Пошли вкушать гостиничный завтрак. У официантов обоего пола , белый верх, черный низпретензия на международный стиль. Все молодые и худые, многих можно назвать красивыми. Мне кажется, среднеазиатская красота сильно выигрывает на фоне, а вот пестрое и цветастое делает смуглые лица грубыми. Элегантно обслуженные, получаем по блюдцу манной каши и ломтику хлеба. И еще несут большой чайник, в котором плавает одинокий пакетик зеленого чая. Мне смешно, а Петька звереет. Спрашиваем у робкой девушки, есть ли поблизости магазин. Ну да, есть, совсем близко, километрах в пяти. Возникает а не живут ли тут все впроголодь? Рано утром с балкона видела двух выходили через заднюю дверь кафе, прижимая к груди пакеты с кусками хлеба. Хочется думать, что просто собирались побаловать своих лошадок.
С утра никаких заседаний, идем знакомиться с окрестностями. Ослик чешется о придорожный столб. Через дорогубезлюдный отель с небольшим парком, тоже безлюдным. У парка свое выражение лицаизо всех сил старается выглядеть культурным объектом. Скучает без воды бассейн, облицованный кафелем с греческими меандрамина дне сухие листья, шишки, сор. Торчат голубые елки, вдоль арыка с мутно-бирюзовой водой рдеют кусты роз, плакучие ивы свисают в поток, скамейки-качели увиты диким виноградом. Красным песком засыпаны пустые теннисные корты. В центре странное сооружениесинее мозаичное яйцо в два человеческих роста, разрисованное знаками зодиакадань общекультурным стереотипам. Но где же национальный колорит? Интересно, у киргизов существует своя космология? Или это и есть их космическое яйцо? Спросить не у кого.
Над арыком крытая беседка на столбахотдыхать над прохладным ручьем в жару, наверное. Через пару дней наблюдаю из отеляв беседке степенно прохаживаются мужчины в черных костюмах, а среди них хрупкая принцесса в чем-то длинном нежно-желтом. Оказалось, китайский посол с супругой и гостями, пикник у них.
Проходим парк насквозьа там шум, там речка мчится по камням, то разделяясь на струи, то сплетаясь, и когда стоишь на мостуледниковой стужей веет от голубовато-серой непрозрачной воды. Не речкапоток, в мужском роде. Это на русской равнине речки, а здеськипящий ледяной богатырь. (Неужели так и буду всю жизнь влюбляться в географические объекты?)
Через мостместные варианты шести соток. Ступенчатые садики лепятся к выпуклостям рельефа, стены из речных валунов, заборы из подручных материаловспинок кроватей, арматуры, проволоки, рельсов. Совсем недавно в окне подмосковной электрички мелькали такие же коряво огороженные участки, ныне пережеванные неумолимым прогрессом. Пенится поток, вылизывая до глянца каменные глыбы. Как безупречно прекрасны вода, камни, небокак жалко и отвратительно ржавое искореженное железо!
Людей в проулках нетвидимо, сюда труженики приезжают только на выходные. Всех будто сдуло таинственным ветром, и теперь воцарилось безветрие, пронизанное чувством опасности, как у Стивена Кинга. На одном участке вижу женщину со шлангом. Прошу разрешения посмотреть местные розы, но хозяйка не расположена общаться, несмотря на все комплименты розарию. Русская, с седой завивкойпочему-то кажется, что бывшая библиотекаршано гримаса выражает подозрительность и желание, чтобы чужаки быстрей отсюда свалили. Мы ей пришельцы, мы из отеля, как из инопланетного корабля. Почти ксенофобия.
Какая-то странная цепкость зрения. Ау, я не во сне? Еще вчера была Москва. Но во сне все дрожало бы многослойно и объемно, как в толще воды, а здесь резкая отчетливость всего, от муравья до дальних гор. Можно потрогать шершавую стену или уколоть шипом палецубедиться в материальности. Поднимаемся на каменистую гривку. Под нами садики, нижекрасная крыша нашего шале, а посмотреть вверхна склоне дрожит мираж призрачного города с миниатюрными дворцами, куполами и полумесяцамиместное кладбище. Бежит по гривке грунтовая дорога, втягиваясь в соседнюю долинуа там, в перспективе, зеленые склоны становятся все голубее и все теснее, и взгляд упирается в дикий, ослепительно снежный пик.
