зависит от размера его члена, потому как я впоследствии на практике поняла, что между тем и тем нет абсолютно никакой связи. Но каверзный вопрос был задан, и девчонки, хихикая в рукава, стали ожидать каверзного ответа.
Вас размер интересует?спросил один из парней по фамилии Марченко,Так смотрите!
Всё произошло в долю секунды. Марченко расстегнул свою ширинку и в мгновение ока вывалил оттуда что-то мокрое и красное и неописуемо мерзкое. Я невольно вскрикнула и, закрыв рукой глаза, отвернулась в сторону.
Грянул дружный гогот.
А-ха-ха, гляньте на филипка! Чё отвернулись-то? Ты чё, целка, что ли?
А тебе что?затравленно огрызнулась я.
Слушай, нет, правда, чё ты такая шуганая, а?спросил меня парень по кличке Чечель,Так смотришь всё время, как будто тебя щас бить будут.
"А то нет? "подумала я про себя.
Проще надо быть, и люди к тебе потянутся,сказал Чечель,А если так и дальше будешь, тебя все запинают.
Он прав,сказала Эля,Ты даже за осанкой своей не следишь.
Вот именно, горбишься как какая-то неудачница. И люди сразу это видят...
И понеслось! Заседание уже другого "товарищеского суда" над моей персоной снова объявили открытым.
Сколько их было, этих товарищеских судов в моей жизни? И дома, и в школе, и на отдыхе, и даже в интернете... Искренне считая, что желают добра, люди никогда не стеснялись распекать меня и критиковать прямо в лицо. И критики на мою долю всегда выпадало сверх нормы. Быть может, люди просто чувствовали мою внутреннюю слабину, отсутствие некоего стержня, которого, в общем-то, нет и поныне.
ГЛАВА 6
Когда заканчивался учебный год, родители обычно отвозили меня на лето в двух направлениях: на дачу к бабке (матери отца) или же в родную деревню моей матери. На юг или там на море меня не вывозили ни разу в жизни; и только, окончив школу, я впервые увидела, какое оно, море. С пальмами же и прочими особенностями юга я познакомилась и того позже. Кто знает, может быть, поэтому я так и не смогла полюбить юг и сделать его частичкой своего мира, несмотря на то, что в детстве только о нём и грезила. Я рисовала море и пальмы так, как их представляла, то есть, далёкими от действительности: море у меня выглядело как много мелких синусоид (обычно к ним неизменно пририсовывают кораблик с неправдоподобным парусом), а пальмовые листьякак лепестки ромашки. Наслушавшись хвастливых рассказов сверстников о том, как они провели лето на юге, я тоже начинала канючить, чтоб родители свезли меня на море; они отмахивались, даже не вникая в эти несерьёзные просьбы.
Говорят, что хуже несбывшейся мечтытолько мечта, сбывшаяся не вовремя. Так случилось и у меня. Моя мечта о юге сбылась слишком поздно, когда мне этого было уже не надо.
А пока, в своём детско-отроческом периоде, выбор на лето у меня был невелик: деревня да дача, дача да деревня. Из двух зол, как говорится, выбирают меньшее; и я выбрала бы дачу, если б вообще имела какое-то право выбора. О том, где бы я предпочла провести свои каникулы, меня обычно никто не спрашивал, а ставили перед фактом: до отпуска в июле торчи на даче, потом мы на четыре недели своего отпуска забираем тебя в деревню, а в августе снова на дачу. Терять целый июльсамый лучший месяц летних каникулв такой дыре, как мамина деревня, мне совсем не хотелось, и у меня были на то свои причины. Поэтому всякий раз меня отвозили туда насильно, с криками и скандалами. Напрасно я, вырываясь, вопила на всю округу: "Дряни, черти, дураки! Не поеду я в вашу сраную деревню!!! " Напрасно и упиралась, хватаясь по дороге за кусты и деревья, когда меня волокли к машине; я вообще-то всегда была хлипкой, а уж тогда и подавно, так что скрутить меня в бараний рог и силком запихнуть в машину особого труда не составляло.
