Ну ясновеликолепно!заскрипел он.Видел я, как великолепно... был у тебя! Мебель типа смирение паче гордости.
Нутакая же мода как раз!Я оглядел его кабинет.
По-прежнему, значит, считаешь все, что происходит с тобой, колоссальным достижением своего ума?
Нуясное дело!Я оживился.
Ну что ж, правильно!Он солидно, по-профессорски уже, запыхтел трубочкой, кивнул.Я говорил на последней конференции, что сейчас в литературе время нарциссов.Он показал на какой-то сброшюрованный отчет.
Нарциссов?
Нусчитающих себя самыми великолепными.
А-а-а...
Ну хорошодавай текст,холодно произнес он, протягивая руку.
Текст?
Текст.
Какой текст?
Текст твоей завтрашней лекции!
А-а-а... завтрашней лекции... а зачем?
Студенты должны ознакомиться с ней... чтобы подготовить... свои возражения.Он плотоядно улыбнулся.
Ну... на.Я вытащил из-за пазухи несколько листков, напечатанных на машинке.
Он раскурил трубочку, напустил дыма, накинул на тоненький носик огромные очки, стал внимательно прочитывать листок за листком, потом вернулся к началу, включил компьютер, стал настукивать на экран букву за буквой.
Ну как?взволнованно проговорил я.
Вполне приличный текст,сухо и отрывисто произнес он.
Ну, слава богу!Я откинулся на спинку кресла.
Подожди, слава богу скажешь в конце!с угрозой проговорил он.
Он долго молча стучаля весь извертелся,потом замедлил стук.
Как это прикажешь понимать: Гротеск является кратчайшим путем от страдания к его противоположности? К чьей противоположностистрадания или гротеска?
Страдания, ясное дело!
Пример?строго проговорил он.
Ну... например... сижу я дома... Полный завал! Абсолютный! И у жены, и у дочериполный ужас! И вдруграздается резкий звонок в дверь, входит незнакомая волевая женщина, молча проходит в комнату, откидывает одеяла и начинает срывать с постелей наволочки, простыни, пододеяльники. Простите, но в чем дело?робко пытаюсь у нее спросить. Дело в том, что я по ошибке выдала вам чужое белье!А... где наше, позвольте узнать?Понятия не имею!гордо говорит. С огромным комом нашего белья идет к двери. Откройте, пожалуйста!высокомерно приказывает. И вдруг все мы чувствуем, что нас вместо предполагаемых рыданий душит смех. Секундаи все мы не выдерживаем, радостно хохочем! Женщина презрительно смотрит на нас: Таким идиотам, как вы, вообще не надо белья выдавать! Уходит. А мы не можем остановиться!.. Понятно? Страдание, неимоверно разрастаясь, не имея эстетического вкуса, перевешивает само себя, грохается в лужу. Плюс еще одна бедаи страдание переходит в хохот. Меняет полюсность. Вот так вот... Умно?
Гага молча кивнул и, снова повернувшись к клавишам, продолжал стучать.
Так... а этоВсе проблемы возникают из-за ошибок? Не слишком ли высокомерно?
Нормально!
Гага застучал.
Така это что за литературный прием у тебя: ...Газета гналась за грузовикомвидно, что-то хотела ему сообщить? Не знаешь?
Не знаю.
Ну ладно... тебе завтра объяснят!с угрозой произнес он и снова застучал.
Наконец он допечатал, долго сидел сгорбившись, вдумчиво попыхивая трубочкой,я даже извелся.
Ну, так и что?Он поднял пытливые глаза.По-прежнему, значит, отрицаешь социальность в литературе?
Ну... примерно, да!
Напрасно! Это сейчас очень модно! Большой бум!
Знаю, ну и что? Как-то стыдно, понимаешь, говорить то, что все уже говорят. Разрешенная смелость! То, что общеизвестно,то уже неверно! Слыхал?! Смелый писательэто тот, кто смело говорит людям то, что они и сами давно знают. Это уже мое... Вот как, скажем, принято сейчас: ругай милицию, всяких администраторов... и все в порядке будет у тебя. А мне почему-то стыдно! Понимаюотличнейший момент, бешеную карьеру можно сделать, именно, наверно, поэтомуне могу! Недавно иду по одной площади, ну, там толковище, как сейчас везде... И по тротуару мимо меня идет мильтон с рацией в руке. И что, ты думаешь, он в эту рацию бубнит? Внимание, внимание!.. Купил расческу, следую домой!.. Внимание, внимание! Купил расческу, следую домой!
Та-ак! А может, это шифр какой-нибудь?усомнился Гага.
Да нет, не думаю. Закончил связьвытащил из кармана расческу, некоторое время любовался ею, начал причесываться.
