Воспоминания о прежней жизни налетели, словно саранча. Каждое здание здесь о чем-то ей напоминало. Место, где раньше стоял дом, в котором последние пять лет жил отец, было совсем недалеко; Франка невольно замедлила шаги. Она вспомнила о том, кто лежал у нее в доме. Он ведь один из них, он служит коалиции, совершившей это преступление. Если бы она могла позволить себе забыть!
Франка подошла к магазину.
Немецкий народ уже почувствовал невзгоды войны. В первые ее дни прилавки в магазинах были столь же полны, как и до начала военных действий, однако весной сорок второго года начали вводить серьезные ограничения, и некоторые товары повседневного спроса стали роскошью.
От запаха свежего хлеба у Франки заурчало в животе. Она запаслась хлебом, сыром, вяленым мясом. На обратном пути предстояло идти в гору, поэтому пришлось обойтись без тяжелых продуктовнапример, супа в жестяных банках, который позволил ей так долго протянуть в лесном домике. Набрав столько еды, сколько позволяли продовольственные карточки, Франка подошла к прилавкурасплатиться деньгами, оставшимися от отца.
Ей вспомнилось, как поверенный читал завещание. Он знал, что Франка сидела в тюрьме, и, хотя он ничего об этом не сказал, видимо, знал и почему. В глазах его читалось осуждение.
Когда Франка закончила покупки, было почти два часа. Отправляться в обратный путь на голодный желудок не стоило. У нее в запасе остались карточки, чтобы позавтракать, и как раз неподалеку имелось подходящее место.
В кафе стоял шумный говор и было накурено. В углу несколько солдат пили пиво и веселились. Франка села от них подальше и попросила себе шницель с картошкой и кофе. Минут через пять заказ принесли. Еда была восхитительная, и Франка расправилась с ней на одном дыхании. Из-за соседнего столика встал и ушел посетитель, оставив газету, теперь было за что спрятаться. Она взяла ее и развернула, загородилась ото всех. Сплошные статьи про великого фюрера и отважных солдат, которые сражаются в России за будущее Германии. Франка скоро бросила читать, просто смотрела в газету. Она задумалась о пути домой, о незнакомце, ждавшем ее там, и тут раздался голос:
Франка Гербер?
Внутри у нее похолодело. Она опустила газету. В глаза бросилась черная гестаповская форма, а над ней лицо, которое Франка надеялась никогда больше не видеть. Даниэль Беркель.
Он сложил карты, компас, запасную одежду и документы обратно в рюкзаквсе, как было, и сидел на полу рядом с ним. До передней дверишагов десять, до задней и того меньше. Из-под нее пробивалось белое снежное свечение дня. Одежда на нем никак не для улицы, а на сломанных ногах далеко не уйти. Правда, которую он с таким упрямством не желал признавать, развернулась во всей красе: не имея оружия, он целиком зависит от милости Франки Гербер или кто она там. Наверное, она говорит правду, и они находятся в горах. Или же нет. Переставляя ладони по полу, он кое-как подтащил себя к двери. Просто выглянуть из дверей можно и в пижаме. Опершись на левую ладонь, правой дотянулся до ручки. Рывком открыл дверь. Белое сияние залило глаза. Холод впился в голую грудь, а в ноги словно всадили ножи. Дверь выходила на площадку с дровами. А за ней густо стояли заснеженные деревья. Проклятие! Ничего больше не видно!
Он закрыл дверь. Прежде чем ползти обратно, перевел дыхание. От огня шел жар, и ему захотелось посидеть у камина.
Даже если город недалеко, это ничего не меняет. Как туда дойти на сломанных ногах? И доберись он туда живым, что до смешного неправдоподобно, его сразу же поместят в больницу. Тут и конеци ему, и заданию. Только, скорее всего, он замерзнет еще по дорогечто с ним уже и случилось бы, не подбери его эта девица. Возможно, она не лжет, и бояться не нужно. Каковы шансы наткнуться на сочувствующего в стране, полной фанатиков? Доводилось ему смотреть документальные фильмы, где огромные толпы встречали овациями каждое слово Гитлера, махали флагами, били в барабаны. Казалось, всему народу промыли мозги, чтобы он видел в нацизме новую религию. Почему же еще немцы творят на оккупированных землях такие страшные дела? Как иначе смогли бы они создать столь беспощадную организацию, как гестапо? Инструктор в разведшколе говорил: «Не доверяйте никому». Еще говорил, что хороший немецмертвый немец. Курсанты смеялись, но в его словах не усомнились. Все думали так же.
