Скучная история или Исповедь бывшего подростка - Оливия Стилл 4 стр.


Мухи обычно слетаются только на говно.

Обалдев от такого хамства, я даже не нашлась, что ответить. Рома, между тем, уже причалил лодку к берегу и сказал, что они сейчас уходят домой, но завтра, часа в четыре, он снова будет здесь, на карьере.

Пойдём домой,кисло сказала мне Сью, как только Рома сдул свою лодку и ушёл.

А чё домой-то сразу? Мы же только пришли,вяло возразила я, однако, послушно напялила на себя одежду и выкатила велосипед вслед за Сью.

Всю обратную дорогу мы ехали молча. Обычно мы возвращались с карьера домой к пяти вечеракак раз к сериалу "Просто Мария", который мы обычно смотрели у неё дома и ели вишню. Но на этот раз Сью даже не сделала попытки включить телевизор и ни разу не притронулась к персикам и черешне, что горой лежали у них на столе. Угрюмо сидели мы с ней на диване и дулись друг на друга. И обе знали, из-за чего.

Ну что, Марию-то будем смотреть, или как?начала я первая диалог.

Не хочется,буркнула Сью,Пошли лучше к тебе на чердак.

На чердак? Зачем?

Нам необходимо серьёзно поговорить.

ГЛАВА 11

На чердаке было всё как всегда; пыльные ящики, доски, высокие козлы и рубанок, у которых всегда горой были навалены деревянные стружки. Обычно мы со Сью любили валяться в этих стружках; но теперь нам было не до веселья.

Почти сразу по приходе на чердак я залезла в большой ящик из-под фруктов и стала думать. Сью тоже как-то насупилась и, найдя среди разного хлама круглое старое зеркало, облепленное паутиной, долго возилась с ним и наконец, протерев его тряпкой, подсела с ним ко мне.

Повторяй за мной: клянёмся этим священным зеркалом говорить друг другу правду и только правду. А теперь задавай мне вопрос, чтобы я перед этим зеркалом смогла на него честно ответить.

Я не знала, какой вопрос ей задать. Точнее, догадывалась, но предпочитала думать, что не знаю. Наверное, просто боялась услышать "правдивый" ответ.

Давай лучше ты первая,сказала я.

Ну хорошо,быстро сказала Сью и выпалила:

Ты любишь Рому?

Да,односложно ответила я, пряча глаза.

Сью отшвырнула зеркало в сторону и, пройдясь до окна и обратно, остановилась и вперилась мне в глаза.

И ты надеешься, что у тебя с ним... что-то будет?

Я отвела взор.

Не знаю...

Она села на корточки, впол-оборота ко мне и, помолчав, выдала:

Так вот, что я тебе на это скажу. О Роме забудь! Он тебе не пара.

Почему?

Она с презрением глянула на меня.

Будем говорить начистоту. Ромапарень красивый. А красивому парню нужна красивая девчонка. Так?

Ну, так,нехотя согласилась я.

Ты красивая?

Нет...

Вот,с нажимом сказала Сью,Что и требовалось доказать. Поэтому, будь добра, отойди в сторону и не мешай нам. Завтра я поеду на карьер одна.

Ага. Понятно. То есть, по-твоему выходит, что самая подходящая кандидатура для Ромыэто ты?

Да, я. Не ты, а я.

А почему, позволь тебя спросить? На каком основании?

А на таком, Дуся, основании, что я во многом красивее, лучше и успешнее тебя.

Докажи!запальчиво произнесла я.

И докажу,Сью взяла одной рукой свою пышную, волнистую прядь волос, а другоймою жиденькую, как крысиный хвостик, косичку, и, показав их на свет, скупо льющийся из мутного окошка, наглядно продемонстрировала сравнение.

Видишь? Мои волосы гораздо лучше твоих.

Ну допустим... А что ещё?

Ещё?Сью встала во весь рост, показывая рельефы своей большой для её возраста груди,Это недостаточный аргумент? Как ты думаешь, на чью грудь скорее обратят вниманиена мою, или на эти твои... прыщики? А ноги? У кого ноги длиннеедавай померяем!

Не буду я ничего мерять,буркнула я.

Правильно, потому что ты и так знаешь результат.

У меня задрожал подбородок, и предметы перед глазами помутнели и начали сливаться. Я сцепила зубы, чтобы не разреветься прямо при ней, но слёзы уже предательски текли по моим щекам.

Зай, ну ты чего, плачешь, что ли?она тут же полезла меня обнимать, но я отпихнула от себя её руки.

Ничего. Отстань!

Ну хорошо, давай забудем этот разговор... Не хватало нам ещё поссориться из-за какого-то там мальчишки!

Да при чём тут мальчишка!провыла я.

Ну, тогда тем более. Мир?она протянула мне мизинец, и, обхватив им мой, задекламировала:

Мирись, мирись, мирись,

И больше не дерись...

Ладно, только при условии, что завтра на карьер едем вместе,сказала я.

Сью вздохнула.

Ну хорошо, вместе так вместе...

ГЛАВА 12

На карьере, как и вчера, снова было много народу. Снова бумбасила музыка из машин на берегу и магнитофонов расстелившихся на пляже загорающих; снова восторженно верещали ребятишки, брызгаясь у берега и кидая друг друга с плеч, но того радостного чувства, как вчера, не было у меня на душе. Купаться мне не хотелось; завернувшись в полотенце, я стояла на берегу и, всматриваясь в залитую солнцем водную даль, пыталась отыскать среди множества пестрящих надувных матрацев и лодок, ту самую, коричневого цветано её все не было и не было...

Что мне было до того, что светит солнцем, манит прохладой озеро, а вокруг царит веселье и оживлённая безмятежность! Глаза мои всего этого не видели, уши не слышали; тёмным казалось мне и яркое солнце на небе, холодной и неуютной вода, бестолковой и ненужной вся эта суетня купальщиков на берегу.

Ко мне подбежала радостная, оживлённая Сью.

Пойдём окунёмся?

Не хочу,угрюмо пробормотала я.

Она села рядом со мной на корточки и, найдя на песке палочку, протянула мне.

Нарисуй то, о чём ты сейчас думаешь.

Я молча нарисовала на песке сердце, проколотое стрелой.

Она нахмурилась.

Вот так, значит, да?

Да, так,сквозь зубы отвечала я.

Сью резко встала с песка.

Ого, уже три,сказала она, глядя на часы,Тебе пора домой, тебя бабушка ищет.

Ничего, подождёт,сухо отвечала я,А что это ты меня выпроваживаешь? Когда так, поехали домой вместе.

Ну ладно, ладно...

Сью с видимой неохотой засобиралась домой. Я уже была одета и дожидалась её у велосипедов, в то время как она копалась, словно бы нарочно, по сто раз снимая и надевая купальник, ища все возможные предлоги, чтобы оттянуть время: то у неё солнечные очки потерялись, то трусы в грязь упали.

Ты ещё долго там будешь канителиться?потеряв терпение, рявкнула я,Сколько тебя ещё ждать?

Не хочешьне жди. Никто тебя не заставляет!

Я плюнула и, не выдержав, поехала домой одна.

Дома меня встретила очень недовольная бабка. Ещё, как только заскрипела калитка, она крикнула из сарая с другого конца участка, в котором у нас располагалась кухня:

У тебя на плечах чтоголова или кочан капусты?

Я угрюмо проигнорировала сию реплику и, молча вымыв руки, пошла к столу.

Имей в виду: если в следующий раз ты снова опоздаешь к обеду, сарай будет закрыт!бабка со стуком поставила передо мной тарелку зелёных щей,Я не собираюсь тут из-за тебя по полдня у плиты танцевать!

В другое время я бы прыснула от смеха, представив себе толстую фигуру бабы Зои в фартуке и косынке, лихо пританцовывающую танго около плитыно сейчас мне было не до того. Я угрюмо жевала остывшие щи и думала, где черти носят эту Сашку. Ведь уже час прошёл с тех пор, как я уехала с карьера, а она всё не появлялась.

Сью объявилась только к вечеру. Я сидела в беседке, читая книгу про замок девушки в белом, когда за калиткой послышался её отрывистый крик, зовущий меня по имени.

Я мгновенно отложила книгу и направилась к калитке. Сью стояла за забором и, с каким-то перевёрнутым лицом, трясла калитку так, будто собиралась сорвать её с петель.

Открой! Открой калитку! Нам надо поговорить!возбуждённо частила она.

Дрожащими руками я бросилась отодвигать тугой ржавый шпингалет. Он не поддавался; было уже около девяти вечера, а мой дед-параноик, по обыкновению, запирал все двери в доме, в том числе и калитку, уже в восемь.

Позови деда! Позови! Пусть он откроет калитку! Быстро!!!потеряла терпение Сью.

Пришёл дед и открыл калитку. Но Сью на участок заходить отказалась наотрез, и мы уселись там же, на песке под раскидистыми ветвями большой ели.

Я с карьера...