Ну ясно.Гага помолчал.А потом этот же мильтон дубинкой тебя жахнет по башкебудешь знать!
Тов другой уже момент! Или, скажем: недавно прорывались мы в ресторан, ну как всегдас унижениями, страданиями, прорвались наконец. Игардеробщика теперь нет! Минут двадцать ждали его! И вот появляетсяседой старичок, утирает губы... ясное дело, видит нас... Но, как бы не видя нас, перекладывая какие-то тряпочкиПоку-шали, поку-шали!напевает как бы про себя. То есть как бы извиняется, нопросит его понять... Колоссально понравилось! Вот что слышать надо... что давно уже никто не слышит. А классово подходить... Хватит! Подходили уже!Я разволновался.
Нуа как же надо подходить?
Художественно!ответил я.
Гага удовлетворенно кивнулвидно, это совпало и с его соображениями, но все же подколол:
Не хочешь, значит? Ну-ну, смотри! А то тут недавно был один из вашихтак тот все нес. Жирно, слоями! Немало капусты нарубил! Купил джинсы, джип, джус... что-то там еще. Компьютер, машинку, стиральную машину... Самолет еле взлетел!
Но ведь страшно же на таком самолете!
Ну, ну... смотри! Ладнокак ты работаешь, это я своим балбесам более-менее объяснил. А вот как ты живешьбудут вопросы. Писать как угодно можносвобода творчества! А вот как жить хорошовот будет к тебе вопрос.Он откинулся.Как плохо у вас живутэто все понимают, а вот как хорошоэто непонятно.
Рассказать?..
Ну давай...Он снова включил аппаратуру.
Ну...Я сосредоточился.Недавно был я в Москве. На одном крупном, заметь, собрании. Догадываешься?
Догадываюсь.
В гостинице Россия, между прочим, рядом с ЦК!
Поздравляю!
Ну, это не суть. Главноетак сложилось, что на один день всего меня поселили.
И то огромное счастье!
Конечно... Но дело не в этом... Сосед! Номер двухместный, естественно, других не дают.
Естественно,усмехнулся он.
Но я прежде времени духом падать не сталнадо посмотреть. Захожу в номерчеловек еще спит. Раннее утро... Я пока что скромно побрился... Наконец он встает. Я радостно приветствую его. Позавтракали, грубо говоря, разговорилисьмол, то да се... Он о своих проблемах мне рассказал: мол, третий уже месяц в этом номере живет, сильно устал и все никак не может билет к себе домой, обратно в Каракалпакию, достать. Так бы, говорит, еще месяц-другой пожил бы с удовольствием, но надо бы все же хоть какую-то надежду иметьжену увидеть, детей! Ну что же,скромно говорю,постараюсь тебе помочь.
Что-то плохо себе представляю, как ты скромно говоришь!встрял Гага.
Ну, неважно,скромно продолжил я.Корочесел за телефон, позвонил кое-куда, говорю ему: Есть тебе билет! Радостно вскинулся: Через месяц?Почему же через месяц?говорю.На сегодня билет! Сначала он, конечно, зубами заскрипел. Потом образумился: Ну, спасибо тебе! Большое дело ты сделалсемью спас! Что я должен сделать для тебя?!Что значитдолжен?говорю.Ничего ты не должен! Садись, поезжай!.. У тебя, кстати, за сегодня заплачено?За сегодня,говорит, как раз заплачено, а что?Можешь ты этим шакалам не говорить, что сегодня съезжаешь?Как?Так. У тебя много вещей?Да какие там вещи!отмахнулся.Одна сумка с бриллиантамии все!А большая,спрашиваю,сумка-то у тебя?Ай, да какая большая, маленькая совсем!Так не можешь ли ты,говорю,небрежно так перекинуть свою маленькую сумочку через плечо, непринужденно выйти из гостиницы, как бы на прогулку, и уехать в аэропорт?Так...взволнованно вытер пот.А разыскивать меня не будут?!За что?!За это!Но у тебя же заплачено за сегодня, а завтраза что же платить, тебя же не будет?! Долго напряженно на меня смотрел, пытался понятьв какую еще авантюру я втягиваю его? Потом понял все, наконец радостно захохотал: Один хочешь остаться?! Понимаю!хлопнул по плечу. Да, надо тут кое-что обдумать,скромно так говорю. Понял!закричал. И пока алмазы свои, раскиданные по всему номеру, собирал, время от времени поглядывал на меня, подмигивал так, что стекла дребезжали. Собрался наконец, подмигнул, палец к губам приложили на цыпочках вышел. Хотел я крикнуть ему, что на цыпочках как раз не стоило выходить, но поленился крикнуть... и обошлось!