Увиденное за домом ни о чем не говорит. Следует удостовериться. Часы в прихожей пробили десять. Он двинулся вперед, переставляя руки и не обращая внимания на боль в ногах. Добрался до передней двери, повернул ручку, отполз в сторону, давая ей открыться. Его опять ослепило белое сияние. Неподалеку утопала в снегу машина.
Опираясь на пальцы, он приподнялся как можно выше. Насколько хватало глаз, кругом были одни деревья и снег. Никаких дорог. Никаких звуков. Никаких признаков жизни.
Он закрыл дверь и двинулся в обратный путь. Когда вернется хозяйка, нужно быть на месте. Незачем ей знать, что он вставал, болтался по дому. У столика под часами он помедлил. Скорее наугад, чем осмысленно, потянул на себя ящик. Раздался металлический звук, который ни с чем не спутаешь. Рука нащупала пистолет. Теперь порядок. Пусть приходятхоть кого-то из них он прихватит с собой.
Приятно тебя видеть. Стала еще красивей. Сколько лет прошло, Франка?
Она уставилась на череп на его фуражке. Впрочем, Даниэль сразу ее снял и держал под мышкой.
Спасибо. Много лет, герр Беркель. Четыре?
Мы не виделись с самого твоего переезда в Мюнхен. Присяду на минутку, не возражаешь?
Он сел напротив.
Конечно, садись. Как будто у нее был выбор.
И, пожалуйста, называй меня по имени. Не нужно официальности, пусть я и при погонах. Мы же с тобой старые друзья, просто хочу узнать, как у тебя дела. Закурить можно?
Он протянул сигарету и Франке. Она уже несколько лет не курила, но взяла. Беркель сначала поднес зажигалку ей, потом закурил сам. Теперь их разделяло светлое облачко дыма. Франка откинулась назад и попыталась успокоиться.
Что привело тебя во Фрайбург?
Приехала на могилу отца и ознакомиться с завещанием.
Да, точно, я видел его имя в списках погибших после последней бомбардировки. Сочувствую. Эти скоты не думают о том, сколько губят мирных граждан. С нетерпением жду дня, когда мы отомстим за смерть твоего отца и сотен тысяч других немцев, убитых союзниками.
Франка начала тихонько дрожать.
Я тоже, Даниэль.
Беркель, казалось, поверил.
Очень сожалею о том, что с тобой случилось.
Он затянулся. Франка растерянно молчала.
Я слышал о мюнхенских событиях.
Она хотела спросить, откуда, но сообразила: он, видимо, здесь все про всех знает.
Скверно, что ты попала под влияние подлых предателей рейха.
У Франки сжалось сердце. Ганс был настоящий человек, такой, каким Даниэлю и прочим нацистам никогда не стать. Она отчаянно пыталась прогнать страх, казаться спокойной.
Спасибо за сочувствие, Даниэль.
К счастью, судья учел, что ты, как женщина, нуждаешься в снисхождении. Из-за своей доверчивости ты легче поддаешься пропаганде и бессовестной лжи подобных ублюдков. Жалею, что тебе пришлось через такое пройти. Ужасно, наверное, было. Не все понимают, но национал-социалисты хотят немецкому народу самой лучшей участи.
Франка молчала. По его серьезному лицу она видела: Даниэль искренне верит в то, что говорит.
Я рад, что ты не попала на гильотину, как другие предатели. У тебя есть будущеестанешь женой и матерью, станешь рожать сыновей, которые послужат рейху.
Даниэль докурил и воткнул окурок в стоявшую на столе пепельницу. Франка затянулась раза три, не больше.
Он подался вперед.
Я уверен, ты усвоила урок.
Конечно, я тогда сглупила. Нужно было сразу на негодяев донести, но я боялась.
Франка сделала глубокий вдох, пытаясь унять боль, вызванную этими словами.
К столику подошла какая-то пожилая женщина. Беркель встал и поздоровался.
Герр Беркель, рада вас видеть.
И вас, фрау Гойч. Прекрасно выглядите.
Я так вам благодарна Женщина протянула ему пакет. Это вам и вашей семье.
Нет-нет, я не могу
Передайте мальчикам. За то, что вы для нас сделали.
Беркель взял пакет.