Субкультура
А вот и земной рай. Научная сейсмологическая станция РАН около Бишкекаединственная, сохранившаяся за пределами России (такая же в таджикском Гарме была разгромлена в ходе столкновений). Лет десять назад здесь возник Международный научно-исследовательский центр.
Станцияна высоте 1700 метров, тридцать лет назад здесь был лысоватый холм, для киргизских овечек. Теперьнаучные и жилые здания. Сотрудники посадили деревья, развели цветы, вымостили дорожки, разбили паркстало похоже на курортную зону.
Про людей особо. Если наукаэто своя субкультура, то комплекс наук о землесубкультура еще более специфическая. Ух, какие кадры! Фанатическая увлеченность, неиссякаемый оптимизм, отсутствие патологической депрессии и эмоциональное здоровье. Люди занимаются настоящим делом! Вот она, реальная метафизика счастья!
Пока Петька общается с коллегами и готовится к докладу, брожу с фотоаппаратом по задворкам территории, проникаясь ощущением места. Какие-то строения, между ними снуют люди, занятые деломтут автопарк, там тащат баллоны для газосварки, здесь тарахтит движок. Пытаясь найти площадку для съемки, проламываясь через заросли каких-то тростников, оказываюсь на краювнизу серпантин автомобильной дороги, еще ниже петляет по дну долины голубым шнуром, на противоположном склонеоранжевые обрывы, овраги и урочища, за ними острые хребты, как штормовые волны, вздыбленная орогенезом суша с вечными снегами на горизонте. Косматые рваные облака мечутся в небе, волоча по земле хвосты синих теней, отчего панорама горной страны дробится на осколки, вспыхивая дополнительными деталями и объемами.
дух захватило.
Почему мы так смотреть сверхус гор, башен, верхних этажей? Что-то распахивается, раскрывается, что-то освобождается, мы думаем и чувствуем уже иначе. А когда спускгорное ущелье, или тесная улица, или узкий коридормы сворачиваемся, поджимаем ноги, эмбриономи кто мы тогда? Или каморка, будка, чулан, тюремная камера, больничная палата. Клочок неба в зарешеченном окне не спасаетникакого объема, просто синий лоскут, ему не хватает линии горизонта, чтобы стать трехмерным. Говорил же Айтматов: «Если правда, что душа после смерти переселяется во что-то хотелось бы мне превратиться в , чтобы летать и глядеть не наглядеться с высоты на землю свою». В те дни Киргизия прощалась с Айтматовым. Как он и хотел, его похоронили по мусульманскому обряду недалеко от Бишкека, в мемориальном музее «», рядом с могилой отца и еще ста тридцати семи человек разных национальностей, расстрелянных в годы репрессий.
Вспомнила, как однажды в Киеве меня пригласили в гостив знаменитый «Замок Ричарда», на откосе над Андреевским спуском. В те времена он был еще жилым домом. Нас ждала самая верхняя, совершенно экстремальная квартиравход не из подъезда, а прямо из воздуха, только пройти по узкому навесному мостику. Вы бы попробовали сделать это зимой! смеялась хозяйка. Восхищало всенестандартная планировка, стеклянный потолок в кухне. Но главноебалкон. Вышла и задохнулась от открывшейся панорамыДнепр сверкал внизу, и далеко-далеко видны были дали.
Видеть такой пейзаж каждое утростановишься совершенно другим человеком!
Именно поэтому я и переехала. Провернула дико сложный обмен и теперьздесь.
У нее за спиной осталась какая-то травмаразвод или что-то вроде, я не стала любопытствовать. Понятно, что это была ранозаживляющая квартира.
И здесьв том же духе.
Выдираясь из зарослей обратно, натыкаюсь на тетку в сатиновом рабочем халате, с метлой. Сказать, что смотрит недоуменноэто ничего не сказать, поэтому я начинаю почти оправдываться.
Красота у вас тут! Не оторвешься!
Понимаю, усмехается. Я один раз пыталась уехать. Вышла на пенсию, решилавернусь в Россию. Год без гор выдержалаи назад.