И тут меня как обухом ударило. Так вот где Сью пропадала до девяти часов! Вот зачем она копалась там столько времени, пытаясь всеми правдами и неправдами сплавить меня домой!

Дальше она могла не продолжать; да и всё, что она говорила дальше, не было для меня новостью, хоть и больно, невыносимо больно мне было это слушать.

Рома был там с друзьями, и всё это время мы провели вместе. А потом его друг отозвал в сторонку, и я слышала, как он спросил его: "Это та девчонка, которая тебе нравится? " И Рома ответил: "Тише. Да... "

Сью оживлённо рассказывала что-то дальше, но я уже не слышала и не понимала. Всё рухнуло, всё: и надежды, и мечты... Пока я тут, дура, рот раскрывалаона уже утащила парня у меня из-под носа! Какой теперь смысл был во всём этом нашем разговоре?

Ну, Дусик, ну не плачь, пожалуйста,словно бы издеваясь, пропела она,Мне тебя так жалко, так жалко... Ну, хочешь, я, так и быть, уступлю тебе Рому? Я поговорю с ним, чтобы он гулял с тобой... Хочешь?

Нет!!!рявкнула я,Не надо мне ни твоей жалости, ни твоих одолжений! Ты и так мне уже удружила...

Ну, как знаешь,холодно сказала она, поднимаясь с корточек и отряхиваясь,Не хочешь признать, что проигралатак и скажи. А реветь тут нечего, поди в заброшенный дом и успокойся. Я тебе не нянька, чтоб сопли вытирать!

И ушла. А я так и осталась сидеть в пыли с разбитым сердцем, раздавленная и уничтоженная...

ГЛАВА 13

На следующий день приехали родоки и, как всегда, с боем и криками, насильно посадили меня в машину и увезли в деревню. Там они продержали меня месяци весь этот месяц июль прошёл у меня в жутчайшем депресняке. Целыми днями я торчала в тёмной, полусгнившей избе; заразилась от кошек лишаёмвот, пожалуй, и всё, что я могу вспомнить о том июле девяносто девятого года. Если ещё не учитывать тот факт, что у меня, на фоне депресняка и окружающей мрачной обстановки деревни, немного поехала крыша.

Как-то раз под вечер, когда родоки собрались в гости к родне, живущей неподалёкуя, как обычно, попросила их запереть себя в избе на замок, на случай, если деревенские Иринки вдруг надумают припереться и позвать меня в клуб, куда мне идти, по уже изложенным ранее причинам, очень не хотелось. А так, придут, покричат, увидят, что на дверях замок, подумают, что дома никого нети отправятся себе восвояси. Таким образом, я и себя избавлю от негативного общения с нимии в то же время повода для конфликта не дам.

Конечно, будучи запертой в избе, следовало сохранять конспирациюсидеть на попе ровно, не мелькать у окон, не включать свет, а писать спускаться в погреб. Естественно, такое существование лишь только усугубляло мой и так затянувшийся депресняк. Но деваться было некуда.

И вот, как-то раз в вечерних сумерках, сидя одна в тёмной запертой избе, я вдруг услышала, как из сеней кто-то зовёт меня по имени.

Я так и съёжилась. Неужели деревенские пробрались в сени? Но голос был вроде как похож на мужской.

"Наверно, показалось",решила я, но еле уловимый голос из сеней снова назвал моё имя.

Пап, это ты, что ли?

Я с опаской отжала крючок и, взяв фонарь, вышла в сени. Там никого не было.

Странно...

Меня охватила жуть. Не могло же мне два раза показаться одно и то же! И родители, как назло, где-то застряли и до сих пор не идут...

Я вспомнила, как в позатом году Иринки рассказывали мне историю этой избы. Раньше мы с родителями жили в другом домеизбе материных родственников, вместе с её сёстрами и их семьями. Но после того, как дед и бабка умерли, старшая сестра моей мамы, властная, злая тётка, ненавидевшая меня лютой ненавистьюпринялась нас планомерно оттуда выживать. Мать, по характеру гораздо более слабая, поддалась и в итоге выкатилась оттуда со всеми своими манатками. Тогда-то ей и отцу и попалась эта чёрная, никому не принадлежащая развалюха-изба на самом отшибе деревни. Они въехали в неё, кое-как залатали прохудившуюся крышу, побелили печку, провели свет. Но мне эта изба жутко не нравилась; я физически не могла находиться в этом, как мне казалось, страшном склепе. Тогда-то Иринки и рассказали мне, что дом этот проклят, оттого в него никто и не заселялся...

Много лет назад, в войну ещёжила в этом доме баба. Однаждыдело было в февральскую ночьпостучался к ней в дом калека-солдат. "Пусти, говорит, переночевать. Ранен я, иду с далече. " А баба та была злая и жаднаявидать, испугалась, что он у неё ещё и харчей попросит. "Пошёл вон", говорит. И дверь захлопнула у калеки перед носом. И сказал он тогда такие слова: "Проклят будь сей дом, и кто живёт в нём и будет жить! " Сказал он так, вышел в поле, свистнули поднялась метель и буря, и стёрла с лица земли и бабу ту, и самого солдата...

Напрасно я со слезами пробовала уговорить своих родителей не селиться в этом доме, рассказывала им ту жуткую историюони были непрошибаемы. "Бабкины сказки! "всякий раз реагировали они.

Вообще, я себя суеверным человеком не считаю, и, как любая здравомыслящая особь, все гипотезы подвергаю сомнениютем не менее, факт остаётся фактом. Всё, что происходило с тех пор, как мы заселились в этот проклятый домне вымысел, не плод моего больного воображения. Плоды того проклятия пожинаю я и по сей день, не имея до сих пор ни в чём ни удачи, ни счастья, хоть и из кожи вон лезу, пытаясь делать всё, что от меня зависит. Срикошетило то проклятие и родителей моих...

А пока они, глухие, тупые и непробиваемые, с упрямством ослов обживались в этой прогнившей, с чёрной аурой, избе, упорно не замечая или не желая замечать гнилостных, разрушающих психику, флюид проклятого дома.

Незадолго после того странного случая с голосом-призраком, зовущего меня из сеней, мне стали сниться в этой избе тяжёлые, дурные сны.

Мне снилась наша дача. Но странный вид был у неёвместо обычно аккуратных смородиновых кустиков и цветников у дома, которыми с особой старательностью занималась баба Зоябыла полёгшая жухлая трава болотно-земляного цвета. Вместо дома зияли развалины; над ними, зловеще каркая, кружились вороны. А посреди запустелого, разрушенного участка, скрепя на ветру, был воткнут тонкий длинный шест, что, качаясь, пропадал в свинцово-серых облакахи на самом конце его, словно знак беды, развивался в хмуром небе чёрный флаг...

И снова тот странный голосвроде дедашёпотом назвал меня по имени, словно наклонился к самому моему уху.

Нет... Нет... Нееееееет!!!

Я проснулась от собственного крика, перекатывая голову по подушке.

Ты что, облалдела, что ли,сонно проворчал разбуженный этим криком отец.

Увезите меня отсюда! Не могу я тут... Ну пожалуйста!плача, умоляла я родителей.

Кончится отпускувезём,невозмутимо отрубал отец.

Но я не могу больше здесь находиться! Мне плохо!!!

А кому сейчас легко,следовал ответ.

Они были непрошибаемы. На них ничего не действовалони мои слёзы, ни мои истерики. Глухие, как пни на болоте, они посеяли к себе на всю жизнь отчуждениеи, более того, я уже тогда смутно, но решила, что продолжать этот проклятый род я не хочу и не буду...

ГЛАВА 14

Сон про дачу начал сбываться уже в августе того года. Когда мучительный июль в деревне окончился, и меня снова, как бревно, свалили на дачуя констатировала тот факт, что и там начала сгущаться депрессивная аураточь-в-точь такая же, как была во сне. Для полной картины не хватало только развалин и скрипящего на ветру шеста с чёрным флагом, но я интуицией своей почувствовала, что ждать осталось недолго...

Сью прибегала ко мне практически каждый день, слёзно вымаливала прощение, клялась в следующий раз пойти на какие угодно жертвы ради нашей дружбы, лишь бы я снова приняла её назад. И я, в душе кляня себя за мягкотелость, стала общаться с ней, как раньше.

Дома же обстановка становилась всё более тяжёлой. Характер бабки и деда портился не по дням, а по часам; не проходило и дня без того, чтобы они как-нибудь отчитали или отругали меня. Я понимала, что это всё из-за ухудшения состояния здоровья деда; почти каждую неделю к нему приезжала "скорая"; в остальное же время он стонал, охал, на всё раздражался и иногда даже плакал, словно капризный ребёнок.

Однажды баба Зоя, помня предписание врачей не давать деду жирной и тяжёлой пищи, отказала ему в добавке холодца. И как-то так резко ему отказала, что он сел на приступок и горько расплакался.

Сволочи... Помру, вотвспомните тогда... Эх, вы...

Ну, начинается!всплеснула руками бабка,Ну, Саш, ну ты что, ей-богу, как маленький!

Назад Дальше