Благодарю. Я поздравлю их от вас с Рождеством.
Благослови вас Господь, герр Беркель, сказала она и на прощание добавила:Хайль Гитлер!
Хайль Гитлер, ответил Беркель, сел и извинился перед Франкой.
Кто это?
Старинная знакомая нашей семьи, попала в беду. Я с удовольствием помог. Жаль, что тебе не смог помочь, что ты не пришла ко мне, когда тобой пытались манипулировать предатели.
Наверное, был бы там, пришла бы.
Рад слышать. Судья принял правильное решение. Пора тебе жить дальше. Ты уже подумала, как отблагодаришь рейх? Медсестры нужны везде, особенно теперь, когда наши отважные воины в России каждый день получают раны на поле боя.
Я об этом думала, но я всего три недели как вышла из тюрьмы. Мне нужно время. Вероятно, после Рождества.
Понимаю. А где будешь встречать Рождество?
В Мюнхене. Я живу там. Сюда приехала на несколько дней.
И лыжи с собой взяла? спросил он, глядя на пол возле стола.
Франка вдруг вспомнила: в рюкзаке у нее морфий, бинты, гипс. Если Беркель это увидитей конец.
Дом, где жил папа, разбомбили. Я остановилась в нашем старом домике в горах. Не думала, что меня там занесет.
Да уж, погодканечто. Говоришь, к Рождеству вернешься в Мюнхен? Осталось всего-то девять дней.
Не хочу встречать праздник одна в старом домишке. Вернусь как можно скорее.
Помню я тот домик. Мы там неплохо повеселились.
Франка едва не вздрогнула, вспомнив выходные, которые они проводили вместе. Те времена, когда Даниэль был главой местного отделения гитлерюгенда, словно относились к другой эпохе. Почти все девочки ей завидовали. Что ж, пусть забирают. У него на пальце поблескивало обручальное кольцо.
Ты женат?
Уже четыре года. Хельгу Даговер помнишь?
Конечно.
У нас два сынаБастиан и Юрген.
Мои поздравления.
Настоящие арийские дети, как раз такие, какие нужны родине. Конечно, когда они вырастут, война кончится, и они будут пожинать плоды наших усилий.
Франка не ответила. Ею овладело такое отчаянное желание бежать, скрыться, что едва хватило сил усидеть на месте.
Хочешь, фотографию покажу?
Конечно.
Беркель достал из кармана бумажник, вынул фотографию. Лицо у него потеплелотаким его Франка еще не видела.
Скажи ведь, красавчики?
Да.
Ужасно их люблю. Плохо в моей работе то, что приходится мало бывать с семьей, но они всегда в моем сердце.
Беркель убрал фотографию в бумажник и достал из кармана серебряный портсигар. На нем были какие-то чужие инициалы. Он опять предложил сигарету; Франка отказалась. Уже много лет она не курила, и первая сигарета лишь усилила тошноту, которая то и дело в ней поднималась.
Беркель закурил, откинулся назад. Франка опять вспомнила о человеке в лесном домике.
А ты так и не вышла замуж?
Не вышла.
Тебе сейчас двадцать шесть? У тебя есть все. Ты же не захочешь окончить свои дни старой девой? Время для деторождения уходит. Когда юность отцвела, ее уже не вернуть.
Я помню, сколько мне лет, Даниэль.
Я ничего такого не хотел сказать. Не хотел тебя обидеть. Ты даже красивей, чем раньше.
Да все в порядке, Даниэль, спасибо тебе еще раз. Франка не могла заставить себя смотреть ему в глаза.
Ты уже подростком была очень хорошенькая. Даниэль откинулся назад, завел руки за голову. Да, как сейчас помню. Мне все мальчишки завидовали. Моя девушкасамая красивая во Фрайбурге. А ясамый счастливый парень. Что же у нас случилось? Ты так и не объяснила. Просто бросила меня.
Я увидела, кто ты на самом деле. Поняла, во что тебя превратили.
Франка не зналапритворяется ли он, хочет проверить ее искренность, или в самом деле не догадывается? До сих пор ничего не понял? Они расстались в тридцать шестом, когда ей было девятнадцать. Даниэль делал попытки ее вернуть, а она, хотя твердо отказалась с ним встречаться, старалась не отталкивать молодого человека слишком резкобоялась его растущей власти и влияния, как сотрудника гестапо.