И опять думаю: видеть это каждый деньвот вам и другой менталитет!
Я не только про сатиновую тетку, я про всю прекрасную Киргизию.
Прекрасная Киргизия
Мы забыли, что природане только фон жизни нашей, а силовое поле, которое сгущает человеческую суть, дает энергию и просветляет. Экзистенциальный культуролог Георгий называл природу мистической субстанцией. Ее нельзя включить-выключить, она постоянна как формирующий нацию фактор. Природа разнаяи народы разные.
И как же прекрасно выразился : «возлюбленная непохожесть»!
Только тем здесь и занимаюсь, что этой непохожести внимаю. Отправляюсь исследоватьущелье. Табун рыжих коней в лоб штурмует крутой склон, поднимает тучу пыликрасивые животные, пружинные сгустки энергии. Возможно, это в них киргизский национальный дух. А возможно, в неведомых цветахсотни белых султанов дрожат на длинных стеблях, пронзив суровую каменистую почву. Потом уже в справочнике нашлаэремурус.
Дорога вьется по склону, а внизу, в долине, меж беспорядочно расставленных юрт медленно бредут две маленькие фигурки, старик с палочкой и старушка в национальной одежде. Едва переставляют ноги, поддерживая друг друга, и нежно-розовый шелк на ней кажется невероятно трогательным.
Разгадку народа всегда пытаюсь искать именно в женщинахони связаны с природой первобытной дремучей силой. У оседлых азиатов все понятносиди на женской половине дома и не вылезай, чтобы не попасться на глаза чужим мужчинам, отсюда все эти , паранджи и прочие маскировочные средства. А вот женщина на коне не может носить паранджуэто крайне неудобно. Кроме того, в юрте нет никакой женской половины. Суровый кочевой быт приучает к труду совместному и нелегкому, а привычка ездить верхомк вольнолюбию и непокорности. Внутренне, по крайней мере, должно быть така внешне оно может выглядеть и по-другому. Есть степные, «горизонтальные» варианты кочевницказашки, монголки, бедуинки, а здесь добавляется еще и вертикальная составляющаядочери гор.
Тянь-шаньская горная страна, как все современные области орогенеза, буквально горит под ногами. Плакаты на симпозиуме изображают разбитую на блоки земную кору, испещренную стрелкамивидно, что здесь каждый блок не только движется, но и вращается. Представьте, что вы сидите на битой тарелке, которую кто-то толкает снизу, да еще крутит. Еще одна специфическая грань менталитетафатализмдолжна вырабатываться, когда в любую минуту может тряхнуть, да как! Кстати, юртаидеальный в этом смысле вариант, дом не рухнет, и хозяев не . Зато могут камни, селевые потоки и прочие конвульсии окружающей среды.
Давешний академик рассказывал, как летел на вертолете во время землетрясениявидел поверхность земли, ходившую волнами, сиреневое свечение и похожие на молнии электрические разряды: пьезоэлектрический эффект кварцсодержащих пород или ионизированный газ, выходящий по разломам. Мало трясучкиеще и высокое напряжение! И вот такая земля у народа под ногами. Веками ходят-бродят силовые потоки, завязываются в узлы. Нынче если произносишь слова «энергия» или «поле», тут же набегают бравые гуманитарии и записывают тебя в мракобесы-эзотерики. Хотя полереальность, всего-навсего одна из форм материи.
Суммируем исходные данные: наэлектризованная земля, горный ультрафиолет, радиоактивность, жесткий континентальный климат, перепады высотвычисляем национальный характер. Должен быть как кремень.