Короче!
Ну, а дело все в том, что надо было мне... в этот единственный день... принять в номере моем ровно десять... э-э-э... человек!
Молодец!
Но дело в том, что по новым нашим правилам за номером две тысячи пятьсот шесть, принятым тридцать седьмого мартобря две тысячи первого года, для того, чтобы... э-э-э... гостю в гостиницу пройти, требуется теперь огромнейшее число документов, справок, постановлений. И сидят, радуютсядумают, никто не пройдет! И ошибаются! Звоню первому... э-э-э... человеку... Зайдешь? Радостно говорит: О чем речь?Ну, только захвати,говорю,там документы, постановления...Ну ясно, конечно! Корочечерез пятнадцать минут заходим с... человеком этим в бюро пропусков: мегеры сидят. Штат мегер. А паспорт есть?ехидно спрашивают. Ну конечно же, как же можно без паспорта!А метрика?Ну конечно, конечно!А справка о прививках?Ну разумеется! Как же можно из дома вообще без этой справки выходить?А постановление исполкома?Разумеется! В конце концов, пришлось мегерам выписать-таки пропуск! Минут через сорокснова прихожу: Вотоформите, пожалуйста,ко мне гость.A-а... паспорт есть?Ну разумеется!А...Вот, пожалуйста!А-а-а...Пожалуйста! Короче, все десять... э-э-э... человек ко мне в этот день благополучно прошли... и у каждого, ясно, все справки. Мегеры к концу дня частично поседели.
Ну и к чему ты это рассказал?!
Ну... к тому, что не так уж трудно у нас победить. Сила-то есть!
Да-а... сила у тебя есть!Гага двусмысленно усмехнулся.
Ну, все... А теперьв пивную!вскричал я.
В пивную? Нет! В пивной ресторан!уточнил Гага.
Мы мгновенно промчались через лестнички, коридорчики, выскочили на волю.
На машине?Я рванулся к гаражу.
Нет уж! На автобусе, представь себе!
Нашел чем испугать!
Мы пошли на остановкубелоснежный навес.
Ну... скоро?нетерпеливо сказал я.
Но не успел Гага ответить, как подкатил шикарный автобус, открыл дверцы.
Постой!Я схватил вдруг Гагу за лямочки шортиков.Не поедем на этом!
Автобус вежливо некоторое время ждал, потом сложил свои аккуратные дверцы и уехал.
Ты чтос ума сошел от перенапряжения?!вырвавшись наконец от меня, яростно зашипел Гага.Чем тебе автобус-то не понравился?!
Да понимаешь...Я замялся.Как-то в нем... хорошеньких было мало... Раз уж я с такими трудностями приехал к тебе, то хочется, чтобы в автобусе... были хорошенькие.
Идиот!Гага затряс своими ладошками перед личиком.Хорошеньких ему подавай! Да кто ты такой? Да у нас... министры... не требуют такого! Избалован ты, просто... непонятно чем!Он возмущенно умолк.
Да, согласен... я избалован... но исключительно самим собой,миролюбиво согласился я.
Ну вот,тоже остывая, проговорил Гага, подходя к расписанию,теперь из-за твоего идиотизма торчи здесь... Следующий черт знает когдачерез сорок минут!
Ничего, может, еще раньше придет!бодро сказал я.
Не придет, понимаешьне придет! Здесь страна осмысленная, если написаночерез сорок...сварливо заскрипел он.
Из-за поворота появился автобус... Гага задохнулся от ярости! Вот этот автобус был подходящийхорошеньких полно!
Стоило этому идиоту приехать,ворчал Гага, поднимаясь в салон,как моментально поломал все, даже расписание! Знаешь, ты кто? Говорящая ветчина!
А тыХорь и Калиныч, в одном лице!
Ну все... выходи!он пихнул меня.
Драться, к сожалению, не могуслишком шикарно одет.
Выходи, говорят тебе!Гага выпихнул меня из автобуса.
Жалко.Я поглядел вслед автобусу.Там одна отчаянно клеилась!Я вздохнул.
Уверенона на тебя с испугом смотрела!проговорил он.
Думаешь, как в романсе: Ты с ужасом глядела на меня?
Нет такого романса,сказал Гага.
Мы свернули в какой-то сад.
Куда это мы?возмутился я.Не туда!
Туда-а, туда-а!усмехаясь, произнес он.
И действительно, под раскидистыми пахучими деревьями я разглядел тяжелые, накрытые скатертями столы, могучие стулья. На них сидели люди, пили пиво и ели.
Биргартен... Пивной сад!
Понимаю!воскликнул я.