В 1938 году в Ночь разбитых витрин, когда на улицах Фрайбурга и всех других городов Германии сверкали осколки стеклаот витрин магазинов, принадлежавших евреям, а в ночном небе вставало зарево горящих синагог, Даниэль был среди погромщиков. В этой бойне государственного масштаба, государством же организованной, погибли тысячи людей, и Беркель оказался в числе вожаков; он и прочие негодяи вышвыривали из домов торговцев-евреев и жестоко их избивали. Та ночь открыла Франке глаза на то, чего добиваются для Германии нацисты. Она пересмотрела свои взгляды. Уехала из Фрайбургав основном чтобы не встречаться больше с Даниэлем. Даже с Фреди ради этого рассталась.
Теперь-то все в прошлом, сказала она. А зачем нам цепляться за прошлое, когда у германского народа такое прекрасное будущее?
Беркель улыбался, но взгляд у него потемнел. Он сделал затяжку и продолжил:
Разве тебе есть что скрывать? Расскажи мне все, и оставим прошлое позади, начнем сначалакак друзья. Если поселишься во Фрайбурге
Я не буду жить во Фрайбурге, уеду в Мюнхен, как только очистятся дороги.
Беркель опять затянулся. Подошла официантка, и он заказал пива. Франка уже места себе не находила.
Ты кого-то встретила?
Не в том дело. Мы с тобой были почти дети. Потом выросли, изменились.
Многие из моих коллегхорошие, верные ребята, преданные нашей стране и делу рейха, в таком возрасте завели семью. А некоторые и раньше, и уже детей имели.
Ну а нам иное выпало.
Официантка принесла пивоза счет заведения, как обычно для гестаповцев. Беркель даже не поблагодарил; он подался вперед, внимательно глядя на Франку.
А еще я слышал, у тебя была в Мюнхене интрижка с тем, с главным предателем. Вот какого отца ты нашла для своих детей?
Он пачкал память Ганса уже тем, что посмел о нем говорить. Франка с такой силой сжала под столом кулаки, что из-под ногтей чуть не брызнула кровь.
Эта часть моей жизни позади. Она едва сдерживала слезы. Не станет она перед ним плакать. Умрет, но не заплачет.
Тебе повезло. Будь же благодарна агентам гестапо, схватившим его и остальных. И палачам скажи спасибо. Ты получила самый главный дар, какой может дать человеку государство: свободу. Тебя освободили от диких заблуждений, которые проповедовали эти преступники. И еще у судей хватило великодушия пощадить твою жизнь.
Франку ранило каждое слово. Благодарить судью, ее пощадившего? А ей столько раз хотелось умереть.
Как подумаю, что бывают такие люди, меня прямо тошнит. Слово «люди» он произнес как ругательство. Одно утешает: они получили по заслугам и больше не будут манипулировать доверчивыми.
Они, наверное, хотели как лучше для Германии, едва слышно промолвила Франка.
Беркель покачал головой и отхлебнул добрый глоток пива.
Дурачье наивное. Они чего добивалисьвернуть массовую безработицу и беспорядки на улицах? Да демократиясамая страшная из бед, выпавших на долю Германии! Фюрер избавил нас от ярма Версальского договора, приструнил пацифистов, из-за которых мы проиграли войну в восемнадцатом году, он вернул нам наше место среди величайших наций мира!
Франка поборола желание спросить, почему же он не идет сражаться на фронт, если разделяет эту идеологию. Гестапо стоит выше любых правил и законов. Беркель запросто может отвести ее сейчас в ближайшее отделение, и все, спрашивать никто не будет. Исчез еще один враг государства. Теперь ее жизнь целиком зависит от прихоти человека, которому она когда-то разбила сердце.
Ты прав. И я благодарна за избавление. Главари заставляли меня ходить на собрания. Называли это патриотизмом.
Патриотизм наоборот. Рад слышать, что они не совсем тебя заморочили. К счастью, ты получила шанс исправить свои ошибки.
Даниэль, было приятно с тобой поболтать, но мне и вправду пора. Нужно дойти до дома засветло.
Прежде чем ответить, Беркель еще раз пристально посмотрел на Франку.
Конечно. В темноте такая дорога крайне опасна. Не хочу тебя задерживать.
Именно. Так что извини. Она поднялась.
Беркель смотрел на нее, не двигаясь.
Погоди, кругом ведь заносы. Потому-то ты на лыжах.