А на видмилые, доброжелательные люди. Немного робкие, даже застенчивые. И угостить всегдаправда, с национальными блюдами мне не шибко повезло. Гуляем с Петькой по дороге, а ветер страшный, с ног валит, пыль закручивает столбами. На обочине потрепанный «», на капотепарусит,камнями, бутылки-стаканчики, и местные жители, сильно стесняясь, приглашают выпить с ними водки за русско-киргизскую дружбу. Это работники нашего кафе, и они нас узнали, и русских ну прямо так любятсловом, почему бы и нет? Один нюансв качестве закуски на стоит одно-единственное блюдце с , и меня упрашивают закусить местным деликатесомкурдючным салом. Беру кусочек и Момент был в некотором роде политическимвыплюнуть субстанцию было так же неприлично, как запятнать межнациональную смычку. Пока киргизы доброжелательно глазели мне в рот, Петька незаметно выплюнулв кусты. Весь последующий день я жестоко страдалааптек на обозримом расстоянии тоже не оказалось, верный друг испуганно отпаивал меня чаем. Так что пробовать и прочие местные яства уже не хотелось. И как они только усваивают эту гадость? Видимо, не только менталитет бывает национальным, кишечная микрофлора тоже.
Еще из забавногов ущелье попалось кафе, и захотелось культурно посидеть. Пиво принес плечистый высокий красавец Алмаз. Разговорилисьгордо объявил, что работает здесь только летом, а зимой предпочитает в Москве, в итальянском ресторане.
Почему в ? поразились мы.
Да он только считается итальянским, а на самом деле хозяинкиргиз! Наш, местный.
Москва все слопает.
Нас повезли на Иссык-Куль, на геологические экскурсии. Упиваюсь геологическими картами, формами выветривания, сдвигами, зеркалами скольжения и просто дикой вздыбленной красотой. Смотрю с серых и оранжевых склонов Чу, как зеленая вода, пенясь, влечет стайку разноцветных любителей . Пью вкуснейший чай в придорожном кафе, похожем на советскую столовку. войлочные узоры юрт, возле которых продаются и , а потом вяленая рыба, и рыбы становится все большеи чувствуется, что озеро близко.
Несколько километров пылим по окаймленной далекими горами равнинегигантской свалке, где под ветром трепещут миллионы полиэтиленовых клочковкак же люди все умеют загадить! Снова и снова кладбищаскопления игрушечных восточных дворцов с башенками и полумесяцами на шпилях. Иногда это лишь фасады, за которыми ничего нету тех, кто . Разнообразие форм, фантомы несуществующих городов настоящих. В Киргизии нет национальной архитектуры, это народ кочевников. В современных поселкахуныло сляпанные бетонные или саманные хибары, с вывесками «Интернет» или «Европейская кухня». И железо, ржавое железо. А вот кладбищао, фата-моргана!
За спиной остался Балыкчи Рыбачье. А заозерный Пржевальск теперь называется Каракол. История слизнула русские названияк чему они нерусскому ландшафту? Огибаем Иссык-Куль с юга. Грубые, пестрые, диковатые краски. Прибрежная равнина покрыта глинамизелеными, малиновыми, серыми, изгрызена следами водных потоков, проточивших в рыхлом делювии крутые каньоны.
Автобус вползает на перевал, вокруг мрачно и каменистощебенка, валуны, на них пустынный загар, черный с металлическим блеском. Нас выпускают полюбопытствоватьможно рассмотреть мелкую цепкую флору, а можно влезть на холм и сфотографироваться на фоне гипсового снежного барса с отбитым носом.
У озера ярче, пестреена песке кисти лиловых цветов, оранжевые ягоды эфедры, за ними нереально синеет вода. С юга цепи горнижняя бурая, над ней сине-зеленая, выше всех фиолетовая с вечными снегами.
Местечко называется .
Пустая гостиница задумана как курортс гор течет целебная вода, и на первом этаже можно принять радоновую ванну за смешную цену. Впрочем, та же вода и в номерепахнет, как нарзан, а раковина и душ основательно густой ржавчиной. Поболтав с девушками на , узнаю, что жизнь грустная, работы нет, им чудом удалось пристроиться в гостиницу, но постояльцев тоже нетдорого, поэтому все боятся увольнения. Раньше в нескольких километрах, у подножия хребта, действовал урановый рудник, но теперь рудничный поселок покинутпустые пятиэтажки с выбитыми стеклами. Были попытки занять население какой-то ерундой вроде производства шариковых ручек, но не сложилось, теперь все разъехалиськто в Москву, кто в Новосибирск. В основномдворниками. На бывшем руднике хранятся радиоактивные отходы, поэтому местность сильно «», и гулять в ту сторону не советуют, хотя ущелье очень живописное.