После короткого разговора, который я частично уже понимал, официант принес много-много разноцветных сегментов сыра на деревянной доске, шершавые соленые палочки в бумажном стаканчике, потомчто-то шипящее на сковороде. Наконец принесли и пиво.
Ну!Мы стукнулись тяжелыми кружками.
Та-ак!радостно проговорил он.Завтра мои ребятушки... орлятушки мои... раскатают твой докладик... по бревнышку!Он сладострастно хлебнул.
Отлично!воскликнул я.
Несли уже седьмую, восьмую закусь!
Потом я уже сидел расслабленно, привольно облокотившись на удобнуюкак раз под мышкуограду сада.
Вот ты говоришь,лениво, уже не зная, к чему придраться, заговорил я....Вот ты говоришь... демократия, Европарламент... А вонстоит прямо посреди улицы полицейскийне скрою, правда, первый, которого вижу за все время,но стоит посреди улицыи останавливает некоторые машины. И документы в них проверяет! Это как?!
Граница, старик,кинув туда спокойный взгляд, равнодушно сказал Гага и тут же пожалел о сказанном.
Граница?!Я вскочил, перегнулся, как мог, через ограду и стал вглядываться туда.С кем?!Я повернулся к Гаге.
Ну, со Швейцарией...неохотно ответил он.Я ж говорил тебетут вся Европа сошлась...
Со Швейцарией?!Я еще больше перевесился через забор. Улица уходила за границу абсолютно спокойно.
Сразу видночеловек оттуда!заворчал Гага.Сколько границ уже пересеки все ему мало, подавай еще одну!
А нельзя?!Я встрепенулся.
Сложно,подумав, проворчал он.
А помнишькак ты ко мне, когда я в Венгрии был, из Австрии прорвался?!
Нуя тогда молодой... к тому же пьяный был.
А сейчас? Слабо?!
Ну все... ты мне надоел!Он со стуком поставил кружку, подозвал официанта, что-то ему сказал. Мы встали.
Что ты ему сказал?
Чтобы пока не убиралскоро вернемся.
Скоро?!
Он не отвечал. Мы быстро, резко сели в автобустут уж я не ерепенился,проехали несколько остановок, абсолютно в другую сторону, потом вдруг сели в вагончик, оказавшийся фуникулером,он поволок нас над обрывами, пропастями.
Куда же так высоко?!
Альпы, старик,отрывисто сообщил он.
Ясно.
Мы вышли на обдуваемой ветром площадке, окруженной со всех сторон пространством. Чуть в стороне стояла деревянная кабинка с двумя как бы подвешенными жесткими сиденьицами ишироко раскинутыми крыльями.
Планер, что ли?дрогнувшим голосом спросил я.
Гага зловеще кивнул. Мы подошли, сели рядом в креслица... Ух!
Старушка-билетерша получила денежки, как-то по-славянски перекрестила нас... и отцепила. Грохот, сотрясение, резкий ветер, потомглухой удар, словно обрывающий жизнь,и небытие: тишина, неподвижность. Я открыл наконец глаза: под моим крылом кораблик внизу, на глади озера, был как игрушечный. Гага, растрепанный и словно надутый воздухом, что-то пел.
Высота?деловито осведомился я.
Метров четыреста,глухо (уши заложило) донеслось до меня.Чтоне любишь?!
Ну почему?! Люблю!
Вон видишь... беленький домик на мысу?Гага, выпростав ручку, показал.Италия, старик!радостно выкрикнул он.
Осень. Коннектикут
Для меня перелет через Атлантику в Америкув первый и, наверное, последний раз в жизнибыл равносилен по волнению перелету через реку вечностиЛету. Предстояла встреча с друзьями, с которыми давно уже простился навсегда, увидеть которых казалось так же невозможно, как исчезнувших с лица земли. Иглавное волнениеот предстоящей встречи с бывшим знакомым, встречаемым то на Литейном, то на Пестеля, который нынче ушел из ранга простых смертных, получил наивысшую в мире литературную награду, и, если раньше был гением только для нас, то теперь ужедля всего мира. Ну как с ним теперь разговаривать? С ним и раньше-то было разговаривать нелегко: его прерывистая, нервная речь, нищая надменность в сочетании с тяжкой стеснительностью заставляли его то дерзить, то краснеть. Уж лучше бы это был незнакомый Гений, Генийи все, Генийи слава Богу, а не тот конкретный и так ощутимый знакомый, рядом с которым прожиты десятилетия ленинградской слякоти, с которым были невыразимо мучительные отношения, тревожныена краю бездныобщения. А как бы ты хотелчтобы гений говорил банальности и общался как все? Нет уж! Соберись! Завтравстреча. Ты тоже не лыком шит!