В деревне я томилась ужасно; это реально была дыра, каких поискать. Деревня называлась Вышвырка; более подходящего названия для этих забытых богом выселок просто невозможно было придумать. Убогие деревянные некрашеные избы посреди болот и ивняка уже одним своим видом навевали хандру; и, хоть там и прошло моё детство, меня там душили воспоминания, о которых мне хотелось бы вообще забыть. К тому же, делать там было абсолютно нечего; с местными я старалась не водиться, ибо их вульгарность, косность и грубость шокировали меня.
Девчонки, Иринка и Иринка (их там почти всех почему-то звали Иринками), были младше меня на год. Несмотря на свои тринадцать лет, они матерились как сапожницы своими грубыми, сиплыми голосами иголову даю на отсечениеуже знали не понаслышке, что такое секс. А одевались и красились уже как настоящие шлюхи, и тем вульгарнее выглядели на них сапоги со шпильками, перемазанные в навозе, яркий лак на грязных ногтях и тонны тонального крема, которым они пытались замазать не менее грязные ссадины на лице. Так и врезался мне в память запах резких духов "Sexy", смешанный с запахом скотного двора, алкогольных паров и сигарет "Прима"этот характерный, ни на что не похожий шлейф девушек с Вышвырки.
Главным развлечением в Вышвырке был, конечно, клуб. Там тусили по ночам все "сливки" местного общества, а если точнеепросто гуртовались на крыльце, за которым бумбасил низкосортный даб-степ и простирался абсолютно пустой танцпол. Пьяные деревенские парни грубо лапали за сиськи визжащих девокэто у них называлось модным английским словечком "флирт". При этом все курили как паровозы такие же низкосортные сигареты, бухали мутный самогон, некоторые с непривычки обблёвывали стены клуба и, обоссанные, засыпали прямо там, на земле.
Мне очень не нравились эти скотские сборища; от их пошлых речей, щедро пересыпанных отборным матом, уши в буквальном смысле этого слова сворачивались в трубочку. Но деваться было некуда; не пойти с ними в клуб означало нарваться на конфликт, а конфликтовать с деревенскими было попросту опасно для жизни.
Впрочем, в Вышвырке меня тоже не любили. Парни здесь также дали мне погонялово: Китаёза. Наверно, из-за узкого разреза глаз, очень сильно заметного на фоне их глазастой европеоидной молодёжи.
Слышь, а городские все такие тормоза, как ты?в лоб спрашивали они меня.
От такого "позитивного" общения на душе у меня надолго оставался противный осадок. И это ещё был не самый плохой вариант. Однажды деревенские накидали мне в голову репьёвих пришлось выстригать вместе с волосами, и на голове у меня в результате было такое позорище, словно меня где-то очень нехило подрали.
В общем, были у меня веские причины не любить деревню. Так же, как, впрочем, и Москву.
ГЛАВА 7
Дача бабы Зои, была, пожалуй, одним из тех немногих мест, где я чувствовала себя довольно неплохо. Там у меня было много подружек, с которыми мы тусили целыми днямито на великах на карьер смотаемся на полдня, не вылезая из воды до состояния трупного окоченения, то торчим на втором этаже у Насти, играя там во всевозможные игры: карты, жмурки, испорченный телефон...
А то, бывало, возьмём у кого-нибудь телефони в сторожку на центральной улице. В те времена мобильников у простых людей ещё не было, и люди звонили с дачи в город со своих стационарных телефонов в сторожкеединственном месте в нашем дачном посёлке, где был проведён телефонный кабель.
Звонки были бесплатные, и уже с самого утра к сторожке выстраивалась очередь желающих позвонить домой, которая к концу дня не рассасывалась, а увеличивалась: лимитов и ограничений по звонкам в город не было, и звонившие, пользуясь этим, не спешили закончить разговор. Это в наше время мобильных технологий люди, экономя деньги и время, научились разговаривать коротко, чётко и по существу. Тогда же у них это умение отсутствовало напрочь, ибо было ни к чему. И ожидающие своей очереди, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, были волей-неволей принуждены слушать бестолковые телефонные монологи какой-нибудь бабы Ани, орущей на всю сторожку: